Помоги проекту - поделись книгой:
— Как я могу гарантировать? Я всего лишь санитарка… Может, врач? Товарищ Акулов! — позвала она врача.
Подошел Акулов, оглядываясь на кусты, за которыми прятался обезумевший Тутай.
— Я ничего не знаю… Вообще я тут в первый раз и с такими больными не встречался. Не знаю, что делать.
— Попробую уговорить его, — вздохнула Антонина и пошла к кустам.
Ей не раз приходилось видеть таких несчастных, допившихся до белой горячки. Их приводили в районную больницу напуганные родственники. Она знала, что лечить их надо покоем и глубоким сном. Жена Тутая рассказала, что до болезни муж без просыпу пил, благо заквасили четыре двадцатилитровые канистры. Когда брага кончилась, Тутай дня два вообще не спал, ночами лежал с открытыми глазами и вздрагивал от каждого шороха и шелеста ветра. А потом объявил, что американские империалисты выбрали его мишенью для расправы, так как его дед в стародавние времена отказался продавать на Аляску живых оленей. Этот древний случай таился в памяти внука и выплыл в бредовом сознании после многодневного пьянства.
Антонина ласково позвала:
— Иди ко мне. Рядом со мной тебе будет хорошо и никто не посмеет причинить тебе зла…
— Ты врешь! — послышалось из кустов. — Американцы подослали тебя… Я знаю, они тебе сделали подарок, подкупили, чтобы уговорила меня сдаться. Вон и вертолет перекрасили под советский, а на самом деле он американский. Правдивые голоса мне все объяснили.
Антонина удивилась: какие-то обрывки новостей о поездке в Америку все же дошли до тундры, и Тутай даже знал о подарке Роберта Карпентера.
— Тутай, ты меня знаешь… То, что сейчас с тобой происходит, это умственная болезнь от бражки. Бражка помутила твои мозги.
Тутай зловеще засмеялся.
— Вот ты мутишь мои мозги… Отойди, а то выстрелю…
Кусты зашевелились. Антонина не смогла двинуться с места. Она ждала, что вот раздастся выстрел, и она рухнет, окровавленная, на белый ягель. Но и бежать хуже — Тутай мог выстрелить вслед.
— Хочешь, я спою тебе песню? — Это решение пришло неожиданно, и Антонина завела старинную эскимосскую песню о чайке, застигнутой бурей в открытом море. Мелодия была старинная, но поэт Юрий Анок незадолго до смерти написал к ней новые слова:
Антонина долго тянула последнюю ноту и внимательно присматривалась к кустам. Это была невысокая поросль речной полярной ивы, которая обычно встречается по берегам тундровых рек. Ветви ее густо переплетаются между собой, образуя потаенное убежище для бурых медведей, которые рыбачат во время нереста.
Тамирак оглянулась и увидела прячущегося за наваленными на нарту шкурами своего спутника доктора Акулова. Летчики закончили чаепитие и о чем-то оживленно переговаривались. Однако оленеводов не было, видно, попрятались в ярангах.
Даже жена Тутая и ребятишки, и собаки притихли в тревожном ожидании.
— Понравилась тебе моя песня? — спросила Антонина. В ответ она услышала приглушенное рыдание.
Она сделала несколько шагов.
— Не подходи! — услышала она предостерегающий голос. — Застрелю!
— Я знаю, как тебе плохо, Тутай, — принялась увещевать Антонина. — Те голоса и видения, которые тебя преследуют — это все тебе кажется. Ты одурманен бражкой.
— Так я два дня не брал в рот ни капли!
— Но зараза-то осталась… Она тебя и одурманила. Иди ко мне, и пойдем в ярангу.
— Нет, не пойду! — твердо ответил Тутай. — Я останусь здесь, пока американцы обратно не улетят.
— Да какие это американцы! Это наши вертолетчики. Гриша Максимов, Степан Мошкин…
— Они притворяются нашими! Я знаю! Они все могут! Я видел в кино.
Командир вертолета подозвал Антонину и деловито сообщил, что время аренды машины заканчивается, надо возвращаться. Доктор переминался с ноги на ногу.
— Акулов, вы — главный здесь. А я всего-навсего санитарка.
— А что я могу? — беспомощно пожал плечами доктор.
