Шарики за ролики

– Пока ясно только то, что ничего не ясно, – пробормотала Лариса Котова.

«Мальчик мутный, но, с другой стороны, в чем я могу его заподозрить? Ну встречается с художником – это не запрещено. Общается с девушкой Дениса Рогачева, что тоже дело неподсудное».

Лариса, укорив себя за неудачу в общении с приятелем Жанны, решила попытать счастья с художником. Именно с тем, который только что расстался с Виталием. Поэтому, поднявшись на восьмой этаж дома, она решительно нажала на кнопку звонка. Выяснять номер квартиры ей не пришлось – на двери красовалась та самая табличка: «Алтуфьев Ю.Н.», про которую упоминали бабки. Что ж, Алтуфьев, видимо, был человеком с самомнением, желанием выделиться, если развешивал такие таблички.

Позвонив раз-другой в дверь, Лариса обнаружила, что никто ей открывать не спешил. Хотя у нее и было ощущение, что с другой стороны все же кто-то есть. Котова вздохнула, конечно, она не собиралась уходить просто так.

Вдруг дверь тихонько приоткрылась, но никто на пороге не появился. Просто Ларисе как бы сказали: «Вы можете пройти». Поразмыслив несколько секунд, Котова толкнула дверь и переступила порог.

В прихожей никого не было. «Что бы это могло значить?» – подумала Котова. Ей стало немного жутко. А вдруг этот художник Алтуфьев – ненормальный? А вдруг он главный виновник и сейчас нападет на нее? Хотя нет – дурак, что ли, он, ее же бабки видели у подъезда! Стоп, откуда же он знает про бабок?

Все эти сумбурные мысли промелькнули в голове у Ларисы за несколько секунд, прежде чем она решилась подать голос, сделав пару шагов в глубь квартиры:

– Есть тут кто?

Вдруг Лариса спиной ощутила, что сзади кто-то стоит, и быстро обернулась. Она застыла от ужаса. Прямо перед ней стоял человек, на лице которого была надета уродливая маска с окровавленными клыками. Понятное дело, что в обычной обстановке маска эта напугать вряд ли могла, но вот в такой ситуации – когда сначала скрипит дверь, потом незнакомая и пустая квартира…

Лариса вскрикнула. Маска шагнула к ней, и Котова инстинктивно отшатнулась.

Раздался хохот, рука хозяина сняла маску, и перед Ларисой возникло смеющееся лицо Алтуфьева.

– Здравствуйте, а я думал, что ко мне друг пришел, мы с ним иногда так играем в театр ужаса.

Лариса прислонилась к стене. Ее сердце бешено колотилось.

– Ну и шуточки у вас.

– Это еще что! Вот Сальвадор Дали, до которого мне и в плане приколов, и в плане творчества очень далеко, был куда более изобретателен. На его удочку попался советский композитор Хачатурян. Тот, который сочинил «Танец с саблями», знаете, да?

Лариса машинально кивнула. А Алтуфьев взял ее под руку и повел в большую комнату.

– Так вот, он пригласил его в гости, запер в большой комнате и оставил там часов на десять… Или даже больше, не помню точно. Причем поставил стол со всякими там яствами, вином и прочим. Ну, Хачатурян ожидает… Дали все нет, а голод – не тетка. Он, значит, одну виноградинку, другую, потом курочку, потом винцо… Утолил голод, а потом ему приспичило. Ну, вы понимаете куда? А Дали все нет! Ха-ха-ха! – Алтуфьев весь горел от восторга. – А выйти-то нельзя! А унитазов хозяин дома в этой комнате не предусмотрел. Хачатурян стучал во все двери – никто не открывает, слуга, который привел его, давно ушел. А у Дали вазы были поставлены большие. Ну, типа амфор. Ну, и пришлось Араму Ильичу, так сказать, туда и… того…

– Ужас какой! – воскликнула Лариса, отмечая про себя, что где-то уже слышала про эту историю. – И чем же все кончилось?

– А Дали потом проскакал перед Хачатуряном на палке какой-то… Это он так «Танец с саблями» его изобразил. И все. На этом аудиенция закончилась. Потом газеты писали, что советский композитор мочится в старинные вазы. Вот так!

