Фашизм: идеология, политика

Другое дело неокантианцы и неогегельянцы. Многие из них действительно были идейными предшественниками и вдохновителями фашизма. В частности, неогегельянство и неогегельянцы извращали подлинную суть учения Гегеля, выхолащивая все объективное, исторически прогрессивное содержание его философии, сохраняя лишь реакционные, идеалистические, мистические тенденции его взглядов. Полностью отбросив гегелевский рационализм, они превратили Гегеля в религиозного мистика, в интуитивиста, в «величайшего иррационалиста, какого не знала еще история философии»2.

Разумеется, история философии «не знала» такого Гегеля, Подлинный Гегель — поборник истины, всегда связывавший ее поиск с освобождением человека от всего того, что его порабощает, унижает, оскорбляет, вводит в заблуждение, держит в плену иллюзий, фальшивых, ложных представлений и идей. «Дерзновение искания истины, — говорил Гегель, — вера в могущество разума первое условие философских занятий. Человек должен уважать самого себя и признать себя достойным наивысочайшего. Какого высокого мнения мы ни были бы о величии и могуществе духа, оно все же будет недостаточно высоким. Скрытая сущность вселенной не обладает в себе силой, которая была бы в состоянии оказать сопротивление дерзновению познания, она должна перед ним открыться, развернуть перед его глазами богатства и глубины своей природы и дать ему наслаждаться ими»3. Эти слова Гегеля относятся ко всему человечеству, ко всей человеческой истории. Превратить после всего этого Гегеля в «мистика», в «величайшего иррационалиста» могут только философствующие мракобесы!

Именно неогегельянцы — Р. Кронер, Ю. Биндер, Г. Глокнер и др. — проводили усиленную идеологическую подготовку фашизма.

Используя реакционные стороны философии Гегеля, они отвергали возможность рационалистического познания мира, противопоставляли рационализму иррационалистическое, основанное на интуиции «постижение» мира и т. д. и т. п. Все это послужило фашистским идеологам «теоретической базой» для воспевания мистики мифа, безграничного субъективизма и волюнтаризма в познании и оценке окружающего нас действительного мира.

В социально-политической сфере неогегельянцы также пропагандировали реакционные идеи: возврат к средневековому сословному государству, построенному на началах иерархии. Нападая на демократические принципы, они доказывали, что воля государства и нации должна находить свае выражение в воле «вождя», утверждали, что подлинная сила государства исходит именно от вождя, а не от народа, и т. д. и т. п.

Эти взгляды неогегельянских философов были «углублены» и превращены фашистскими «государствоведами» К. Шмидтом и К. Лоренцем в государственно-правовую доктрину фашизма, которая нашла свое практическое воплощение в фашистском тоталитарном государстве.

Наконец, германские фашисты совершенно необоснованно и грубо фальсифицировали теоретическое и поэтическое наследие Гете, превратив его в заурядного немецкого националиста. Можно найти, конечно, и в произведениях Гете отдельные места, где он защищает и даже восхваляет немецкое общество своего времени, например в «Маскарадных шествиях». Как отмечали основоположники марксизма, в душе Гете постоянно шла борьба между гениальным поэтом, которому убожество окружающей его среды внушало отвращение, и осмотрительным сыном франкфуртского патриция, достопочтенным веймарским тайным советникам, который видит себя вынужденным заключить с этим убожеством перемирие и приспосабливаться к нему… Гете был слишком разносторонен, он был слишком активной натурой, слишком соткан из плоти и крови, чтобы искать спасения от убожества в шиллеровском бегстве к кантовскому идеалу, он был слишком проницателен, чтобы не видеть, что это бегство в конце концов сводилось к замене плоского убожества высокопарным. Его темперамент, его энергия, все его духовное стремление толкали его к практической жизни, а практическая жизнь, с которой он сталкивался, была жалка.

Однако в конечном счете вопреки фашистским демагогам Гете отнюдь не был врагом Французской революции. Он понял ее эпохальное значение. Отныне, полагал он, начинается новая эпоха всемирной истории. И уже тем более он был чужд какому-либо националистическому чванству. Все свои последние политические надежды Гете возлагал на создание социальной кооперации внутри отдельных государств и на объединении этих государств в единый всемирный союз. Он верил также, что «свободный обмен мыслями и чувствами способствует всеобщему достоянию и процветанию человечества не меньше, чем обмен продуктами». Причем в качестве первого условия для объединения народов Гете ставил именно уничтожение расовой и национальной ненависти, «симптома самой низкой ступени культуры». Он требует, чтобы человек встал некоторым образом над нациями, воспринимал удачи и огорчения другого народа, как «если бы они случились с его собственным». Более того, Гете полагает, что сословия должны быть уничтожены, что частная собственность должна быть обобществлена. Правда, о мерах, необходимых для этого, он практически не говорит. Однако в любом случае, по его мнению, частная собственность делает собственника «существом косным» 1.

Что касается гетевской концепции культуры, то она также основывается на убеждении, что «поэзия любого народа, если она только подлинна, — вполне равноценна и равноправна, что настоящая человеческая культура может возникнуть только из взаимного изучения национальных литератур, из взаимопроникновения культур отдельных национальностей, мирового культурного соревнования между равноправными народами»2.

Абсолютно необоснованно и лживо ссылаются нацисты на Лейбница, также объявляя его своим идейным предшественником. «Мои помыслы, — писал Лейбниц, — направлены на благо всего человеческого рода… Мне приятнее сделать много добра у русских, чем мало у немцев или других европейцев, хотя бы я пользовался среди них величайшим почетом, богатством и славой…»3

«Перетряхивая» историю и культуру собственной страны, нацистские идеологи наряду с этим стремились «подправить» историю других народов, особенно славянских: русских, поляков, чехов, словаков и др., объявляли культурное наследие славянских народов «неоригинальным», зависимым от культуры других народов, в частности от немецкой культуры, приписывали славянам агрессивную устремленность по отношению к Европе, и прежде всего к немцам и Германии. Особенно много спекуляций по этому поводу было связано с мнимым «Завещанием Петра Великого».

Н. Павленко в своей книге «Петр Первый» пишет, что еще Наполеон в 1812 г., готовя общественное мнение к походу на Россию, распространял слухи о секретных мемуарах Петра, в которых-де откровенно излагались его агрессивные по отношению к Европе намерения. Четверть века спустя, в 1836 г., фальшивое Завещание Петра даже было опубликовано. В нем говорилось, что Россия должна непрерывно вести завоевательные войны, конечная цель которых — покорение Европы. В действительности это так называемое Завещание Петра — грубая подделка; специалистами давно установлено, что Петр никогда не писал никаких завещаний. Тем не менее эта подделка вытаскивалась на свет всякий раз, когда недругам России надо было оправдать свои по отношению к России агрессивные замыслы. В 1941 г. после провала блицкрига фашисты в очередной раз пустили в ход это «Завещание», подняв шумную кампанию по поводу того, что большевики стремятся-де выполнить «Завещание Петра Великого» о мировом господстве и т. д. и т. п.1

Итальянские фашисты, подобно германским, также стремились объявить своими духовными предшественниками или даже единомышленниками многих видных деятелей культуры и искусства Италии: поэтов, литераторов, ученых.

