Помоги проекту - поделись книгой:
При врачебном осмотре выяснилось, что пуля пробила Чжан Чуань-линю лопатку и застряла в ткани правого плеча. К счастью, рана оказалась не очень опасной. Но медицинское обслуживание в тех трудных условиях было поставлено плохо. Фельдшер перевязал Чжан Чуань-линю рану, но пули не удалил. Плечо разбухло и отяжелело, как бы налившись свинцом. Боль стала нестерпимой.
Страстное желание поскорее вернуться на фронт не давало Чжан Чуань-линю покоя. Однажды он, крепко стиснув зубы, сильно потер рану левой рукой и, нащупав сидевшую в ткани пулю, надавил что было силы — пуля вышла вместе с гноем и кровью. На лбу Чжан Чуань-линя выступили крупные капли пота, и он чуть не упал в обморок. Раненые немедленно позвали фельдшера.
Вскоре рана зажила и Чжан Чуань-линь с радостью вернулся в свою часть.
Ко времени, когда Чжан Чуань-линь возвратился в свой эскадрон, 13-я армия отступила в район Дебальцево. Однажды разведка донесла, что обнаружен крупный отряд казаков численностью свыше двух тысяч сабель. Казакина своих быстрых конях темной лавиной неслись в сторону расположения частей Красной Армии. В этой критической обстановке Чжан Чуань-линь не растерялся. Он приказал пулеметчикам выбрать огневую позицию на холме, а всем остальным бойцам эскадрона сесть по двое спиной друг к другу для отражения кавалерийской атаки. Так казакам трудно было поразить их клинками, а бойцам было сподручно уничтожать противника, особенно его коней, огнем из винтовок. Этот пример сразу был подхвачен другими эскадронами при ведении огня по казакам.
В результате короткого, но ожесточенного боя была отбита атака крупного кавалерийского отряда противника. Враг понес большой урон: одними только пленными он потерял свыше ста человек.
— Береги каждый патрон, цени каждую копейку! — говорили Чжан Чуань-линю командиры и его товарищи, когда он впервые пришел в армию. Этому же учил Чжан Чуань-линь бойцов своего эскадрона. И товарищи его бережно обращались с военным снаряжением и вооружением, возили с собой все, что может пригодиться.
В эскадроне поддерживалась высокая воинская дисциплина. Бойцы часто помогали населению на тяжелых работах. Если кто плохо обращался с местными жителями или требовал у них продовольствия, тот подвергался строгому наказанию. В селах и городах Украины — всюду население встречало бойцов эскадрона горячими приветствиями.
Бывало, бойцы, чтобы не беспокоить жителей, остановятся на ночлег под открытым небом, а люди выходят и настойчиво зовут их в дома отдохнуть и поесть.
Захотят бойцы купить что-нибудь — жители охотно продадут им свое или добудут что надо на стороне. «Всегда рады помочь вам. Китайцы — свои люди!» — говорили местные жители.
В конце лета 1919 года в жизни Чжан Чуань-линя произошло незабываемое событие. Командир полка от имени командования Красной Армии вручил Чжан Чуань-линю боевую награду, при этом он отметил, что Чжан Чуань-линь умело руководит боевыми действиями эскадрона и что бойцы эскадрона хорошо берегут военное снаряжение и имущество. Командир полка подчеркнул, что со дня формирования эскадрон ни разу не обращался к командованию за дополнительным военным имуществом и даже кухонный инвентарь ремонтировал своими силами.
— Это показывает, что бойцы-китайцы наше дело, дело русского народа, принимают так же близко к сердцу, как мы сами! — взволнованно закончил он свою речь.
— Так и должно быть. Китайский и русский народы — братья, — смущенно ответил Чжан Чуань-линь.
