Александр Забусов
Славянин. Десятник особой сотни
У нас самодержавие значит,
что в России все само собою держится.
Пролог
После обильного завтрака князь Святослав не изменил своим привычкам, заниматься государственными делами. Наконец-то свершились его чаяния, он подошел к возможному решению проблемы расширить свое княжество, с востока присоединив к нему курские земли. Вот уже седмицу, как здесь, в пограничном Хотеньском погосте, втайне от недоброжелателей, следуя разрозненными отрядами, скапливались его дружины. Долго ожидался момент набега на вотчину Изяслава Курского, и вот час пробил.
Маленький детинец едва мог вместить в себя малую часть воинства, а потому войска расположились по северянским селам, весям и деревенькам, соседствовавшим с погостом, выбранным под ставку. Все сложилось ко времени, скрупулезно спланированному самим князем и его ближниками. Хотень был настолько мал, что терем наместника трещал по швам, от количества начальствующего люда в нем. Председательствуя на заседании боярской Думы, князь сидел во главе широкого стола, вокруг которого стояли и сидели сановники, воеводы и людишки призванные решать различного рода побочные задачи. Здраво рассудить, так собравшееся общество, и Думой-то назвать можно было с большим натягом. Скорее войсковой штаб собрался для уточнения задач и планирование последующего броска. Прозор был рад здесь же увидеть Властибора, по причине тесноты, маячившего за княжим креслом. Волхв, он конечно сам себе на уме, как кстати и сам Прозор, не совсем славянин, а даже совсем наоборот, византиец, настоящее имя которого было известно единицам смертных в Константинополе, хоть это тайна скрытая за семью печатями, но на данный отрезок времени они союзники. А то, что оба родственные души, Прозор знает давно. Оба ненавидят весь род людской, проживавший на этих землях. Все у них как не у людей. Простора много, самой земли немерено, вроде живут никого за пределами лесов не трогают, а страх берет. Вдруг решат подгрести под себя соседние королевства и империи. С них станется. Вандалы, одним словом.
Он взглянул на того, кто сидел от князя по левую руку. Владимир, старший сын князя. Вот для кого нужен Курский стол! По мнению Прозора, не в коня корм. Молод, задирист, заносчив, он не обладает, ни знаниями отца, ни воинским умением воеводы, да и мужества маловато. Лучше бы Святослав позаботился сперва о втором сыне. Хотя-я… Не сказать, что Прозору это все не на руку, видно и самому князю тоже.
Ударом ладони по столешнице, князь прекратил было поднявшийся шум при обсуждении движения войска и тыловых поездов, ряженых под купеческие караваны. Встав на ноги, грозным взглядом обвел кворум, в наступившей тишине подвел итог:
– Я вас услышал! До приказа всем полкам оставаться на местах, ну а когда прикажу, воевода левой руки, боярин Мечислав, обогнет Олешню, тропами пройдет по лесам и захватит Льгов. Сам я, с основным войском, пройду по центральному тракту, встану под стены Курска. Воевода правой руки, боярин Щука, двинет воинство вдоль Псела, захватит большой погост, зовущийся Веяханью. Опосля, оба они, приведут дружины к Курску. Там их ждать буду. Проводники для похода будут в срок.
– Князь, осень на дворе, неровен час дожди пойдут, разверзнутся хляби. Как бы не застрять на бездорожье! – предположил боярин Богумил.
Волхв будто ждал такого предположения, нарисовался из-за плеча повелителя. Бусинками маленьких крысиных глаз впился в сомневающегося ближника, с нотками панибратского тона, успокоил:
– Небоись боярин, боги ныне на нашей стороне. Обещаю погоду без дождей.
Подобное объяснение со стороны лица «близкого» к богам, разрядило нервозную обстановку. Высшие силы на их стороне.
– Все! Разъезжайтесь. Оставшиеся, ступайте обедать. – Велел князь.
Как правило, обед был еще до полудня. Члены Думы и другие приближенные обычно обедали вместе с князем, но в этот раз Святославу нужно было обсудить неотложные дела с представителями своей разведки, так что даже полуденный сон, входивший в обязательную программу, мог отмениться. Наконец-то в светлице стало свободно. Остались князь с волхвом, бояре Илим и Ставка, ближе которых у Святослава советников нет, и молодой Владимир, ну и естественно он с боярином Злобой.
Было заметно, что перенаселение светлицы утомило светлого князя. Теперь же он развалился на подушках кресла, задумчиво посмотрев на обоих своих разведчиков, мигнул Илиму.
– Распорядись, пусть квасу принесут.
Прозор про себя отметил, что, несмотря на проживание в захолустном погосте, князь одет в кафтан фиолетово-синего цвета, с чисто по-византийски облегающими рукавами, заканчивающимися золоченой парчой. Форсит! Отвык от воинской справы.
– Ну, рассказывайте, – мотнул головой, стоявшим столбами тихушникам.
Первым повел речь Злоба. Откашлявшись, наверное, под княжеским взглядом пересохло горло, заговорил:
– Государь! Сведения о том, что большая часть курской дружины, посланная князем в помощь шурину, князю Ростовскому, точны. Ко времени осады нашим войском Курска, дружина не вернется, могу гарантировать своей головой.
– Смотри, боярин, цену за ошибку ты сам назвал! – усмехнулся князь. Было видно, что он доволен. – Дальше.
– С половецким князьком Халаганом, я от твоего имени договор заключил. Он со своей ордой обогнет Курск и погуляет по весям на восточных окраинах княжества, в случае чего, пощиплет уставшие в походе дружины, будь те не ко времени явятся.
– Много запросил твой князек?
– Нет. Самую малость. Ему самому охота безнаказанно прогуляться по русским землям, а тут…
– Добро! Я тобой доволен. Ну… а ты Прозор, чем меня порадуешь?
– Ты приказал под любым предлогом убрать из Курска особую сотню.
– Хорошо, что помнишь. Ну, и?
Кривая ухмылка проползла по лицу однорукого.
– Менее чем через седмицу назначена большая охота. На охоте будет застрелена сестра Изяслава, Любава.
Князь нахмурил брови.
– Что девка забыла на охоте? Ей же надлежит с мамками и няньками рукодельем заниматься.
– И все же она будет там. Так вот, после случившегося сотню выманят из города и уничтожат. Люди назначены и посланы.
– И десяток Лихого уничтожишь сможешь?
Прозор смешался. Откуда? Святослав довольно рассмеялся. Ему понравилось замешательство однорукого слуги.
– Ты думал, что кроме вас двоих у меня нет глаз и ушей? Ошибаешься. Я знаю даже то, что этот десяток посылают туда, где справиться могут только ведуны с волхвами.
– Приняты меры, княже. Задействовано будет колдовство византийского толку. Работать будут с подстраховкой.
– Прозор, избавь меня от лишних подробностей. Что с предателем, с боярином Бурдуном, сын которого погиб по твоей милости?
– Княже, ты же сам ве…
– Ну?
– Десяток Сигурда расправится с ним и его семьей еще до того времени, когда твои вои подойдут к стенам курского детинца.
– Верю. Только, чтоб всех под корень. Чтоб другим неповадно было бросать своего князя! Что еще?
– Еще? Во Льгов и Веяхань посланы команды сеять панику у местных горожан и пришлых смердов, а так же для поджогов лабазов с едой.
– Добро. Молодец Прозор. А в Курск?
– В Курск нет.
– Почему? – удивился князь.
– Там у боярина Милорада служба послухов отлажена. Не даст работать старый.
– Сколько времени мне ждать?
Прозор почувствовал, как по спине скатилась капля пота. От его ответа и дальнейших действий его же людей, зависела его жизнь. Князь только внешне напоминает сибарита и добряка, кто его хорошо знал, отчетливо понимал и то, что приказ тихо удавить, похитить, пытать, мог быть отдан в любой миг. Князь, как и византийские владыки, свидетелей в живых оставлять не любит. Прозор произнес, словно в ледяную прорубь нырнул:
– Через полторы седмицы можешь выступать.
Глава 1
«Секретная служба выполняется в абсолютной тайне,
ее солдаты погибают молча, как будто проваливаются
в люк. Это значит служить начальникам, задача которых
состоит в том, чтобы никому не доверять».
Теплая осень пришла на южные границы Руси. Осень, время благодатное, время свадеб в деревнях и весях, а для Курского князя еще и время охот. Господин обязан заботиться о благосостоянии своих земель и проживающем на них населении. Те же медведи доставляют много хлопот смердам, задирают скот, разоряют дупла с пчёлами, а еще дикие быки и кабаны совершают потраву на полях. В лесах водится несметное количество разного пушного зверя, какой – никакой, а прибыток в казну. За лето дикая животина жирок нагуляла, подросла, теперь и уполовинить ее не грех.
Для Изяслава, охота в бескрайних лесах, полных хищных зверей, еще один род битвы, еще одна школа войны. Это лучшее, что придумано для отдыха от трудов государственных. Он с пяти лет в седле, а в семь первый раз с отцом выехал на охоту. Сейчас весь княжеский двор, от первого ближника, до призванной обеспечить загон дворни, все вышли в лес. Знают, что для их государя, охота это страсть, страсть неуемная, часто доходящая до исступления.
К стоявшему в окружении десятка гридней князю, на взмыленной лошади подскакал Престан, один из ближних бояр, такой же фанатик охоты, что и сам князь. Скаля зубы из под усов, радостно сообщил:
– Все, княже, сети выставлены! Пять проходов за них оставили. Ф-фух, упарился!
Сети вязали из липовой коры и конопли, ставили на много километров, так, чтобы не только логова зверей, а весь лес ими огородить! Но они себя оправдывали: в них попадало всё живущее там зверьё – и лоси, и медведи, и лисы, и косули.
– Добро, я доволен. Расторопно управились! – прозвучала похвала из уст сюзерена.
В отдалении псари держали на сворах бесновавшихся собак, чувствовавших приближение момента, когда их спустят с поводков. Это были не сторожевые псы – охотники. Работы им хватало. Только о прошлом годе таких псин больше сотни погибло в загонных забавах.
Князь оглянулся назад. Глаза горели азартом. Нетерпеливо, отрывисто бросил команду Семуше:
– Отпускайте!
Три десятка псов, спущенных с поводков, яростно, с пеной капавшей из пастей, с лаем бросились в проход.
– Ну, что? Пора и нам!
Охотники по примятой траве двинулись по следу своры. Не прошло и получаса, совсем рядом в зарослях лещины, залаяли и завизжали собаки. Охотники толпой устремились через заросли к тропинкам, где вепрь копытами взрыл землю.
– Кабан! – вырывается возглас у кого-то из гридней.
– Ага! По следу копыт и пятака, видно, большой кабан!
– Ату! Ату-у!
Собаки лаем подают призыв. Добрались сердешные до логова зверя.
Под стволом вырванного с корнем дуба, упавшего как раз на лощину сотворенную природой, наткнулись на лежбище. Вот из пожухлых листьев на ветвях упавшего исполина, все увидели клыкастое рыло покрытое шерстью. Глазки круглые, злые. Секач! Почувствовав, что сворой взят в полукольцо, кабан подскакивает, расставляет свои огромные копыта и, вместо того чтобы искать спасение на противоположной стороне логова, сбежать от численного перевеса противника, бросается на собак сам. В поединок с кабаном вступили рослые, тяжелые, специально обученные псы, отличавшиеся настойчивостью и дикой злобой в схватке с противником. В их задачу входит не только настигнуть и окружить зверя, но и навалиться на него, удерживать до подхода охотника. Клыки кромсают плоть, подкидывают вверх тушки четвероногих помощников людей. Визг, скулеж, ворчание и лай. Зубы псов намертво вцепились в загривок, лапы, ухо и даже хвост. В сумятице слышен свинский визг, хрюканье. Кабан, пытаясь метаться, изворачиваться, давит тушей нерасторопную суку.
Приспели.
– Рогатину! – требует Изяслав.
Пеший вид охоты считается самым опасным, ты идешь на контакт со зверем, и если побеждаешь его, тебе и достается слава победителя. Кабан – животное огромной силы, хорошо защищенное толстой шкурой и подкожным жиром.
С рогатиной в руке князь сам подбегает к живой извивающейся куче. Примерившись, с размаху всаживает острие клинка в бок, туда, где бьется сердце дикого зверя. Поросячий визг и увеличившийся собачий напор, подводят итог борьбы. Еще удар! Теперь в шею. Кровь толчками вырывается из тела. Адреналин зашкалил. Вот она – страсть!
К месту «боя» подходит дворовой люд. Выживших собак уж взяли на поводок и отвели, пришла пора разделать тушу и вынести монстра к лагерю. Почин сделан! Лес оглашается звуками поединков с дичиной в других местах. Потревоженный зверь, ломая кусты, спотыкаясь и падая, пытается вырваться из западни собачьего гона. В расставленные сети попадают лоси и олени, косули и кабаны. Только дикий бык рвет сеть и если повезет не запутаться копытами в крупной ячее, уходит, уводя за собой молодняк. Да еще бурый медведь, разорвав когтями препятствие, что есть духу, косолапит в самый бурелом, туда, откуда собакам будет нелегко достать его.
– Коня! – велит Изяслав.
Расторопные слуги, будто ожидая такого приказа, в короткое время подводят лошадей князю и охране. Князь взлетает в седло, князь весел! Князь свистом и поводом заставляет животное, не разбирая дороги, мчаться по лесным зарослям.
– Э-гэ-гэ-гэй-й! – поет его душа.
Время к полудню, охота в самом разгаре. Людины из ближайших лесных деревень, собранные в помощь дворне, сгибаясь под тяжестью заполеванных туш, по тропам выносят их к лагерю. У раскинутых шатров вовсю полыхает огонь в кострах. Запах жареного мяса разносится по всей широкой елани. Люди колготятся у сбитых из жердин, покрытых скатертями столов, сервируют, раскладывают привезенную с собой провизию. Им некогда, скоро в лагерь пожалует государь.
Часть охотников вышла из дела. Оставив усталых лошадей на попечение конюхов, они оккупировав дальний стол, тесной компанией окружив красивого юношу, одетого в парчовую одежду и сапоги выше колен. Его голову покрывает обшитый мехом колпак, породистое, чистое лицо, едва тронуто улыбкой. Он доволен результатом охоты, милостиво принимает из рук боярина Сдеслава добрый кусок прожаренной убоины. Ровные, крепкие зубы вгрызаются в истекающее соком мясо, заставив колыхнуться над узкими плечами золотые серги. Да, это девка! Ну, не совсем девка, а сама княжна Любава. Самая младшая, самая любимая сестра Великого князя Курского. Только ей, из всей женской половины семейства дозволено быть на охоте.
– Испей квасу, княжна, – молодой Радивой, глядя на сестру господина влюбленными глазами, протянул деревянный корец.
Нет в княжьем детинце ни одного молодого воя, боярина или гридня, который не был бы влюблен в княжну, не мечтал бы вожделенно о знаке внимания с ее стороны. Вот уж кому то повезет в этой жизни, взяв такую красавицу женой! Характер у девки малость подкачал, сетовали те, кто постарше. Ей бы витязем родиться! Своенравна, не по годам умна, а брат потакая во всем, дозволил учиться бою, тем самым закаляя и без того сложный характер сестры. Учителей, конечно предупредил о том, что ежели на белом теле у юницы хоть крохотный шрамик от тех занятий появится, голову с плеч снесет. Смех один, как приставленному дядьке изворачиваться пришлось, но кое-чему научил. Вон, хоть из лука княжна без промаха с седла бьет.
Сдеслав потянулся принять корец обратно, когда пущенная кем-то стрела пробила его плечо, на выходе своим наконечником появилась из груди.
– А-а-а! – вырвался стон из открытого рта.
Окружение госпожи пришло в движение. Сразу четверо воинских мужей закрыли деву своей грудью.
– В княжну целили! – выкрикнул кто-то из недавней праздной толпы.
А в ответ:
– Попали?
– Та не! Сдеслава стрелили!
– Кто?
Любава не разделила словесной перепалки, здравый ум взял верх над человеческой сутолокой. Тем более, увидав наконечник, торчавший из груди, она не испугалась. Больно много чести! Как когда-то учил дядька, проследила примерную директрису полета стрелы. У дальней лесной опушки, примкнувшей к поляне, заметила мужчину с луком в руке, по одежде, так смерда. Тот, отбросив лук, скрылся в зарослях.
– Путьша, Веретень, Идарич! Эй… Кто тут еще есть? А ну, быстро в седла! – Указала пальцем место, где скрылся неизвестный, велела. – Догнать и привести сюда смерда, что стрелу метнул!
Идарич, боярин не входивший в постоянный состав княжьего двора. Попал на охоту только потому, что княжий поезд проходил через его вотчину, ну он и почтил князя приглашением в гости, а жена его, Калинка, корцом сбитня и поцелуем в уста. Он наравне с остальными запрыгнул в седло. Понукая лошадь, помчался к лесной опушке. Дальше пришлось спешиться, конь не лось, по бурелому не скачет. Не заметил, как все разбрелись кто куда. Остался в одиночестве, но долг перед приказом гнал его дальше в лес. Весь покрытый паутиной, выскочил на тропу, протоптанную явно не зверьем. Впопыхах, чуть не налетел на старуху.
– Бабка, – спросил, едва отдышавшись, – ты здесь сейчас смерда не встречала?
– Летник в той стороне. – Словно не поняв вопроса, оповестила женщина.
– Ага.
Пошел. Как бы не заблудиться. Ничего, летом темнеет поздно, так что успеет выбраться. Ступил на летник, пошел по дороге мимо лесного озера, срезал путь и двинулся через поле. Где искать того пресловутого смерда? Ума не приложить. Пеше шагая порядком устал, тем более день был довольно изматывающий. Повернул назад. Передохнул несколько минут, мечтая, как сейчас выберется и завалится спать. Пошел дальше, вдруг взгляд вперед напоролся на ту же бабку. Стоит у обочины, старая совсем, в сером платке с палкой в руках. Подумал, может корову на поле потеряла, мало ли что может быть? Дальше, будто память кто вычеркнул, ночь кругом, да такая лунная. Вокруг все видно, будто днем. А бабка эта стоит себе впереди и смотрит куда-то вдоль дороги, на него никакого внимания. Прошел мимо, стоит и не шелохнется. Будто статуя. Хоть в трусости его обвинить не мог никто, все ж шаг ускорил. Тут и дорога нырнула куда-то в низину, а там сыростью пахнет и темень невообразимая. Вышел из неглубокого оврага и остановился на месте, словно кто ноги в землю вкопал! Впереди, в десяти шагах, снова стояла эта же бабка. Никак, нежить балует? Шалишь, его так просто не взять! Потянулся к шее, вытащил из одежды узелковый науз, любимой женой сплетенный, волхвом заговоренный. Специально прошел как можно ближе к этой бабке, и даже заглянул ей в лицо. Но никаких черных пустых глаз, раздвоенного языка или рогов на голове под платком не увидел. Бабка, как бабка, лицо сморщенное, как печеное яблоко, нос клювом – типичная деревенская ведьма. Три раза плюнул под ноги, Велеса добрым словом вспомнил, двинулся дальше. Идет, вдруг… Впервые в душе появился страх. Опять метрах в десяти, среди кустов стоит бабка! Больше терпеть не мог, что есть силы, кинулся бежать от нее в сторону, да запнулся за что-то ногой и полетел кубарем на землю. Что было дальше, не вспомнил, но когда открыл глаза, то понял. Лежит в пяти шагах от лесной поляны, на небосвод колесница Хорса только выехала. Утро. Над ним склонилась княжья челядь. Он последний, остальных нашли раньше.
Когда предстал пред ясные очи князя, тот выслушал все, о чем поведал Идарич. Сдвинув брови на грозном лице, Изяслав приказал:
– С нами в Курск поедешь.
– Слушаюсь, княже.
Отвернувшись и больше не вспоминая боярина, посетовал Престану:
– Пропала охота. Теперь только по весне на зверя выйдем.