В 1924 г. в фашистском журнале «Иерархия» было заявлено, что Б. Кроче — крупнейший итальянский философ — является-де их предшественником и единомышленником. «Конечно, фашисты не могут причислить Кроче к членам своей партии. Но они должны относиться к нему с уважением, как к своему предшественнику. Сам того не сознавая и вопреки себе, Кроче является фашистом, и в этом отношении его можно сравнить с теми мудрыми язычниками, которые были христианами, не зная об этом и не поклоняясь должным образом господу»2, — писал этот фашистский журнал. Разумеется, Кроче некоторыми своими поступками и высказываниями компрометировал себя, давал повод фашистам спекулировать его именем. Однако в целом его взгляды и позиции были антифашистскими.

Прежде всего вслед за Б. Р. Лопуховым отметим, что Кроче в итальянской философии был знаменосцем антипозитивизма3. Вплоть до начала XX в. позитивизм в итальянской философии имел очень сильное влияние. Ранние позитивисты в Италии (как и в других странах) сыграли положительную роль в развитии науки и культуры. Они способствовали освобождению мышления от пут религиозных предрассудков, утверждали принципы научной классификации явлений природы и общества, стимулировали появление новых отраслей знания, углубление исследований в уже существующих научных дисциплинах.

Однако позитивисты ограничивали задачу исследования чисто внешним описанием явлений и фактов и поэтому не в состоянии были перейти к широким научным обобщениям. Более того, принижая роль теоретического мышления, они пытались объяснить историю человечества при помощи тех же методов, какие использовались для исследования явлений природы, — эксперимента, законов механики, физики, биологии.

Кроче выступил против подобной метафизической методологии позитивистов. Он восстановил идеалистически-диалектичеекий взгляд на природу и общество, подчеркивая специфичность законов развития общества и истории.

Одновременно он выступил против иррационалистических, мистических, декадентских, других упадочнических культурных и мировоззренческих теченищ которые господствовали в Италии накануне первой мировой войны: «Кто дал право господам актуалистам и спиритам влезать в общество людей, работающих за иными столами, чем они, и имеющих, к сожалению, то общее с ними, что они пользуются словом «дух», но имеющих это общее в том же смысле, в каком оно есть у них с торговцами водкой?»1. Все эти мистики расы, мистики насилия, мистики ненависти и войны питали фашистов своими «идеями» и сами зачастую становились фашистами. Кроче решительно подчеркивает, что отвергает подобного рода теории, особенно такие, как интуитивизм, прагматизм, мистицизм, теософизм, магизм и т. д.

Конечно, в практической жизни Кроче не был последовательным борцом против иррационализма и мистики. Его обращение к истории было, в сущности, обращением к истории идей, ибо история была у Кроче лишь саморазвивающимся духом. Отвергая чисто опытное познание позитивистов, он противопоставил ему интуитивное познание; доказывал, что человек проникает в тайны жизни и истории не с помощью науки, а с помощью интуиции, гениальной догадки. Это уже непоследовательность самого Кроче, шаг к мистике, который мог быть использован и фашистскими идеологами для обоснования своих мистических «озарений».

Точно так же Кроче не был активным борцом против фашизма. В сущности, он исходил из неверной позиции: деятели культуры должны-де оставаться в некотором отдалении от политики. Может ли философия, подлинная философия в высоком смысле этого слова, дать ход решению, например, социального вопроса? — спрашивал Кроче. И сам же отвечал: «…проблемы практической жизни решаются не философами, а людьми практики… Философ не может делать выбор между социализмом и либерализмом. Это так же несерьезно, как ожидать от философа решения вопроса о целесообразности возобновления Тройственного пакта или о принятии на вооружение того или иного типа пушек»2.

И тем не менее, как отмечает М. Аббате, многие теоретические положения Б. Кроче содержали в себе потенциально как бы «взрывной» элемент, направленный против фашистских философских конструкций. Ибо в своей иерархии ценностей он ставил Истину выше Государства, Нации, Родины. «Как ученые, — пишет Кроче, — мы, прежде чем быть итальянцами, являемся ревнителями науки, и никакой национализм, никакой политический интерес не может заставить нас принять худшую философию из-за ее итальянского или французского происхождения либо отказаться принять лучшую философию, потому что она родилась в Германии, как никакая любовь к Родине или к политической партии не может заставить одного астронома признать правильными ошибочные расчеты другого, хотя бы и принадлежащего к братской латинской нации»3.

Кроче напоминает, что еще во время первой мировой войны противники Германии говорили, что немецкая философия, наука и поэзия были выражением тога же варварского духа насилия и инструментом той же политики силы, против которой цивилизованное человечество защищалось с оружием в руках. Поэтому немецкую культуру хотели изгнать из наших душ и наших школ. Сегодня. от очень многих немцев (или скорее от хора голосов, подавляющих в сегодняшней Германии все другие голоса) мы слышим, что не имеет никакого значения понимание немецкой культуры другими народами, так как эта культура является достоянием только немецкого народа, является индивидуальным выражением его расы, и поэтому другие народы не могут ни чувствовать ее, ни понимать Кроче продолжает: «Нашим оппонентам во время войны мы отвечали, что поэзия, философия и наука не принадлежат исключительно немцам или какому-либо другому народу, но являются достоянием всего человечества… Сегодняшним германофилам и расистам нам приходится (страшная ирония судьбы) повторять то, что мы говорили их противникам в прошлом. И сегодня также мы провозглашаем… что немецкая культура принадлежит всем тем, кто ее любит и понимает во всех странах, без какого бы то ни было исключения. И, может быть, сегодня эта культура является даже в большей мере нашей, чем их, чем тех, кто ее не уважает в ее подлинном смысле, кто искажает и фальсифицирует ее в своих целях» 2.

Действительно, есть Германия и «Германия». Есть Германия Лейбница, Гете, Шиллера, братьев Гумбольдт, Гегеля, Баха, Моцарта, Бетховена, Гейне. Это Германия мыслителей, подаривших человечеству глубокомысленные учения, умевших яе только самоотверженно исследовать истину, но и смело провозглашать истину уже найденную.

Это Германия художников и писателей, сумевших сделать искусство, поэзию и музыку возвещением самых передовых для своего времени, самых горячих и страстных идей. Это, наконец, Германия глубоко честных, серьезных, основательных и добросовестных ученых-натуралистов, филологов, историков, неутомимых в трудном, часто неблагодарном исследовании истины. Для них характерна интеллектуальная и моральная чистота, честность, убежденная и воодушевленная человечность, обилие творческих мыслей, плодотворность влияния, оказанного ими на развитие культуры, как национальной, так и общечеловеческой.

И есть другая «Германия». Это «Германия» невежественных авантюристов и безумцев, дорвавшихся до власти и немедленно обративших эту власть на служение самым низменным, человеконенавистническим и в то же время самым алчным и разбойничьим инстинктам и вожделениям. Это «Германия» людей, глубоко презирающих знания, глумящихся над понятием «истина», издевающихся над понятиями «совесть», «человечность» и «справедливость».

