Помоги проекту - поделись книгой:
Эти идеи — не просто теоретизирование. Ученые с подходящим оборудованием могут менять аффект людей с помощью прямого манипулирования зонами распределения ресурсов, которые выдают прогнозы. Хелен С. Мейберг, пионер-невролог, разработала терапию с глубокой стимуляцией мозга для людей, страдающих от терапевтически резистентной депрессии. Эти люди не просто переживают страдания от значительных депрессивных эпизодов, — они страдают, пойманные в ловушку ненависти к себе и бесконечных мучений. Некоторые из них едва могут двигаться. Во время хирургического вмешательства Мейберг работала с группой нейрохирургов, которые сверлили маленькие отверстия в черепе и устанавливали электроды в ключевую прогнозную зону в интероцептивной системе пациента. Когда нейрохирурги включали электроды, пациенты Мейберг сообщали о
Рис. 4.6. Глубокое стимулирование мозга
Хотя прогнозная цепь в мозге важна для аффекта, возможно, она не является необходимой. Рассмотрим случай Роджера, 56-летнего пациента, у которого соответствующая цепь была разрушена редкой болезнью. Его IQ выше среднего, он закончил колледж, но у него множество нарушений психики, например серьезная амнезия и проблемы с запахом и вкусом. Тем не менее Роджер испытывает аффекты. Вероятнее всего, его аффекты запускаются актуальными входными сенсорными сигналами от тела; прогнозы создаются альтернативными зонами мозга (это пример вырожденности — различные наборы нейронов дают один и тот же результат). Возможна и обратная ситуация. У пациентов с повреждением спинного мозга или идиопатической ортостатической гипотензией (дегенеративным заболеванием вегетативной нервной системы) интероцептивные прогнозы есть, однако они не получают сенсорных сигналов от органов и тканей. Эти пациенты испытывают аффект главным образом на основании нескорректированных прогнозов[189].
Ваша интероцептивная система не просто помогает определить, как вы себя чувствуете. Ее зоны регуляции телесных ресурсов — одни из самых мощных и имеющих связи предсказателей во всем мозге. Эти зоны — громкие и властные, как почти глухой ученый с большим рупором. Они запускают предсказания для зрения, слуха и других ваших чувств; ваши первичные сенсорные зоны, которые сами по себе не выдают прогнозов, а подсоединены, чтобы можно было слушать[190].
Давайте я продемонстрирую, что это означает. Вы, возможно, думаете, что в повседневной жизни вещи, которые вы видите и слышите, влияют на то, что вы чувствуете, но в основном все наоборот: то, что вы чувствуете, изменяет ваши зрение и слух. Интероцепция в этот момент больше влияет на восприятие и на то, как вы действуете, чем это делает внешний мир.
Вероятно, вы считаете себя рациональным созданием, взвешивающим все за и против перед принятием решения, как действовать; однако структура вашей коры делает это неправдоподобным домыслом. Ваш мозг подчиняется распределению ресурсов вашего тела. Аффект находится на месте водителя, а рациональность — на месте пассажира. Не имеет значения, выбираете ли вы между двумя закусками, двумя предложениями о работе, двумя инвестициями или двумя кардиохирургами — ваши повседневные решения обусловлены крикливым, почти глухим ученым, который смотрит на мир через очки цвета аффекта[191].
Антонио Дамасио в бестселлере «Ошибка Декарта» замечает, что разуму требуется страсть (которую мы бы назвали аффектом) для мудрости. Он документально подтверждает, что люди с повреждениями интероцептивной системы, в частности одной из зон регуляции телесных ресурсов, отличаются ухудшенным принятием решений. Лишенные возможности создавать интероцептивные предсказания, пациенты Дамасио оказались без руля. Сейчас наши новые знания об анатомии мозга побуждают нас сделать еще один шаг. Аффект не просто обязателен для мудрости; он также вплетен неотъемлемым образом в ткань каждого решения[192].
Мера влияния системы регуляции телесных ресурсов имеет серьезные последствия для финансового мира. Она участвовала в запуске величайших экономических катастроф нашего времени, в частности недавнего глобального финансового кризиса 2008 года, который нанес ущерб бесчисленному количеству семей.
Экономическая наука обычно использует понятие Homo economicus (рациональный экономический субъект), который контролирует свои эмоции, чтобы создавать разумные экономические суждения. Это понятие было фундаментом западной экономической теории, и, хотя оно впало в немилость у ученых-экономистов, оно продолжает руководить экономической практикой. Однако если зоны регуляции телесных ресурсов обеспечивают предсказаниями остальные области мозга, то модель Homo economicus основана на биологическом заблуждении. Вы не можете быть рациональным субъектом, если ваш мозг работает на прогнозах, создаваемых интероцептивным образом. Экономическая модель, легшая в основу экономики США — некоторые могут назвать это мировой экономикой, — уходит корнями в нейронную небылицу[193].
Каждый экономический кризис за последние тридцать лет был связан, как минимум частично, с моделью рационального экономического субъекта. Согласно журналисту Джеффу Мадрику, автору книги «Семь плохих идей: как экономисты мейнстрима нанесли урон Америке и всему миру», несколько наиболее фундаментальных идей экономистов вызвали ряд финансовых кризисов, что привело к мировой рецессии. Общей темой для всех этих идей было то, что нерегулируемая экономика свободного рынка хорошо работает. В такой экономике решения об инвестировании, производстве и распространении основаны на спросе и предложении без какого-либо государственного регулирования или контроля. Математические модели показывают, что при определенных условиях нерегулируемая рыночная экономика работает хорошо. Однако одно из этих «определенных условий» — то, что люди принимают решения рационально. Я потеряла счет экспериментам, проведенным за последние полвека, которые показывают, что люди не действуют рационально. Вы не можете преодолеть эмоции посредством рационального мышления, поскольку основой для каждой вашей мысли и каждого вашего восприятия является работа системы распределения ресурсов вашего тела, поэтому интероцепция и аффекты возникают в каждый момент. Даже когда вы ощущаете себя рациональной личностью, ваш бюджет тела и его связи с аффектом присутствуют, скрываясь в засаде под поверхностью[194].