— Сколько вам еще потребуется времени, чтобы уговорить больного? — спросил летчик.
Антонина задумалась.
— Много, — ответила она. — Человек не в себе.
— Мы не можем брать на борт душевнобольного без соответствующего сопровождения.
— Да он не душевнобольной. — возразила Антонина. — У него белая горячка.
— Какая разница!
— Разница есть: он проспится, и все у него пройдет.
— В общем так! — сказал летчик. — Мы улетаем. Сожалеем, но таковы инструкции, а платное время мы уже и так просрочили.
— Я тоже полечу! — вскочил Акулов. — Я не психиатр. Я — хирург.
— Ну и черт с тобой! — выругалась Антонина и пошла обратно к кустам.
— Я здесь, — сказала она таящемуся в кустах Тутаю. — Вертолет улетает… Так что в стойбище не будет ни одного тангитана.
— Спой мне еще…
Антонина запела, и тут прямо над ее головой с громом пронесся вертолет. Тутай выскочил из кустов и выстрелил из двух стволов, но, к счастью, не повредил машину. Чтобы перезарядить дробовик, нужно время. Тамирак бросилась вперед и после непродолжительной борьбы отобрала ружье.
Собрав все свои силы, она столкнула оленевода прямо в бурлящий на камнях ледяной поток. Она знала, что утонуть он не утонет, но холодная вода освежит его и снаружи и изнутри. Тутай заорал, барахтаясь, выполз на берег и уставился на Антонину.
— Что ты со мной делаешь? — запричитал он плачущим голосом. — Совсем жалости у тебя нет.
— Пойдем в ярангу!
Тутай покорно, как побитая собачонка, побрел следом.
Возле яранги, у зимней нарты с оленьими шкурами нашлась оставленная доктором Акуловым медицинская сумка. Тамирак нашла в ней шприцы, успокоительные лекарства, снотворное.
Тутай осторожно и опасливо вошел в чоттагин и сразу же направился к тлеющему костру, над которым висел законченный котел с вареным оленьим мясом. Он жадно припал к краю и долго пил, постанывая, ненадолго отрываясь, и снова пил и пил питательный бульон. Иногда он прислушивался, водил широко раскрытыми глазами по внутренней стороне шатра кочевой яранги, резко оглядывался, словно пытался кого-то застать врасплох.
Он понемногу успокаивался. Заглянул в темную глубину мехового полога, обвел внимательным взглядом все жилище, остановившись на жене, на притихших испуганных детях, и с некоторым облегчением произнес:
— Кажется, они улетели вместе с вертолетом. Я теперь едва могу их слышать. Они удаляются…
— Вот и хорошо. Я тебе сделаю укол, ты выспишься, а утром все будет в порядке.
Тутай дал себя раздеть, уложить в полог на пушистую оленью постель и покорно подставил ягодицу для укола. Хотя по штатному расписанию районной больницы Чукотского района Антонина Тамирак считалась простой санитаркой и отвечала только за чистоту помещений, за годы работы среди больных она научилась всем необходимым процедурам. Она могла поставить капельницу, сделать перевязку, укол, знала, в каких случаях применяются основные медикаменты. Что касается охваченных алкогольным безумием, она знала, как обращаться с ними, как выводить человека из бредового состояния.
Солнце садилось за дальние холмы Курупкинского водораздела. В ярангах разожгли костры, повесили котлы над огнем.
В углу мехового полога громко храпел заснувший Тутай, изредка испуская стон, полный тоски. Жена испуганно оглядывалась, и Тамирак успокаивала ее:
— Ничего. Это у него выходит пьяное безумие.
Старик Омчин принес только что пойманного гольца, которого тут же разделали, порезали и поставили варить.
Перед тем как улечься спать, Антонина Тамирак вышла из яранги. Солнце село за дальние холмы, и вокруг разливалась нежная синь тундровой осенней ночи.
Она долго не могла уснуть, ворочалась на оленьей постели, прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь журчанием ручья и дальними стонами неведомых птиц. Она снова переживала сегодняшний день, поведение доктора Акулова, летчиков и еще раз убеждалась в лицемерии тангитанов. И доктор Акулов, и летчик Максимов, и глава районной администрации Франтов «заботились» о местных жителях до тех пор, пока им платили деньги. Причем немалые. Даже в условиях нынешней разрухи, бесконечных задержек зарплат тангитаны рано или поздно получали свое. Большинство из них всеми правдами и неправдами старались покинуть Чукотку, которую они еще вчера так любили. Возле домов стояли готовые к отправке многотонные контейнеры. Увозили не только нажитое добро, холодильники, мебель, посуду, но даже ухитрялись загружать уголь, кирпичи, доски. Недавно Антонина наблюдала, как мощным краном пытались поднять контейнер, принадлежащий директору банно-прачечного комбината. Один кран не мог справиться, подогнали второй, и только соединенными усилиями двух мощных машин удалось оторвать контейнер, точнее верх. А днище так и осталось на земле, а вокруг рассыпалась мраморная крошка, которой был доверху набит контейнер.
На следующее утро, окончательно протрезвевший, но мрачноватый, Тутай прошелся по всем ярангам и собственноручно вылил в речку остатки и заготовки браги. Потом побрился, тщательно вымылся в холодном потоке и ушел в тундру собирать разбредшихся без присмотра оленей.
Антонина с женой Тутая пытались наладить связь с районным центром. Радиостанция хрипела и выла, но извлечь из нее что-то членораздельное не удавалось.
Погода портилась. К вечеру холодный туман накрыл влажным покрывалом яранги. Значит, определенно, вертолета не будет. Надежда только на вездеход. Больничная машина со снятыми гусеницами стояла беспризорной в гараже, — водитель вместе с контейнерами и семьей отбыл еще в прошлом году в Уссурийск, откуда был родом. В районе было только два исправных вездехода — в Улакской косторезной мастерской и в кооперативе Меленского «Нувукан». Единственная надежда была только на него.
Машина пришла только на четвертый день, когда Антонина Тамирак уже всерьез подумывала пуститься на морское побережье пешком.
— А где Роберт? — прежде чем поздороваться с Мишей Меленским, спросила Антонина.
— Улетел к себе в Америку.
— Навсегда?
— Да нет, он еще приедет. Он тебе оставил письмо.
— Давай скорее сюда! — Антонина протянула обе руки.
— Письмо осталось в Кытрыне.
Как только Роберт Карпентер отбыл в Гуврэль, а оттуда чартерным рейсом в Ном, в Кытрыне появился Дудыкин и прямым ходом направился к Меленскому. Он долго допытывался о намерениях американца, хотел знать буквально каждый его шаг, и особо его интересовали отношения Роберта Карпентера с Антониной Тамирак.
— Но это же их личное дело! — возмущался Меленский. — Может, это любовь?
— Любовь любовью, товарищ Меленский, — зловеще заметил Дудыкин, — но в недавнее доброе время тебе пришлось бы отвечать…
— За что?
— За контакты с иностранцами.
— Но ведь есть решение властей. Межгосударственное соглашение, одобренное Министерством иностранных дел СССР правительством. Вот они, документы, — Меленский выложил перед Дудыкиным зеленую папку и открыл.
— По-иностранному не читаю! — брезгливо отодвинул папку Дудыкин.
— Там дальше — по-русски.
Но Дудыкин не стал читать. Наверняка, копии этих документов у него были.
— Американец больше ничего не оставил? — строго спросил он.
— Инструкции для наблюдателей, перечень оборудования, которое должны срочно перебросить на наш берег, и даже продовольствие. Причем совершенно бесплатно.
— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке! Так сказала Маргарет Тэтчер, премьер-министр Великобритании, — изрек Дудыкин, неожиданно проявив удивительную эрудицию. — А какие-нибудь личные поручения, письма?
Меленский сразу понял, к чему клонит кагэбешник. Письмо для Антонины Тамирак Роберт Карпентер передал прямо в аэропорту при свидетелях. Кстати, в незаклеенном конверте. Пока Меленский раздумывал над требованием Дудыкина, тот продолжал:
— По нашим агентурным данным, определенные круги Соединенных Штатов не отказались от идеи присоединения Чукотки. Сто лет назад они купили Аляску. Чукотка всегда оставалась для них недостижимым и лакомым кусочком… А сейчас самое время. Ослабление государственной власти в нашей стране, а министр иностранных дел — грузин Шеварднадзе. Он уже отвалил американцам самые богатые рыбные воды при уточнении границы по Берингову морю. Ты думаешь, за просто так? Сейчас и в России появились люди, которые готовы за бесценок продать Чукотку. Вот уже Гайдар прямо заявил: России Север не нужен. Убыточен! Вот как! Сильно активизировались американцы на Чукотке, сильно! Так что давай письмо! Изучим — обратно отладим. Тем более адресат в тундре, и неизвестно, сколько она там пробудет.
Меленскому пришлось откровенно сказать Антонине, что письмо в КГБ.
Антонина Тамирак ничего не сказала. В своей больничной каморке она достала пузырек со спиртом, развела в стакане и выпила залпом.
Глава шестая
Полная луна освещала бухты и заливы южной Аляски, ущелья, языки ледников, поросшие густыми хвойными лесами горные отроги. Земля представала в круглом окошке иллюминатора в первозданной красоте, которую не могли стереть долгие годы старательской добычи золота на этих берегах. Должно быть, до сих пор где-то в укромных складках каменных склонов, вокруг официальной столицы штата Аляска городка Джуно, таятся древние святилища индейского племени тлинкитов, которые считают свое племя по сию пору в состоянии войны с Россией.
Суровая красота пейзажа за иллюминатором ненадолго отвлекла Роберта Карпентера от мрачных мыслей. Со времени отъезда с Чукотки прошло около месяца, но ему так и не удалось связаться с Антониной Тамирак по телефону. Он написал несколько писем, но ему разъяснили на почте, что корреспонденция на другой берег Берингова пролива идет кружным путем, через Европу и Москву.
А сейчас, в условиях неразберихи и экономической разрухи в стране, надеяться на российскую почту может только человек, заведомо желающий, чтобы его письма не дошли до адресата.
Сначала на телефонные звонки в больницу Роберту отвечали, что Антонина очень занята, потом — что она больна и не может подойти. Михаил Меленский разговаривал очень неопределенно, какими-то полунамеками. Роберт догадывался, что Меленский опасается, что его подслушивают, но ведь речь шла совсем не о секретных делах, даже не о деловых отношениях. Надо будет поставить ему в офис телефакс. Правда, телефакс тоже можно перехватить, но вряд ли в нынешних условиях у русских есть такая техника.
Что же случилось с Антониной?
От невеселых раздумий Роберта отвлек маневр самолета, идущего на посадку. Аэропорт столицы Аляски расположен на дне узкой долины, и летчикам приходится спускаться буквально по спирали, чтобы выйти на довольно крутую посадочную глиссаду. Все пассажиры притихли. Многие закрыли глаза, а некоторые, как Роберт, прильнули к иллюминаторам, наблюдая, как самолет едва не задевает крыльями крутые склоны, покрытые вечнозеленым хвойным лесом. На секунду мелькнул зловещим, синим светом язык огромного глетчера, выползшего в долину.
Наконец колеса коснулись посадочной полосы, и все пассажиры облегченно вздохнули.
Гостиница «Баранов», названная именем последнего губернатора русской Америки, выходила окнами на бухту. Но Роберт смог разглядеть живописные окрестности и противоположный берег только ранним утром, когда раздвинул на окнах тяжелые шторы. Горы отражались в спокойной водной глади, пейзаж был умиротворяющий, и Роберту на миг подумалось: хорошо бы здесь купить домик прямо на берегу и поселиться с Антониной Тамирак.
Первая половина дня у Роберта Карпентера прошла в Федеральном доме, где располагались офисы двух сенаторов представителя Аляски в Палате представителей и в Сенате США. На двух высокопоставленных лиц была одна секретарша и одна приемная, а совершенно одинаково оборудованные кабинеты со звездно-полосатыми флагами располагались один напротив другого. Роберт подписывал бумаги, обсуждал вопросы финансирования гуманитарной помощи с высшими чиновниками штата Аляска, а из головы не выходила Антонина Тамирак.
После ланча Роберт вернулся к себе в номер и попытался связаться с заливом Кытрын. После нескольких попыток ответил кабинет главного врача районной больницы На просьбу позвать к телефону Антонину Тамирак сонный голос ответил:
— Она не может подойти к телефону.
— Почему?
— Она больна…
Поделиться книгой: