— Ну хорошо… рыжий. Сначала я скажу то, что я вижу. Либо эта сложная схема была кем-то ему индуцирована, либо… либо он говорит то, что есть на самом деле. В первом случае вы должны будете предоставить мне информацию по максимуму, для того, чтобы я могла продолжать работать. Во втором… моя работа просто лишена смысла. Скажите, ваше с ним присутствие действительно может угрожать чем-то вашей семье?
Скрипач замялся.
— Тут всё немножко сложнее, — произнес он осторожно. — Дело в том, что Ит склонен приписывать многое из происходящего на свой или на мой счет, и…
— И?
— И эти предположения не совсем безосновательны. Черт… Марта, невозможно рассказать всю нашу жизнь в двух словах, — Скрипач прикусил губу. — Я… я не знаю. Иногда мне кажется, что он прав. А иногда — как теперь…
— Хорошо. Попробуем подойти к вопросу с другой стороны, — голос психолога неуловимо изменился. — Я бы хотела услышать ваше мнение. Не его, не общее, а лично ваше.
— Я хочу сохранить семью такой, какой она была до этого момента, — Скрипач опустил голову. — Я не хочу делать то, что требует он. Не хочу никуда уходить, уезжать, бросать кого-то. Да, в нашей жизни было много всякого дерьма, но хорошего было на порядок больше! А он сейчас словно бы видит всё через черные очки, и я не знаю, как переубедить его, как заставить понять, что он не прав, что от такого решения будет только хуже.
— Спасибо, — психолог улыбнулась. — Вот теперь всё встало на свои места.
— В смысле? — не понял Скрипач.
— Я немого знаю о вас, в том числе и про возвратный круг, и о том, кто вы с ним друг другу. Но я услышала ровно то, что хотела. Что надеялась услышать.
— И что же?
— Его действительно индуцировали, он не сам принял это фатальное для всех решение. К решению его очень грамотно и ловко подтолкнули. А через него — сумели воздействовать и на Ри тоже. Но он явно был первым.
— Огден, — пробормотал Скрипач. — Сволочь… Но почему вы уверены, что именно он?
— Попытка переложить ответственность за решение на того, кто не может подтвердить что-либо, или же опровергнуть. А такая попытка — это сигнал о том, что существо в решении на самом деле сомневается, и ищет пусть и гипотетической, но поддержки. «Я не один, мы вместе, и вообще, это он». Понимаете?
Скрипач кивнул.
— Значит, это всё тот разговор. И всё-таки Огден. Не считка, которую он открыл, а эта тварь.
— Скорее уж те, кто стоят за Огденом, — возразила Марта. Улыбнулась. — Ничего. Мы будем искать решение, и, думаю, рано или поздно мы его найдем.
— Дай-то Бог, — пробормотал Скрипач если слышно. — Если оно вообще существует.
— Есть еще один момент. В решении он на самом деле сомневается. И агрессия, которую он проявляет по отношению к тому же Фэбу — попытка утвердиться в этом решении.
— Агрессия — это есть, — согласился Скрипач. — Вы с ним говорили?
— С кем?
— С Фэбом. Это он рассказал, как Ит себя ведет?
— Пока что нет, но тут и так всё было понятно, — пожала плечами Марта. — Вы знаете присказку про собаку, которую жалел хозяин, и поэтому хвост ей отрубал по кускам?
— Знаю. Да, похоже.
— Только надо учесть, что тут всё обоюдно. И хозяину больнее, чем собаке.
Консилиум, который должен был сообщить Иту о ряде принятых по нему решений, собрался через четыре дня. По счастью, Марта к этому моменту сумела убедить Ита в том, что даже если ему тяжело терпеть присутствие Фэба, с этим присутствием придется смириться — альтернативы всё равно нет. Ит, пусть и с трудом, но всё-таки согласился с ней. О том, что врачей не хватает, при нем говорили и другие, мало того, Андрей, начальник инфекционного отделения, пару раз намекал Скрипачу и Киру на то, что неплохо было бы, если бы и они поработали хотя бы ассистентами «раз уж вы всё равно тут сидите».