Если идея рациональной человеческой психики так ядовита для экономики и при этом не поддерживается нейронаукой, то почему она продолжает существовать? Потому что мы, люди, долго верили, что рациональность выделяет нас в царстве животных. Этот миф отражает один из наиболее лелеемых стереотипов западного мышления, что человеческая психика является полем сражения, где познание и эмоции борются за контроль над поведением. Даже прилагательное, которое мы используем, чтобы описать себя как невосприимчивого или глупого, когда действуем сгоряча, — «бездумный» — вызывает ассоциации с отсутствием сознательного контроля и неумением обратиться к своему внутреннему Споку[195].
Этот древний миф держится настолько прочно, что ученые даже создали основанную на нем модель мозга. Эта модель начинает с древних подкорковых цепей для базового выживания, которые мы, как утверждается, унаследовали от рептилий. Над этими цепями располагается предполагаемая эмоциональная система, известная как «лимбическая система», которую мы будто бы унаследовали от ранних млекопитающих. А поверх этой так называемой лимбической системы, как глазурь на кексе, располагается предположительно рациональная, свойственная только человеку кора. Такое иллюзорное расположение слоев, которое иногда именуется триединым мозгом, остается одним из самых успешных ложных понятий в биологии человека. Карл Саган популяризовал его в книге «Драконы Эдема. Рассуждения об эволюции человеческого разума»[196] о том, как развивался человеческий интеллект (некоторые назвали бы книгу в значительной части выдуманной). Дэниел Гоулман использовал его в бестселлере «Эмоциональный интеллект»[197]. Тем не менее, как знает любой специалист по эволюции мозга, у людей вовсе не животный мозг, завернутый в когнитивную подарочную упаковку. «Помещать эмоции в среднюю часть мозга, а рассудок с логикой в кору — это просто глупо, — говорит Барбара Л. Финли, редактор журнала “Бихевиоризм и науки о мозге”. — У всех позвоночных есть все отделы мозга». Как развивался мозг? Реорганизовывался, как делают компании, расширяясь и поддерживая при этом эффективность и скорость реагирования[198].
Рис. 4.7. Идея «триединого мозга», где так называемая когнитивная цепь располагается выше так называемой эмоциональной цепи. Это иллюзорное расположение показывает, как мышление будто бы регулирует чувство
Итоговый вывод тут таков: человеческий мозг анатомически устроен так, что никакое решение или действие не может быть свободным от интероцепции или аффекта, даже если люди сами говорят о том, что они рациональны. Ваше телесное ощущение прямо сейчас готовится, чтобы повлиять на то, что вы будете чувствовать и делать в будущем. Это прекрасно поставленное самосбывающееся предсказание, заключенное в архитектуре вашего мозга.
Ваш мозг с его миллиардами нейронов делает намного больше, чем я набросала в этой главе. Большинство нейроученых согласны, что нам нужны еще десятилетия, чтобы узнать хитросплетения того, как работает мозг, не говоря уж о том, как он создает сознание. Тем не менее мы можем быть вполне уверены в некоторых вещах.
Непосредственно сейчас, когда ваш мозг придает смысл этим словам, он предсказывает изменения в распределении ресурсов вашего тела. Каждая мысль, воспоминание, восприятие или эмоция, которые вы конструируете, включает что-то от состояния вашего тела: маленький кусочек интероцепции. Визуальное предсказание, например, не просто дает ответ на вопрос «Что я видел последний раз, когда был в такой ситуации?» Он отвечает на вопрос «Что я видел последний раз, когда был в такой ситуации,
Интероцепция — это также один из наиболее важных компонентов в том, что вы воспринимаете как реальность. Если бы у вас не было интероцепции, физический мир был бы для вас бессмысленным шумом. Задумайтесь, ваши интероцептивные прогнозы, которые создают ваши переживания аффекта, определяют, что вас волнует в данный момент, — вашу аффективную нишу. С точки зрения вашего мозга все, что есть в вашей аффективной нише, может потенциально воздействовать на бюджет вашего тела, а все остальное во вселенной не имеет значения. Это фактически означает, что вы конструируете среду, в которой вы живете. Возможно, вы думаете, что ваша окружающая среда существует во внешнем мире, отдельно от вас, но это миф. Вы (и прочие создания) не просто обнаруживаете себя в какой-то внешней среде и либо приспосабливаетесь, либо умираете. Вы конструируете свою среду — свою реальность — посредством тех входных сенсорных сигналов от физической среды, которые отбирает ваш мозг; он допускает кое-что как информацию и игнорирует кое-что как шум. И этот выбор тесно связан с интероцепцией. Ваш мозг расширяет свой предсказательный репертуар, чтобы включить все, что может воздействовать на бюджет вашего тела, — чтобы соответствовать метаболическим требованиям вашего тела. Вот почему аффект является свойством сознания.
Интероцепция как фундаментальная часть предсказательного процесса является ключевым компонентом эмоций. Однако сама по себе интероцепция не может объяснить эмоции. Любая категория эмоций (например, гнев или печаль) намного сложнее, чем простое переживание неприятности или возбуждения.
Когда голос губернатора Коннектикута Дэннела Мэллоя дрогнул во время речи после убийства в начальной школе Сэнди-Хук, он не плакал, у него не было надутого вида, и в какой-то момент он улыбнулся. И тем не менее зрители каким-то образом пришли к выводу, что он испытывает глубокую печаль. Ощущений и простого чувства недостаточно, чтобы объяснить, как тысячи людей воспринимали глубину страданий Мэллоя.
Аффект сам по себе также не способен объяснить ни того, как мы конструируем наше переживание печали, ни того, чем один случай печали отличается от другого. Аффект не скажет вам, что означают ощущения и что с ними делать. Поэтому люди едят, когда они устали, или считают обвиняемого виновным, когда они голодны. Вы должны сделать аффект значимым, чтобы ваш мозг мог осуществить какое-то более специфическое действие. Один из способов придать значение — сконструировать случай эмоции.
Итак, как же интероцептивные ощущения становятся эмоциями? И почему мы испытываем эти ощущения (фактически предсказания) такими разнообразными способами: как физические симптомы, как восприятие мира, как простые аффективные чувства и иногда как эмоции? Это следующая загадка, к которой мы обратимся.
5. Понятия, цели и слова
Когда вы смотрите на радугу, вы видите отдельные цветные полосы — примерно так, как нарисовано слева на рис. 5.1. Однако в природе у радуги нет полос, это непрерывный спектр, где длина световых волн лежит примерно в диапазоне от 400 до 750 нанометров. Этот спектр не имеет никаких границ или полос.
Рис. 5.1. Слева — радуга с полосками, справа — непрерывная, как в природе
Почему вы и я видим полосы? Потому что у нас есть внутренние
Человеческая речь также непрерывна — поток звуков, — но когда вы слушаете свой родной язык, вы слышите отдельные слова. Как это происходит? Точно так же вы используете понятия, чтобы распределить по категориям непрерывный входной сигнал. Начиная с младенчества вы изучаете повторения в потоке речи, которые раскрывают границы между фонемами наименьшими единицами языка, которые вы можете различить (например, звуки d или p в английском языке). Эти повторения становятся понятиями, которые ваш мозг впоследствии использует для категоризации потока звуков в слоги и слова[200].
Этот примечательный процесс полон проблем, поскольку звуковой поток является неопределенным и в большой степени изменчивым. Согласные звуки изменяются в контексте: звук d в словах dad и death акустически различен, хотя мы каким-то образом воспринимаем его как d. Гласные звуки изменяются в зависимости от возраста, пола и размера говорящего, а также контекста для одного и того же говорящего. Невообразимые 50 процентов услышанных нами слов нельзя понять без контекста (если бы они были предъявлены отдельно). Но, используя понятия, мозг учится категоризировать, конструируя фонемы за десятки миллисекунд внутри всей этой изменчивой шумной информации, что в конечном итоге дает вам возможность общаться с другими[201].
Все, что вы воспринимаете вокруг вас, представлено понятиями в вашем мозге. Посмотрите на предмет рядом с вами. Теперь взгляните слегка левее этого предмета. Вы только что сделали нечто потрясающее, даже не заметив этого. Движения головы и глаза казались незначительными, но они вызвали
Без понятий вы бы воспринимали мир как вечно меняющийся шум. Всё, с чем вы встретились, было бы непохоже на все остальное. Вы были бы эмпирически слепы, как тогда, когда впервые увидели картинку из пятен в главе 2, но теперь это длилось бы постоянно. Вы были бы неспособны к научению[203].
Вся сенсорная информация — это огромная, постоянно меняющаяся головоломка, которую приходится решать вашему мозгу. Объекты, которые вы видите, звуки, которые вы слышите, запахи, которые вы обоняете, прикосновения, которые вы осязаете, вкусы, которые вы ощущаете, и интероцептивные ощущения, которые вы переживаете в виде боли и аффекта… все они подразумевают постоянные входные сенсорные сигналы, которые сильно изменчивы и неопределенны, когда достигают вашего мозга. Работа вашего мозга — предсказать их до того, как они прибудут, наполнить их отсутствующими деталями и найти повторения там, где возможно, так что вы воспринимаете мир предметов, людей, музыки и событий, а не «цветущий и жужжащий беспорядок», который в реальности там находится[204].
Чтобы достичь этого блистательного результата, ваш мозг использует понятия, чтобы придать смысл входным сигналам, создавая объяснение, откуда они появились, к чему в мире они относятся и как с ними взаимодействовать. Ваши ощущения являются настолько живыми и непосредственными, что заставляют вас думать, что вы представляете мир таким, каков он на самом деле, в то время как в реальности вы воспринимаете мир
В этой главе я объясняю, что каждый раз, когда вы испытываете эмоцию или воспринимаете ее у других, вы осуществляете категоризацию с помощью понятий, придавая смысл ощущениям от интероцепции и пяти чувств. Это — ключевой тезис теории конструирования эмоций.
Дело не в том, чтобы сказать: «Вы конструируете случаи эмоций с помощью категоризации: уникально ли это?» Я хочу показать, что категоризация конструирует каждое восприятие, мысль, воспоминание и прочее психическое явление, которые вы переживаете, так что,
Отнесемся пока неформально к внутренней кухне (то есть нейронауке) категоризации и просто рассмотрим некоторые из самых базовых вопросов. Что такое понятия? Как они формируются? Какого рода понятия являются понятиями эмоций? В частности, какой суперспособностью должен обладать человеческий разум, чтобы создавать смысл из мелочей? Многие из этих вопросов сейчас активно изучаются. В тех случаях, когда имеются надежные подтверждения, я представлю их. Если с подтверждениями хуже, я сделаю обоснованные предположения. Ответы не только объясняют, как создаются эмоции, но также позволяют взглянуть в суть того, что значит быть человеком[206].
Философы и ученые определяют
Представьте, что вы идете по улице своего города; ваш мозг полон понятий. Вы видите одновременно множество объектов: цветы, деревья, автомобили, дома, собак, птиц, пчел. Вы видите гуляющих людей, у которых двигаются тела и лица. Вы слышите звуки и чувствуете разнообразные запахи. Ваш мозг объединяет всю эту информацию для восприятия событий: например, дети гуляют в парке, человек ухаживает за растениями, пожилая пара держится за руки на скамейке. Вы создали собственное восприятие этих объектов, действий и событий, приписав им категории с помощью понятий. Ваш вечно предсказывающий мозг быстро предвосхищает входной сенсорный сигнал, спрашивая: «На что из моих понятий это похоже?» Например, если вы видите автомобиль спереди, а затем сбоку и у вас есть понятие для этого автомобиля, вы можете узнать, что это один и тот же автомобиль, даже притом, что визуальная информация, попавшая на вашу сетчатку с двух углов зрения, совершенно различна[208].
Когда ваш мозг немедленно категоризирует входной сенсорный сигнал как, скажем, автомобиль, он использует понятие «автомобиль». Обманчиво простое выражение «понятие автомобиля» обозначает нечто более сложное, чем вы могли бы ожидать. Так что же такое понятие? Это зависит от того, кого из ученых вы спросите; в науке такое является обычным делом. Мы должны ожидать определенного количества противоречий для такой фундаментальной темы, как «каким образом в человеческом мозге организовано и представляется знание». А ответ жизненно важен для понимания того, как создаются эмоции.
Если я попрошу вас описать понятие «автомобиль», вы можете сказать, что это средство для транспортировки, обычно имеющее четыре колеса, сделано из металла, имеет двигатель и работает на определенном виде топлива. Когда-то научный подход предполагал, что понятие работает в точности так же: в вашем мозге хранится словарное определение, описывающее необходимые и достаточные свойства. «Автомобиль — это транспортное средство с двигателем, четырьмя колесами, сиденьями, дверцами и крышей». «Птица — это летающее животное с крыльями, несущее яйца». Такой классический взгляд на понятия предполагает, что соответствующие им категории имеют жесткие границы. Случаи категории «пчела» никогда не попадают в категорию «птица». Также с этой точки зрения каждый случай является одинаково хорошим представителем своей категории. Любая пчела, так уж получается, является представителем категории, поскольку все пчелы имеют нечто общее либо в том, как они выглядят, либо в том, что они делают, или в силу какого-то базового отпечатка, который делает их пчелами. Любые различия между отдельными пчелами считаются несущественными по сравнению с тем фактом, что они являются пчелами. Вы можете заметить здесь параллель с классическим взглядом на эмоции, для которого все случаи категории «страх» сходны и при этом случаи «страха» отличаются от случаев «гнева»[209].
Классические понятия доминировали в философии, биологии и психологии с античности до 1970-х годов. В реальной жизни случаи одной категории значительно отличаются друг от друга. Существуют автомобили без дверей (например, мини-автомобили, использующиеся в гольфе) или автомобили с шестью колесами (например, Covini C6W).
Некоторые случаи в какой-нибудь категории более типичны, чем другие: никто не назовет страуса типичной птицей. В 1970-е годы классический взгляд на понятия окончательно рухнул. Ну, за исключением науки об эмоциях[210].
Из пепла классических понятий возникла новая точка зрения. Она говорит, что понятие представлено в мозге наилучшим примером в своей категории, известным как
Не все случаи «птицы» обладают этими свойствами, например страус или эму, однако они все равно являются птицами. Отклонения от прототипа бывают, но не слишком большие: пчела не является птицей, хотя имеет крылья и может летать. С этой точки зрения, по мере того как вы изучаете какую-нибудь категорию, ваш мозг предположительно представляет понятие как одиночный прототип. Это может быть самый частый пример в категории или самый типичный пример, означающий тот случай, который является наилучшим соответствием или обладает большинством характеристик категории[212].
Что касается эмоций, то людям кажется, что они без труда могут описать прототипические свойства для определенной категории эмоций. Попросите американца описать прототипическую печаль, и он скажет, что она отличается нахмуренным или надутым лицом, сгорбленной позой, плачем, тоской, монотонностью в голосе и что она начинается с определенного рода потери, а заканчивается общим ощущением утомления или беспомощности. Не каждый случай печали обладает всеми свойствами, но такое описание должно быть типично для печали[213].
Таким образом, прототипы могут показаться хорошей моделью для понятий эмоций, если бы не одна парадоксальная деталь. Когда мы измеряем реальные случаи печали с помощью научных инструментов, этот нахмуренный/надутый прототип с потерей не является ни наиболее частым, ни наиболее типичным наблюдаемым образцом. Всем кажется, что они знакомы с прототипом, но в реальной жизни он встречается редко. Вместо этого, как вы видели в главе 1, мы обнаруживаем огромную изменчивость для печали и любой другой категории эмоций[214].
Если в мозге не хранится никаких прототипов для эмоций, то каким образом люди легко перечисляют их свойства? Вероятнее всего, ваш мозг конструирует прототипы по мере надобности, прямо на месте. Вы пережили значительное количество случаев понятия «печаль», которые по кусочкам хранятся в вашей голове, из них в мгновение ока ваш мозг конструирует сводку печалей, которая лучше всего соответствует данной ситуации (пример популяционного мышления в мозге)[215].
Рис. 5.2. Выделение «прототипической» схемы (шаг 5) из отдельных примеров (шаги 1–4). Испытуемые сначала видели ряд 9-точечных схем на решетке 30×30. Они распределяли все схемы по двум категориям A и B. Это называлось «стадией обучения» для эксперимента. Далее участники классифицировали большее количество схем, несколько старых и несколько новых, включая прототипы категорий А и В, которые они никогда не видели. Участники эксперимента легко категоризировали прототипы, однако имели больше трудностей с другими, новыми вариантами. Это означает, что каждый мозг должен конструировать прототипы, несмотря на то, что не видел их во время стадии обучения
Ученые показали, что люди могут конструировать подобные прототипы в лабораторном эксперименте. Напечатайте случайную схему из точек на листе бумаги, потом сделайте дюжину вариаций этой схемы и покажите людям только эту дюжину вариаций. Люди могут создать исходную прототипическую схему, хотя они никогда ее не видели, — просто находя сходство в этих вариациях. Это означает, что нет нужды искать прототип в природе, раз мозг может сконструировать его, когда нужно. Прототипы эмоций, если они действительно таковыми являются, могут конструироваться тем же образом[216].
Таким образом, понятия не являются фиксированными определениями в вашем мозге, и они не являются прототипами для большинства типичных или частых случаев. Наоборот, в вашем мозге есть множество случаев — автомобилей, схем точек, печали или чего-либо еще, — и он фиксирует сходства между ними для данного момента, в соответствии с вашей
Понятия, основанные на цели, являются сверхгибкими и адаптирующимися к ситуации. Если вы стоите в зоомагазине, чтобы пополнить домашний аквариум, и продавец спрашивает: «Какую рыбу вы хотите?», вы можете назвать «золотую рыбку» или «моллинезию», но вряд ли «отварного лосося». Ваше понятие «рыба» в этой ситуации служит цели покупки аквариумной рыбки, а не заказа обеда, и поэтому вы конструируете те случаи понятия «рыба», которые лучше всего соответствуют вашему аквариуму. Если вы занимаетесь дайвингом и погружаетесь в воду, вы используете понятие «рыба» в связи с целью найти захватывающую дикую жизнь, то есть лучшим случаем может быть огромная акула-нянька или разноцветный пятнистый кузовок[218]. Понятия не статичны, а весьма эластичны и зависят от контекста, поскольку ваши цели могут меняться в соответствии с ситуацией.
Кроме того, один объект может быть частью разных понятий. Например, автомобиль не всегда служит целям транспортировки. Иногда автомобиль является случаем понятия «символ статуса». В некоторых обстоятельствах автомобиль может быть «кроватью» для бездомного или даже «орудием убийства». Загоните автомобиль в океан, и он станет «искусственным рифом».
Рис. 5.3. Понятия и цели. Ряд 1 показывает понятия на основе сходства по восприятию, например по наличию крыльев. Ряд 2 демонстрирует, что категории объектов могут основываться на цели. Летучие мыши, вертолеты и диски-фрисби не имеют общих воспринимаемых свойств, но их можно описать посредством ментального сходства: их общее назначение — двигаться по воздуху. Ряд 3 показывает сходство, которые является чисто ментальным. Понятие «любовь» можно связывать с различными целями в зависимости от контекста
Чтобы увидеть реальную мощь понятий, основанных на цели, рассмотрим чисто ментальное понятие, такое как «вещи, которые могут защитить вас от жалящих насекомых». Случаи такой категории весьма разнообразны: мухобойка, костюм пасечника, дом, автомобиль «Мазерати», большой мусорный бак, отпуск в Антарктиде, спокойное поведение и даже университетская степень по энтомологии. У них нет общих воспринимаемых свойств. Эта категория полностью и целиком является конструкцией человеческого разума. Не все случаи помогут во всех ситуациях: например, если при работе с клумбой разросшихся ирисов вы нечаянно потревожите пчелиное гнездо и в вашем направлении летит рой, то ближайший дом в качестве защиты будет намного лучше, чем мухобойка. Однако ваш мозг объединяет все эти случаи в одну категорию, поскольку они могут обеспечить одну и ту же цель — обезопасить вас от укусов. Фактически цель является
В процессе категоризации может показаться, что вы просто наблюдаете за миром и находите сходства в объектах и событиях, но это не тот случай. Чисто ментальные, основанные на цели понятия вроде «вещей, которые могут защитить вас от жалящих насекомых», показывают, что категоризация не может быть настолько простой и статичной. Мухобойка и дом не имеют общих воспринимаемых свойств. Поэтому понятия, основанные на цели, освобождают вас от оков физического внешнего вида. Когда вы попадаете в абсолютно новую ситуацию, вы не переживаете ее исключительно на основании того, как вещи выглядят, звучат или пахнут. Ваш опыт основывается на вашей цели.