В конце 1919 года эскадрон Чжан Чуань-линя вел бои против банды Махно. В одном из ожесточенных боев, когда численный перевес был на стороне противника, Чжан Чуань-линь вместе с некоторыми своими товарищами попал в руки махновцев. Бандиты сняли с них всю одежду и оставили мерзнуть на морозе. К счастью, через некоторое время Чжан Чуань-линю и его товарищам с большим трудом удалось бежать к своим. В начале осени 1920 года Чжан Чуань-линь и его боевые друзья сполна отомстили махновцам, нанеся им большой урон и едва не захватив в плен самого батьку Махно.
…13-я армия, прибыв из Дебальцево в район Старо-Бешево — Ново-Екатериновка, перешла в наступление и, преследуя Врангеля, загнала его на Крымский полуостров.
Закрепляя свои позиции на полуострове, войска Врангеля воздвигли многокилометровые противокавалерийские препятствия из колючей проволоки на случай наступления кавалерийских частей и соединений Красной Армии. Эскадрон Чжан Чуань-линя принял участие в жарких ожесточенных боях во время начавшейся операции. Под градом пуль бойцы неуклонно продвигались вперед, разрезая ножницами противокавалерийские проволочные заграждения противника. Рушилась последняя надежда Врангеля. Конница Красной Армии ворвалась на Крымский полуостров.
Инженерные сооружения противника на оборонительной линии, проходившей по Перекопу, были преодолены. Войска Врангеля были разбиты наголову. Жалкие остатки его банд поспешили удрать по Черному морю.
Когда к концу 1920 года вооруженная интервенция империалистов против Советской России потерпела поражение, Чжан Чуань-линь вместе с некоторыми своими боевыми друзьями-китайцами демобилизовался из рядов Красной Армии.
Демобилизованные китайские бойцы были окружены теплой заботой и вниманием Советского правительства и народа. Чжан Чуань-линю выдали удостоверение красного партизана, предоставляющее ему различные льготы по всей территории страны. Кроме того, в Полтаве он получил хорошую квартиру. Местные органы Советской власти назначили его в Полтаве заведующим столовой «Красный партизан», поручив ему руководство коллективом в сто с лишним человек. Эта столовая, при которой была прачечная и гастрономический магазин, являлась крупным предприятием общественного питания.
Чжан Чуань-линь, все время тосковавший по родной стране, в 1932 году уехал в Китай. Полный желания и надежды увидеться, наконец, с родными и близкими, он прибыл на Северо-Восток. Нелегко было узнать родину, стонущую под игом японских захватчиков. Чжан Чуань-линь, храбро сражавшийся в России на фронтах гражданской войны, не мог спокойно смотреть, как страдают его соотечественники. Скорбь в его душе уступила место ненависти к врагу, а разочарование — решимости и силе. Раздобыв винтовку и сотни три патронов, Чжан Чуань-линь вместе с товарищем по фамилии Гэн организовал отряд из земляков и ушел в горы партизанить. По-настоящему Чжан Чуань-линь обрел покой и счастье только после освобождения всей страны от гоминьдановского господства и установления в Китае народной власти.
Красноармеец Чжай Юн-тан
Перевод Б. Мудрова
В городе Циньхуандао, что в провинции Хэбэй, существует артель возчиков. Одним из ее членов являлся шестидесятичетырехлетний Чжай Юн-тан. На правой руке у него было три глубоких шрама, от которых рука казалась разделенной на четыре почти равные части. Средний, самый большой шрам, находился как раз в локтевом сгибе. Большой рваный рубец виднелся и на левой ладони, а мизинец левой руки загнулся внутрь и никогда не разгибался.
Прежде, в период господства японцев и гоминьдановцев, Чжай Юн-тан никогда не рассказывал, откуда у него шрамы. В ответ на расспросы он бормотал что-то неопределенное. После освобождения страны Чжай Юн-тан открыл свою тайну, и история происхождения шрамов стала известна.
Чжай Юн-тан родился в семье крестьянина-бедняка в деревне Ляньхуагу, уезда Фэнжунь, провинции Хэбэй. В возрасте двадцати лет уехал он на Кайлуаньские угольные копи, где получал за свой труд буквально гроши. Прослышав, что в России можно зарабатывать больше полутора рублей в день, он в 1916 году вместе с 800 другими рабочими из Таншаня приехал в Россию и попал по распределению на одну из шахт Донбасса забойщиком. На этой шахте работало более 50 рабочих-китайцев. Во время октябрьских событий 1917 года Чжай Юн-тан вместе с 32 другими китайскими рабочими вступил в красногвардейский отряд донецких шахтеров. Затем отряд был преобразован в китайскую роту 14-го полка 5-й армии украинской Красной Армии. Командиром роты был Чжан Да-жэнь. Чжай Юн-тан стал командиром взвода.
Чжай Юн-тан участвовал во многих боевых операциях — освобождал Киев, Харьков, Ростов, оборонял Царицын. Зимой 1917 года в боях за освобождение Украины от буржуазии и за установление там Советской власти Чжай Юн-тан дрался с бандами Каледина и Корнилова, позднее — с немцами и казаками атамана Краснова. Каждая его рана может рассказать о многом.
Шрамы на правой руке Чжай Юн-тана остались после боя с казаками севернее Бахмута (ныне Артемовск) осенью 1918 года. Погода тогда стояла скверная: в течение нескольких дней лил дождь, под ногами — сплошная грязь.
Отряд Красной Армии и белогвардейцев, расположившихся в соседней деревне, разделяло небольшое расстояние — всего на полет пули. Ежедневно приходили известия о зверствах белогвардейцев. А китайцы народ горячий: услышат, что белые кого-нибудь убили, — и хоть сейчас готовы ринуться туда. В такие минуты врагу лучше не попадаться им в руки. Но сколько ни просились они тогда в бой, штаб полка не разрешал, да и командир роты не соглашался. Бойцы себе места не находили.
В этот день по-прежнему лил дождь. Чжай Юн-тан проснулся еще до рассвета. Лежавший рядом с ним Сюй Гэнь-цзы уже не спал.
— Бородавка, ты чего не спишь? (Бородавка — прозвище Чжай Юн-тана.)
— Не спится что-то. В прошлом бою много земляков поранило. Вместе ведь пришли, не отомстим за них — какими глазами на земляков посмотрим, когда на родину вернемся? К тому же погода холодная, а мы в мешковине да лаптях щеголяем. Есть тоже нечего… Разве могу я, командир взвода, спокойно смотреть на тяготы своих бойцов? Пощупать бы этих сволочей: за товарищей бы отомстили да провиантом и одеждой раздобылись. Да только…
— Ну а почему бы не пощупать?
— Начальство не разрешает!
— Ладно, лишь бы в Китай вернуться.
Чжай Юн-тан даже привскочил:
— Что? Ах ты, старый осел! По жене соскучился?
Но Сюй Гэнь-цзы говорил все это, конечно, для того чтобы только подзадорить Чжай Юн-тана; он и сам нервничал от безделья не меньше друга. Видя, что Чжай Юн-тан весь кипит, Сюй Гэнь-цзы попытался успокоить его:
— Попробовал бы ты еще раз с командиром роты потолковать!
И они вместе отправились к Чжан Да-жэню. Глядь — а кровать командира пуста; он давно уже поднялся и теперь прогуливался прямо под моросящим дождем. Друзья сразу выложили ему все, что у них на душе.
— Я и сам думаю, что не мешало бы их тряхануть хорошенько, — понимающе ответил Чжан Да-жэнь, — но командование не дает согласия. Говорят, момент неподходящий и не стоит слишком рисковать.
— При чем тут риск? — перебил его Сюй Гэнь-цзы. — Волков бояться — в лес не ходить.
Но командир роты только покачал головой.
