За пять минут до ядерной полуночи

– Рядом с площадью Согласия, на углу улиц Фобур Сен-Оноре и Анжу. Я жду…

Он не успел ничего ответить, как в мобильнике раздался легкий щелчок, – собеседница нажала на кнопку с красной телефонной трубкой.

За время командировки Виталий прекрасно узнал Париж – не по карте и туристическим справочникам, а по улицам и площадям, которые он прошел на своих двоих, и сотням достопримечательностей этого восхитительного города, о которых ему частенько доводилось рассказывать, сопровождая на представительской машине высоких московских гостей. Досконально знать город, где живешь и работаешь (нет, не так: где работаешь, а усталое существование в короткие минуты между службой с утра до вечера и недолгим сном трудно назвать жизнью), было для него золотым правилом еще со времен работы в разведке.

Значит, так. До отеля он доберется минут за 30–40. А впереди – весь вечер, долгожданный и восхитительный.

«Отлично! – решил он. – Сейчас главное – позвонить жене и сказать ей, что меня опять запрягли до позднего вечера. Нужно, мол, встретить очередного московского ВИПа с супругой, разместить его в гостинице, потом вояж по магазинам и вечером сопровождение в ресторан в качестве переводчика. Так что домой вернусь очень поздно».

Мысленно составляя план своих действий до конца дня, Виталий по старой оперативной привычке старался предусмотреть вероятные проблемные ситуации и «проколы» и тут же отрабатывал нужные решения для выхода из возможных потенциально сложных обстоятельств.

«Любовная лодка» Коржавцева и его второй жены Зои уже больше года как «разбилась о быт». Скорее всего, и не любовь это была, а глупость, придуманная вдвоем несколько лет назад: просто взыграло, вспенилось ее женское начало, засидевшееся в мечте и ожидании, а ему нужно было уйти от одиночества и безысходности. Но интересы работы в загранпредставительстве «Военвнешторга», да еще и в условиях долгосрочной загранкомандировки были выше семейного разлада и житейских неурядиц. Уж очень им обоим не хотелось по причине семейных дрязг быть откомандированными в Москву и при этом сильно терять в военвнешторговской зарплате, да еще и с немалыми бонусами за работу в другой стране. А потому уже давно, еще с первых счастливых месяцев жизни в Париже, между ними действовал некий кодекс семейных отношений, в основе которого лежало основное правило: работа Виталия – прежде всего. Зоя работать не хотела, впрочем, от безделья и скуки не сильно маялась – ей вполне хватало домашнего хозяйства, которое, хоть и не было обременительным, но изрядно досаждало своим повседневно нудным и унылым однообразием. Забота о малыше, а еще больше шопинг тоже отнимали немало времени. В общем, такая жизнь Зою вполне устраивала, и даже все более частые разлады с мужем не заставили бы ее менять парижскую свободу на унылые московские будни. А уж если совсем было невмоготу, она покупала пяти-шестидневный тур по историческим местам Европы и оттягивалась в этом путешествии по самую ступицу. Против вояжей в Москву на три-четыре недели муж с некоторых пор тоже особо не возражал.

«Так, теперь надо заскочить в магазин, купить шампанское, фрукты, коробку конфет… – продолжал строить планы Виталий. – Конечно, все это можно заказать и в ресторане отеля, но не стоит лишний раз «светиться». К тому же там это будет гораздо дороже».

Солнце уже не таилось в ухабистых облаках; набрав силу, оно расцвело и засияло озорно и весело, утопив в Сене полуденную хмарь, раскрасив весь город своим ярким улыбчивым светом, и рассеяло сумрак душевной тоски Коржавцева.

«Женевьева, Женька… какая она сейчас, после почти двух месяцев разлуки?» – подумал он.

С густой, длинной – ниже лопаток – нарочито небрежно уложенной пепельной гривой мягко вьющихся волос (боже, сколько трудов стоил парикмахеру этот непринужденный шарм), в строгом брючном костюме черного цвета и легкой красной майке с широким вырезом на груди, за которым, когда она наклонялась, чуть-чуть выглядывала тоже красная кружевная кайма чашечек ее лифчика, – именно такой Виталий заметил ее впервые на одной из пресс-конференций Николя Саркози в 2008 году. Потом он видел ее на других пресс-конференциях и брифингах во время проведения международных парижских салонов вооружений и военной техники, но, наблюдая со стороны, не решался подойти к ней, чтобы не показаться навязчивым и бестактным. Впрочем, даже такое внешнее изучение давало вдумчивому и опытному наблюдателю солидный объем информации. Она была открыта в общении и имела широкий круг связей среди политиков, военных и журналистов. Но при этом умела держать дистанцию, отличалась корректной доброжелательностью, не теряя французского юмора и сарказма. Ее вопросы на пресс-конференциях свидетельствовали о глубоких знаниях внешней и внутренней политики страны, подспудных течениях и тонких взаимосвязях этого «искусства возможного», а острый ум, профессиональное мастерство и тонкая ирония сквозили в публикациях даже по самым острым и сложным политическим проблемам. Тема международного военно-технического сотрудничества тоже была в сфере ее интересов. Но не это волновало Виталия и выделяло Женевьеву среди прочих женщин. Она, вопреки сентенции художника-сюрреалиста Сальвадора Дали о всех очаровательных дамах, была одновременно и красива, и элегантна. Смена обстоятельств, людей и ситуаций была для нее родной стихией. С легкостью весеннего ветра она меняла города и страны, круг знакомств, стиль и образ общения. Всего через несколько минут Женевьева становилась своей в любой компании – будь то безбашенный табун круто татуированных, заклепанных в черную дубленую кожу байкеров, изысканный салон чопорных дипломатов, богемный кружок полоумных, зацикленных на своем творчестве художников-интеллектуалов, шеренга надменных, переполненных чувством собственной значимости и чванливого достоинства высокопоставленных военных или неряшливый ученый одиночка, витающий только в одному ему доступных и понятных эмпириях. Даже в дамском обществе, где ее красота и обаяние изначально вызывали лицемерно скрытые зависть, недоброжелательность и подозрительность (а как еще женщины могут относиться к себе подобной – воспринимаемой, прежде всего, в качестве потенциальной соперницы, которая превосходит их самих не в чем-то одном, а едва ли не по всем параметрам и форматам), никто не мог сказать о ней ничего дурного, язвительного и уж тем более – мерзкого и гаденького. Удивительно, но в любой ситуации она оставалась сама собой, деликатно и тонко вживаясь в реальные обстоятельства, но не приспосабливаясь к ним, не подстраиваясь, а улавливая правила поведения и условности и, используя их, толерантно находя баланс личных интересов и запросов окружения.

Виталий, обладавший определенным кругом знакомств среди французских репортеров, освещавших темы военно-технического сотрудничества, знал, что, вращаясь в орбите одних и тех же людей и интересов, связанных работой на солидные общественно-политические средства массовой информации, он рано или поздно обречен на знакомство с этой журналисткой. Поэтому и не торопил события, и не просил общих приятелей по медийному цеху представить себя очаровательной коллеге. К тому же он не хотел быть инициатором такого контакта и положился на естественное стечение обстоятельств.

Так и вышло. Они случайно оказались рядом на пресс-конференции, которую устроило руководство «Военвнешторга» в шале для прессы на выставке Париж Аэрошоу в Ле-Бурже. Он – представитель российской компании-экспортера российской продукции военного назначения, она – обозреватель-фрилансер, сотрудничавшая с несколькими общественно-политическими и специализированными военными изданиями Франции, а также рядом серьезных зарубежных СМИ.

Ее короткий приталенный в стиле «болеро» жакет цвета деп лишэн – серого с едва уловимым зеленоватым оттенком – с недлинными узкими рукавами никогда не застегивался (на нем просто не было ни пуговиц, ни петель, ни крючков) и лишь прикрывал по бокам и спине легкую белую майку, облегающую невысокую упругую грудь, плоский живот и талию – тонкую, как ножка снифтера – рюмки для коньяка выдержки Х.О. Провоцировать пьянящее мужское возбуждение и женскую зависть продолжали ее узкие бедра, туго обтянутые (без единой морщины и складки) такими же деловито-серыми, как курточка, брюками, мастерски подчеркивающими стройность ее длинных ног. Неширокий, темно-красный с едва уловимыми глубокими бликами самба блестящий пояс, будто взмах крыльев неведомой птицы, застыл на бедрах, а сверкающая черненой сталью ажурная пряжка покоилась чуть выше бугорка Венеры, навязывавшего лицам противоположного пола такие феерические фантазии, от которых у них шевелились и начинали дыбиться не только волосы.

Завершали эту гламурную композицию подобранные в тон брючному костюму сумка-«тюльпан» и туфли на высоком тонком каблуке с узкими изящными вставками, инкрустированными радужно бликующими, словно капли росы, стразами. В общем – изысканно-утонченный замес демократичной элитарности, деловой строгости, изящно-небрежной элегантности с легким подтекстом эротичной раскованности и жестким стержнем уверенности в себе.

Коржавцев уже давно понял: эта дама не подделывалась под вызывающую сексапильно-фривольную моду, а естественно и органично выбирала для себя наиболее филигранные и значимые нюансы в находках лучших итальянских и французских кутюрье, напрочь отбрасывая пошлую мишуру, эпатаж и вычурность, от которых тащился бомонд главных европейских столиц, и никогда не тратила уйму денег, чтобы быть до одури модной и до глупости смешной. Она уверенно и достойно шла, нет, даже не шла, а легко, словно босиком по песку, шелестела среди окружающих ее людей и предметов – будь то в собственной квартире, на улице, в офисе или на светском рауте. И редкий мужчина, забыв о приличиях, до хруста в позвонках не сворачивал себе шею, глядя вслед этому природному совершенству, тонко ограненному флером одежды, неяркой косметики, не самых дорогих украшений и умопомрачительных ногтей.

Кстати, о ногтях.

На них никак нельзя было не обратить внимания. Виталий поймал себя на том, что просто впился в них взглядом, когда она ловко открыла заднюю крышку своего диктофона и поправила в нем пальчиковые аккумуляторы. Все тщетно. Они разрядились, и диктофон не подавал никаких признаков жизни.

– Извините, у вас случайно нет двух запасных батареек, – обратилась она к сидящему слева от нее соотечественнику-фотокорреспонденту?

– Нет, – буркнул тот, подставив к правому глазу окуляр своей фотокамеры с гигантским объективом и демонстрируя невероятную занятость, хотя пресс-конференция еще не началась.

Наблюдавший эту сцену Коржавцев хмыкнул про себя: «Нашла же к кому обратиться?! Да у «фотиков», тем более французов, зимой снега не выпросишь…»

– А у вас? – Женевьева неожиданно повернулась и вопросительно посмотрела на Виталия своими темно-оливковыми глазами.

– К сожалению, нет, – немного смутившись собственным вынужденным отказом, ответил он, – но… после пресс-конференции я могу дать вам свой диктофон с записью, и вы подготовите материал.

– А как же вы?

– Ну… я… – замялся Виталий. Уж очень ему хотелось помочь очаровательной соседке, с которой давно ждал встречи. – Отчет о пресс-конференции мне нужно подготовить к завтрашнему утру и…

– Значит, – улыбнулась она, – вы предлагаете мне сделать статью сегодня вечером, а сами будете работать ночью?

– Наверное… – пожал он плечами.

– Нет, так не пойдет, – сказала она, словно провела кошачьей лапой – мягкой, но с острыми коготками, в которых не трепыхнешься. – Я не могу принять такую жертву. У меня есть другое предложение.

– ?.. – Он вопросительно посмотрел на нее.

– Вы записывайте на свой диктофон всю пресс-конференцию, а потом мы пойдем в бар пресс-центра, прослушаем запись и вместе подготовим статьи для своих изданий. Ведь мы же не конкуренты? – вновь улыбнулась она. – А кофе – за мой счет.

Улыбнувшись в ответ, Виталий кивнул головой в знак согласия.

– Вам даже не придется тратиться на кофе. После пресс-конференции наша компания устраивает небольшой фуршет с тарталетками, канапе, пирожными и даже шампанским. А это, – он протянул ей пресс-релиз и информационные материалы, которые готовил для пресс-конференции, – поможет вам подготовить статью… Кстати, если нужен эксклюзивный материал, я могу попробовать устроить для вас интервью с руководителем делегации нашей компании.

– О, это просто здорово! Огромное спасибо, – рассмеялась журналистка. – Вот видите, благодаря вам я кругом в шоколаде…

Прессуха с руководством компании о продвижении российской авиационной военной техники зарубежным партнерам шла своим чередом, а Виталий, забыв обо всем на свете, исподволь наблюдал за своей новой знакомой – благо делать это было нетрудно, поскольку он сидел в кресле почти рядом с проходом у правой стены шале, и его соседка, внимательно глядя на трибуну, расположенную в центре небольшого подиума, была вынуждена слегка повернуть голову влево и не могла заметить пристального внимания сидящего справа от нее мужчины. Впрочем, иногда она оглядывалась, но Виталий вовремя замечал движение ее головы и успевал переводить свой взгляд на подиум. Улыбаясь, Женевьева секунду-другую смотрела на него, он чувствовал это и поворачивал голову в ее сторону. Их взгляды встречались, его рука с диктофоном начинала едва заметно подрагивать то ли от напряжения, а скорее всего, от волнения. Она же слегка касалась своими фантастическими ногтями уголков рта или поправляла прядь волос…

Да, в отличие от абсолютного большинства женщин, пожалуй, самым поразительным украшением Женевьевы были не дорогие серьги, колье, браслеты, бусы и кольца с бриллиантами, которые она могла себе позволить, но надевала крайне редко, а именно ногти. Длинные – изумительно завершенной и отточенной формы «стилет», они были словно продолжением ее таких же изящных и тонких пальцев. Узкую поверхность, отливающую мягким и глубоким многоцветьем перламутра, украшал ажурный узор из черной гель-краски, филигранно прорисованный тончайшей кистью. Он начинался с нижнего края ногтевого ложа и легкой вязью струился по краю ногтя почти до самого кончика. В это цвета безлунной ночи кружево со сканью причудливых завитков была вкраплена едва ли ни сотня ограненных страз разной величины – кристаллы Сваровски – от достаточно крупных у основания ногтя до самых маленьких у его окончания. Их мелкие радужные искорки удивительным образом – таинственно и волшебно – сливались с нежно-перламутровыми переливами «стилетов». Почти невесомый фон этого совершенства цветовой гаммы был словно притоплен в матовой глубине ногтевой пластины и создавал изящно-объемный, едва ли не голографический, эффект. В тон этой цветовой палитре можно было без особого труда подобрать самый разнообразный наряд – от строго делового костюма до пляжно-яркого, дышащего воздухом легкого платья. Восхищенно-цепкие, с плохо скрываемой завистью женские взгляды посетительниц дорогих ногтевых ВИП-салонов оценивали творение этих десяти миниатюр одного из лучших нейл-специалистов Европы почти в тысячу евро и были недалеки от истины. Самые близкие подруги Женевьевы знали, что для создания этого виртуозного произведения ногтевого искусства она проводила шесть-семь часов в небольшом, но весьма престижном салоне «Юник Стайл» в Праге (французские профессионалы этого направления моды явно отставали от своих восточных соседей), куда приезжала раз в три-четыре недели для коррекции или смены дизайна. «Быть можно человеком дельным и думать о красе ногтей», – француженка не читала пушкинского «Евгения Онегина», но, услышав это двустишие от Вероники – молодой русской хозяйки салона, превосходного нейл-мастера и обладательницы таких же роскошных ногтей-стилетов, полюбила и запомнила его. И от себя добавляла, что Эйфелева башня – это не «Железная дама Франции» у Йенского моста на Марсовом поле, – это лишь ее утонченно-роскошный ноготь-«стилет», поддерживающий небесный свод Парижа. А в ответ на любопытствующие вопросы друзей и знакомых по поводу того, как можно в повседневной жизни управляться с такими невообразимо огромными ногтями, продолжала цитировать Веронику: «С ними я могу все: водить машину, пеленать младенца, заниматься в тренажерном зале и даже прекрасно чистить картошку, – очень удобно острыми кончиками выковыривать глазки. Единственное, чего не могу, – так это играть в боулинг…» И если насчет картошки она слегка привирала – с этой не особенно приятной частью домашней работы прекрасно справлялся кухонный комбайн, то все остальное было сущей правдой.

А как она играла на фортепьяно! Благодаря «стилетам», Женевьева без труда брала почти две октавы, но при этом к чарующим звукам аккордов и переборов примешивалось едва уловимое постукивание ногтей о клавиши. Конечно, профессиональных пианистов, слышавших ее игру, это поначалу коробило, но вскоре и они привыкали к легкому аккомпанементному пощелкиванию в такт мелодии.

Не менее виртуозно она работала и на компьютере! У нее выработался свой особенный и неповторимый стиль: кончики пальцев не бегали судорожно вверх и вниз, вправо и влево по клавиатуре, а просто слегка расходились и сходились едва заметными волнообразными движениями по шести рядам клавиш. Весь секрет был в том, что она, едва заметно сгибая и разгибая пальцы, их подушечками нажимала клавиши нижних рядов, а кончиками ногтей – верхних. Бесподобное и редкое зрелище.

В этом Виталий убедился сразу после конференции, когда они слушали по диктофону наиболее важные места из выступления руководителей «Военвнешторга», а она при этом быстро набирала текст на своем лэптопе. Заказанный и оплаченный кейтеринговой компании фуршет был конфузливо отменен по причине различных технических неувязок и сбоев, и журналисты сидели в пресс-центре, потягивая кофе за счет организаторов авиасалона и со смехом едко злословили по поводу русского медведя, которому даже пенки от капучино не досталось, и французского бариста, который будто бы оказался пацифистом и демонстративно отказался готовить кофе для продавцов военной техники – «коммивояжеров смерти».

Скрасить неловкую ситуацию с разрекламированным, но так и несостоявшимся «общением в неформальной обстановке» помог короткий разговор Коржавцева с руководителем делегации «Военвнешторга» по поводу эксклюзивного интервью для представительницы французских СМИ. Организовать такую встречу стало для Виталия делом чести после постыдно обманутых ожиданий шампанского, кофе и тарталеток.

– Кстати, меня зовут Женевьева, – улыбаясь и чуть наигранно сказала журналистка, закончив работу и протягивая своему новому знакомому руку, соблюдая узаконенный всем цивилизованным миром ритуал – то ли в благодарность за помощь, то ли в знак официального знакомства, а может, для того, чтобы хоть как-то помочь скрасить неловкость, в которой не по своей воле оказался ее русский коллега, или просто заполнить возникшую паузу.

– М-м-м… Виталий. – От неожиданности и смущения, что до сих пор не представился, он излишне поспешно протянул руку и слегка пожал гладкую и прохладную ладонь своей новой знакомой. При этом он почувствовал, как острые стилеты слегка коснулись его запястья чуть выше того места, где российские врачи обычно щупают пульс. Если бы на кончиках ее ногтей были сенсорные сканеры, она бы почувствовала, как в его венах учащенно пульсирует, почти закипает кровь.

Чтобы хоть как-то скрыть свое замешательство, он достал из бумажника свою визитку и передал ее француженке. В ответ она протянула свою карточку, легко зажатую между роскошных длинных ногтей.

– Мы не опоздаем на встречу с вашим шефом?

– Нет-нет, у нас есть еще минут пятнадцать. Мы как раз успеем дойти до переговорной комнаты на нашем стенде… Собственно говоря, я и хотел узнать, как вас лучше представить моему руководству… – оправдывался он.

– Теперь вы знаете – Женевьева Дюваль, фрилансер, сотрудничаю с общественно-политическими изданиями и специализированными военными журналами.

Интервью в переговорной прошло на ура. Очарование и внешний вид француженки располагали к общению, а ее точные и корректные вопросы, свидетельствующие о том, что она не просто «в теме» военно-технического сотрудничества, знакома с основными характеристиками современных образцов боевой техники, прекрасно разбирается в специфике и особенностях мирового рынка вооружений, исключали банально-расплывчатые ответы общего плана, не оставляющие ничего в сухом остатке, побуждая собеседника делиться предметной информацией о характере перспективных контрактов, возможных направлениях совместной разработки и производства передовой военной техники в интересах третьих стран, офсетных программах, борьбе с контрафактным тиражированием и распространением вооружения и других нюансах экспортно-импортных операций, связанных с продукцией военного назначения. В отличие от своих коллег-журналистов, Женевьева не гонялась за сенсациями. Она прекрасно понимала, что ее собеседники – представители высшего менеджмента главного российского спецэкспортера – знают, что можно говорить, а что нет, и в случае чего умеют держать язык за зубами. Ее интересовали анализ ситуации, логика действий сторон в оружейном бизнесе, проблемы и перспективы взаимовыгодного военно-технического сотрудничества в контексте общей политики государств, возможность легальных поставок и каналы незаконного сбыта продукции военного назначения в горячие точки и воюющим сторонам в региональных конфликтах, – все это было гораздо интереснее и важнее показушных цифр и вырванных из контекста реальной действительности отдельных фактов. Несмотря на жесткий график работы главы российской делегации, вместо планируемых двадцати минут интервью длилось более часа, который для обеих сторон незаметно пролетел в интересной и содержательной беседе.

– Благодарю вас за организацию этой встречи и материалы, которые вы мне дали, – сказала она на прощание Виталию. – Надеюсь, мы еще увидимся?

– Я буду очень этому рад.

Уже вскоре после знакомства на пресс-конференции были звонки и новые встречи сначала по рабочим вопросам – Женевьева активно взялась разрабатывать тему военно-технического сотрудничества России и Франции, – затем эти рандеву становились все более продолжительными и проходили в менее официозной обстановке французских кафе, ресторанчиков и… гостиниц. В общем, уже в который раз подтвердилась старая истина: в Париже, как и в Голливуде, холостяку трудно остаться холостяком, а женатому еще труднее остаться просто женатым.

Глава 3

Идея на грани абсурда

Хотя американец достаточно долго и весьма профессионально подводил собеседника к позитивному восприятию своей идеи, Гарушкин был ошарашен таким предложением, но даже бровью не повел, чтобы не выдать своего замешательства. Он ожидал и был готов к самым абсурдным и нелепым предложениям, но только не к такому… Его первой эмоциональной реакцией было желание, что называется, «на пальцах» объяснить своему американскому коллеге весь идиотизм его замысла, а потом встать и, хлопнув дверью в знак протеста, уйти, однако врожденная и закрепленная всем жизненным опытом и профессиональной этикой осторожность и привычка деликатного общения с людьми удержала разведчика от импульсивного порыва. А церэушник ждал ответа.

– Послушайте, Джон… Я не уверен, что руководство моей службы и нашей страны поддержит предложенный вами вариант.

В этой осторожной фразе было все: и собственное негативное отношение к предложению американцев, и сомнение в реальном выполнении задуманной ЦРУ операции, и явное желание остаться в стороне и не участвовать в этом паноптикуме маразма.

– Я прекрасно понимаю ваши сомнения, – парировал американец. – Сначала и мне эта миссия показалась невыполнимой.

Руководитель посольской резидентуры выжидающе взглянул на Гарушкина и продолжил.

– Безусловно, право принятия окончательного решения останется за президентами США и России. Спецслужбы должны лишь детально проработать и предложить вариант кардинального, по возможности безболезненного и наименее затратного плана реализации этой миссии. Еще раз хочу отметить: в Вашингтоне это решение обсуждалось непросто и далось очень нелегко. Но иного пути нет… – Джон открыл бутылку с минеральной водой и вопросительно посмотрел на собеседника. Получив кивок в знак согласия, он до половины наполнил два стакана, сделал глоток и продолжил свой затянувшийся монолог: – Мы понимаем, что, в отличие от США и Израиля, Россию и Иран связывают тесные политические и экономические отношения. Но сейчас в этой сфере между вашими странами наступили не самые лучшие времена. Россия была вынуждена соблюдать международные запреты и санкции в отношении Ирана, что уже дало повод к некоторому охлаждению дружеских отношений. И вы знаете, что Тегеран уже ищет новых союзников. А если это будет Китай?

– Китай – это вполне самостоятельный дракон, который гуляет сам по себе…

– И заметьте, не просто дракон, а ядерный, но при этом, – американец поднял указательный палец, – прогнозируемый, с которым, набравшись терпения, можно хоть как-то вести диалог и иметь дело.

– Да, если научитесь есть палочками…

– Вы правы, они всегда были «вещь в себе». Но Иран – это другой мир, другая политика, другой менталитет, другая религия. И, самое главное, – воинствующая религия. Что такое ортодоксальный и непримиримый ислам, мы с вами ощутили на себе в Афганистане. У вас еще была Чечня, у нас – Ирак. И в том, что новая война на Ближнем Востоке во многом будет войной на религиозной основе, – сходятся многие аналитики. Так стоит ли давать потенциальному противнику возможность вооружиться смертельно опасными средствами массового уничтожения?

– Извините, у нас другая стратегия. Мы исходим из концепции предотвращения войны, тем более масштабной, и решения всех противоречий и спорных вопросов политическим путем.

– То есть путем умиротворения? Прошлая мировая война тоже началась с… как это по-русски? С по-бла-жек Гитлеру и Муссолини. Чем это закончилось – не мне вам рассказывать… Думаю, сегодня российские политики меньше всего мечтают о лаврах Чемберлена и Даладье. Англичанину повезло, он умер, не испытав всех тягот и лишений войны. А вот бывший французский премьер оказался в концлагере Бухенвальд и был счастлив, когда в конце войны его освободили американские солдаты.

Джон Стоун не без умысла вспомнил и Чемберлена, и Даладье, и самый большой нацистский лагерь смерти Бухенвальд, и американских пехотинцев. Может быть, краткий исторический экскурс хоть как-то образумит этого русского.

– Да, «Каждому свое», – задумчиво процитировал Гарушкин надпись на воротах Бухенвальда. – Если бы не коммунисты, поднявшие в лагере восстание, Даладье мог бы и не дождаться американцев и не увидеть своей Франции. – Вольно или невольно он дал понять собеседнику, что неплохо знает историю, вот только выводы из этих уроков у каждого свои. – Что же касается Ирана, Россия не намерена начинать войну, – подытожил россиянин.

– Речь не идет о войне, – гнул свою линию Джон. – Превентивный удар и только. Причем непонятно, кто его нанес, какими силами и средствами, откуда… В общем – некий аналог 11 сентября и разрушения двух небоскребов-близнецов. Зато проблема будет решена одномоментно и окончательно. Нappy end, – как в Голливуде, все довольны и счастливы.

– Еще чуть-чуть, и я начну думать, что атака двух высоток и здания Пентагона пассажирскими лайнерами, гибель нескольких тысяч американцев – тоже тайная операция ЦРУ.

– Господин Гарушкин, – несмотря на свою выдержку и опыт, американский разведчик моментально перешел на резкий, далекий от дипломатии тон. Его размыто-голубые глаза зло и хищно прищурились, улыбка исчезла, пальцы до белизны в ногтях сцепились в замок. – Любую, даже самую конструктивную идею можно довести до абсурда. Но мы с вами не для этого встретились.

– Джон, прошу прощения, – примирительным тоном сказал гость. Он понял, что явно переборщил.

– Я только хотел напомнить, что подобные ситуации уже были в недавнем прошлом, – более мягко продолжил разведчик-дипломат. – Хотя, понятно, в данном случае любое сравнение м-м… – он запнулся, подыскивая нужное русское слово, – хро-ма-ет… Но Америка и ее народ стойко пережили трагедию 9/11 и сами, без помощи со стороны справились с ее тяжелейшими последствиями. А после уничтожения ядерных объектов в Иране в первую очередь Россия, как дружественное и граничащее с Ираном государство, США, как мировой лидер, Евросоюз и все цивилизованное сообщество помогут народу страны, пострадавшей от неизвестной третьей силы. Жертвы – минимальные, зато мир будет гарантированно спасен от возможности третьей мировой и, заметьте, первой ядерной войны, в которой, давайте судить здраво, наши страны, скорее всего, могут оказаться противниками.

Джон умолк, помолчал и, выразительно посмотрев на своего собеседника, тут же добавил:

– Мне бы этого не хотелось…

– Мне бы тоже… Но, согласитесь, идея чересчур смахивает на авантюру и достаточно цинична.

– Вы не хуже меня знаете, большая политика цинична насквозь. Но в данном случае я согласен с Макиавелли: цель оправдывает средства. Да, это цинично, дерзко, нагло, может быть, даже кощунственно, но это сработает! – Американец перевел дыхание и продолжил: – Даже если Россия откажется от участия в этой акции, мы будем действовать самостоятельно в целях ликвидации неотвратимых угроз в адрес Соединенных Штатов и их граждан. Нас поддержит Израиль, и мы добьемся своего. Но тогда жертв среди иранцев будет несоизмеримо больше.

Неотрывно следя за реакцией собеседника и чувствуя, что достиг апогея в своей филиппике, он несколько поумерил пыл и пафос.

– Сегодня глобализация затронула работу разведсообщества многих стран – это свершившийся факт. И всем нам необходима тесная координации действий. Только так будет получен значимый результат при минимальных затратах сил и средств, а главное – наименьших потерях для каждой из сторон. Если хотите, можете называть эту спецоперацию новым способом ведения активных боевых действий. Она будет поэффективней гибридной войны и станет тем, что можно назвать «управляемым хаосом».

– Все правильно… Но у русских есть такое понятие, как подлость. И она не прощается…

– Я уже не один год работаю в России. И если уж говорить о подлости и цинизме, то нет ничего более непристойного, подлого и хамского, чем ваши «новые русские».

Гарушкин удивленно посмотрел на собеседника, который вновь продолжал изумлять его своими заявлениями. Уж чего-чего, а такого пассажа от американца он никак не ожидал.

– Я поражаюсь вам, русским, – вашему народу, вашему правительству и особенно вашим миллионерам – народным олигархам (в смысле – вышедшим из народа), – не унимался Джон. – В самый тяжелый год кризиса у вас стало в два раза больше валютных миллионеров. А один из ваших олигархов приобрел на аукционе самое дорогое в мире пасхальное яйцо Фаберже из императорской коллекции Николая II. За 18 миллионов долларов! И не для страны, не для 22 миллионов россиян, прозябающих за чертой бедности, а для личной коллекции… Испытание горем, бедностью и голодом вы выдержали с честью, а вот богатство и сытость уничтожает все лучшее, что есть в вашем многонациональном народе.

– Ну, слава богу, далеко не во всем народе…

– Конечно, конечно… Я имел в виду самую богатую, но далеко не самую лучшую часть российского общества.

«Вот тебе и америкосы… – вновь подумал Гарушкин. – У нас-то все думают, что кроме баксов у них в глазах ничего не светится, а тут – на тебе…»

– Оставим в покое наших нуворишей. Давайте предметно поговорим о том, ради чего я к вам приехал. – Как разведчика Гарушкина интересовала оперативная составляющая предложенной американцами операции.

– Что, на ваш взгляд, нужно сделать для успешного выполнения этого задания, какие конкретные мероприятия осуществить?

– Общая схема действий такова. Идя навстречу пожеланиям Ирана, Россия реанимирует замороженный благодаря санкциям США контракт на поставку в эту страну зенитных ракетных комплексов большой дальности С-300. Мы анонимно делаем намеренную утечку этой секретной информации в американскую прессу, которая раздувает очередной скандал.

– То есть делаем тайну достоянием гласности, чтобы в общем шуме скрыть реальные действия и предотвратить любые возможные инсинуации по поводу взаимодействия наших спецслужб?

– Совершенно верно! В ответ Россия публикует обычное в подобных случаях дежурное заявление для прессы с опровержением «американской клеветы». Все, как в жизни. И со стороны никаких подозрений по поводу того, что что-то не так. – Джон Стоун был воодушевлен тем, что его собеседник перешел на понятный обоим оперативный сленг и специфический для сотрудников спецслужб ход мысли. Он воспринял это как хороший знак. – Тем временем ваши специалисты с участием наблюдателей из Ирана и с соблюдением всех необходимых формальностей и должной степени секретности отгружают ракеты и комплексы противовоздушной обороны на зафрахтованный корабль, который берет курс на Бендер-Аббас или другой иранский порт, – все больше и больше вдохновляясь, продолжал Джон.

– Надеюсь, вы в курсе, что из Петербурга до южных портов Ирана долгий путь?

– Конечно. И это как раз нам на руку. К тому же, по понятным причинам, нельзя использовать иранские порты Каспия. Да и глубоководных причалов у них там нет. Значит, остается этот протяженный и удобный для наших целей маршрут.

– Согласитесь, наносить удар средствами противовоздушной обороны по крупным наземным объектам – это просто бред. К тому же по характеру разрушений и остаткам ракет любой военный специалист легко определит, какому государству принадлежало это оружие нападения.

– Абсолютно правильно. Но не факт, что русские ракеты запустили русские, а главное – это будут уже не комплексы ПВО.

– ?..

– Представьте такую ситуацию. Через несколько дней пути, когда до пункта назначения остается уже совсем немного, где-нибудь в районе Африканского Рога или в любой другой точке по маршруту следования корабль с российскими ракетами будто бы захватывают сомалийские пираты или какие-то террористы. В общем, никому неведомая третья сила. Думаю, пресса сама придумает каких-нибудь негодяев, которые захватили торговое судно ради большого выкупа, совершенно не зная о характере груза.

«А ведь в этом что-то есть…» – размышлял Гарушкин, внимательно слушая собеседника.

– На некоторое время корабль исчезает из поля зрения соответствующих российских и международных служб морского наблюдения и контроля, – продолжал Джон. – В это время к нему подходит судно, и осуществляется перевалка, а точнее – замена комплексов ПВО С-300 на тактические ракеты средней дальности.

– Чье судно, чьи ракеты? – Разведчик уже понял ход мысли своего коллеги, но ему хотелось, чтобы американец сам озвучил свои предложения, а заодно определил и зону функциональной ответственности участников акции.

– Через третьих лиц нужно будет найти подходящий корабль в какой-нибудь нейтральной стране, зафрахтовать его, подобрать экипаж… Все эти действия будут совершаться под чужим флагом.

– А оружие?

– Конечно, российское. Согласитесь, даже при всей подозрительности персов им и в голову не придет, что Россия сможет нанести удар по Ирану. Тем временем весь мир кроме наших специальных служб будет продолжать оставаться в неведении реально происходящих событий. Политики негодуют, пресса бурлит, высказывая самые фантастические догадки по поводу того, что же произошло с кораблем.

– Что дальше?