Это «Германия» молодцов, бесстыдно унизивших немецкую науку, почитавшуюся некогда во всем мире, в корне разрушивших немецкое просвещение и прививающих народу самое хамское, скотское отношение к труду ученого, мыслителя и художника. Это «Германия» людей, подменивших искусство, глубокое честное немецкое искусство, отвратительной, тошнотворной, уже одним однообразием и бездарностью притупляющей, крикливой, пустозвонной, развращающей и насквозь лживой агитацией. Тем отвратительнее, когда эти устроители «нового порядка», «порядка» разбоя, захвата и грабежа, «порядка» насилия и истребления, пытаются уверить немцев и весь мир, будто «идеи» этого «порядка» не только суть идеи «философские», но кроме того, ведут свое начало от идей подлинных мыслителей и ученых, составляющих славу подлинной Германии1.

Точно так же есть Италия, в которой рождались и развивались прогрессивные, гуманистические традиции общественной мысли, традиции революционно-освободительной борьбы. Есть Италия Кампанеллы, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Джордано Бруно, Д. Мадзини, Д. Гарибальди, Италия замечательных мыслителей-марксистов А. Грамши и П. Тольятти, Италия героических борцов-антифашистов. Только их имена и деятельность определяют честь и величие Италии, а не шовинистические бредни Муссолини и ему подобных.

Передовые, прогрессивные люди, разумеется, никогда не отождествляли и не отождествляют «культурное одичание» фашистской Германии и Италии с подлинно великой культурой немецкого и итальянского народов. Никто из прогрессивно мыслящих людей никогда не будет отождествлять клику Гитлера с германским народом, а Муссолини — с Италией. Опыт истории показывает, что выродки, подобные Гитлеру и Муссолини, приходят и уходят, а народы остаются навсегда.

Фашисты взяли из истории своих стран и народов все темное, все жестокое, все низкое, все бесчеловечное, кстати, как правило, всегда порождаемое правящим эксплуататорским классом. Цели национализма и империализма прославлялись накануне и после первой мировой войны не только в Германии и Италии, но и в Англии, и во Франции, и в США. Война рассматривалась идеологами империализма во всех странах как проявление элементарной жизненной силы, как естественный акт биологического обмена веществ в природе.

Именно к этим реакционным, антигуманистическим «идеям», витавшим в духовной атмосфере всех капиталистических стран, и апеллировали в первую очередь фашисты, создавая основы своей идеологии. Эти реакционные идеи, соответствовавшие природе, духу фашизма, и были положены фашистскими идеологами в фундамент обскурантистской, расистской человеконенавистнической идеологии фашизма.

Глава IV

Бесчеловечная идеология — преступная политика

Разумеется, опираясь на все реакционное, все темное, все жестокое, что имелось в предшествующей истории, фашисты стремились создать свою «теорию», свою «идеологию», которая обосновывала и оправдывала бы их преступные замыслы и цели. Фашистам нужна была «своя доктрина», которая помогла бы им увлечь последователей, обеспечить достаточно широкую социальную базу.

Именно это обусловило беспрецедентный эклектицизм фашистской идеологии. Национализм и международная общность фашистов, антикапитализм и теория «созидательного капитала», проповедь автаркии и идеи единого европейского рынка, возведенные в теорию презрение к массе и провозглашение человека труда опорой фашистского строя — все это содержалось в ней. Всем фашисты сулили все: рабочим — ликвидацию безработицы и «справедливую» зарплату; крестьянам — снижение процентов по ипотечным долгам, прекращение продажи земли с торгов; мелким торговцам и ремесленникам — закрытие универмагов, снижение цен на сырье и т. п.

Но у фашистов безусловно был принцип отбора идей. Этим принципом был антимарксизм. Антимаркоизм был основной служебной целью фашистской идеологии; борьба с марксизмом, нейтрализация влияния марксистских идей на трудящиеся массы была главной социальной функцией, обусловившей возникновение идеологии фашизма 1. Гитлер вещал в 1933 г.: «14–15 лет тому назад я заявил немецкой нации, что вижу свою историческую задачу в том, чтобы уничтожить марксизм. С тех пор я постоянно повторяю сказанное. Это не пустые слова, а священная клятва, которую я буду выполнять до тех пор, пока не испущу дух» 2.

1. Обскурантизм фашистской идеологии

Главная и основная догма, из которой исходили, в частности, Гитлер и другие нацистские главари при построении своей «доктрины», заключалась в следующем: истинная идеология базируется не на логике, не на разуме, а на слепой, иррациональной вере. Фашистские заправилы сознательно противопоставляли свое «органическое мировоззрение», ядром которого была «жизнь», а не «истина ради истины», научному мировоззрению, которое они третировали как схоластическое, механическое и т. п.1.

Конечно, за всеми их словесными мистификациями скрывается весьма определенное идейное и политическое содержание. Неясность, нечеткость формулировок, обрамление программных установок мистифицированной фразеологией позволяли фашистам маскировать классовую сущность своей идеологии и в этой связи использовать в своих контрреволюционных целях широкие слои мелкой буржуазии, т. е. находить массовую социальную базу.

«Фашистский дух, — провозглашал, например, Муссолини, — бежит от всякой произвольной ипотеки на таинственное будущее. Мы не верим в догматические программы, во все эти твердые рамки, в которые нужно вместить сложную, изменчивую и многоцветную действительность. Мы позволяем себе роскошь согласовать и превзойти в себе те антитезы, которые разъедают других… Мы позволяем себе роскошь быть аристократами и демократами, консерваторами и прогрессистами, реакционерами и революционерами, легалистами и иллегалистами в соответствии с обстоятельствами времени, места и среды, одним словом, в соответствии с историей, в которой мы вынуждены жить и действовать» 2.

Рассматривая классовую сущность фашистской идеологии, П. Тольятти отмечал: «Что мы обнаруживаем анализируя фашистскую идеологию? Всего понемногу. Эта идеология эклектична. Но крайний национализм — повсюду составная часть идеологии всех фашистских движений… Фашистская идеология включает множество разнородных элементов. Мы должны с этим считаться, ибо эти особенности позволяют нам понять, чему служит данная идеология. А она служит объединению различных течений в борьбе за господство над трудящимися массами и за создание в этих целях широкого массового движения» 3.

То обстоятельство, что фашистская идеология была эклектичной, противоречивой и внешне примитивной, использовалось и нередко используется и современными буржуазными идеологами для маскировки классовой сущности идеологии фашизма, да и самого фашистского движения в целом. Буржуазные историки утверждают, что то, что принято называть «идеологией», «мировоззрением» или «философией» фашизма, есть не более как социально-психологическое описание противоречивых, не поддающихся суммарному теоретическому исследованию инстинктов толпы, что это только отражение идеологии мещанства, взбунтовавшегося против последствий первой мировой войны, последствий послевоенной разрухи и экономического кризиса и т. д. В таком случае, во-первых, идеология фашизма исключается из сферы теоретико-социального исследования и становится предметом психоанализа и социальной криминологии, и во-вторых, империалистические круги освобождаются от ответственности за фашистские преступления, поскольку мировоззрение фашизма отождествляется с «инстинктами толпы», с «идеологией мещанства».

Конечно, отмечает советский исследователь С. Ф. Одуев, понятия «философия» и «фашизм» ставить рядом рискованно, тем не менее правомерно и необходимо. Несмотря на противоречивость и примитивность, у фашизма была и есть своя философская концепция, ибо так или иначе фашисты решали и основной вопрос философии и отвечали на вопрос о сущности бытия и духа, о сущности человека и смысле его жизни 1. Не представляя собой единого целого, фашистская «философия» по своей классовой, партийной направленности выражала, подчеркиваем это, интересы самих реакционных, шовинистических кругов империалистической буржуазии; она была философией империалистической агрессии и войны, философией преступления, как называл ее Томас Манн.

Иррационалистическое, мистическое «органическое мировоззрение» служило фашистам теоретической опорой отрицания предшествующей рационалистической и демократической традиции в культуре. Так, в частности, итальянский фашиствующий философ Оттавиано в своей статье «Антисовременное» призывал, по сути дела, к полному отказу от всей предшествующей рационалистичен кой и демократической культуры. «С тех пор как Декарт нашел критерий истины в субъекте, а не в объекте, переместив ее естественную основу, с тех пор как протестантизм своей пагубной доктриной свободного исследования потряс основы религиозного авторитета, с тех пор как фатальный дух «Энциклопедии» в своем безумном антиисторизме отверг ценность традиции… с тех пор как И. Кант попытался построить метафизику на основе морали, уничтожив и ту и другую, с тех пор как французская революция освободила поле деятельности для необузданного эгоизма, с тех пор как натурализм Руссо уравнял всех людей… с тех пор… на сцену вышли необразованные и грубые массы, которые в погоне за материальными богатствами ввергли мир в неописуемую бойню»2. И подстрекали их к этому, подчеркивает Оттавиано, именно «представители мира культуры», забывшие о моральных ценностях и традициях и сделавшие из человека меру истинного и ложного, добра и зла, справедливого и несправедливого3.

Итальянские фашисты отвергали историю, откровенно проповедовали исключительную ценность антиистории. Так, Тильгер в книге «История и антиистория» превозносит фашистов за их «господство» над историей: «Делу мира гораздо в большей степени служат люди и партии, которые не позволяют истории господствовать над собой, но крепко держат ее в руках, чем те, которые в силу суеверного преклонения перед историей оставляли на произвол судьбы в его первозданном естестве беспорядочный и хаотический поток европейской жизни. История сегодня сведена с пьедестала… она очеловечилась. Она представляется теперь изготовленной из крови, страстей, воли и ошибок людей, живая, свободная, непредвидимая, как все человеческие творения»1.

В том же духе открыто проповедовал самый дикий обскурантизм Орестано. Установив, что «истинная» философия есть прославление того, кто не мыслит, Орестано восклицает, что как раз это и есть «философия, полностью и изначально итальянская. Предложить миру обучение этой философии значило бы завоевать Италии новый примат, примат философский…»2.

Э. Гарин отмечает, что «после 1929 г., в то время как терпели крах последние иллюзии многих веривших в официальную итальянскую культуру», Орестано «выпала честь стать выразителем всего наиболее темного, смутного, двусмысленного, что оставалось в обращении и предпринимало попытки утвердиться различным образом» 3.

И все же все это не просто фальсификация науки, не просто дикие, шарлатанские измышления идеологов фашистского разбоя. Обскурантизм, нападки на науку, на объективную истину, воспевание иррационализма, самых «темных и мрачных» человеческих инстинктов и т. п. — все это имело определенную цель: обосновать воинственный волюнтаризм, агрессивность фашистского «мировоззрения», в конечном счете пробудить в массах «жажду крови». Апеллируя к «философии жизни» Ф. Ницше, к «жизненному порыву» А. Бергсона, рассматривавши! «жизнь» как «отчаянную авантюру», как смелое вторжение в возможности бытия, как то, что предваряет всякое существование, Гитлер, фашисты требовали, чтобы фашистское мировоззрение исключало всякую созерцательность, было «активным», «практическим», наступательным «духовным оружием».

Фашистам не нужна была теория, рациональная и научная. Им нужна была «идея», имеющая черты страсти, зовущая к действию. Отсюда апелляция к мистике, к мифу, поскольку только они могут-де вызвать озарение, непосредственную общность между толпой и «идеей-силой» (по выражению Джентиле), что и порождает иррациональный порыв, страсть, находящую выход в действии.

2. Расизм, антисемитизм, национализм, шовинизм

Руководствуясь подобной «методологией», фашистские заправилы Германии объявили ядром, важнейшей составной частью своего «органического мировоззрения» миф о мнимом превосходстве «арийской расы», призванный оправдать «право» немцев на мировое господство, на угнетение и подавление других народов. Раса, согласно догмам фашистов, изначальна, первична, она первооснова всех исторических явлений, всех государственных образований и культурных достижений 1. Всеобъемлющий расовый дух, утверждал, в частности, Розенберг, — вот мера всех наших мыслей, воли и дел, подлинный критерий всех наших ценностей. Вся история человечества рассматривалась нацистами как история борьбы рас, прежде всего двух рас: иудейско-сирийско-римской и арийско-нордической. В основе различий расовых типов, по Розенбергу, лежит прежде всего биологический фактор-кровь и обусловленные кровью различные физические и духовные характеристики. Кровь расы, разъяснял Розенберг, — это мистическое понятие, не поддающееся уяснению при помощи рассудка, это категория, которая не может быть установлена обычными методами экспериментального исследования, это мистический синтез, темный жизненный поток и т. д.2.

Фашистская «мировая революция», разглагольствовал далее Розенберг, как раз и заключается в «пробуждении расовых типов». Она направлена против демократии и марксизма, начавших «дело искоренения расового и народного сознания», против засилья «гуманистического классического схематизма», за победу «органического расово-народного мировоззрения»3. Разумеется, фашистские идеологи «доказывали», что именно арийская раса является высшей расой, призванной господствовать над другими расами и народами.

Конечно, никакого объективного критерия расовой чистоты и рисового превосходства арийцев они указать не могли; единственным признаком расовой общности арийцев они объявили внутреннее мистическое «переживание» арийцами, прежде всего немцами, своего расового происхождения и чистоты своей северной «крови». Быть арийцем, твердили нацистские «теоретики», значит чувствовать в себе движение потока «своей», арийской «крови», который возбуждает и поддерживает жизнь нации. Кровь является тем фактором чувственной и бессознательной жизни, который пробуждает в каждом индивиде присущие его расе признаки.

Апеллируя к расе, к крови, фашистские теоретики сконструировали свою «типологию» личностей, призванную утвердить биологическое неравенство людей и народов исходя из «своеобразия» их физиологических и психологических конституций. Так, высший, «интегрированный тип», к которому принадлежат «арийцы», характеризуется, по мнению фашиствующих психологов, «органическим единством и связью» всех его психологических функций. Низший, «дезинтегрированный» тип, напротив, не способен к образованию «органической общности»; он характеризуется «бессвязным» характером психической жизни, «неустойчивостью» перед внешними влияниями, он склонен к образованию так называемой общественности (механического количества, толпы, массы) и т. п. Как утверждал «сам» Гитлер, именно ариец является прототипом того, что мы понимаем под словом «человек». Противостоящий ему «низший» расовый элемент содержит, по Гитлеру, женственный элемент, обладает типично женственными качествами. Он, подобно женщине, всегда мечтает о том, чтобы найти мужчину, который мог бы стать ее абсолютным господином. Все эти и подобные им примитивные рассуждения призваны были «доказать», что только в «северной, арийской расе», в первую очередь только в немцах, воплощена особая порода «сверхчеловеков», призванных господствовать над всем миром.

Примечательно, что нацисты, провозглашая немецкую расу высшей расой, носительницей лучших человеческих качеств, тем не менее и немецкий народ делили на две неравные части — на громадное большинство, которое состоит либо из «нечистых арийских элементов», либо из «арийцев», лишенных «признаков господ», и на меньшинство — «чистых арийцев», наделенных качествами господ.

Эти рассуждения о расовой «неравноценности» самих арийцев были положены фашистами в основу так называемой евгеники — «науки о расовой чистоте и способах ее сохранения». Фашисты разработали специальные инструкции об установлении степени расовой «порчи» и «неполноценности» в зависимости от наличия различных примесей неарийской крови, а также о методах обращения с лицами смешанного происхождения. Они осуществляли постоянную «аттестацию» населения путем оформления «родословных», учитывающих чистоту арийского происхождения. При этом, например, для зачисления в СС требовались «абсолютная расовая чистота» и отсутствие «неарийских» примесей не менее чем в пяти поколениях предков, а для поступления на службу в государственные учреждения и армию — не меньше чем в четырех. Применяя к людям принципы зоологического отбора и выведения пород, гитлеровцы создали даже специальную организацию — «Лебенсборн», в рамках которой осуществлялось «воспроизводство» потомства «повышенной расовой чистоты»1.

Наряду с этим нацисты, руководствуясь принципами зоологического, вульгарного социал-дарвинизма, осуществляли преступную бесчеловечную практику уничтожения «расово неполноценных», «непригодных для жизни» представителей «низших рас», «недочеловеков», по терминологии гитлеровцев. Примечательно, что на формирование расистских «выводов» фашистов о «недочеловеках» (Untermenschen) большое влияние оказали реакционные немецкие «ученые»: биологи и психиатры. Многие из них исповедовали абсолютно антигуманные, аморальные взгляды, квалифицировали людей с расстроенной психикой «экономическим балластом», лицами, не представляющими «никакой ценности»2. Эти псевдоученые сами различными способами содействовали созданию гитлеровского мифа о превосходстве арийской расы и о необходимости «очистить» ее от людей с физическими или умственными недостатками. Тысячи врачей в конце концов были вовлечены в эту страшную операцию, в ходе которой было истреблено около 275 тыс. душевнобольных в Германии.

В то время как пронацистские психиатры разрабатывали методы «лечения», генетики подводили «научную» базу, оправдывающую уничтожение «второсортных» людей. Например, Конрад Лоренц выдвинул теорию о необходимости очистить «третий рейх» от неполноценного генофонда. В 1940 г., когда нацистский режим в Германии достиг своего апогея, Лоренц писал: «Руководствуясь расовыми идеями, лежащими в основе нашего государства, мы достигли уже многого в этом отношении!.. Нам просто необходимо положиться на здоровые чувства наших лучших представителей и поручить им сделать отбор, от которого будет зависеть процветание или же загнивание нашего народа»[13].

Фашисты, разумеется, взяли на вооружение все эти псевдотеоретические изыскания расистских псевдоученых. 15 января 1935 г. был принят закон о гражданстве рейха, который разделял граждан на два разряда: первый — «граждане рейха» — это немцы арийского происхождения, только они наделялись политическими правами; второй — все остальные — жители рейха, не имеющие арийского происхождения. Позднее, 15 сентября 1935 г., был принят «Закон 0 защите немецкой крови и немецкой чести», запрещавший браки и сожительство граждан рейха с евреями. В том же 1935 году нацисты лишили цыган всех их гражданских прав, а затем в течение последующих лет поголовно загнали их в концентрационные лагеря, где в рамках политики «расовой гигиены» уничтожили почти 1 млн. цыган. В целом с 1933 по 1936 г. в Германии было издано около 250 расистских и прежде всего антисемитских циркуляров и инструкций2.

Итальянские фашисты также исповедовали и обосновывали расистские принципы (хотя, следует отметить, в этой стране расизм не привился так глубоко, как в нацистской Германии). Вслед за нацистами в 1937 г. фашистское правительство Италии также утвердило «Закон о защите расы», полностью списанный с гитлеровского «расового кодекса». Согласно новому закону, сожительство итальянцев («белых») с «черными» объявлялось тягчайшим преступлением и каралось тюрьмой. Результатом дальнейшего углубления «расового мировоззрения» итальянского фашизма явился ряд мероприятий, предпринятых против изобретенного им «еврейского засилья», — мер, увенчавшихся опубликованием в ноябре 1938 г. закона, согласно которому проживающим в Италии евреям запрещается находиться на службе в каких бы то ни было государственных и общественных учреждениях, в школах всех типов; евреям запрещалась служба в армии и вступление в брак с «арийцами»; евреи — иностранные подданные — были обязаны покинуть пределы Италии; наконец, подлежали высылке евреи, поселившиеся в итальянской империи после 1919 г., причем их имущество конфисковывалось.

Расистские бредни распространялись не только в Европе, не только в фашистских странах, но и в США, кичившихся «демократичностью» своей общественно-политической системы. В США еще в самом начале нашего века несколько видных американских: промышленников стали оказывать финансовую помощь выше упоминавшейся «евгенике», ставившей целью «улучшить человечество» используя достижения генетики. «Позитивная евгеника» должна была обеспечить воспроизводство «пригодных» индивидов среди населения, а негативная — уменьшить число «непригодных».

И дело отнюдь не ограничивалось только проповедью расистских идей. Евгенистам в США удалось в то время проложить дорогу законам о запрещении браков между представителями различных рас. Такие законы были приняты примерно в 30 штатах США. 24 штата приняли законы о стерилизации лиц, «не приспособленных к жизни в обществе».

Однако главное значение расовой теории заключалось, конечно в том, чтобы «обосновать», оправдать кровавый план завоевания фашизмом мирового господства. Еще до прихода фашистов к власти проповедники «фёлькише» (от слова Volk — народ) выдвинули тезис о мнимом превосходстве германской культуры, «германского духа» над бездушной либеральной цивилизацией остальных западноевропейских народов. Опираясь на этих своих идейных предшественников (у которых нацисты позаимствовали многие ритуалы и символику, в частности знак свастики), фашисты трактовали понятие «народ» как сугубо расовую культурно-биологическую и мистическую общность, всегда находящуюся во враждебных, антагонистических отношениях с другими подобными общностями. Эта вражда, подчеркивали фашистские идеологи, отнюдь не является продуктом объективных антагонистических социальных отношений, наоборот, сами эти отношения — порождение вражды, которая коренится в духовной субстанции «народа» и со временем достигает крайней степени интенсивности, приводя к войне между «народами».

В фашистской идеологии и практике борьба за сохранение чистоты расы становится, подчеркивает Р. Бурдерон, «мощным мобилизующим фактором, ибо она является насущно необходимой для самого индивидуума. Перед липом угрозы вырождения расы, а следовательно, и входящих в нее индивидуумов каждый немец отстаивает свою собственную жизнь. С биологической точки зрения интересы расы и интересы индивидуума единое целое. Следовательно, перед лицом общности крови стирается всякое чувство принадлежности к той или иной определенной группе…исчезает всякое ощущение чужеродности в отношении немца иной социальной Принадлежности. На основе кровных уз образуется народное сообщество» 1.

Посредством биологизации и мифологизации понятия «народ» фашисты преследовали цель представить в глазах немца политику монополий, политику господствующего класса как миссию расы, к которой он сам принадлежит; им важно было добиться, чтобы подчинение и угнетение рядового немца правящей капиталистической олигархией выступало бы как свободное, добровольное служение делу собственной расы, собственной нации, собственного народа. Человеконенавистнические деяния немецкого империализма становились в таком случае, в сущности, законом природы, заповедью расы. Подчинение диктату монополий выступало бы для немца как формирование «сообщества», упрочивающего его собственное положение, возвышающего его. Пусть концерны угнетают, эксплуатируют, разоряют немца; он знает, кто «виновен» во всем: «низшие» расы; против них он и должен бороться.

Наряду с таким — иррациональным видением «народной общности» немцу вдалбливали в голову, что он — представитель высшей, господствующей расы, что лучшая раса имеет абсолютное «право» господствовать, что она должна установить и сохранить без каких-либо колебаний свое господство над «низшими» расами. Причем что касается средств борьбы, то во имя интересов расы все дозволено.

Как отмечает Р. Бурдерон, «расизм дает положительную возможность отвергнуть классовую борьбу, реинтегрировать в национальное сообщество массы, особенно рабочие массы, поддавшиеся на приманку интернационализма, и возложить на сообщество, в котором отныне царит согласие, основную (империалистическую) миссию. С точки зрения негативной он дает возможность найти ответственных за ныне царящую бедственную ситуацию, играющих роль козлов отпущения, на которых возлагают вину за все грехи человечества (в расистском понимании). И таким образом, он дает возможность разделаться с ними и тем самым открыть лучезарный путь к дальнейшему гармоничному развитию высшей расы. Так, расизм обретает черты универсальной категории»2.

Представителями «низших рас» и «врагами», которых надо уничтожить, объявлялись в первую очередь французы, славяне, евреи. Особую ненависть нацисты питали к славянским народам. «После столетий хныканья о защите бедных и униженных наступило время, чтобы мы решили защитить сильных против низших. Это будет одна из главных задач немецкой государственной деятельности на все время — предупредить всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами дальнейшее увеличение славянской расы. Естественные инстинкты повелевают всем живым существам не только завоевывать своих врагов, но и уничтожать их»1,— вещал Гитлер. И далее снова и снова Гитлер твердил: «Моя миссия— уничтожить славян… Славянство представляет собой биологический вопрос, а не идеологический… К России нельзя подходить с юридическими и политическими формулами, так как русский вопрос гораздо опаснее, чем это кажется, и мы должны применить колонизаторские и биологические средства для уничтожения славян»2.

Расистский бред фашистских заправил нашел свое кульминационное выражение в проповеди и практике антисемитизма. Антисемитизм, жестокое истребление евреев были в фашистской Германии государственной политикой, проводимой как официально, так и путем подстрекательства к массовым и индивидуальным расправам с евреями.

Фашисты проповедовали самый отвратительный, самый грубый и примитивный антисемитизм. Поразительно, что Гитлер, Геббельс и другие фашистские главари даже ожидали пропагандистского эффекта от массового уничтожения евреев, в рамках которого «Европа будет прочищена с Запада на Восток». «Наш антисемитизм, — заявил, в частности, Гитлер, 22 июня 1944 г. перед генералами и офицерами, — распространится на весь мир, так же (!) как в свое время идеи французской революции предшествовали французским армиям и облегчали победы Наполеона. Так же будет и у нас»3.

Самое страшное заключается в том, что все это отнюдь не было просто расистским бредом нацистских маньяков. Антисемитизм фашистских громил имел определенные политические причины, за ним скрывался холодный политический расчет. С помощью антисемитизма фашисты желали отвлечь внимание трудящихся масс от их подлинных угнетателей — капиталистов. Дело в том, что многие представители мелкобуржуазных слоев, в том числе и трудящиеся, почти ничего не знали о еврейском пролетариате и достаточно часто сталкивались с евреями-капиталистами. Фактически сами они ненавидели в состоятельном еврее не столько еврея как представителя определенной расы, нации, национальности, сколько буржуа, который их эксплуатировал и угнетал.

Однако фашисты, спекулируя на том, что среди капиталистов было немало евреев, сумели перевести ненависть трудящихся к угнетателям-капиталистам в русло антисемитизма; разжигая антисемитизм, они сумели скрыть истинные причины социальных противоречий и конфликтов, размыть классовые позиции широких трудящихся масс. Гитлер, Геббельс, Розенберг постоянно твердили, что именно евреи эксплуатируют рабочих, что именно евреи развязали первую мировую войну, что именно еврейский капитализм стремится сегодня к мировому господству, к новой мировой войне. Более того, фашистские заправилы твердили, что наряду с капитализмом либерализм, марксизм, большевизм и т. п. — все это также продукты «еврейства», абсолютно чуждые подлинным арийцам.

Антисемитизм, расовая теория в целом действительно были действенным идеологическим оружием в руках нацистов. Апеллируя к мифу о «расе», «крови» и т. п., требуя «очищения» «народного сообщества» от «чуждых» примесей, фашисты сумели навязать многим немцам чувства националистической вражды, миф, будто люди другого происхождения или цвета кожи являются неполноценными.

Фашистам удалось использовать антисемитизм как важное средство отвлечения трудящихся масс от классовой борьбы с капитализмом и фашизмом, подлинными виновниками эксплуатации и угнетения трудящихся. Под видом борьбы с «еврейским капитализмом» фашизм на самом деле вел борьбу с рабочим движением, с рабочим классом в целях защиты капитализма. Выступления рабочих против своих классовых врагов фашисты демагогически объявляли враждебными «социализму», изображали как действия, идущие якобы на пользу еврейскому капиталу. Коммунистов они неизменно называли не иначе, как приверженцами «еврейской партии». И, конечно, важную роль в проведении фашистами политики антисемитизма играли экономическйе интересы, тот факт, что все имущество евреев конфисковывалось и передавалось в собственность монополистов «арийского» происхождения или фашистских фюреров.

Преступным, бесчеловечным было практическое выполнение германскими фашистами своей программы «окончательного решения» еврейского вопроса. В конечном счете нацисты уничтожили более 6 млн. евреев из 10 млн., живших на Европейском континенте.

Антисемитизм служил фашистам также и «обоснованием» агрессивной внешней политики, их ставки на развязывание империалистической войны против СССР. Объявив «еврейство» и марксизм одним и тем же учением, фашисты стремились привить мелкобуржуазным массам Германии ненависть к коммунизму и мобилизовать их на истребительную — войну против социализма, против СССР. «Борьба против еврейской большевизации мира, — истерически кричал Гитлер, — требует ясной позиции в отношении Советской России». Эти и подобные призывы должны были прикрыть подлинную агрессивную сущность германского империализма, стремящегося к мировому господству.

Расизм, национализм, шовинизм были составными частями идеологических построений и у фашистов в других странах. Например, в идеологии японского фашизма ключевым был расистский миф о «японском духе». Концепция «японского духа» утверждала несравненное превосходство японской нации, освящала войну, якобы ведущую к концентрации «моральной жизненной энергии», возвеличивающую «японский дух» и т. д. и т. п. Наиболее полно «японский дух», по утверждениям фашистских идеологов, был воплощен в личности императора; император объявлялся ими олицетворением божественного начала, прямым потомком богини солнца. Японская нация же трактовалась как некая якобы единая семья, возглавляемая отцом-императором. Взаимоотношения «отца» — императора и его «семьи» — народа основаны будто бы на взаимной семейной любви. Подобным образом рассуждал, например, фашистский «теоретик» Фуисава; он изображал японское государство как «биологический организм», имеющий главу (Tenno — император) и органы (члены). Император, доказывал он, есть «духовный и биологический центр японской народной общности». Он «воспитатель нации» и «отец» ее. Провозглашая превосходство, преимущество японцев, Фуисава утверждал, что японцам «внутренне»-де присущи такие высокие моральные качества, как преданность императору, готовность отдать жизнь за родину, дух повиновения, храбрость, наступательный дух. По примеру своих нацистских собратьев Фуисава грубо нападал на французскую буржуазную революцию, клеймил либерализм и марксизм. Он безудержно восхвалял фашистскую диктатуру Гитлера и Муссолини, клеветал на Коммунистический Интернационал и Народный фронт, противопоставлял им так называемый Национальный фронт, цинично спекулируя на расистских и националистическо-шовинистических предрассудках.

В 30-е годы под лозунгами «японского духа», «японизма» в Японии были созданы многочисленные расистские националистические)рганизации: «Общество Дзимму», «Промышленная партия Великой Японии», «Патриотическая партия труда», «Союз молодежи Великой Японии», «Национал-социалистическая партия Японии» (позднее переименованная в «Патриотический политический союз»), «Народный союз Новой Японии» и др. Все эти организации разжигали расистские, националистические чувства и т. п., призывали японцев «осознать» свое призвание в качестве великой нации, нации-колонизатора. Фуисава, другие идеологи «японизма» с откровенным цинизмом прославляли войну, постоянно твердили, что война — это «проявление божественной ценности», что она «возвеличивает японский дух», доказывали, что мир может быть достигнут лишь в том случае, когда все народы «свободно» признают Японию как духовный центр мира и т. д. и т. п.1

Советские ученые уже в 30—40-е годы показали полнейшую научную несостоятельность и вскрыли политическую сущность концепции «японизма». Как отмечал советский исследователь И. Разумовский, «тот особый «оттенок» мировоззрения, на который выражает свои претензии распоясавшийся японский фашизм, целиком проистекает из его полуфеодальных корней… Дух самурайской помещичьей аристократии, помноженный на самоновейший, требующий кровавых жертв японский империализм, проглядывает сквозь всю эту елейную болтовню об «отце-императоре», его «родительской» любви и прочих «нравственных» чертах японской культуры. Шайка хищных империалистов, японская военщина… стремится прикрыть свои наглые империалистические аппетиты и полное закабаление японских трудящихся масс этими феодально-религиозными рассуждениями» 1.

В конечном счете «японизм» был идеологией японского империализма. Именно «дух Ямато», «японский дух» освящал и оправдывал навязанные японскому народу империалистическими кругами захватнические войны 1931–1945 гг.

Фашистские лидеры «малых» фашистских стран также были приверженцами расизма. Так, румынские фашисты где только возможно твердили об идейной общности между своей «Партией нации» и гитлеровскими нацистами. Если германские фашисты твердили о «превосходстве» арийской расы, то румынские «железно-гвардейцы» утверждали главенство в Румынии валахов. Так же как и гитлеровцы, румынские фашисты были антисемитами. «Мы направляемся к решительной антисемитской политике, — писала фашистская газета «Порунка времий». — Без этого полный национализм невозможен». В духе своих нацистских вдохновителей фашистские заправилы Румынии также требовали «серьезно и рационально» разрешить славянский вопрос. Они заявляли, что славянские народы являются для Европы не политической или духовной, а серьезной биологической проблемой, что по отношению к славянам «необходимо занять непоколебимую позицию, а поэтому любое разделение, любая нейтрализация или занятие славянской территории являются законными актами» и т. п.2

Фашистские идеи «расы», «крови» и т. п. отнюдь не представляют собой чего-либо нового, оригинального. Обращение к истории (см. гл. III) показывает, что эксплуататорские классы, пытаясь возвести господство и угнетение в «вечный» и «неизменный» принцип природы и общества, не раз обращались к подобного рода «теориям» о «высших» и «низших» расах, к «идеям» о расовом и национальном превосходстве тех или иных народов.

Основоположники научного коммунизма К. Маркс и Ф. Энгельс, давшие подлинно научное объяснение развития общества, решительно отвергли все попытки перенесения биологических понятий в область общественных наук.

Они раскрыли научную несостоятельность социал-дарвинизма, ошибочность его попыток объяснить эволюцию общественной жизни биологическими законами естественного отбора и борьбы за существование.

Методологическим пороком социал-дарвинизма является абсолютизация биологического процесса, законы которого, якобы, «…имеют силу вечных законов человеческого общества»3.

В. И. Ленин так же резко критиковал биологизм в объяснении общественных процессов: «…применение понятий «подбора», «ассимиляции и дезассимиляции» энергии, энергетического баланса и проч. и т. п…. к области общественных наук есть пустая фраза. На деле никакого исследования общественных явлений, никакого уяснения метода общественных наук нельзя дать при помощи этих понятий. Нет ничего легче, как наклеить «энергетический» или «биолого-социологический» ярлык на явления вроде кризисов, революций, борьбы классов и т. п., но нет и ничего бесплоднее, схоластичнее, мертвее, чем это занятие»1. Более того, в результате манипуляций с биологической терминологией можно всю историю подвести под один-единственный «великий естественный закон», превратить всякую социальную борьбу во фразу «борьба за существование»2. В таком случае классовая борьба изображается как расовая борьба, как борьба биологически сильных против биологически слабых.

Наука давно уже доказала всю несостоятельность расистских измышлений о происхождении рас, об их взаимодействии и взаимовлиянии. Человеческие расы образовались внутри вида Ногпо sapiens уже после того, как сложилась социальная форма жизни. Труд дал возможность различным группам Homo sapiens расселиться почти во всех районах Земли и жить в самых разных природных условиях.

Относительная первоначальная изоляция отдельных групп способствовала тому, что в дальнейшем развитии в процессе приспособления к конкретным окружающим условиям эти группы постепенно приобретали определенные наследственные признаки. Вместе с тем на линиях между географическими центрами сосредоточения белой, черной и желтой рас можно обнаружить наличие большого числа плавных переходов и оттенков в цвете кожи и других внешних признаков, которые обусловлены различной частотой одних и тех же генетических компонентов.

В любом, случае расистские рассуждения фашистов представляют собой издевательство не только над наукой, но и над простым человеческим здравым смыслом. Поскольку каждая из современных наций в силу своеобразного хода своего исторического развития представляет собой продукт смешения самых разнообразных расовых элементов (если иметь в виду расу как совокупность физических признаков: цвет волос, формы головы, носа и т. п.), постольку в не меньшей степени это относится к немцам, японцам и итальянцам, которым фашистские «расоведы» пытались внушить человеконенавистническую идею насчет какой-то их особой «расовой чистоты».