– И вы, значит, берете пример с Дали? – спросила Лариса.

– Конечно, я же художник, а не певец. Если бы я пел песни или сочинял музыку, я бы встретил вас добрым голосом Булата Шалвовича Окуджавы: «Может, вы дверь перепутали? Улицу, город и век?» – Огоньки в глазах Алтуфьева очень озорно заиграли. – Да вы не теряйтесь так, вы похожи на мадонну, сошедшую с полотен итальянских возрожденцев. Признаться, не люблю эту реалистическую мазню, но иногда приятно посмотреть, отдохнуть от нынешнего чересчур суетного бытия. Вы присаживайтесь, у меня есть несколько чистых стульев. Один из них я могу предложить вам.

И художник прытко схватил один из стульев, стоявший посередине большой комнаты, и поставил прямо перед Ларисой.

– Садитесь, не бойтесь. Сам-то я не страшный, не кусаюсь.

Лариса тем временем уселась на стул.

– Итак, чем обязан? Представляться я не буду, поскольку это излишне. Вы ко мне пришли, следовательно, знаете, кто я. А вот кто вы – это очень даже интересно. Возможно, кстати, я напишу ваш портрет. Не так, конечно, нужно будет сесть, немного поменять ситуацию со светом… Вот! Поверните голову!

Алтуфьев легко прикоснулся рукой к виску Ларисы и повернул ее голову примерно на двадцать градусов вправо.

– Прекрасно! Вот так! – воскликнул он с восторгом. – Однако я так и не узнал, что же вас ко мне привело…

– Вы не даете мне слова сказать! К тому же встречаете таким странным образом! – попыталась заметить Лариса.

– И тем не менее, – бросил реплику художник, по-прежнему ожидая ответа.

– И тем не менее меня зовут Лариса Викторовна Котова.

– «Викторовну» мы сразу откидываем, зачем это вам? – непринужденно отреагировал Алтуфьев. – А Лариса – это прекрасно. Чайка! По-гречески…

Он бросил на Котову такой взгляд, будто открывал для нее Америку.

– Мне это известно, – улыбнулась Лариса. – Мой ресторан так называется.

– «Чайка»? Это ваш ресторан? – скептически спросил Алтуфьев, бесцеремонно оглядывая Ларису с головы до ног и оценивая ее на предмет, может ли она быть директором ресторана. – Вам необходимо расписать интерьер? В каком стиле?

– Нет, я не по поводу интерьера, и вообще вы меня интересуете не столько как художник, – решительно заявила Лариса, – сколько как знакомый некоего Виталия, с которым вы только что расстались.

– Вы его старшая сестра? – тут же спросил Алтуфьев.

– Нет, – выдохнула Лариса, отметив, что ее терпение на пределе. С господином Алтуфьевым было очень сложно общаться, по крайней мере сейчас.

– Боже, в чем вы его подозреваете? – вдруг всплеснул руками художник. – Наверняка в том, что я, одинокий человек, встречаюсь с бедным мальчиком и развращаю его! А вы если не его старшая сестра, то… Только не говорите, что вы его мама!

Алтуфьев закрыл лицо руками.

– Это было бы невыносимо! Вы так молоды!

– Перестаньте паясничать! – вскричала Лариса.

Художник немедленно убрал руки с лица, картинно успокоился и произнес:

– А что вы сделаете, уйдете? Вам от меня что-то надо. Поэтому я вполне могу себе позволить попаясничать. Я же не пристаю к вам с домогательствами!

– Этого еще не хватало! – вспыхнула Лариса.

– А что вы так удивляетесь? – спокойно хмыкнул художник. – Вы – женщина, пришли к одинокому мужчине… Все как бы, так сказать, располагает.

– Вообще-то меня интересует Виталий, – передразнив Алтуфьева, проговорила Лариса.

– Ах да, Виталий! – притворно хлопнул себя по лбу Алтуфьев. – Ваши подозрения беспочвенны. Я не гомосексуалист. А Виталик – просто молоденький мальчик, не нашедший себя в жизни и пытающийся писать стихи. Правда, пока неудачные… Смазлив, и это его главный на данный момент капитал, впрочем, и его он растрачивает пока что зря. Вот и все, что я могу сказать вам об этом пареньке. Если вы его мама, то я заранее прошу меня извинить за рубцы на родительском сердце, – и Алтуфьев ухмыльнулся.

– Я не его мама, – заметила Лариса.

– Очень жаль.

– Что? – удивилась Котова.

– Нет, ничего, это я просто так, как говорят в театре – реплика в сторону. А позвольте все же полюбопытствовать, зачем вам понадобился этот Виталик? Неужели он вас заинтересовал?

Алтуфьев лукаво подмигнул Ларисе.

– Я понимаю, понимаю… «Волосы, как солнце, золотые, а глаза такие голубые», – вдруг запел он ни к селу ни к городу. – Правда, волосы не золотые, но глаза голубые, – закончил он уже обычным голосом.

– Скажите, а вы знакомы с Жанной, его девушкой? – спросила Лариса, не обращая внимания на его выверты.

– С Жанной? – переспросил Алтуфьев, наморщив лоб. – Ах да, знаком! Но все же с какой стати я должен отвечать на ваши вопросы?

– Я – частный детектив, – решилась раскрыть карты Лариса.

Алтуфьева как громом поразило. Он застыл на месте, потом медленно отошел к дивану и присел. Сейчас он имел вид абсолютно потерянного человека, которого закружил вихрь жизни и неожиданно подбросил в его квартиру женщину-детектива.

– Не понимаю – вы директор ресторана и частный детектив?

– По-вашему, такого не бывает? – улыбнулась Лариса.

– Да нет, почему же… – закивал в ответ Алтуфьев. – Но чем я могу помочь? И потом, чтобы что-то рассказать, мне необходимо узнать, что произошло? В чем вы подозреваете этих милых молодых людей?

– Пока я не могу сказать точно, но, кажется, они замешаны в краже большой суммы денег, – уклончиво ответила Лариса.

Алтуфьев поцокал языком, потом встал, прошел к столу и достал сигарету из пачки. Закурив, он снова вернулся на диван и сел, положив ногу на ногу.

– Понимаете, у меня здесь собираются молодые люди – поэты, художники, из начинающих… Виталик Мурылев – один из них. Но он не мог украсть деньги. Это не его профиль.

– А что у него за профиль? – тут же спросила Котова.

– Его профиль – ухлестывать за девицами. И писать стихи. А обеспечен он и так достаточно хорошо, чтобы еще разевать варежку на чужое. Ко всему прочему, он трусоват. Он – лишь один из тех, кто приходит ко мне тусоваться. И Жанна – тоже одна из них. Правда, Виталик все больше приходит один.

– А вы знаете Дениса Рогачева? – спросила Лариса.

Алтуфьев скептически скривился.

– Нет, индивид с такими инициалами мне незнаком, прошу меня простить, – и он приложил руки к груди.

– Жанна появлялась у вас только с Виталиком?

– Виталик появлялся у меня с Жанной, – поправил Ларису хозяин дома. – Так будет вернее сказать. А все же мне кажется, что надо написать ваш портрет, – перешел он легко на другую тему.

Затушив сигарету, он снова подскочил к Ларисе и внезапно остановился.

– У вас ослепительной красоты ноги. Вы никогда не пробовали сниматься обнаженной?

«Так, началось, – подумала Лариса. – Непринужденное перескакивание на эротическую тему. Ужасно похотливы эти творческие люди!»

– Я знаю, о чем вы думаете! – вскричал Алтуфьев. – Вы думаете, что я хочу вами овладеть здесь и сейчас. Вы очень глубоко заблуждаетесь! Не имею привычки ложиться в постель с незнакомой женщиной. Это очень легкомысленно!

Лариса засмеялась. Экстравагантный художник начинал ей чем-то нравиться.

– А вы знаете, давайте прекратим сейчас разговоры на тему о Виталиках и прочих неинтересных личностях и выпьем кофе, а заодно обсудим, как я буду писать ваш портрет.

– Нет, у меня мало времени, – начала отнекиваться Лариса.

– Жаль, очень жаль! Но я же предлагаю не вино, а кофе. Это абсолютно безопасно! Даже если учесть мой вредный характер. Дело в том, что снотворное, коим я обычно опаиваю приходящих ко мне женщин, у меня только вчера кончилось, поэтому я предлагаю только кофе. Все, я иду на кухню ставить чайник.

– Нет, мне пора, – решительно поднялась Лариса.

– Понятно, теперь вы уйдете, – упавшим голосом констатировал Алтуфьев. – Вы выудили у меня информацию и уходите. Еще двадцать минут назад я мог издеваться над вами сколько угодно, потому что я был вам нужен. Сейчас же, будь я сто раз галантный кавалер, вы будете меня игнорировать. Вы обыграли бедного Юрия Николаевича. Хотя обычно я не проигрываю.

– Вы меня испугали! Вы меня чуть не сделали заикой! – воскликнула Лариса, припомнив самые первые минуты своего появления в квартире художника.

– Я не замечаю у вас явных дефектов речи, – парировал Алтуфьев. – Так что это просто кокетство.

Лариса тем временем уже прошла в прихожую, где в углу по-прежнему валялась маска чудовища.

– А ваш друг не пришел? – спросила она, кивая в сторону маски.

– Друг не пришел, – ответил Алтуфьев.

«Потому что его не было и в помине, – подумала про себя Лариса. – А подшутить ты решил именно надо мной».

– Не исключено, что мы с вами еще встретимся, – бросила Котова, открывая дверь. – Спасибо вам за информацию.

– Вы не хотите, чтобы я написал ваш портрет?

– Только не в эротическом ключе. Я не большая поклонница этого жанра, – ответила Лариса.

– Можно и в неэротическом, – согласился Алтуфьев. – Мой адрес вы знаете, так что прошу… Кстати, а откуда вы его узнали?

– Это будет моим маленьким секретом, – улыбнулась Лариса.

Алтуфьев равнодушно пожал плечами, и в тот же миг на его лице проступила апатия. Он как-то сник и очень вяло кивнул Ларисе на прощание.

А Котова, спустившись вниз, вышла на улицу и с удовольствием вдохнула хоть и жаркий, но по сравнению с квартирой Алтуфьева свежий воздух. В активе Ларисы не было массы полезной информации, но все же что-то выудить из Алтуфьева ей удалось. И на этом спасибо…

Оставшись один, Алтуфьев удовлетворенно вздохнул, осмотрел ленивым взглядом мольберт и откинулся на спинку кресла. Теперь можно пару дней ничего не делать, отдыхать от трудов праведных. Возможно, он даже соблазнит Ленку – девочка поистине очаровательна, только, к сожалению, не желает переходить от дружбы к чему-то большему.

Художнику нравилось поклонение симпатичной девушки, ее искреннее желание помочь. Пожалуй, Лена Урукова – единственный человек, которого он рад видеть всегда. Юрий Николаевич даже дал ей ключи от своей квартиры – пусть себе заходит, пьет кофе, восхищается его работой. Квартира большая, места хватит. Собственно, ему льстило подобное отношение к себе со стороны юной девушки.

Юрий Николаевич временами собирал у себя общество, состоявшее в основном из молодых людей, которые жаждали приобщиться к богемной жизни. Немало симпатичных девиц прошли и через постель Алтуфьева. Однако Лена Урукова, по мнению Юрия Николаевича, заметно отличалась от всех этих особ. Она была чище, умнее, искреннее остальных барышень. Жаль только, что с романтическими отношениями как-то не складывалось. Зато Лена, девочка небедная, одолжила ему приличную сумму в долларах – тоже неплохо!

Поэтому-то Урукова и имела ключ от его квартиры, поэтому и не упорствовал Алтуфьев в своих попытках ее соблазнить.

– Ле-на… – прошептал Юрий ее имя, словно смакуя на языке изысканное вино и пытаясь ощутить весь букет божественного напитка, и тут же засмеялся, поняв, что становится сентиментальным, а от этого и до брачных уз рукой подать. «А в самом деле, не жениться ли мне на ней?» – весело подумал художник. Привлекательная и не причиняющая неудобств женщина – что может быть лучше при его профессии?