В конце августа 1844 года Фридрих из Манчестера приехал в Лондон.
Он сам не знал: уезжает ли навсегда или лишь временно.
Мери не провожала его.
– Приедете домой, встретите мамочку, папочку, сестренок и братишек, а я буду далеко и не надо меня вспоминать, – говорила она. И еще говорила так: – Да мне бы подруги не простили, друзья бы запрезирали, если бы я стала женой коммерсанта.
– Ну какой же я коммерсант, Мери!
– А вот посмотрю я, что из вас выйдет через год. Может, явитесь сюда этаким хозяйчиком.
– А если явлюсь, но не хозяйчиком, а братом по общему делу?
– Тогда только мигните мне, только позовите, без слов, одним взглядом, и я за вами пойду.
…А теперь он тащился в унылом кэбе в порт, чтобы сесть на пассажирское судно.
По пути он решил заехать в Париж, встретиться с Марксом.
Двадцать один месяц назад он приближался к Англии и неясные, путаные мысли бродили в его голове: «Откуда – это известно, но – куда и как?»
То была загадка века. Теперь он мог сказать, что загадка разрешена. Он знает и «куда» и «как». Ответ он везет с собой, в Париж.
А в Париже, где он собирался быть через несколько дней, на улице Ванно, в доме тридцать восемь жил другой человек, который уже тоже знал ответ на эту загадку, который пришел к ответу своим трудным путем углубленных раздумий. И этот человек ждал приезда Энгельса.
Зимой 1843 года Маркс был в отчаянии.
Он увеличил число подписчиков «Рейнской газеты» в восемь раз, а теперь редактировать ее стало невозможно.
«Вы, вероятно, уже знаете, что „Рейнская газета“ запрещена, осуждена, получила смертный приговор… – писал он двадцать пятого января Руге. – Готовые номера нашей газеты должны представляться в полицию, где их обнюхивают, и если только полицейский нос почует что-либо нехристианское, непрусское, – номер газеты уже не может выйти в свет… Мне надоели лицемерие, глупость, грубый произвол, мне надоело приспособляться, изворачиваться, покоряться, считаться с каждой мелочной придиркой. Словом, правительство вернуло мне свободу».
Тридцать первого марта газета вышла последний раз. Она прощалась с читателями стихами:
…А положение казалось безвыходным.
У Маркса не было средств к существованию. Женни фон Вестфален, его невеста, ждала уже семь лет и немало выстрадала за эти годы.
И в те весенние месяцы пришла радостная, спасительная мысль о «Немецко-французских ежегодниках».
Ведь и Руге тоже лишили журнала. А Гервега, который собирался издавать свой журнал в Швейцарии, выслали из этой страны.
«Что ж, если так, то „Ежегодник“, обновленный и концентрированный, мы будем издавать за границей. Для этого я объединяюсь с Марксом, который уезжает из Кельна», – написал Руге друзьям.
Женни после смерти отца переехала в небольшой, уютный городок Крейцнах.
Девятнадцатого июня 1843 года почти через семь лет после помолвки, которая поначалу была тайной, секретной от родственников, Маркс женился.
На другой день после свадьбы он получил письмо из Берлина. Писал друг отца, тайный высший ревизионный советник Эссер. От имени прусского правительства он предлагал Марксу государственную службу. Место обещало хороший доход и большое будущее.
– Король не прочь превратить меня из своего врага в своего слугу, – проговорил Маркс, показывая письмо Женни.
– Ты уже ответил?
– Не посоветовавшись с тобой? Ведь этим письмом определяется не только моя жизнь.
– Я думаю, Карл, без хорошего дохода мы обойдемся. А большое будущее зависит от нас, а не от короля.
– Я думаю так же, Женни.
Пожалуй, это был их первый важный шаг в супружеской жизни.
Так странно это – казалось бы, радость, вершина счастья, оттого что мечты сбылись. Славный Крейцнах и рядом – любимая, умная красавица Женни, тихий кабинет за густыми деревьями… Но нет тихой радости, а есть черная полоса, сомнения, когда неизвестно, что подумаешь через час, потому что и сию минуту в мыслях своих неуверен, и будущего как бы не существует, потому что не знаешь, каким оно должно быть. А без будущего – нет цены настоящему… И снова сомнения: с кем, куда, как?
«Хотя не существует сомнений насчет вопроса – „откуда?“, но зато господствует большая путаница относительно вопроса: „куда?“ – писал Маркс Руге в те месяцы и продолжал дальше: – Не говоря уже о всеобщей анархии в воззрениях различных реформаторов, каждый из них вынужден признаться себе самому, что он не имеет точного представления о том, каково должно быть будущее».
И Руге, сорокалетний, повидавший жизнь мужчина, объединивший свободные умы Германии в своих «Ежегодниках», был согласен с Марксом. Он тоже не знал «куда?», тоже не знал «как?».
Но незнание это он переживал спокойно, точнее, не переживал никак, лишь с иронией поглядывая на очередные попытки фурьеристов, Вейтлинга в Германии, Прудона во Франции да неуклюжего старца Кабе, приглашавшего построить фантастическую свободную Икарию на другом материке.
Маркс привык мыслить четко. И незнание его мучало. Он чувствовал, что тайна лежит в смысле отношений между государством и обществом. Он пошел в поиск широким кругом. Изучил Людвига «Историю последнего пятидесятилетия», Ранке «Немецкую историю», Гамильтона «Северную Америку», Макиавелли «Государь», Руссо «Общественный договор», Монтескье «Дух законов». Как всегда, он не просто читал, а внедрялся в глубину каждой фразы, вместе с автором переживал радость, удивление от рождения новой мысли, сомневался в ней, отвергал или принимал ее.
Постепенно история отношений между обществом и государством становилась ему понятной.
Еще несколько месяцев назад Маркс верил в слова Гегеля о том, что историческое развитие людей подчиняется духовному, что история человечества определяется идеями, мировым духом. Так тогда думали все младогегельянцы.
Он мог бы зло высмеять человека, если бы тот стал сомневаться при нем в словах великого учителя о руководящей силе государства. Именно оно, государство, движет общественным развитием.
Теперь Маркс ежедневно сам высмеивал себя. Он продирался сквозь сомнения и постепенно выстраивал новое здание.
Двигатель истории не мировой дух, а материальные интересы – вот что открыл он сейчас для себя. Когда мысль эта сформировалась четко, она стала основой, фундаментом для следующих.
Острословы говорили, что великий Гегель писал для мирового духа утром, вечером же – для прусского короля.
Приходилось согласиться, что «Философию права», откуда младогегельянцы брали мысли о существующем государстве, эту самую книгу Гегель писал по вечерам.
Государство вовсе не творческий механизм, оно не движет общественными отношениями. Наоборот, его как раз и формируют отношения между людьми. И для того чтобы изменить отношения, надо прежде всего изменить государственную форму правления.
Об этом писал Маркс в статье «Критика гегелевской философии права. Введение» для будущего «Немецко-французского ежегодника». И мысли эти были открытием.
Осенью все съехались в Париже.
Запасливый Руге перевез мебель и уйму мяса. Он предлагал снять квартиры так, чтобы иметь общую кухню и готовить по очереди. Эмма Гервег, оглядев жену Маркса, поняла, что та слишком образованна для совместной жизни с ней, Эммой. Потом она оглядела жену Руге и убедилась, что та чересчур глупа и вздорна. После этого Гервеги заявили, что хотят жить отдельно.
Гесс поселился в бедном квартале.
Квартиры на одной лестнице сняли только Маркс и Руге.
Сначала они надеялись на французов.
– Две нации сольются в борьбе за свободу! – говорил Руге.
Но уже через месяц он жаловался Марксу:
– Черт их, французов, знает! Один не может, другой в отъезде, третий углубился в религию. У Прудона из-за служебных дел не получается приезд в Париж! Не пригласить ли нам женщин: Жорж Занд и Тристан? Они радикальнее всех этих говорунов.
В сентябре и Маркс и Руге считали себя единомышленниками.
Жилось им радостно. Вместе они составили план «Ежегодников», заказали статьи.
В Париже восемьдесят пять тысяч немцев, поэтому «Ежегодники» могли найти спрос и здесь.
Потом Руге заболел и основную редакторскую работу делал Маркс.
Еще до болезни Руге привел к нему в дом Гейне, знаменитого поэта, жившего многие годы в эмиграции.
– Знакомьтесь, Маркс, Гейне обещал написать для нас сатирическое стихотворение.
Гейне стал бывать в доме Марксов постоянно. Каждое новое стихотворение он читал первым именно им.
Однажды он спас Женни и Карла от страшнейшего несчастья. Он пришел в тот момент, когда недавно появившаяся на свет малютка Дженни корчилась в судорогах. И Женни, и Карл, и молодая служанка Ленхен бегали по квартире в растерянности, не зная, что предпринять.
Гейне сбросил плащ и скомандовал:
– Быстро ванночку и горячую воду!
Ленхен, причитая, принесла прямо в комнату большой таз. Гейне сам приготовил воду. Он опустил туда задыхающуюся малютку Дженни, и та через минуту успокоилась, а когда ее вынули и стали вытирать, тут же крепко заснула.
– Вот так-то, дорогие молодые родители: поэт тоже может пригодиться в практической жизни. А такие судороги бывают и у здоровых детей. Не часто, но бывают. И средство от них одно – теплая ванна.
Пожалуй, от Гейне Маркс и услышал о коммунистических общинах немецких рабочих, которые собирались на окраинах Парижа.
Он посетил их собрания и был удивлен чистыми, братскими отношениями между членами общин. Люди были малообразованны, в головах у них содержалось немало путаных идей, но именно эти люди могли стать опорой в будущей нравственной переделке мира.
Маркс все глубже стал изучать труды утопистов – социалистов и коммунистов, а когда получил из Англии статьи Энгельса для «Ежегодников», когда прочитал их, то впервые взялся и за работы экономические.
– Этот человек – единственный, кого сегодня мы можем назвать единомышленником, – сказал он Женни, показывая статьи Энгельса.
Руге коммунистические идеи презирал. Он был готов выступать за парламентское правление, за просвещение низов, но идеи коммунистов казались ему нелепицей.
Постепенно их отношения с Марксом становились прохладнее, пока не перешли в открытую ссору.
Летом 1844 года газеты Европы, одни с удивлением и негодованием, некоторые с сочувствием, писали о восстании силезских ткачей. Восстание было разгромлено, но говорить о нем продолжали.
В парижской газете «Вперед», выходящей на немецком языке, Руге напечатал статью и подписался «Пруссак». Статья высмеивала прусского короля и одновременно порочила восстание рабочих.
Выходцем из Пруссии был Маркс. Многие считали, что именно он написал ту статью. Марксу грозила высылка из Франции. А въезд в Пруссию был ему уже запрещен королевским указом.
Маркс ответил Руге через ту же газету. Он проанализировал восстание силезских рабочих и на опыте его выдвинул идею революционно-освободительной роли пролетариата. Такая мысль в устах философа, недавнего последователя Гегеля, казалась неслыханной. Одновременно Маркс заявил, что статья эта является его первой публикацией в газете «Вперед».
С попутчиками Фридрих разговаривал только по-французски.
Он с удовольствием замечал, как точно произносит слова.
И даже в Париже, когда заплутался в улочках Сен-Жерменского предместья, остановился около цветочницы и послушал несколько минут ее комканую речь, заговорил так же, как она, и получил в ответ милую улыбку:
– Улица Ванно, сударь, рядом. У меня там немало клиентов, и если вы захотите поселиться там, сударь, то надеюсь, наша встреча не последняя. Молодым мужчинам часто требуются цветы.
По лестнице к Марксам Фридрих поднимался со страхом. Он не дал себе пока четкого ответа, когда уедет из Парижа домой, потому что все зависело от этой встречи, и может быть, от первых ее секунд.
Дверь открыл сам Маркс – Фридрих сразу узнал его. На мгновение лицо Маркса стало удивленным, а потом Фридрих почувствовал и в глазах его и на лице радость.
– Дружище Фридрих, как я рад, что вы наконец приехали!
– Я не надолго, доктор Маркс. Еду из Лондона домой, в Бармен, и вот решил сделать крюк…
– Да входите же! Вы делаете отличный крюк! А то, что вы из Лондона, я знаю по вашим же письмам. Жаль, что жена и дочка уехали к матери, иначе бы я познакомил вас с двумя великолепными дамами, одной из них нет и полугода. Надеюсь, вы все же задержитесь в Париже и теперь-то уж мы с вами наговоримся…
И Фридрих ответил:
– Да, доктор Маркс, я задержусь.
Фридрих задержался в Париже на десять дней.
Уже в первый вечер они выпили с Марксом на брудершафт и перешли на ты.
– Жаль, что и Ленхен уехала вместе с Женни, она бы сварила прекрасный кофе, а теперь нам придется пить то, что получится у меня… Так вот, твоя статья в «Ежегодниках» – гениальный очерк политической экономии. Надеюсь, это тебе уже говорили?
– Боюсь, что ты преувеличиваешь, – Фридрих был смущен.
– Именно твои статьи заставили меня обратиться к изучению экономических работ. Счастье, что ты отошел тогда от «Свободных».
– До меня доходили кое-какие их статьи, с каждым разом там все больше нелепиц, и я хохотал над ними несколько вечеров.
Маркс внимательно взглянул на него:
– Думаю, что скоро ты познакомишься с ними поглубже.