Итак, что происходит в вашем мозге, когда вы категоризируете? Вы не обнаруживаете сходства в мире, а
Понятия эмоций являются понятиями, основанными на цели. Случаи счастья, например, крайне разнообразны. В счастье вы можете улыбаться, в счастье вы можете рыдать, в счастье вы можете кричать, в счастье вы можете воздевать руки, в счастье вы можете сжимать кулаки, в счастье вы можете прыгать и хлопать других по ладоням, и даже можете застыть без движения. Ваши глаза могут распахнуться или сощуриться; ваше дыхание может быть быстрым или медленным. Это может быть возбуждающее счастье выигрыша в лотерею, когда сердце колотится в груди, или спокойное расслабленное счастье, когда вы лежите с любимым человеком на покрывале во время пикника. Точно так же разнообразно вы воспринимаете счастье и у других людей. В целом этот пестрый набор восприятий и переживаний может вовлекать различные действия и внутренние изменения в теле, они могут ощущаться по-разному, они могут включать различные виды, звуки и запахи. Однако для вас в этот момент такие наборы физических изменений эквивалентны относительно некоторой цели. Возможно, ваша цель — ощущать одобрение, ощущать удовольствие, реализовать амбиции или найти смысл жизни. Ваше понятие «счастья» в данный момент сосредоточено на такой цели, связывая воедино разнообразные случаи из вашего прошлого.
Давайте разберем пример. Предположим, что вы в аэропорту ждете прилета близкой подруги, и это ее первый приезд за долгое время. Пока вы смотрите на выход для пассажиров и ждете ее неминуемого появления, ваш мозг занят, выдавая тысячи прогнозов на основании ваших понятий — за миллисекунды и без участия вашего сознания. В этой ситуации вы можете испытывать уйму различных эмоций. Вы можете испытывать радость встречи с подругой, предвкушение того, как она появится, опасения, что она не приедет, беспокойство, что у вас может не оказаться ничего общего. У вас могут быть также ощущения, не являющиеся эмоциями: усталость от долгой поездки в аэропорт или ощущение сжатости в груди как симптом подхваченной простуды.
Используя эту бурю предсказаний, ваш мозг придает смысл ощущениям, основываясь на вашем прошлом опыте, связанном с аэропортами, подругами, болезнями и другими ситуациями. Ваш мозг взвешивает свои предсказания с учетом вероятностей; эти предсказания соревнуются в объяснении того, что вызвало ваши ощущения, и определяют, что вы воспринимаете, как вы действуете и что вы чувствуете в этой ситуации. В конечном итоге самые вероятные прогнозы становятся вашим восприятием: скажем, вы счастливы, и ваша подруга выходит из ворот прямо сейчас. Не каждый случай «счастья» из вашего прошлого соответствует нынешней ситуации, поскольку «счастье» является основанным на цели понятием, составленным из крайне разнообразных случаев, однако некоторые из них имеют кусочки, достаточно хорошо подходящие, чтобы выиграть это соревнование. Соответствуют ли эти предсказания реальному входному сенсорному сигналу от мира и от тела? Или эти предсказания ошибаются и нужно исправление? Это дело ваших прогностических петель, которые работают, а при необходимости вносят исправления.
Давайте предположим, что ваша подруга благополучно прилетела, а потом за кофе рассказывает, что в полете случилась турбулентность и она потеряла голову от страха. Она конструирует случай «страха» с целью сообщить о таких ощущениях: она была пристегнута к сиденью, глаза закрыты, было жарко и тошнило, когда самолет прыгал вверх и вниз, а рассудок заботился о безопасности. Когда она говорит слово «испугана», вы также конструируете случай «страха», однако это вовсе не обязательно в точности те же самые физические ощущения, что у нее; например, вероятно, вы не станете зажмуривать глаза. Но вы воспринимаете ее страх и сочувствуете ей. Все время, пока ваши случаи относятся к одной цели (обнаружение опасности) в одной ситуации (турбулентность при авиарейсе), вы и ваша подруга понимаете друг друга вполне ясно. С другой стороны, если вы конструируете какой-то другой случай «страха», например восторженный страх катания на американских горках, у вас могут быть проблемы с пониманием того, почему же подруга была так расстроена полетом. Успешное общение требует, чтобы вы с подругой использовали синхронизированные понятия.
Вспомним идеи Дарвина о важности изменчивости в рамках вида (глава 1). Каждый вид животных является группой уникальных особей, которые отличаются друг от друга. Никакое свойство или набор свойств не является необходимым, достаточным или даже частым или типичным для каждой отдельной особи в этой группе. Любые обобщенные сведения об этой группе — это статистический вымысел, который не относится к отдельным особям. И важнее всего то, что изменчивость внутри вида по существу связана со средой, в которой живут особи. Некоторые особи более других приспособлены, чтобы передать свой генетический материал следующему поколению. Аналогичным образом некоторые случаи понятий более эффективны для достижения определенной цели в определенной ситуации. Эта конкуренция в вашем мозге подобна дарвиновской теории естественного отбора, но осуществляется за миллисекунды; самые подходящие случаи переживают своих соперников, чтобы соответствовать вашей цели в данный момент. Это категоризация[220].
Откуда берутся понятия эмоций? Как может понятие «благоговение»[221] обладать таким разнообразием: благоговение перед обширностью Вселенной; благоговение перед Эриком Вайхенмайером, который поднялся на Эверест, будучи слепым; и благоговение перед крохотным рабочим муравьем, который может нести груз в пятьсот раз больше собственного веса? Классический взгляд предполагает, что вы родились с этими понятиями или что ваш мозг обнаруживает «отпечатки» эмоций в выражениях лиц и усваивает их как понятия. Но мы знаем, что ученые не обнаружили таких «отпечатков», и нет никаких подтверждений, что младенцы рождаются со знанием «благоговения».
Оказывается, мозг загружает систему понятий в свои связи в течение первого года жизни. Эта система отвечает за обилие понятий эмоций, которые вы можете теперь применять, чтобы испытывать и воспринимать эмоции.
Мозг новорожденного обладает способностью запоминать шаблоны, этот процесс называется
Есть одна вещь, с которой вы рождаетесь: фундаментальное умение научаться повторениям и вероятностям вокруг. (Фактически ваше статистическое научение начинается уже в утробе, что затрудняет определение того, являются ли некоторые понятия врожденными или приобретенными). Ваши феноменальные способности к статистическому научению направили вас к конкретному складу ума, к конкретной системе понятий, которой вы сейчас обладаете[223].
Статистическое научение у людей было сначала открыто в исследованиях по развитию языковых навыков. У младенцев есть природный интерес к слушанию речи, возможно, из-за того, что звуки наряду с системой регуляции телесных ресурсов существуют с самого рождения, и даже в утробе. По мере того как дети слышат поток звуков, они постепенно постигают границы между фонемами, слогами и словами. Из звуковых комков вроде
Статистическое научение — это не только способ приобретения людьми знаний, оно начинается в жизни очень рано и распространено много шире, нежели задачи понимания языка. Исследования показывают, что младенцы легко усваивают статистические закономерности в звуках и изображениях, и разумно предположить, что это верно и для остальных «чувствительностей», а также для интероцептивных ощущений. Более того, младенцы могут научиться более сложным повторениям, которые создают мостики между отдельными чувствами. Если вы наполните коробку синими и желтыми мячиками, причем желтые мячики пищат, а синие нет, то дети могут обобщить связь между цветом и звуком[225].
Младенцы используют статистическое научение, чтобы делать предсказания о мире, руководящие их действиями. Словно маленькие статисты, они формируют гипотезы, оценивают вероятности на основании своих знаний, встраивают новые свидетельства от окружающей среды и выполняют проверки. Детский возрастной психолог Фэй Сю провела изобретательное исследование с детьми от 10 до 14 месяцев. Сначала дети демонстрировали, какие леденцы на палочке они предпочитают — розовые или черные. Потом им показывали две банки с конфетами: в одной черных леденцов было больше, чем розовых, а в другой розовых было больше, чем черных. Затем экспериментатор закрывала глаза и вытаскивала по одному леденцу из каждой банки так, чтобы ребенок мог видеть только палочку, но не цвет. Эти леденцы клали в две отдельных непрозрачных чашки, чтобы видна была только палочка. Дети ползли к той чашке, которая содержала леденец предпочтительного цвета с большей вероятностью, поскольку он был взят из банки с преобладанием этого цвета. Эксперименты такого рода демонстрируют, что дети не просто реагируют на мир. С самого раннего возраста они активно оценивают вероятности на основании шаблонов, которые наблюдают и запоминают, — чтобы оптимизировать желаемый результат[226].
Люди — не единственные животные, которые обучаются статистически: это делают также другие приматы, собаки, крысы и так далее. Даже одноклеточные животные участвуют в статистическом научении и последующем предсказании: они не только реагируют на изменения в окружающей среде, но и предвосхищают их. Однако дети делают больше, чем статистическое научение простым понятиям. Они также быстро узнают, что некоторая информация о мире, которая им нужна,
Возможно, вы обращали внимание, что дети считают, что другие люди разделяют их предпочтения. Годовалый малыш, который любит крекеры больше, чем брокколи, полагает, что все в мире думают так же. Он не может сделать вывод о психическом состоянии других людей тем способом, с помощью которого аудитория губернатора Мэллоя заключила, что он был опечален во время речи о стрельбе в Сэнди-Хук. Тем не менее Сю и ее студенты успешно наблюдали рудименты умозаключений даже у детей при статистическом обучении. Шестнадцатимесячным детям показывали две чаши: в одной лежали скучные белые кубики, а в другой были более интересные цветные игрушки-слинки[228]. Когда малышам разрешали выбрать что-нибудь из любой чаши, естественно, они выбирали слинки и для себя, и для экспериментатора. Затем экспериментатор показывал третью чашу, в которой было много слинки и всего несколько кубиков, и на виду у ребенка выбирал пять белых кубиков для себя. Когда детей просили выбирать из этой чаши, они давали экспериментатору кубик! Другими словами, дети смогли усвоить субъективные предпочтения экспериментатора, которые отличались от их собственных. Осознание, что какой-то предмет является положительной величиной для кого-то другого, — это пример умозаключения[229].
Если выйти за пределы предпочтений, то малыши могут даже сделать статистические выводы о целях других людей. Они могут указать разницу между случаями, когда экспериментатор выбирает цветные шарики наугад и когда это делается определенным образом. В последнем случае они могут сделать вывод, что цель экспериментатора — выбрать конкретные цвета, и будут ожидать, что экспериментатор продолжит следовать такой схеме[230]. Выглядит так, словно дети автоматически пытаются догадаться о цели, стоящей за действиями другого человека; они формируют гипотезу (на основании прошлого опыта в сходных ситуациях) и предсказывают результат, который появится через несколько минут[231].
Но одно только статистическое научение не поможет людям освоить чисто ментальные, основанные на цели понятия, случаи которых не имеют общих воспринимаемых свойств. Например, понятие «деньги». Вы не можете узнать его, просто разглядывая кусочки разноцветной бумаги, золотые самородки, раковины и кучки ячменя или соли, хотя все эти объекты считались платежными средствами в том или ином обществе в истории. Аналогичным образом случаи какой-нибудь категории эмоций, например «страха», не имеют достаточной статистической повторяемости — как было показано в главе 1, — чтобы дать возможность человеческому мозгу построить понятие на основании воспринимаемых свойств. Чтобы построить чисто ментальное понятие, вам нужен еще один секретный ингредиент: слова.
С младенчества у маленьких мозгов есть склонность обрабатывать речевые сигналы и быстро понимать, что речь является способом доступа к информации внутри психики других людей. В частности, они приспосабливаются к разговорам взрослых «для детей», когда тон выше, предложения короче и есть мощный зрительный контакт[232].
Звуки мира обладают статистической последовательностью, которая ускоряет освоение понятий ребенком еще до того, как он будет способен понять значения слов в привычном нам смысле. Детские возрастные психологи Сандра Ваксман и Сьюзан Гелман, ведущие специалисты в этой области, выдвигают гипотезу, что слова побуждают ребенка сформировать какое-либо понятие, но только в случае, когда взрослые говорят, намеренно передавая информацию ребенку: «Смотри, малыш: это цветок!»[233]
Ваксман продемонстрировала мощь слов для детей в возрасте трех месяцев. Сначала таким детям показывали картинки различных динозавров. Каждый раз при показе изображения дети слышали, как экспериментатор произносил выдуманное слово «тома». Когда впоследствии этим детям показывали изображения какого-то нового динозавра и не-динозавра (например, рыбы), то слышавшие это слово более надежно отличали картинки, где нарисован «тома». Это означает, что они сформировали простое понятие. Когда тот же самый эксперимент проводился с акустическими сигналами, а не с человеческой речью, такого эффекта никогда не наблюдалось[234].
Произносимые слова дают детскому мозгу доступ к информации, которую не получить, просто наблюдая за миром, и которая находится в психике других людей, а именно
Маленький мозг, купаясь в словах других людей вокруг, накапливает простые понятия. Некоторые понятия узнаются без слов, но слова дают преимущество для разработки системы понятий. Слово может начинаться как простой поток звуков для ребенка, всего лишь частичка объемного пакета статистического научения, но быстро становится больше, чем только этим. Оно становится для ребенка приглашением
Фэй Сю и ее студенты продемонстрировали это экспериментально. Они показывали десятимесячным детям предметы, давая этим предметам бессмысленные названия, например «вуг» и «дак». Предметы были совершенно несходными и включали игрушки, походившие на собак и рыб, цилиндры с разноцветными шариками и прямоугольники, покрытые поролоновыми цветами. Каждый из них также мог издавать звенящие или стучащие звуки. Тем не менее дети усваивали шаблоны. Дети, которые слышали одно и то же бессмысленное название для нескольких предметов вне зависимости от их внешнего вида, ожидали, что эти предметы будут издавать одинаковый шум. Соответственно, если два предмета носили разные названия, то дети ожидали, что они будут издавать различные шумы. Это примечательное достижение для детей, поскольку они использовали звуки слова, чтобы предсказать, будут ли предметы издавать один и тот же шум или нет, изучив шаблон, выходящий за рамки простого внешнего сходства. Слово побуждает детей сформировать основанные на цели понятия, позволяя представлять предметы как похожие. Фактически эти исследования показали, что дети при наличии слова более легко учатся какому-нибудь основанному на цели понятию, чем понятию, определенному физическим сходством, но без слова[236].
Не знаю насчет вас, но каждый раз, когда я думаю об этом, я нахожу это чертовски восхитительным. Любое животное может видеть кучу похожих объектов и сформировать понятие о них. Но вы можете показать человеческим детенышам кучу объектов, которые выглядят по-разному, звучат по-разному и ощущаются по-разному, и просто добавить какое-то слово —
С точки зрения ребенка понятия «вуг» в мире не существует, пока какой-то взрослый не обучил его этому понятию. Такого рода социальная реальность, в которой двое или больше людей соглашаются, что нечто чисто психическое является реальным, — фундамент человеческой культуры и цивилизации. Таким образом дети учатся категоризировать мир — способами, которые надежны, значимы и предсказуемы для нас (говорящих), а в конечном итоге и для них самих. Их психическая модель мира становится сходной с нашей, и поэтому мы можем общаться, делиться опытом и воспринимать один и тот же мир.
Когда моя дочь София была крохой, я купила ей игрушечную легковую машину. Я не осознавала, что помогла расширить ее категории, основанные на цели, приспосабливая ее систему понятий для создания социальной реальности. Она держала эту машину рядом с игрушечным грузовиком, и предметы трансформировались в «маму» и «папу», когда дочь заставляла их «целоваться». Иногда к нам приходила наша крестница Оливия того же возраста, и две девочки забирались в ванну и часами занимались сложной драматургией, придавая новые функции игрушкам, кускам мыла, полотенцам и различным предметам из ванной комнаты, использовавшимся как реквизит в их «водной опере». Определяющий момент человечности настает, когда одна девочка становится всемогущим существом, оборачивая полотенце вокруг головы и размахивая зубной щеткой, а вторая стоит перед ней на коленях в молитве.
Когда мы, взрослые, говорим ребенку какое-нибудь слово, безо всяких фанфар происходит акт величайшей значимости. В этот момент мы предлагаем ребенку инструмент для расширения реальности — сходство, которое является исключительно ментальным, — и ребенок встраивает его в схемы и шаблоны, уложенные внутри его мозга, для будущего использования. В частности, как мы сейчас увидим, мы вручаем ему инструменты для создания и восприятия эмоций.
Поделиться книгой: