Солдатское сердце

— И ты здесь? — уставшим голосом спросил боец, поднимаясь с кучи сырого песка. — Вот встреча, а?

— Далеко до вашей дивизии? — спросил Петя.

— Километров пятнадцать, а то и больше. Что там творится… Сначала обрушилась артиллерия. Потом танки и пехота. Командир полка и комбат погибли. Мы прямой наводкой по фашистам. Лезут, гады, через реку, а мы их в упор. Сначала они отошли. Думали, все. Ан нет. Как пошли опять танки… Ну, меня командир наш послал сюда. И надо же, оглушило дорогой, кровь из носа. Едва отдышался.

— А тут, смотри. Все разбил. Обходит, — сказал лейтенант. — Окопались, а воевать не с кем.

Вдруг появилась цепь вражеских солдат не с фронта, а сбоку. Гитлеровцы, выставив вперед автоматы, шли медленно и не стреляли.

— Без команды огня не открывать! — крикнул лейтенант. — Это парламентеры идут.

Но «парламентеры», подойдя метров двести, залегли и открыли огонь из автоматов.

Петя высунулся из окопа, дал длинную очередь по фашистам, но тут же выронил оружие. Пуля пробила кисть правой руки. Послышался рев моторов. Из-за высот выползли танки. Набрав скорость, они ворвались в городок, в котором насчитывалось не более двух десятков деревянных домиков и шесть тесовых летних казарм.

Разрушенные постройки горели. Танки строчили из пулеметов, стреляли из пушек. Один танк остановился возле арки, где был контрольно-пропускной пост, и наводил пушку прямо на Петю, но почему-то не стрелял. Другой танк сделал три выстрела по окопам. Еще не обстрелянные бойцы, вместо того чтоб прижаться плотнее к земле, выскакивали из своих неглубоких гнезд и куда-то бежали.

— Зачем бежать-то! — сердился боец, утягивая бинтом раненую руку Пети. — Обошли наши доты. Во, прислушайся: это укрепрайоны работают. Молодцы ребята. Вот они-то не отойдут, потому как укрыты от пуль и осколков. А мы… Что-то надо решать!

— У тебя есть граната? — спросил Петя. — Я подполз бы к танку…

— Ты не высовывайся. Их много, одной гранатой бесполезно. Сейчас главное — не шевелиться. — Боец ударил ногой по краю окопа, и земля глыбой упала на Петю. — Потерпи, а вечером найдем твоего отца.

Спокойствие знакомого красноармейца, его вера в то, что им удастся дожить до вечера и даже найти отца, вселяли надежду на благополучный исход сражения.

Танк, который целился в Петю, сделал несколько выстрелов по окопам. Один снаряд разорвался совсем близко, и Петя почувствовал, как волна пахучего дыма сдавила грудь, в рот и в уши набился песок. Красноармеец прошептал:

— А тебя ежели поймают, то начнут пытать. Узнают, чей ты сын, и не посмотрят, что малолетний. Не струсишь, тезка? Меня ведь тоже Петром зовут.

Петя ничего не ответил. Очень болела простреленная рука.

Определить, сколько прошло времени, было трудно. Закружилась голова, и Пете показалось, что он спит на снегу. Проснулся от холода. Дрожа всем телом, он позвал тезку.

— Вы здесь?

— Тише, — отозвался тот шепотом, — они заглядывали сюда раза три, а ты лежишь и стонешь… Потерпи.

К полудню стало настолько тихо, что Петя привстал и выглянул из окопа. Нестерпимо хотелось пить. Плечо и кисть руки горели, словно облитые кипятком. Вокруг ни души. Лейтенант лежал на бруствере окопа, вцепившись руками и уткнувшись ртом в песок. Он был мертв. Еще несколько солдат лежали у дороги. Они погибли, когда бежали к реке. В городке не сохранилось ни одного дома. Тесовая казарма и склад догорали. Гул моторов и несмолкаемые разрывы слышались далеко на востоке. Изредка словно просыпались огневые точки укрепрайона, которые, по мнению генерала Косенко, должны были надежно прикрыть командный пункт армии и город, в котором расположился штаб и все армейские склады и части тыла. Но прикрытие оказалось слабым.

— И остались они вдвоем на необитаемой земле, — сказал красноармеец Петр, стряхивая сырой песок с гимнастерки и с брюк.

— Что делать будем? — спросил Петя.

— Сначала давай познакомимся как следует. Моя фамилия Клоков. Предлагаю немедленно уходить. Эти фашисты имели задачу разбить штаб, и они сделали свое дело. А скоро пойдут вторые, третьи эшелоны и прочая нечисть. Нам уходить надо, и только.

— Надо пробираться к отцу, — предложил Петя. — Там наши войска. Что из того, что немцы разбили штаб…

— Лучше будет, если мы успеем пока добежать хотя бы до реки и спрятаться под кустами у самой воды. А ночью будем пробираться к своим. Отца найдем, не беспокойся.

Осмотревшись, оба Петра выскочили из окопа и побежали к реке. Вдоль всей границы слышался несмолкаемый грохот сражения. Забравшись под размытые корни плакучей ивы, ветви которой касались воды, они не просматривались ни с одного, ни с другого берега.

Только теперь, вдоволь напившись и освежив голову, Петя ощутил щемящую боль в груди, угнетала безвыходность создавшегося положения. В один миг прервалась его счастливая жизнь, поломались задуманные планы. Еще ночью он был убежден, что станет курсантом военного училища, пойдет по стопам отца, а теперь сверлит одна мысль: что будет дальше?

Еще слышалась стрельба, гудели самолеты, грохотали где-то взрывы. Укрепленные районы, обойденные врагом, сражались.

«Это лишь здесь так, потому что именно здесь оказалось мало наших войск, — думал Петя, — на других участках границы враг остановлен. Он не может победить Красную Армию».

— Нам немного переждать бы, правда? — сказал он Клокову. — А потом двинет нарком войска из резервов и сомнут врага, как козявок. Сюда бы сейчас парочку танковых полков, разнесли бы фашистов в пух и прах!

— Разнесешь, — покачал головой Клоков. — Ты знаешь, какая армада танков шла? А перед этим летели самолеты. Уйма! Я вот одного не пойму: где наша авиация, где артиллерия? Ведь его, дьявола, когда он прет колоннами, только и бить.

Но оба Петра не знали и не могли знать о том, что происходило на других участках границы. Они даже мысленно не могли представить масштабы героического приграничного сражения.

Уже вечерело, когда вдруг послышалась сильная стрельба и со стороны военного городка, где, казалось бы, не должно быть советских воинов, показались пограничники. Справа и слева от них, наперехват, мчались два грузовика с немецкими солдатами. Потом откуда-то появились всадники. Перегоняя пограничников, они приближались к реке. Заметив, что мост разрушен, всадники соскочили с коней и, укрывшись под обрывистым берегом, открыли огонь из винтовок по грузовикам. Дал две очереди по врагу и красноармеец Клоков, но патроны кончились.

Гитлеровцы, покинув машины, сначала бежали к берегу реки, а потом залегли. Показалось еще несколько грузовиков. Стрельба усилилась. Справа от моста шел рукопашный бой. А слева, ниже по течению реки, бежали красноармейцы. Их было сотни две. Они подбежали к берегу и заняли оборону. Подбитые грузовики, которые вырвались вперед, горели. Валил черный дым.

Под корни ивы подполз раненный в ноги майор. Он спросил у них, из какой части, есть ли патроны, и приказал без его команды не отходить.

— Вы, товарищ красноармеец, не бросайте паренька, помогите ему, — сказал майор.

К ночи гарнизон пополнился бойцами из разных частей. На берегу реки скопилось не менее двух тысяч бойцов и командиров, появилась батарея противотанковых пушек. Телефонной связи, сведений о том, что делается справа и слева, не было. По доносившейся канонаде можно было лишь предполагать, что бои идут где-то недалеко.

Не имея сведений о положении на других участках границы, командование разрозненных остатков частей не могло принять правильного решения. Небольшая группировка советских войск фактически была окружена и без притока свежих сил, без танков и пушек, без боеприпасов могла продержаться лишь каких-нибудь несколько часов.

При отражении ночной атаки гитлеровцев Петя Косенко опять был ранен. Раненный трижды, потерявший всякую надежду найти отца, он упал духом, и ему было безразлично, жить или умереть.

— Побудь немного один, — сказал Клоков. — Я пойду найду того майора и попрошу разрешения отправить тебя за реку. Здесь уже делать нечего. Надо искать отца.

Едва Клоков ушел, как появился незнакомый красноармеец и сказал:

— Я привел лошадь. Майор приказал тебе срочно ехать в укрепрайон. Там наши продержатся до подхода резервных войск. Может, и отец там.

Он помог Петру забраться в седло и проводил его до того места, где лошадь могла выбраться из-под обрывистого берега.

ВСЕ ДЛЯ ФРОНТА!

С фронта поступали тревожные сообщения. Вслед за мощными ударами артиллерии и авиации перешли в наступление сухопутные войска противника. На многих участках враг вторгся на десятки километров и продолжал продвигаться в глубь нашей страны.

Ровно в полдень Жукову позвонил Сталин.

— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись, — сказал он. — Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования.

Георгий Константинович знал, что и на других фронтах идут кровопролитные сражения. Войска фашистской Германии перешли в наступление от Балтики до Карпат. Одновременно начались бои вдоль румынской границы. В войну против СССР вступили Венгрия, Италия, Румыния и Финляндия. Как и предполагал Жуков, о чем и говорил на совещании в Кремле после той предвоенной военной игры на картах, судя по донесениям, главный удар враг наносит по Западному Особому округу, преобразованному в Западный фронт. Наибольшее количество наших аэродромов в первый же день войны разбито именно здесь.

Сталин продолжал:

— Мы думаем создать Ставку Главного Командования. Ее состав будет объявлен завтра.

— Товарищ Сталин, на другие фронты для выяснения положения и оказания помощи тоже необходимо послать представителей высшего командования, — предложил Жуков.

— На Западный фронт поедут заместители наркома обороны маршалы Шапошников и Кулик. Когда можете выехать? — спросил Сталин.

— Через час, — ответил Жуков.

Оставив за себя своего заместителя генерал-лейтенанта Ватутина, Жуков вылетел в Киев, а далее до Тернополя, где размещался командный пункт командующего Юго-Западным фронтом, добирался ночью на машине.

Юго-Западный фронт был создан из войск Киевского Особого военного округа. Командовал фронтом генерал-полковник Кирпонос.

Обстановка в действующих армиях оказалась сложнее, чем предполагал Жуков. Выход один: войскам немедленно отходить на новые рубежи и организованным мощным огнем встречать гитлеровские войска. Нужно также наносить удары под основание вклинившихся вражеских частей, отрезать их от тылов и уничтожать. Но для этого требуются танковые войска, артиллерия с быстроходными тягачами, пехота на машинах.

Первые часы войны уже показали, что немецкие войска обладают большой подвижностью. Прорвав нашу оборону, они быстро продвигаются вперед, отрезают пути отхода советских частей, окружают их. Чтобы встретить огнем врага, требуется быстрее занимать новые оборонительные рубежи, нужны стойкость, смелость, решительность.

У генералов и офицеров штаба фронта вид был усталый. Заметна излишняя суетливость.

Заслушав короткий доклад командующего фронтом, Жуков сначала связался по телефону с Ватутиным. Прошло уже около десяти часов, как он вылетел из Москвы, обстановка в целом в Генеральном штабе могла проясниться, и тогда будет легче принять верное решение. Но, к сожалению, как доложил генерал Ватутин, точных данных от штабов фронтов и армий не поступало. Нарком не может связаться с командующими Северо-Западным и Западным фронтами генерал-полковником Кузнецовым и генералом армии Павловым. По данным авиационной разведки, бои идут на рубеже наших укрепленных районов и недалеко от границы. Немецкая авиация совершает налеты на приграничные города. Имеются большие жертвы и разрушения…

Генерал Ватутин сказал также, что нарком требует перехода наших войск к активным контрнаступательным действиям.

— Вот разберемся в обстановке, — ответил Жуков, — а потом организуем контрудар. Пока положение не ясное.

В ту же ночь из Москвы поступила директива о переходе в контрнаступление. Начальник штаба фронта генерал Пуркаев резко возразил.

— Давайте обсудим на Военном совете, — предложил Жуков. — Нарком требует перейти в контрнаступление. А какое ваше мнение?

Создавшееся положение обсудили на заседании Военного совета. Было принято решение немедленно дать предварительный приказ о сосредоточении механизированных корпусов для нанесения контрудара по главной группировке противника, прорвавшейся в район Сокаля. К контрудару было решено привлечь всю имеющуюся авиацию.

Утром Жуков приехал на командный пункт 8-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта Рябышева. Войска корпуса совершили трудный марш к фронту из района Дрогобыча в район Броды. Но настроение у воинов было бодрое, боевое. Они были уверены в своих силах.

— Знаешь, о чем я думаю, Дмитрий Иванович, — сказал Жуков, когда зашел в палатку командира корпуса, — если бы сейчас подошли 9-й, 19-й и 22-й механизированные корпуса, дали бы мы жару фашистским войскам! А? Но, к сожалению, они далеко и только приближаются к исходным районам. Ждать их мы не имеем права, немцы подготовят сильный танковый и противотанковый артиллерийский заслон. Надо срочно ударить в направлении на Берестечко. Ваше мнение?

— Ударим! — ответил генерал Рябышев. — Переломаем ребра гитлеровским захватчикам!

— Ну, желаю успеха! — прощаясь с командиром корпуса, пожелал Жуков. — Побывал бы в войсках, да некогда.

Возвратившись в Тернополь на командный пункт фронта, Жуков получил подробные данные о действиях войск всего фронта. Уверенный в своих решениях, генерал Кирпонос изложил план нанесения контрудара: не дожидаясь подхода выдвигающихся к фронту механизированных корпусов, остановить противника.

Жукову удалось в тот день связаться по телефону с командующими армиями. Он был удовлетворен героическими действиями пограничных войск и частей укрепрайонов. Чувствительными оказались для противника контратаки войск 6-й и 26-й армий, а также 8-го механизированного корпуса. Насмерть стояли гарнизоны, защищая населенные пункты. Некоторые полки, сражаясь в окружении, сковали действия нескольких вражеских пехотных дивизий.

Тем временем к фронту шла подмога. Части 9-го механизированного корпуса генерала Рокоссовского, имея в основном старые танки, двигались по трем маршрутам в направлении городов Ровно и Луцк. Неожиданно встретившись с передовыми частями 13-й моторизованной дивизии немцев, они разбили их наголову. Захватили много трофеев. Части корпуса заняли оборону и успешно отбивали танковые атаки врага.

На следующий день корпус Рокоссовского нанес смелый контрудар в направлении Дубно. Левее наступал 19-й мехкорпус генерала Фекленко. В контрнаступление перешли 8-й, 15-й механизированные корпуса, стрелковые дивизии 5-й и 6-й армий. В районе Луцка, Радехова, Брод, Ровно развернулось встречное танковое сражение, которого не ожидал противник.

Артиллеристы, укрыв пушки в кустах возле дороги, подпустили гитлеровцев вплотную и открыли по ним беглый огонь. Груды трупов, свалка горящих машин и боевой техники…

Дорога оказалась загроможденной подбитой техникой врага, а сзади напирали подходившие фашистские подразделения. По ним нанесла мощный удар тяжелая артиллерия. В результате смелых контратак враг был отброшен на много километров, наступление гитлеровцев затормозилось.

На других участках фронта положение ухудшилось. Не имея опыта боев в окружении, оказавшись без поддержки соседей, кое-где обессиленные полки и подразделения начинали отход без приказа.

И все же стойкость и контрудары советских войск в первые дни сражений на Юго-Западном фронте привели к срыву вражеского плана прорыва к Киеву. Противник понес тяжелые потери.

Каждый день Жуков звонил в Генеральный штаб, спрашивал:

— Какое положение на других фронтах?

Ответы были неутешительные: повсеместного контрудара, как этого требовал Главный Военный совет в своей директиве, подписанной ночью 22 июня, не получилось.

Обстановка на всех фронтах была гораздо сложнее, чем казалось. У врага было превосходство в танках и мотопехоте. Советские войска в сражениях несли большие потери, инициативу в воздухе захватила вражеская авиация. Одновременного контрудара не получилось, потому что не было достаточно боевых сил и связи между фронтами. Оборона отошедших советских войск была непрочной.

Фашистские войска быстро продвигались на восток. Не было сомнений, что они рвались к Москве. Ставка приказала срочно сформировать Резервный фронт из четырех армий, который прикрыл бы Московское направление.

Положение на Западном фронте ухудшалось. Противник подходил к Минску. В связи с этим 26 июня начальник Генерального штаба Жуков был срочно отозван в Ставку.

Возвратившись в Генеральный штаб, Георгий Константинович немедленно связался, со штабом Западного фронта. Где сейчас находятся наши войска, какие действия принимает противник? Выяснил: две наши армии окружены западнее Минска. Сил, для того чтобы остановить и отбросить врага, мало. Единственное, что можно сделать, — создать на путях к Москве глубоко эшелонированную оборону. Нужно немедленно перегруппировать свои войска и поставить на путях движения вражеских танков прочный заслон, не пустить гитлеровцев к Москве.

Жуков потребовал от командования Западного фронта наладить управление войсками. Но обстановка оказалась настолько тяжелой, что в штабе не знали, где находятся некоторые части и соединения, не имели связи с дивизиями, ведущими кровопролитные бои в окружении.

30 июня в Москву по решению Ставки был вызван командующий Западным фронтом Павлов. Жуков едва узнал его. Он выглядел постаревшим и утомленным. Управлять армиями в такой необыкновенно сложной обстановке было трудно. Командующим Западным фронтом, по существу заново образованным из армий Резерва Ставки, был назначен маршал Тимошенко. Однако смена руководства в тех очень тяжелых для нас условиях существенного улучшения дел на фронте не дала. Даже ввод в сражение нескольких резервных армий не остановил врага. Обстановка на западе, как и на других направлениях, оставалась тревожной. Противник имел превосходство не только в количестве полков и дивизий, но главным образом — в численности танков, самолетов, артиллерии на механической тяге, автоматического стрелкового оружия.

Генеральный штаб, возглавляемый по-прежнему генералом армии Жуковым, работал напряженно и днем и ночью. Никто не уходил домой ни на час. В комнатах появились раскладушки, чайники.

Большие знатоки военного дела, имевшие не только высшее военное образование, но и опыт работы в штабах, надежные заместители начальника Генерального штаба генералы Ватутин и Соколовский выехали по решению Ставки в штабы фронтов. Их отсутствие усложняло руководство Генеральным штабом. У Георгия Константиновича ни секунды свободного времени. Чтобы подумать, разложив карты с нанесенной обстановкой, оценить, что происходит на всех фронтах, он закрывался в кабинете и строго говорил адъютантам:

— Ко мне никого!

Даже домой ему некогда было позвонить.

По нескольку раз в день приходилось докладывать Ставке о положении на фронтах, то и дело звонили из действующих армий и просили помощи — ни минуты отдыха.

На Юго-Западном фронте немецко-фашистские войска нанесли несколько сильных танковых ударов по ослабевшим армиям этого фронта и создали угрозу окружения крупной группировке наших войск.

Резко ухудшилось положение и на Западном фронте. Войска этого фронта оказывали упорное сопротивление врагу, но остановить его перед Днепром, как требовала Ставка, не смогли. К 10 июля немецко-фашистские танковые войска вышли на подступы к Полоцку, Витебску, Орше, Могилеву, Жлобину, Рогачеву.

Рабочая карта Жукова была «разрисована» красными и синими стрелами. Синие стрелы нацелены на Москву. Война шла всего лишь двадцать дней, а враг вторгся в пределы нашей Родины на пятьсот — шестьсот километров. Тяжелые для советских войск боевые действия шли в районе Смоленска.

Западный фронт оказался в трудных условиях: многие дивизии и полки четырех армий, уставшие и потерявшие в боях воинов и артиллерию, отводились в тыл для переформирования и доукомплектования. Соединения шести армий — почти полмиллиона бойцов — прибыли из глубины страны и растянулись на сотни километров, вступали в сражение частями. Ускорить этот процесс ни командующий фронтом Тимошенко, ни начальник Генерального штаба Жуков не могли. Нужны были тысячи автомашин для переброски полков, сотни самолетов для прикрытия передвижения войск, а их не было. Больше половины всех войск еще не вступило в сражение.

Тимошенко и Жуков озабоченно смотрели на разложенную на столе большую карту, и каждый думал об одном и том же: что делать, как остановить врага?

Во всей полосе Западного фронта шириной шестьсот километров и глубиной свыше двухсот километров развернулось гигантское сражение, известное под названием Смоленского. Враг рвался к Москве. Но путь его был усеян трупами гитлеровцев. Красная Армия оказывала героическое сопротивление.

— И все же есть выход! — сказал Жуков, бросив карандаш на стол. — Нужно ускорить выдвижение войск из Сибири, быстрее формировать новые дивизии, создавать ополченческие полки. Наконец, помочь выдвижению частей с других фронтов. Нужны новые прочные рубежи обороны.

— Где, когда возводить эти рубежи? — в сердцах ответил Тимошенко. — Это же надо под самой Москвой их строить!

— Я сказал свое мнение, — настаивал Жуков. — Иначе мы так и будем дробить силы.

— Я не решаю эти вопросы. Я теперь не нарком обороны, а командующий фронтом.