Рассказы

— Из мяса?

— Да из мяса. Они состоят из мяса.

— Из мяса?

— Вне всяких сомнений. Мы взяли нескольких с разных частей планеты и досконально исследовали на борту. Они — полностью мясо.

— Но это невозможно! А как же радиосигналы? Послания к звездам?

— Они используют радиоволны для связи, но сигналы поступают не от них. Сигналы идут от машин.

— Так кто сделал эти машины? С кем мы хотим вступить в контакт?

— Они сделали машины. Это я и пытаюсь тебе объяснить. Мясо сделало машины.

— Это просто смешно! Ну как мясо может изготовить машину? Ты что, хочешь, чтобы я поверил в разумное мясо?

— Я не хочу, я говорю тебе. Эти создания — единственная разумная раса в нашем секторе, и они состоят из мяса.

— Может быть, это что-то вроде орфолий? Ну, разум, основанный на углероде и проходящий через стадию мяса.

— Нет. Они родились мясом, мясом и умрут. Мы изучали их на протяжении нескольких периодов их жизни, и это не заняло слишком много времени. Кстати, у тебя есть идеи по поводу продолжительности жизни мяса?

— Пощади меня! Послушай, может быть, они только частично из мяса? Как веддилии, например. Голова из мяса, но с электронно-плазменным мозгом внутри.

— Нет. Мы тоже так сначала думали, но я же уже сказал, мы исследовали их полностью. Они — мясо, и только мясо.

— Без мозга?

— О, мозг есть. Но он тоже из мяса.

— Так… чем же они думают?

— Ты что, не понимаешь? Мозгом. То есть мясом.

— Думающее мясо! Ты хочешь, чтобы я поверил в думающее мясо?!

— Да, думающее мясо! Сознательное мясо! Мечтающее мясо. Любящее мясо. В этом все и дело. Начинаешь представлять себе картину?

— Господи! Да ты всерьез! Хорошо, они состоят из мяса…

— Наконец-то. Да. И они добиваются контакта с нами вот уже почти сто своих лет.

— Так что же на уме у этого мяса?

— Прежде всего, оно хочет поговорить с нами. Затем, как я предполагаю, исследовать Вселенную, наладить связь с другими разумными существами, обмениваться идеями и информацией. Все как обычно.

— И нам придется общаться с мясом?

— Об этом стоит подумать. Вот, примерно, что они высылают по радио: «Здравствуйте. Есть здесь кто-нибудь? Кто-нибудь дома?» Что-то вроде этого.

— Похоже, они, действительно, говорят. Они что, используют слова, мысли, концепции?

— О да. Не считая того, что делают это с помощью мяса.

— Ты же говорил мне про радио?

— Да. Но что, по-твоему, звучит по их радио? Мясные звуки. Знаешь, когда делаешь отбивную или кидаешь мясо на сковородку, оно издает определенные звуки. Так вот, они говорят подобными звуками, шлепаясь кусками мяса друг об друга. Они могут даже петь, пропуская через мясо струю воздуха.

— Боже! Поющее мясо… Это уже слишком. Впрочем, что ты посоветуешь делать?

— Официально или неофициально?

— По-всякому.

— Официально: нас вызывают на связь дружелюбно настроенные существа. Нам следует ответить без страха, предубеждения или пристрастия, как в случае с любой другой разумной расой в этом квадранте. Неофициально: я бы посоветовал уничтожить записи и обо всем забыть.

— Я надеялся, что ты это скажешь.

— Может, это излишне суровая мера, однако во всем нужен предел. Действительно ли мы хотим иметь контакт с мясом?

— Согласен на все сто процентов. Ну что мы можем им сказать? «Привет, мясо. Как дела?» Сколько планет у них сейчас задействовано?

— Только одна. Они могут летать и на другие в специальных мясных контейнерах, но к жизни на них не приспособлены. К тому же, будучи мясом, они могут перемещаться только в пространстве С, что ограничивает их скорость до скорости света и делает саму вероятность контакта с кем-либо довольно незначительной. Бесконечно малой, фактически.

— Так что? Просто притворимся, что никого нет дома?

— Вот именно.

— А как насчет тех, что были взяты на борт, тех, которых исследовали? Ты уверен, что они ничего не запомнят?

— Иначе их сочтут чокнутыми. Но мы проникли в их головы и так размягчили их мясные мозги, что теперь кажемся им просто сном.

— Сон для мяса! Как это символично, что нам пришлось стать мясным сном.

— Итак, помечаем: сектор свободен.

— Хорошо. Согласен официально и неофициально. Вопрос закрыт. Еще кто-нибудь? Что-нибудь интересное в той части Галактики?

— Да. Скопление довольно пугливого, но совсем неисследованного разума, основанного на водороде. Находится на звезде девятой категории в зоне G445. Было в контакте два галактических обращения назад. Ищет связи опять.

— Вечно они возвращаются.

— Почему бы и нет? Ты только представь, как невыносима, как неописуемо холодна Вселенная, если думаешь, что ты в ней совершенно один…

Перевод: С. Копытцев

Зигзаг мертвеца

Часть первая

— Ты ни за что не поверишь в то, что я тебе расскажу, — взволнованно протараторил Хол.

— Скорее всего нет.

— Но я все равно расскажу.

— Скорее всего да.

— Существует другой мир.

— Скорее всего существует.

— Камилла, перестань вредничать. Если бы ты могла меня видеть по телефону, ты бы поняла, я — серьезно. Другой мир! Кроме нашего.

— Как Лекугилла, — вздохнув, заметила я. — Как Ровензори.

— Нет. По-настоящему другой.

— Как Луна?

— Луна — это часть нашего мира. А я говорю о чем-то намного, намного, намного более удивительном! Одевайся. Я сейчас подъеду.

— Луна не является частью нашего мира. И я не хожу по квартире голая. Я смотрю по телевизору «Неразгаданные тайны», так что раньше девяти не приезжай, если не согласен держать рот на замке до этого часа.

Хол был моим лучшим другом. Он и сейчас мой лучший друг, с самой школы и до сих пор. Из всего нашего класса через одиннадцать лет только мы двое не состояли в браке. Так сказать, хоть наполовину нормальные.

Хол поступил в общественный колледж «Блюграсс» во Франкфурте и торгует наркотиками. Я работаю в «Квик-Пик» и смотрю «Неразгаданные тайны».

Шутка.

Хол приехал только в 21:07. Я сидела на крыльце дома — «Белл-Мид-Армз», — курила сигарету и поджидала его. Мой последний бойфренд не разрешал мне курить в квартире, и, избавившись от него, я сохранила и квартиру, и верность запрету. Был теплый июльский вечер, звук принадлежащего Ходу «Кавалера-85» слышался за целый квартал. Трансмиссия у него слегка подвывала. Вероятно, это самый плохой из всех когда-либо существовавших автомобилей. Уж мне ли не знать — мой последний дружок работал на дилера из «Шевроле».

Но хватит о нем.

— Это другой мир, — проговорила я, пытаясь, чтобы мой голос звучал таинственно, как у Роберта Стакка из «Неразгаданных тайн».

— Когда ты его увидишь, то перестанешь смеяться, — обиженным тоном произнес он.

— Патагония? — спросила я. — Тибет? Мачу Пикчу?

Мы знали все самые экзотические места. Детьми мы вместе рылись в стопках журнала «Нейшнл джиогрэфик». Я искала страну Оз, а Хол — место, куда отправился его отец. Мы не нашли ни того, ни другого.

— Не Луна. Не Лекугилла. Не Мачу Пикчу. Он действительно совсем другой.

— Где ты про него вычитал?

— Я не вычитал. Я нашел его. Я там был. Серьезно, Камилла. Я — единственный, кому про него известно. Он даже не похож на реальность. Это — другой мир.

— Мне кажется, ты сказал, что он настоящий.

— Поехали. Садись в машину. У нас будет прогулка.

Мы выехали со Старого Девятнадцатого шоссе на Зигзаг мертвеца. Это длинный узкий отрезок дороги в районе обрыва Кэдди над рекой Кентукки. Теперь там уже никто не гибнет. Хотя говорят, что в прежние времена, когда дорога еще не приобрела федерального значения, людям случалось вдребезги разбиваться у подножия обрыва. Это тем, кто не долетал до реки.

— Когда я здесь проезжаю, всегда вспоминаю Васкомба, — сказала я. Мы были в старших классах, когда Джонни Васкомб проехал по Зигзагу мертвеца со скоростью пятьдесят девять миль в час. Насколько я знаю, никто до сих пор этот рекорд не побил. Горькая ирония в том, что Джонни Васкомб погиб не в автокатастрофе, а на флоте. Это единственный умерший из моих знакомых.

— Странно, что ты заговорила о Васкомбе, — сказал Хол. — Когда это все случилось, я как раз пытался проехать Зигзаг, как Джонни.

— Случилось? Что и когда?

— Сама увидишь, — сквозь зубы пробормотал Хол. Мы поднялись на вершину обрыва, проехали Зигзаг, затем свернули на старую лесную дорогу. Сразу стало темно.

— Приключение в духе Стивена Кинга? — с иронией спросила я.

— Нет, Камилла. Просто я разворачиваюсь. — Хол сдал назад, вернулся на шоссе, и мы понеслись вниз с холма по извилине Зигзага. Спускаясь, едешь по внешней стороне, потому это место и зовут Зигзаг мертвеца.

— Я езжу здесь дважды в неделю, когда возвращаюсь из Франкфурта домой. Сначала, для эксперимента, я ехал на сорока милях, потом на сорока двух, на сорока четырех. Прибавляя по две мили. Как Джонни.

— Понятия не имела, что он так делал.

— У него был научный подход.

— Пятьдесят девять миль он сделал на своем «ягуаре», а вовсе не на драном «шевроле».

— Я даже не собираюсь пробовать на пятидесяти, — с раздражением возразил Хол. — Смотри, что случилось со мной на сорока двух.

Приближаясь к Зигзагу, Хол держал «кавалер» на сорока двух милях в час. С пассажирского места это выглядело как тридцать девять. Белые столбики мелькали в свете фар у самого полотна дороги. Зигзаг стал круче, но Хол придерживался прежней скорости. После третьего поворота деревья расступились, я поняла, что мы находимся над самым обрывом.

Шины взвизгнули, но негромко. Мелькали столбики — один, другой, третий… Все они были друг от друга на равном расстоянии, и мы ехали с неизменной скоростью, так что из машины казалось, что никакого движения вообще нет. Канаты между столбиками раскачивались в свете фар, как белые волны, и тут одна из волн как бы открылась, мир словно вывернулся вдруг наизнанку, и мы оказались в комнате.

Не в машине, а в белой комнате. Мы сидели бок о бок на какой-то лавочке. Я чувствовала, что справа от меня находится Хол, но не видела его, пока он не встал.

Он встал, я встала вместе с ним. Он повернулся, и я повернулась. Перед нами была стена. Нет, окно. За ним виднелась бесконечная череда холмов, белых, но темных, как снег в свете Луны. Потом Хол опять повернулся, и я повернулась вместе с ним. Еще одна стена. Мне хотелось посмотреть, что за ней, но Хол сделал шаг назад. Мы сделали. Я увидела звезды, белая комната исчезла. То, что мне показалось звездами, на самом деле было листьями, поблескивающими в свете фар. Через лобовое стекло. Мир снова вывернулся наизнанку. Мы снова сидели в машине, остановившись у подножия холма, где Старое Девятнадцатое шоссе соединяется с Ривер-роуд. Я узнала знак на стояке со следами пуль.

Хол опять был слева, а не справа, и с триумфом смотрел на меня.

— Ну? — спросил он.

— Ну и что, черт возьми, это было? — в свою очередь спросила я.

— Ты ведь тоже все видела, да?

— Видела? Да я была там. Мы были.

— Где? — В голосе Хола вдруг появились интонации юриста или копа, проводящего допрос. — Что это было? Чем оно было для тебя?

— Гм-м-м… Белая комната. Вроде приемной врача.