Чжай Юн-тан давно уже распознал своего командира — тот был вспыльчив, словно порох. И Чжай Юн-тан, будто переводя разговор на другую тему, уколол его:
— А, по-моему, дело не в разрешении командования. Просто наш командир трусоват стал.
— Товарищ командир, — подхватил Сюй Гэнь-цзы, — неужели ты нам не доверяешь? Ведь мы в скольких боях побывали, смерти в глаза не раз смотрели!
Так, слово за слово, друзья раззадорили командира роты. Ненависть к врагу, стремление отомстить за друзей, благородный гнев на короткое время ослепили его, и он забыл о воинской дисциплине.
— Да за кого вы меня принимаете?! Ладно, была не была! Разобьем белогвардейцев, потом доложим командованию.
Через несколько минут рота уже выступала. Чжай Юн-тан со своим взводом шел впереди. Бойцы спешили: они хотели уничтожить белогвардейцев до рассвета, пока те крепко спят.
Разделившись на три группы, рота атаковала противника с севера, юга и востока. С востока на направлении главного удара действовали два взвода, в том числе и взвод Чжай Юн-тана. Ими руководил командир роты. Ворвавшись в деревню, бойцы не обнаружили на улицах ни души, даже часовых не было. Все были довольны, полагая, что операция в основном завершена и остается только брать врагов — живыми или мертвыми. Они уже начали окружать два самых богатых дома, как вдруг в тылу раздались выстрелы — это из церкви высыпало более сорока белогвардейцев. Тут же засвистели пули и из домов. Оказалось, что белогвардейцы, наученные горьким опытом встреч с китайскими бойцами, на этот раз заранее приняли меры предосторожности. Возможно, они обнаружили китайскую роту, когда та выступила. Обстановка сложилась так, что Чжай Юн-тану и его бойцам пришлось с боем отходить.
Едва успели выйти из деревни, как заметили окружающую их казачью лаву. Положение еще более осложнилось; дело дошло до рукопашной. Чжай Юн-тан дрался в самой гуще схватки и уже уложил двух вражеских солдат, как вдруг заметил, что три белогвардейца насели на Сюй Гэнь-цзы. Он тотчас бросился на выручку товарищу. Но не успел. Сюй Гэнь-цзы упал, а три белогвардейца налетели на Чжай Юн-тана, и его правая рука повисла, проколотая штыками сразу в нескольких местах. «Конец! — мелькнуло в сознании. — Но умирать, так не зря!»
Перехватив винтовку в левую руку, Чжай Юн-тан начал бешено размахивать ею вокруг себя. Враги не решались приблизиться к нему. И как раз в тот момент, когда он остался один против десятка вражеских солдат, в тылу ударила артиллерия. Казаки бросились врассыпную, и китайская рота вырвалась из окружения.
Ввиду того, что китайская рота ввязалась в опасную схватку только потому, что не прошла серьезной политической подготовки, командование на этот раз простило ей ее единственную ошибку и одновременно помогло бойцам роты извлечь уроки из этого боя.
Чжай Юн-тан пролежал в госпитале пять месяцев, а после выздоровления вернулся в строй.
В левую руку он был ранен осенью 1920 года. К тому времени его перевели в Екатеринослав (ныне Днепропетровск) на борьбу с бандитизмом и контрреволюцией. Однажды на рассвете Чжай Юн-тана разбудил командир роты товарищ Андрей. Как обычно, сообщив задание, товарищ Андрей напоследок сказал:
— Товарищ Василий (так по-русски звали Чжай Юн-тана в отряде), дело серьезное, врагов немало, сегодня будь особенно осторожен.
Получив задание, Чжай Юн-тан взял с собой около тридцати бойцов (из них двадцать — китайцев) и выступил. Пришли на какую-то глухую улицу. Среди других зданий одиноко стоял небольшой красный дом, выходивший сразу на две улицы. Приблизившись к дому, бойцы по заранее намеченному плану рассыпались в цепь и окружили здание. Два пулемета системы Максима нацелились на обе улицы, а третий глядел прямо в дверь. Восемь бойцов попарно держали под наблюдением четыре больших окна.
Когда дом был плотно оцеплен, один из русских бойцов по приказанию Чжай Юн-тана прокричал:
— Эй, там, в доме, слушайте! Вы окружены. Хотите жить — выходите и сдавайтесь. Будете сопротивляться — пощады не ждите! Выходите!
Но дверь не раскрывалась. Прошло несколько минут. Никакого движения. Чжай Юн-тан приказал крикнуть еще раз. Снова безрезультатно. Он разозлился, подошел к двери и ногой распахнул ее:
— Быстрее выходите, а то хуже будет. Товарищи, приготовиться!
Подождал минуту. В доме — ни звука. И никто не появляется. Не иначе, как уже удрали. Неужели мы пришли напрасно? А вдруг враг подготовил ловушку? Ведь тогда живыми из дома не уйдешь.
— Подождите, — обратился он к бойцам, — я сначала сам войду. В крайнем случае погибнет один.
Сжимая маузер, он одним прыжком очутился в прихожей. Обернулся — а белобандит, спрятавшийся за дверью, уже подскочил к нему и приставил к его виску наган. Решение пришло мгновенно: сделав резкое движение головой вбок, Чжай Юн-тан одновременно схватил левой рукой дуло вражеского нагана. Выстрелы прозвучали почти одновременно. Но пуля Чжай Юн-тана угодила врагу прямо в висок, а вражеская пуля прошла через левую ладонь Чжай Юн-тана.
Бойцы, оставшиеся снаружи, при звуке выстрелов ринулись внутрь. Начался обыск помещения. Однако, обыскав оба этажа здания, не обнаружили ни души. Еще раз просмотрели все уголки дома — опять безрезультатно.
— Товарищ командир взвода, — говорит один из русских красноармейцев, — на небо они унестись, конечно, не могли. А вот здесь… — И он указал на пол.
Чжай Юн-тана вдруг словно осенило. В самом деле, не могли же они под землю уйти! Он постучал каблуком в пол.
По звуку слышно, что внизу пусто, — значит подполье есть.
— А ну-ка, товарищи, отдерем доски да бросим туда парочку гранат для пробы!
Поднатужились, отодрали три доски. Но гранаты бросать не пришлось: из-под пола запросили о пощаде. Затем поднялись люки, скрытые под столами в углах комнаты, и наверх один за другим выбрались семь человек, которых тут же связали.
А потом из погреба достали пять пулеметов, десятка полтора револьверов, несколько ящиков патронов и пачки контрреволюционных листовок, которые враги не успели разбросать.
Так была ликвидирована подпольная контрреволюционная группа.
Шесть лет, которые провел Чжай Юн-тан в Советской России, были самыми бурными в жизни советского народа. Чжай Юн-тан дрался плечом к плечу вместе с советскими людьми, и его боевая жизнь была богата событиями.
Я собирался при следующей встрече с Чжай Юн-таном записать его рассказ об участии китайцев в обороне Царицына, но случилось непоправимое несчастье: через восемь дней после нашей первой беседы Чжай Юн-тан, последнее время чувствовавший себя плохо, навсегда ушел от нас.
Немеркнущая звезда
Перевод Ду И-синя и М. Шнейдера
Завербовавшись в 1916 году на работу, я вместе с другими китайскими рабочими приехал на север России и попал в город Мурманск на строительство железной дороги. Мы очутились в каком-то не виданном доселе мире, закованном во льды и снега, где круглый год стоит хмурая, пасмурная погода. Зимой здесь по нескольку месяцев подряд не увидишь солнца. Часто люди умирали от плохой воды. В Мурманске никогда не было свежих овощей, приходилось питаться сушеными, и у многих людей выпадали зубы. Через некоторое время нас, партию китайских рабочих, отправили в Армению на рытье оросительных каналов. Климат на Кавказе очень хороший. Проработал я там три месяца, но получил только каких-то пятьдесят копеек: большую часть заработка присвоил себе подрядчик. В апреле 1917 года я остался совсем без работы. Чтобы как-нибудь существовать, пришлось вступить в отряд Красного Креста, созданный Временным правительством, и я попал на турецкий фронт.
В санитарном отряде я познакомился с прапорщиком Петровым — ветеринарным фельдшером. Мы очень подружились; всегда вместе работали, не разлучались и в свободное время. При Временном правительстве офицеры старой армии по-прежнему пользовались особыми привилегиями, и Петров занимал небольшую отдельную комнату. А мы, солдаты, жили все вместе в страшной тесноте. Петров отличался большой скромностью и мягким отношением к людям. Ему совсем не были свойственны замашки царских офицеров. Он часто приглашал меня к себе в гости и всегда старался поделиться своими продуктами, угощал хлебом, галетами. А время было тяжелое. Каждую свободную минуту он учил меня грамоте. В то время солдаты на фронте получали ежемесячно по сорок рублей жалованья, и Петров не разрешал мне тратить деньги попусту. Боясь, как бы я не потерял свои сбережения, он взялся хранить их. У нас установились такие дружеские отношения, какие бывают, пожалуй, только между родными братьями.
Однажды я пришел к Петрову и застал его за чтением какой-то маленькой книжонки. Увидев меня, он очень обрадовался, пригласил сесть и положил передо мной начатую пачку галет.
— Кушай, кушай, не стесняйся! — улыбался он, усаживаясь рядом со мной на койку. — В России началась революция, — произнес он, задумавшись на мгновение. — Надо и нам участвовать в ней!
Слово «революция» я услышал впервые и совершенно не представлял себе, что это такое. Петров, словно угадав мои мысли, положил мне руку на плечо и стал неторопливо объяснять:
— Революция поможет беднякам встать на ноги. Она означает, что все равны и свободны. Она передает заводы рабочим, а землю — крестьянам. Надо уничтожить всех белых офицеров и чиновников и создать нашу собственную армию…
Поглощенный словами Петрова, я совсем забыл про галеты, а он продолжал:
— Эта армия должна совершить революцию и завоевать весь мир беднякам. Если мы хотим жить хорошо, надо участвовать в революции.
Тогда я еще не знал, что существует Коммунистическая партия, и Петров никогда не говорил мне об этом.
На турецком фронте начались беспорядки. Солдаты, услышав о революции в России, стали настойчиво требовать возвращения на родину. Офицеры знали о настроении солдат, но вмешиваться боялись и делали вид, что их это не касается. Участились случаи массового дезертирства. В ноябре месяце взбунтовавшиеся части были отозваны с фронта и переброшены в Россию. Наш санитарный отряд оказался в Тифлисе (ныне Тбилиси), простоял там около месяца и в конце концов был расформирован.
— Как нам теперь быть? — озабоченный, обратился я к Петрову.
Но того, как видно, совершенно не беспокоило случившееся. Он взял листик курительной бумаги, насыпал туда табаку и стал не спеша скручивать папироску.
— Надо искать работу, не подыхать же с голоду, — продолжал я.
В ответ он не проронил ни слова. Только протянул листок курительной — бумаги, достал из кармана табак и отсыпал мне немного в руку. Но я так сильно волновался, что было не до курева. Я терпеливо стал ждать, пока Петров что-нибудь скажет, я очень надеялся на него.
Покурив, он, наконец, заговорил:
— Ну, где ты тут найдешь работу? По-моему, единственное, что нам остается, — это отправляться на поиски революционной армии.
А где революционная армия — этого не знал и сам Петров.
— Надо пробираться на север, — говорил он. — Рано или поздно мы найдем ее.
Поделиться книгой: