Похищение Елены

Гости притихли.

— Вам нравятся эти птички?

— Д-да… — осторожно ответил Гастрократ и зачем-то спрятал руки за спину.

— Тогда они остаются здесь! Желание именинника — закон. Я бы не хотел никому испортить день рождения. Я на такое не способен. Скажите мне откровенно, похож я на человека, который может испортить кому-либо его день рождения?

— Не-эт! — дружным ревом ответила аудитория.

— Спасибо, спасибо. — Волк украдкой смахнул набежавшую слезу. Чертовы сандалии терли немилосердно. — Тем более я павлинов терпеть не могу — привкус у них отвратный. Гм. Ну вот. О чем это мы? Ах да. Продолжаем наш фокус! Смотрите внимательно — по-прежнему никакого жульства с мошенством. Все шито-крыто. Вот сейчас я скажу волшебные слова… Ёлки. Моталки. Валенки. Мочалки. Масдай, вверх!

Вторая неделя плавания на «Космо» подходила к концу. Позади оставались сражения с телебоями, приключения на плавучей скале эдонов, гостеприимство бебриков и пятидневная задержка на безымянном острове посреди бездонного моря, где правила обольстительная волшебница Паллитра.

С первого взгляда прекрасная колдунья влюбилась в бесшабашного Язона и не хотела его отпускать от себя до скончания веков, и ни силой, ни хитростью команда «Космо» не могла вырвать своего предводителя из сладкого плена. И только сказав, что он ее разлюбил, не любил и никогда больше вообще не сможет полюбить, Язон смог покинуть чертоги убитой горем Паллитры и продолжить свой далекий нелегкий путь в чужие, неизведанные края.

Иван был взволнован до глубины души. «Такая любовь, такая любовь… Ну просто как у королевича Елисея и княжны Русланы на странице семьсот шестьдесят четыре, когда он был вынужден покинуть ее розовый терем, чтобы уйти на войну с руколапыми костоломами, потому что пророчество глухонемого юродивого Пырки, после того как у него внезапно открылся первый глаз через неделю после стычки с целовальником Люшкой в переулке Всех Скелетов, где до них на этом же самом месте, потому что оно проклятое, из-за того что пятьсот лет назад, когда Луна была проглочена Чмадаресеем, который…»

Но, если быть кратким, все страдания его опять сводились к тому, что еще одна красна девица прошла мимо него так, как будто он был пустым местом. Причем настолько пустым, что любой, самый разреженный участок вакуума из дальнего космоса по сравнению с ним показался бы восточным базаром в выходной день. «Тенденция, однако…» — невесело думал Иванушка, ворочаясь бессонными ночами на смятом покрывале, и от жалости к себе, несчастному, щипало в носу и чесалось в глазах, и жизнь казалась хоть и наполненной приключениями и друзьями, но в то же время как-то иезуитски лишенной смысла.

Ну почему Язона, худого юношу с горящими глазами, девушки не в силах обойти стороной?

Ну почему у него всегда и все не как у людей?!

Вечером четырнадцатого дня, когда ослепительно-розовое светило уже почти целиком окунулось в свою холодную ванну из расплавленного золота, впередсмотрящий радостно прокричал:

— Земля! Я вижу землю!

— Это должна быть Гаттерия — цель нашего путешествия! — воскликнул царевич Ион.

— Акефал! Где карты? — поискал глазами земляка Трисей.

— Какая от них польза? — с набитым вареными креветками ртом прочамкал тот, выбрасывая выпотрошенные панцири за борт. — Вчера ведь сдуло девятку и короля, забыл?

— Корабельные карты! — воздел в изнеможении руки к небу Пахидерм.

— А я про что говорю? — обиделся герой.

— По которым плавают!..

— А от них-то какая польза? Я утром уже пробовал смотреть — на том месте, где должна быть эта область, большое пятно то ли от крови, то ли от кетчупа. Так что лучше пусть Автомант погадает.

— Это Гаттерия! — прервал препирательства матрос на мачте.

— А ты-то откуда знаешь? — раздраженно отмахнулся от него Барохир.

— Вижу! Я вижу их причал! А у причала на нескольких языках огромными светящимися буквами написано: «Добро пожаловать в Гаттерию!»

— Ну слава вам, всемогущие боги Мирра! — опустился на колени порозовевший Язон. — Мы добрались до нее! Наконец-то!.. Наконец-то!

— Надо будет первым делом принести им хорошие жертвы, когда высадимся.

— Дифенбахию-громовержцу, златокудрому Полидору, искуснице Ванаде… — начал перечислять Акефал, старательно загибая пальцы Сейсмохтона, чтобы никого ненароком не забыть.

— Царевич Ион, — воровато оглядываясь по сторонам, боком-боком подобрался к Иванушке Ирак и зашептал: — Я догадался. Ты — бог попутного ветра Анемон! Знаешь, старинная легенда говорит, что Дифенбахий повстречал однажды у берега моря юную наяду Акрихину и влюбился в нее с первого поцелуя, и через два дня родился у них…

— Ты на что это намекаешь? — нахмурился царевич.

— Ну я все вот думал, думал, а потом я обратил внимание, что на всем пути мы ни разу не попали ни в штиль, ни в шторм, и вдруг мне пришла в голову мысль…

Иванушка устало закатил глаза.

— Нет. Я не бог. И не ветра. И тем более не попутного. Ну сколько раз я тебя уже просил прекратить эту нелепую игру, Ирак! Что про нас люди подумают, а? В частности, про меня?

— Извини, Ион, — смущенно попятился стеллиандр. — Кажется, я опять не угадал, да? Прости меня, невежественного смертного…

— Тс-с-с-с! — сделал страшные глаза Иван. — Молчи, несчастный!

— Умолкаю!

— Что это вы там все секретничаете? — глянул на них недовольно Какофон.

«Всю дорогу они что-то шепчутся и шепчутся. Замышляют, поди, что-то. Пусть говорят спасибо, что их вообще на борт «Космо» взяли, клоуны… И эти ненормальные педилы еще…»

— Все надеваем доспехи! — скомандовал Язон. — Приготовились к высадке на берег! Надо с первой минуты показать им, что намерения у нас самые серьезные!

— Через полчаса будем в порту! — пробасил капитан Криптофор, отрываясь от своего универсального прибора кораблевождения — подзорной трубы. — Нас уже заметили и ждут!

Через сорок минут космонавты ступили на землю Гаттерии.

Точнее, в случае Ивана сначала на ногу начальника портовой стражи, потом на доски причала, потом на пятку сандалии Какофона и только после этого — собственно на землю.

— Добро пожаловать в Гаттерию и ее столицу Мзиури. Кто вы такие и зачем прибыли в нашу маленькую, но гордую страну? — важно вопросил упитанный чиновник, ловко выплывший из-за спин стражников.

— Мы сопровождаем сына царя Патокела знаменитого героя Язона! — представился за всех Акефал и с силой ударил кулаком в щит.

Стража мгновенно ощетинилась копьями.

— Мы — посланники далекой Стеллы и прибыли сюда, чтобы увезти золотое руно на родину наших предков! — поспешно выступил вперед Язон.

— Ах посланники! — понимающе ухмыльнулся толстяк.

Он махнул рукой, и копья быстро опустились.

— Тогда я прикажу начальнику караула проводить вас во дворец. Там вы найдете кров и еду. А утром попросите царя Ксенофоба принять вас и изложите ему ваше дело. Спокойной ночи. Диплогам, проводи посланников к черному ходу.

Диплогам оказался разговорчивым малым, и за тот час, который ушел у них на дорогу до дворца, они были ознакомлены со всеми подробностями бесчисленных покушений на национальную реликвию гаттерийцев — шкуру золотого барана, триста лет назад привезшего на своей спине через все море родоначальника царской династии Гаттерии Протострата из неведомой тогда Стеллы.

Претендентам на драгоценную овчину никогда не отказывали.

Напротив. Их принимали по высшему разряду гостеприимства. Кормили, поили и развлекали, пока царь не соизволит принять и выслушать их. Но все знали, что ступившему на землю Гаттерии претенденту обратной дороги не было.

После приема у царя назначали три испытания, хотя на первом все, как правило, и заканчивалось. Тех же, кто пытался бежать, прознав о печальной участи своих предшественников, ловили и скармливали дракону, который это сокровище стережет, объясняя тем, что все равно это было бы четвертым испытанием для успешно прошедших все первых три. Призовая игра, так сказать.

Тех, кто на первое испытание соглашался, ловить не приходилось.

Скорее, собирать.

Тряпкой в ведро.

Причем в очень маленькое.

Свиту же их отпускали на все четыре стороны. Но пешком. И, судя по тому, что никто в Стелле не имел ни малейшего представления о местных веселых традициях и обрядах, в горах Гаттерии всегда в изобилии случались обвалы, встречались уже не такие гостеприимные аборигены и дикие звери, питавшиеся путниками, чудом спасшимися от первых двух напастей.

А если на первую (и, как правило, последнюю) аудиенцию не приходил предводитель делегации, дракону скармливали не только его, но и всех остальных. И уже без объяснений.

Воодушевленные таким образом космонавты и были переданы с рук на руки начальнику дворцовой прислуги для прокормления и расселения.

Известие о том, что царь Ксенофоб примет их в Гранитном зале дворца, как только дорогие гости закончат завтракать, пришло рано утром следующего дня.

Естественно, ни о каком завтраке для Иванушки и речи быть не могло. От возбуждения и предвкушения близких подвигов и свершений, достойных любых «Приключений» и «Походов», свидетелем которых он вот-вот собирался стать, даже сама мысль о еде казалась ему кощунственной, и он с изумлением и благоговением взирал на немногословных могучих стеллийских героев, старательно подчищавших все, что было щедро навалено у них на блюдах.

Язон встал из-за стола первым, вытерев, как и полагалось воспитанному стеллиандру, не понаслышке знакомому с придворным этикетом, руки об скатерть. За ним молча последовали остальные.

— Язон, ты готов? — прилаживая меч, поинтересовался Мелолит.

— Конечно, — презрительно усмехнулся наследник ванадского престола. — Гаттерийцы думают, что к ним явился еще один олух — любитель легкой наживы. Наверное, толпы их уже собрались, чтобы потешиться над тем, как от очередного наивного стеллиандра останется мокрое место! Клянусь Дифенбахием, этих варваров ожидает небольшой сюрприз!

— Ты что-то знаешь?

— Кто тебе рассказал?

— Что они заготовили?

— Что ты придумал?

— Сейчас увидите, — загадочно проговорил он и полез в сумку. — Вот!

И гордо продемонстрировал выловленный в дебрях запасных туник, плащей, сандалий, благовоний и притираний маленький пузырек алого стекла, оплетенный тонкой золотой нитью.

— Это прощальный дар Паллитры, — грустно улыбнувшись, пояснил он недоумевающим героям. — При расставании она дала мне этот флакон и сказала, чтобы я выпил его содержимое перед первой встречей с Ксенофобом. Она приготовила волшебный напиток специально для меня, зная, что меня ждет, и сказала, что мне будут не страшны любые их козни…

— Все-таки дуры эти бабы, — пробасил Сейсмохтон. — Ты им в лицо говоришь, что тебя от нее тошнит, а они тебе — зелье волшебное в помощь!

Язон хотел что-то сказать, но передумал; зубами вытащил пробку, выплюнул ее в окно и, запрокинув голову, вылил в одно мгновение все содержимое себе в глотку.

— Вот у меня как-то в прошлом году тоже был похожий случай… — начал было Какофон.

Но узнать, что случилось с Какофоном, было в тот день не суждено.

Потому, что изящная вещица выпал из руки Язона и вдребезги разбилась о бездонно-черные мраморные плиты. А рядом с блестящими, как красная ртуть, осколками стекла рухнул и сам стеллиандр.

— Язон!!! — вырвался вопль отчаяния из десятка богатырских (и не очень) грудей.

— Он отравлен!..

— Проклятая Паллитра!

— Мерзкая колдунья!

— Он умер!..

— Умер…

— Пропустите меня!

Расталкивая покрытые медью туши, к недвижимому Язону прорвался Иван. Пощупать пульс было делом одной секунды.

— Он жив! Сердце еще бьется!

Трисей бережно поднял товарища с пола и перенес на кровать.

— Ты сможешь ему помочь? — нерешительно спросил он Иванушку.

— Не знаю. Попробую.

Царевич положил руки на голову побледневшего уже Язона и изо всех сил сосредоточился.

Ничего.

Ответного импульса кольца не было.

Ну давай же, давай, колечко, милое!..

— Ха-ха-ха-ха-ха! — Раскатистый женский смех прокатился под сводами комнаты. — Зря теряешь время, юный Ион!

Герои подскочили, как ужаленные во время чрезвычайно синхронной атаки чрезвычайно кусачих змей, и обернулись.

На том месте, куда упал злосчастный флакон, алые кусочки стекла устремились друг к другу, влекомые одной неведомой силой, и в то мгновение, когда они встретились, вспыхнуло яркое черное пламя, обдав всех могильным холодом. Взметнувшись до самого потолка, оно приняло форму знакомой им всем женщины.

— Паллитра!

— Да, это я! Глупцы, мужланы! Вы думали, что, посмеявшись над моею любовью, ваш жалкий Язон сможет и дальше наслаждаться своей никчемной жизнью, хвастаясь победами над девушками за неимением побед над мужами?! Ну уж нет! То не флакон подарила я ему на прощание, а сердце свое, полное горечи и отчаяния! То не колдовское зелье вкусил он, а испил до дна чашу моих страданий! И, опустев, мое разбитое сердце исцелилось, и снова я буду весела и счастлива, как и была, пока не встретила его! Будь ты проклят, Язон, будь ты проклят, бессердечный! Смотри — я свободна от тебя, я летаю и смеюсь! Да только ты этого не увидишь, потому что будешь спать вечно — не просыпаясь и не умирая! И сниться тебе будет всегда один и тот же сон — раз за разом ты будешь переживать те мучения, что разрывали бедное мое сердце по твоей вине, жестокий эгоист! Прощай! — Голос волшебницы сорвался, и она, закрыв лицо руками, красной молнией вылетела в окно и исчезла с глаз, будто ее и не было.