…Кир в эти дни сумел-таки доехать до Москвы, и повидать детей, Джессику, и Ри. Вернулся он мрачнее тучи, и Фэб со Скрипачом в тот вечер так и не дождались от него подробностей. На следующий день Кир собрался с духом, и рассказал о том, что увидел — по мнению Скрипача, лучше бы не рассказывал. Да, у Ри действительно есть положительная динамика, да, он уже практически не нуждается в гормональной терапии, да, стали постепенно восстанавливать дыхание и ему даже оперировали контрактуры, но…
— Но, ребята, это вегетативное в чистом виде, — закончил Кир. — Потому что левого полушария нет. Была бы тут восьмерка, хотя бы основные функции бы восстановили, а так… — он безнадежно махнул рукой. — Ромку жалко. Он не дурак, всё понимает. И он… Ему словно не четырнадцать, а двадцать четыре.
— То есть? — не понял Скрипач.
— Он выглядит как я, когда родителей не стало, — Кир отвернулся. — Это когда взрослеешь скачком, а не постепенно. Сегодня ты ребенок, а завтра — взрослый, но не потому, что ты вырос, а потому что у тебя стала такая жизнь. Внезапно.
— Блин… — Скрипач покачал головой. — Кирушка, мы, как только сможем, поедем туда. Ты извинился за нас?
— Конечно. Он покивал и сказал, что всё понимает. До сих пор мороз по коже. И Настя. Был одуванчик, да весь вышел. Джессика бы без них не справилась…
…Консилиум начался утром, в восемь. Сначала разбудили Ита, потом стали подходить врачи, которые в этом консилиуме принимали участие — несколько специалистов, начальник отделения, психолог, представитель Санкт-Рены. Как понял Фэб, это был кто-то из дипломатов, и это его обнадежило: речь вполне могла пойти о какой-то внепактовой поставке. Собственно, так оно и вышло.
— Ит, пока что спокойно послушай, что они будут говорить, — попросил Фэб. — Если есть возражения или просьбы, скажешь позже. После того, как они закончат.
— Хорошо, — Ит поморщился. — Я так и собирался сделать.
— Вот и молодец, — похвалил Фэб.
— Не надо, — попросил Ит. — Скъ`хара, я совершенно в этом не нуждаюсь. Ни в «молодцах», ни во всем прочем. Ты сказал, я всё понял. Что-то еще?
— Нет, — покачал головой Фэб. — Извини.
— …четыре основных этапа. Первый. Приблизительно за пять суток мы удалим все костные осколки и фрагменты. Сделаем это лапороскопически, на зондах, без прямого вмешательства. Проба показала, что этот метод действенен, никаких парадоксальных реакций он не вызывает. Второй этап. Производим раскрытие операционных полей…
— Пошагово, — подсказал Илья.
— Совершенно верно. И доращиваем мышцы. Срок вмешательства будет равен полутора месяцам, плюс-минус десять дней. За это время в Санкт-Рене изготовят следующие эндопротезы… — последовал длинный список, — которые будут доставлены сюда. Третий этап у нас будет зависеть от общего состояния на момент окончания второго этапа. Либо операций будет пять, либо две. При благоприятном исходе осуществляется переход на четвертый этап — симптоматическое лечение, снятие части портов, впоследствии — пошаговая эвакуация дренажной сетки. Ит, я вижу у вас в глазах вопрос, и отвечу на него прямо сейчас. Другая схема для данных условий невозможна. Госпиталь работает по пятому уровню, биопротезы запрещены к ввозу, равно как и капсульные системы для выращивания биоматериала. Поверьте, мы с гораздо большей охотой провели бы вам ампутацию, поставили на полгода на биопротезы, а потом за две недели пересадили бы ногу, часть подвздошной кости, тазобедренный сустав, ребра, и руку. Но, увы, это невозможно.
— Спасибо, — эмоций в голосе Ита не было вообще никаких. — Можно задать вопрос?
— Пожалуйста.
Говорил один из консультантов, до него — как понял Ит — директор «Полей». Значит, его случай и впрямь не рядовой.
— Можно ли будет сделать операцию, о которой вы говорили, за один прием? Я имею в виду пересадку.
— Маловероятно, — покачал головой консультант. — Слишком большой объем. Вы не сумеете…
— А если к тому моменту станет понятно, что я выдержу? — Ит прищурился.
— Думаю, к тому моменту мы это и узнаем, — развел руками консультант. — Но никак не раньше.
— Ит, нет, — твердо сказал Саиш. — Не корчи героя из себя, это глупо. Ты отлично понимаешь, что невозможно.
— Хорошо, — сдался Ит. — Еще один вопрос, если можно.
— Спрашивайте, конечно, — подбодрил его консультант.
— Какой по времени будет период полной реабилитации, если всё пройдет успешно?
— Насколько полной? — уточнил консультант.
— Чтобы можно было начать работать.
Скрипач страдальчески возвел глаза к потолку, Илья крякнул что-то неразличимое, Саиш покрутил пальцем у виска. Консультант задумался.
— От года и больше. Ит, на этот вопрос вам сейчас никто не сумеет ответить при всем желании. Может быть, вы не до конца осознаете, насколько серьезно ваше положение, и…
— Я всё осознаю, — перебил его Ит. — Именно поэтому я и спросил.
— Ответ, надеюсь, вы услышали. Еще какие-то вопросы?
— Да, последний. На время… вот этого всего… подвижность останется такой же?
— Да. Мы очень сожалеем об этом, но тут ничего невозможно сделать. Вы знаете, как устроены блоки доращивания пятого уровня. Они не автономны, и поэтому…
— Да, я знаю. Еще два месяца вот так… и неизвестно, с каким исходом, — Ит глубоко вздохнул. — Понятно.
— Есть предложение. Вы можете проспать эти два месяца, — пожал плечами консультант. — Я бы, кстати, рекомендовал.
— Нет, спасибо, — отрезал Ит. — Что угодно, только не так.
— Почему? — удивился консультант.
— Потому что это его выбор, — внезапно вступилась Марта. — Я тоже не в восторге от этого выбора, Ит, но отчасти я вас понимаю. И потом, в конце концов, если вы в какой-то момент захотите уснуть до операции, вы всегда сможете это сделать. А пока что — мы принимаем ваше решение.
— Хорошо, — подытожил консультант. — Теперь обсудим ряд технических деталей.
— Только побыстрее, — попросил Саиш. — У нас сейчас лимит по времени десять минут.
Конечно, и Фэб, и Кир, и Скрипач пытались устроить в палате хоть какое-то подобие если не уюта, то чего-то похожего, но из этого ничего не получилось. Ни свет, который поставили поудобнее, чтобы не мешал, ни маскировка операционных накладок ничего не дали. Палата — палата и есть. Единственное, что хоть как-то удалось, это установить режим, и впоследствии само существование этого режима сыграло на руку всем, от Ита, до врачей, которые с ним сейчас работали.
Будили Ита всегда в восемь утра, затем Скрипач помогал ему умыться. Всё умывание сводилось к тому, что либо Скрипач, либо Кир (Фэбу Ит это делать не позволял) протирали ему лицо и кисть здоровой руки раствором. Чисто номинальная процедура, ничего не значащая, но для Ита она была связью с нормальным миром, в котором он жил раньше. Дальше — если Ит был в состоянии — его кормили, потом минут десять разрешалось пообщаться (если было настроение), затем — снова сон.
Все пробуждения были одинаковыми, каждый день повторялось одно и то же. Во сне Ит видел закольцованный кошмар: входящих в палату санитаров из тюремной больницы, и каждый раз он был убежден в том, что его снова били. На десятые сутки Скрипач уже сам готов был треснуть Ита чем-нибудь тяжелым, потому что выдержать то, что тот говорил, становилось просто невозможно, но положение ежедневно спасал Илья, который, даже если была не его смена или же он был занят, находил пять минут, чтобы зайти и «обсудить ночь». Сначала Ит с Ильей минуты две спорили, потом Илья открывал запись, и они в ускоренном режиме эту запись просматривали, убеждаясь, что в палате действительно не было посторонних.
— Значит, снова приснилось, — на Ита после этих просмотров было жалко смотреть. Он выглядел абсолютно подавленным и убитым. — Да что же такое… Ну почему?..
— Бывает, — философски пожимал плечами Илья. — А может, просто до конца не проснулся еще. Теперь-то всё нормально?
— Да, — Ит отводил взгляд в сторону. — Илюш, прости. Я, правда, не хотел.
— Так все знают, что не хотел. Ладно, проехали. Давай умываться, и перекусить надо чем-нибудь. Ага?
— Ага, — покорно соглашался Ит. — Рыжий, извини…
— Ой, перестань, — отмахивался Скрипач. — На завтрак что хочешь? Сладкое, соленое?
Безвкусный гель разрешали чем-нибудь маскировать, но максимум, что было можно — это добавить оттенок вкуса, не более того. По словам Марты — чтобы не возникло впоследствии ассоциаций нынешнего состояния с нормальной едой.
— Не знаю, — обычно говорил Ит. — Может, сам выберешь?
— Выбрать я могу, но есть-то тебе, — справедливо замечал Скрипач. — Если ты хочешь, чтобы выбрал я, то давай сладкое.
— Почему?
— Потому что ты больше любишь соленое…
…Оперирующих бригад оказалось две, в каждой — по двое разумных. Первая пара была совершенно неконтактной, максимум, что от них слышали окружающие — это короткие скупые команды. Отработав восемь часов, бригада уходила, уступая на два часа место дежурным реаниматологам, а после на её место заступала вторая. Вот с этой второй контакт возник очень быстро, практически сразу.
Главным в этой бригаде оказался пожилой смешливый когни, на редкость общительный и непосредственный, а его ассистенткой была приятная и тоже веселая молодая женщина, от одного присутствия которой, казалось, становилось легче всем окружающим. Во время работы этой бригады Ита будили дополнительно два раза днём (по настоянию Марты), потому что с бригадой возник хороший контакт, и этим нужно было пользоваться.
Вся работа шла на биощупах, которые все без исключения врачи называли «ниточками». Одним биощупом убирались многочисленные костные осколки, через второй — на место осколков заводился вариант «среды», имитирующий присутствие кости. Тело нужно было качественно и не спеша обмануть, причем так, чтобы оно ни на секунду не усомнилось в обмане. При этом крайне желательно было дать и сознанию тоже понять, что ничего страшного не происходит.
— Сейчас понаделаем маленький дырочка, а потом начнется самый увлекательно, — когни пристраивался на операционном стуле, ассистентка заводила ему под локти диски, и становилась рядом. — Потому что Ксения у нас вчера отличилась, и она имеет нам рассказать, как чуть не утопил катер по дороге из город сюда.
На русском языке когни (звали его Эраде Джорр-Уски, в просторечии — Эра или Джордж) говорил, в принципе, неплохо, но с падежами и окончаниями был явно не в ладах. Русский язык, по его собственным словам, он выучил самостоятельно, никаких масок не снимал, обучающими программами не пользовался — и этим фактом очень гордился.
— Не топила я никакой катер, — Ксения упирала руки в боки. — Джордж, ты опять всё придумал.
— Как не топил, когда баржа от твоей «Волна» еле увильнул?! — возмущенно поворачивался к ней врач. — Плывет этот девушка, навстречу ей большой баржа! Баржа вправо повернул — девушка влево повернул! Баржа влево повернул — девушка вправо повернул! Что, не было?
— Не было.
— Ты делать таран хотела! Чем тебе баржа мешал?.. Ксюша, анете дей эсари кеа таскуниа, второй блок ввод, пожалуйста…
Когда через пять дней эта бригада закончила работать, Скрипач даже расстроился, и потом несколько раз просил Эру и Ксюшу заскочить к ним «в гости». Эра никогда не отказывал, но, увы, вскоре бригаду перевели в другой госпиталь — война шла полным ходом, и специалистов частенько переводили туда, где они были нужны в данный момент.
02
— …все равно ничего не изменится. Он вообще не заметит, что тебя не было. Так что поезжай со спокойной совестью, к семи вернешься.
— К шести, — поправил Скрипач. Илья согласно кивнул.
— Тем более. Рацион внизу возьми, или пусть Берта сразу два…
— Ей не дадут два. Ладно, уломал. А что на счет проезда?