Ольф. Книга первая

– Уходишь совсем?

– Да. Одну вещь найду и уйду. Больше не отвлеку.

Обратившись в стекло, я боялся, что сердце выдаст невменяемой канонадой, от которой шатались костюмы-соседи. Огромные, как сам владелец, они мрачно косились на меня всей шеренгой, словно в ожидании приказа к атаке.

Снаружи Вадим схватил за щиколотки и рывком подтянул девчонку к себе.

– Пожалуйста…

У нее даже не было сил сопротивляться – только молить о пощаде. Явно не ролевые игры. Значит, следующий ход за мной. И момент исключительный – Вадик сильно занят, лицо смотрит в другую сторону.

– У-у-у!!! – С жутким воем меня вынесло из шкафа.

Над головой вознеслась псевдокоса. Я готов был рвать и метать. Готов убить. Во имя справедливости. Добро, как учили меня с пеленок, должно быть с кулаками.

Первые полметра дались на ура. Потом чертова простыня зацепилась за ручку шкафа, меня крутануло и опрокинуло, благодаря моей же энерции. Голого. Прямо к ногам противника.

Маска свалилась, коса отскочила и развалилась на составляющие. Уже в следующую секунду я получил такой удар ногой, что временно научился летать. Прикроватная тумбочка всплакнула под обрушившимся телом, голова стукнулась о кобуру. С трудом собравшееся в кучку зрение уловило, как Вадим медленно и страшно поднимает катану.

Моя рука потянулась в кобуру. Автоматически. Когда хочешь жить …

В армии я служил в пехоте и более привычен к автомату, но когда приперло…

Предохранитель. Затвор. Спуск.

Это оказался не резиностел. И не газовик. Вспышка молнии, удар грома… Свинцовый молот отбросил нападавшего к стенке. В обвисшей груди сочилась клякса непоправимости.

Прямо в сердце. А в армии говорили, что я плохой стрелок. Оказывается, все дело в обстоятельствах.

Последний взгляд Вадика выразил удивление и ушел в вечность.

Визг. Вопль. С постели сорвалась и унеслась в сторону выхода спасенная девчонка. А в дверях стояла Сусанна, которая за это время не успела надеть даже бюстика.

Глаза не верили: она не была шокирована. Пройдя вперед, отфитнессенные ножки пошевелили мертвое тело, а взор с интересом переполз на меня:

– Забираю свои слова. Ты не скучный.

– Что теперь? – тупо осведомился я у единственного человека, кто не потерял самообладания.

– Однозначно – полицию вызывать. Но сначала позвоню папе.

Во всей вызывающей красе, до которой мне сейчас как бурундуку до ставки рефинансирования, Сусанна деловито прошлась по комнате брата, сосредоточенное лицо разглядывало вещи, руки перебирали бумаги и сложенную одежду. Сусанна совсем не обращала внимания ни на валявшееся тело, ни на запачканные кровью обои. Внизу продолжала расплываться лужа, но остекленевший взор и застывший в удивлении оскал трупа подтверждали, что он труп. «Скорая помощь» если потребуется, то лишь для засвидетельствования сего факта.

Сусанна сказала «папе»?! Непоправимость и ужас случившегося отошли на второй план. Сквозь мириады мельтешивших «Как же так?!..» и «Я же только…» пробилась реальность. Страшная картинка у меня перед глазами сменилась еще более страшной: место Вадика теперь занимал я. Только дырка в теле была не одна. Господин Задольский, возможно, не садист, но привык решать проблемы комплексно, а про его возможности знал весь город.

– Не надо папе! – тихо попросил я.

Девушка на миг остановилась, на меня с брезгливым равнодушием поглядели красноносые дыни и одновременно покачали головами.

– Надо. В первую очередь. Но у тебя… – Задумчивый взгляд подружки поднялся на часы, и губки уточкой превратились в настоящий клюв. – Пять минут. Через пять минут я звоню.

– Ты же понимаешь, это была самооборона!

Сусанна молча смотрела мне в глаза. Ни боли, ни страха, ни сожаления. Ни-че-го.

– Сусанна! – взмолился я. – Твой папа если не прибьет меня, как муху, то засадит до конца жизни!

– У тебя четыре минуты. – Она отвернулась.

Никогда не думал, что женский зад может быть столь холодно-презрительным. Дескать, вот тебе на память, чтоб за решеткой вспоминал.

Ясно. Куда ж яснее. Меня понесло в ее спальню, где остались вещи.

«За решеткой», повторюсь, – это лучший вариант из всего, что можно представить, другие вообще вспоминать не позволят.

Я лихорадочно оделся.

Убийца. Хотел пошутить – и дошутился. Отнял жизнь. Теперь с этим жить.

Или не жить – если господин Задольский подсуетится.

Когда я выходил, подружка шарила по карманам убитого.

– Знаешь, Ольжик, – ввернула она привычную прелюдию, за которой обычно следовала очередная бабская ересь.

– Не знаю, – стандартно откликнулся я, унылый и потерянный.

Вид склонившейся в другую сторону недавней баловницы никаких эмоций не вызвал. Только желание пнуть. Уж больно ворота шикарны, одиннадцатиметровый так и напрашивается. Да и ремень пришелся бы впору, видно, что в свое время им пренебрегли.

– Вряд ли еще увидимся, поэтому скажу. – Сусанна выпрямилась, вновь превратившись в обвешанную глобусами указку. – Можешь принять за комплимент. У меня было немало мужчин, но стоило только с двумя, с первым и последним. Если б могла выбирать, то с прочей шушерой просто не связывалась бы. Ты – настоящий мужик.

Не зная, что сказать, я буркнул «Спасибо». Комплимент, говорят, всегда приятен. Особенно в ситуации, когда он не комплимент, а идущая из глубины души правда. Но сейчас было не этого. Сейчас я думал о будущем, а не о прошлом, и ничего из надуманного не радовало.

Сусанна улыбнулась своим мыслям:

– Хотя, знаешь… Я не права. Чтобы найти золотой самородок, нужно переворошить столько шлака…

Логика возмутила.

– Присмотри на витрине и купи, – отрезал я.

– Настоящую драгоценность не купишь. Ее можно только добыть.

Эти философствования меня совершенно не волновали. Они бесили. Мысли витали в другой области, что никаким боком не пересекалась с затронутой.

– Сусанна, что мне делать?

– Совсем с головой плохо? Беги!

– Куда?

– Куда угодно, только быстрей и подальше. Ты моего папу знаешь.

Да, я знал. Оттого не бежал, а пребывал в ступоре невозможной надежды: вдруг подружка передумает, вдруг чем-то поможет? У их семьи возможности просто невероятные!

Увы. Меня уже вычеркнули из списка знакомых.

Я механически коснулся губами холодной щечки. На прощание. В исконном смысле.

Сусанна словно проснулась, ее всколыхнуло, лицо и всплеснувшиеся руки создали ушедшую вниз роскошную волну:

– Помнишь Раю? Тогда, в клубе…

Еще бы. Такую забудешь. Вешалась на меня прилюдно, игнорируя приличия. Сладкоокая лакомая штучка, что погрязла в заботах, подобных Сусанниным. Верх, низ, середина – все на уровне. Только в шмотье и амбициях она Сусанне уступала – родичи подкачали, не смогли забраться на пирамиду изобилия выше Задольских.

– Рая на тебя глаз положила, – глухо сообщила Сусанна.

Я бы назвал происшедшее тогда, в клубе, по-другому. Боевая подруженция не столько хотела меня соблазнить и отбить, сколько Сусанне досадить. Нормальное такое женское желание.

– Думаю, не прогонит. Вот ее адрес.

Ко мне вновь обернулся навсегда теряемый тыл, Сусанна крупно нацарапала что-то карандашом на салфетке, и когда написанное оказалось в моих руках, спокойно ушла. Прощайте, полцентнера сладкого пуха. Какими бы вы ни были, мне было хорошо с вами.

Презрев лифт, я пронесся с восьмого этажа по лестнице. Консьерж быстро отвел глаза – по просьбе Сусанны он меня «не замечал». Как «не заметил», наверное, и ношу Вадика, шедшего с подземной стоянки.

Сусанна права. Бежать.

Глава 3

Как и большинство нормальных людей, побег я никогда не планировал. В криминальных кругах нужные знакомства отсутствовали. То есть, выход пришлось искать самому и быстро.

Родителей несколько лет как в живых не было, к остальным родственникам обращаться не хотелось. Друзья тоже отпали логически, у них будут искать в первую очередь. И положившая на меня глаз знакомая, чей адрес лежал в кармане, отмелся сразу. Стоит Сусанне передумать или просто случайно проболтаться, и бегство от ярости ее папаши обратится в глупый фарс.

Городок у нас, конечно, не столичный, но немаленький. Не деревня, где каждый если не родственник, то знакомый. Но через одного-двух все друг друга знают. Лучше бы мне затеряться в большом мегаполисе, но до ближайшего еще надо как-то добраться. И что там делать, куда податься? Ночевать на вокзале опасно, Задольский подсуетится, и ориентировки прибудут раньше меня. Делить с бомжами теплотрассу тоже неохота.

Взболтанная мозговым штормом память выдала: «Помнишь Игорёху, славного сержанта-земляка, что помогал на первом этапе службы – то советом, то авторитетом, то ядреным словом?» Еще бы не помнить. Деревенский. Не так далеко отсюда. На попутке – пара часов. Никогда особо не дружили, но армия – такая штука…

Так я оказался в Запрядье.

Сослуживец работал водителем, мы пересеклись на грунтовке перед деревней, где я долго околачивался в ожидании.

– Правильно, – одобрил Игореха, когда я рассказал все. – Поехали.

Бывший сержант погрузнел, немного округлился и посерьезнел, однако лучики в уголках глаз остались прежними. Взгляд словно смеялся в лицо неприятностям, которых всегда хватало. Язык не позволял назвать его Игорем или по отчеству, Игореха, и точка, уж такой человек.

Старый грузовик едва душу не вытряс, затем ноги долго тренировались не ломаться, хотя условия вели именно к этому.

– Жить будешь здесь. – Длинный Игорехин палец указал на заброшенную землянку.

Полуразвалившимся жилищем не пользовались, видимо, лет сто. Скрытое дебрями, оно находилось в паре часов хода по бурелому, и ни одной тропинки рядом. Как только не заблудились. Обратно ни за что не выйти в одиночку.

– Про это место лишь двое-трое мужиков знают, все свои в доску, – заявил Игореха. – Если явятся – ссылайся на меня, вопросов не будет.

Глянув на часы, он заторопился:

– Бывай. Позже принесу инструменты, посуду и прочее.

«Мирись с соперником своим скорее, пока ты еще на пути с ним; чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге и не ввергли бы тебя в темницу. Истинно говорю тебе: не выйдешь оттуда, пока не отдашь последнее». Библия, между прочим.

В последнее время я плотно увлекся религией. Не-не, не уверовал, а в информационном плане, как хобби, поскольку не понимал, почему люди воюют, хотя верят в одно и то же. Да, по-разному верят. Казалось бы, нужно искать общее, а не то, что разделяет. Среди тех, с кем пересекался по работе, имелись люди верующие, диспуты с ними частенько затягивались за полночь. Общее нашлось без проблем: иудеи, христиане и мусульмане признают Ветхий завет святой книгой. Дальше начинаются вариации. Чтоб не стучаться фейсом в тейбл и никого случайно не задевать, в том числе читателей моих гениальных статей, пришлось ознакомиться с текстами всех писаний. Кое-что использовал в работе, чтобы придать бессмысленному тексту намек на глубину, но иногда просто к слову приходилось, как в данном случае. «Не выйдешь оттуда, пока не отдашь последнее». Вполне злободневно для всех времен и народов. Вот и меня коснулось. А последовать совету «Мирись с соперником своим скорее» невозможно – судьи уже все решили, слуги потирают руки, темница готова. В общем, на Бога надейся, а сам не плошай. Не получается по Писанию – поступим по мудрости народной.

Утром, когда подмерзший от сна на сгнившем тюфяке из сена я выбрался на «улицу», сослуживец был уже тут.

– Созвонился с одним приятелем, у него есть хороший адвокат. Пообещали заняться.

Я беспокойно ерзнул:

– Через адвоката на тебя не выйдут?

– Полиция? – Игореха расплылся во все тридцать два крепких здоровых зуба: – Разведка рулит! Комар носа. Так что сиди тихо, наслаждайся покоем. Твоими делами уже занимаются.

– Я не смогу сейчас заплатить адвокату…

В ответ чуть получил в глаз.

– Ты мне еще денег предложи.

Я смолк.

– Сочтемся, – уже более спокойно сказал сослуживец. – А пока вот, принимай.

Помимо обещанных посуды и инструментов он принес спички, охотничий нож, бинокль, удочки и лук со стрелами.

– Мог бы ружье, но выстрелы привлекут внимание. – Он сделал виноватое лицо.

Помимо всякой мелочи типа ниток-иголок у меня появились аптечка и одежда для проживания в лесу, а также запас еды, включая такие необходимые соль, чай, перец, чеснок, лук…

– На первое время хватит. По возможности буду наведываться, но не часто. У нас народ ушлый, мигом прознают.

Потом он вкратце рассказал про окружающие места, про жизнь в лесу и его обитателей, и я снова остался один.

Началась жизнь отшельником.

Недолго длилась идиллия, уже на второй день мимо кто-то ломился сквозь чащу. Хорошо различались два мужских голоса. Жутко матерившиеся неизвестные волокли с собой третьего, которому их крепкие выражения и предназначались. Я затаился.

Голоса приближались.

– Любишь кататься – люби и саночки возить, моксель недоекселенный.