Современная наука так определяет расы (принято ЮНЕСКО): расы — это человеческие популяции, различия которых проявляются во внешнем виде их представителей и в большинстве случаев связаны с различной частотой появления комбинации одних и тех же наследственных признаков. Различные по частоте комбинации одних и тех же генетических компонентов приводят к таким физическим различиям, как преобладающая группа крови, форма головы или пигментация кожи. Как видим, в этом определении нет даже упоминания о наличии каких-либо характерных психических отличий у представителей различных рас. В конечном счете отдельные индивиды всех человеческих рас находятся в общем и целом на одном уровне морфологической и физиологической организации. И по мере усиления, в сущности, необратимого процесса взаимопроникновения и смешения рас происходит постепенное исчезновение рас как биологически различающихся групп людей.

В этой связи абсолютно несостоятельны также попытки фашистских «теоретиков» уподобить нацию, народ, государство организму, чувствующему и мыслящему. С научной, марксистской точки зрения нацию, например, определяют такие вполне реальные и поддающиеся точному анализу признаки, как исторически сложившаяся общность экономической жизни, территории, языка и психического склада, проявляющегося в общности культуры. Именно эти признаки характеризуют собой нацию, а отнюдь не надуманная мистика «расы», «расовой души», «общности крови» и т. п. В любом случае процесс формирования наций, перспектив их развития нельзя рассматривать изолированно от развития экономической и классовой структуры данного общества. Бесспорно, капитализм консолидирует нацию, способствует интеграции населения в рамках определенной национально-государственной общности. Однако интеграция населения, включенного в определенную национально-государственную общность, в капиталистическом обществе сопровождается расколом на эксплуататоров и эксплуатируемых. Более того, капитализм углубляет несовместимость экономических и духовных интересов противоположных классов внутри нации. Именно поэтому с марксистской точки зрения понятие «народ» в капиталистическом обществе не совпадает с понятиями «нация», «народонаселение» и т. п. В понятие «народонаселение» марксисты включают всех людей, проживающих в определенных национально-государственных или региональных границах, независимо от их классовой, национальной, профессиональной или религиозной принадлежности. Что же касается понятия «народ», то под народом в теории научного коммунизма понимается совокупность классов, социальных групп и личностей, которые своей материальной и духовной деятельностью обеспечивают прогрессивное развитие общества на данном историческом этапе. В этом смысле паразитические эксплуататорские классы, социальные группы и слои, выступающие объективно противниками социального прогресса, являются антинародной силой и, естественно, не включаются в это понятие.

Конечно, поскольку нация как специфическая общность народонаселения объективно существует, постольку идея нации глубоко проникает в массы трудящихся, тем более что во многих случаях единство нации достигалось в длительной упорной борьбе против иностранного господства.

Все это и создает возможность для того, чтобы и в национальное сознание трудящихся могли проникнуть буржуазный национализм и шовинизм. Бесспорно, что широким массам немецкого населения объединение Германии, осуществленное Бисмарком, казалось реализацией вековечной мечты о национальном единении, реализацией того, за что боролись лучшие представители немецкой нации. Но беда была в том, что при этом могло выхолащиваться и выхолащивалось демократическое содержание национальных чаяний. Национальное чувство постепенно стало отождествляться с традиционным верноподданническим духом немецкого мещанства, с послушанием буржуазно-юнкерскому государству, якобы представляющему всю нацию.

Более того, национальное чувство верноподданных все больше отождествлялось с шовинизмом господствующих классов. Шовинисты проповедовали превосходство немецкой нации, доказывали, будто национальное величие равнозначно военной силе и что война, направленная на порабощение других народов, является-де истинно национальным деянием.

Новым элементом, появившимся в шовинистической идеологии империалистических кругов Германии после поражения в первой мировой войне в 1918 г., является реваншизм, Реваншизм — это отнюдь не призыв к борьбе против несправедливостей Версальского договора. Реваншизм — это империалистическая идеология, предпосылкой которой является разочарование, вызванное крушением надежд на создание Германской мировой империи. Реваншизм нацеливает на войну во имя реванша за поражение, подогревает эмоции и сознание людей, обещая «возрождение». Ему, как правило, свойственно демагогическое утверждение, будто все внутренние бедствия проистекают из этого «случайного» военного поражения и реванш, следовательно, вновь приведет в порядок все немецкие дела. Поэтому реваншизм является шовинизмом империализма, потерпевшего поражение.

Основоположники научного коммунизма всегда указывали на опасность, всегда разоблачали коварную цель проповедуемых империалистическими идеологами расистско-националистических, шовинистических лозунгов. С марксистской точки зрения как нет никаких высших и низших рас, так и нет высших или низших наций и народов. Каждый народ внес свой вклад в культурное наследие человечества. Культура каждого народа неотделима от культуры человечества в целом. Национальная культура — продукт гораздо более широкого притока идей, нежели тот, который ограничен пределами национальных границ. Если, например, взять Европейский континент, то здесь, несмотря на длительные периоды соперничества и войн, в конечном итоге сложилась общая европейская культура, порожденная социально-экономическими эпохами готики, Реформации, Возрождения, промышленной революции.

Подлинно культурный человек в любой стране никогда не ограничивался своей национальной культурой. Он неизменно устремлял и устремляет свой взор к лучшему из того, что создано другой национальной культурой. Шекспир принадлежит всей Европе и всему миру, так же как Бетховен, Толстой или Рабиндранат Тагор.

Вопреки клеветническим измышлениям фашистов, огромный вклад в культуру человечества внес и русский народ. Без русской поэзии, русской литературы невозможно представить мировую цивилизацию, мировую культуру.

Что же касается фашистских попыток создать некую «чистую» арийскую культуру для немецкого народа, то они обернулись уничтожением как мировых культурных ценностей, так и культурных достижений немецкого народа. Лишь благодаря победе советского и других народов над фашизмом была спасена мировая, в том числе и немецкая, культура.

Разоблачая расизм и шовинизм фашистов, советские ученые еще в 40-х годах подчеркивали, что расовая идеология, нелепые рассуждения о «чистоте крови», о нации как «метафизическом, трансцендентном абсолюте» и т. п. — это, с одной стороны, практически весьма удобный способ скрыть убожество мысли и абсолютное невежество, ибо сей бред не требует каких-либо знаний или какой либо аргументации; с другой стороны, провозглашение этого мировоззрения открывает совершенно исключительные возможности для террора и искоренения целых народов и государств.

3. Фашизм — идеология насилия и агрессивной, захватнической войны

Расизм, безудержный национализм и шовинизм были в фашистской идеологии «теоретической» базой жестокого культа насилия и войны. Фашистские «теоретики» назойливо твердили: война— высшая цель и смысл жизни нации, необходимое средство очищения народа от всякой скверны. Война — первопричина динамики жизни и одновременно источник всех человеческих ценностей. Она — школа геройства и товарищества, она приобщает индивидуума к народному сообществу. Нация укрепляется числом солдат, которых она имеет, количеством битв, в которых она участвует.