Оглянись за спину

Я глубоко вздохнул и посмотрел мисс Харкорт прямо в глаза.

— Нет, за этим стоит нечто большее. Дело дрянь. Готов держать пари, что речь идет о какой-то заранее спланированной игре.

Мисс Харкорт опустила ресницы.

— «Мидленд-централь», гм… Эти акции сегодня с утра упали на две десятых пункта.

— Они упадут ещё больше, попомните это. Кто-то выбрасывает их на рынок в большом количестве. Много их прошло через наши руки?

— Нет, мы покупали только по поручению мистера Артура Энсона, а он половину своего пакета акций уже сбыл снова. — Мисс Харкорт ждала, постукивая карандашом по своему блокноту.

— Кто занимается счетом мистера Энсона? Билл Герхард, не так ли? Мисс Харкорт кивнула. — Хорошо, тогда скажите Биллу, чтобы он позвонил мистеру Энсону и передал ему от меня, что я подозреваю, будто кто-то хочет захватить контроль над «Мидленд-централь». Посмотрим, что ответит Энсон.

— А потом?

— Потом Энсон позвонит мне, если имеет отношение к этой игре. Я не могу допустить, чтобы он использовал фирму Брайнерда для своих личных биржевых манипуляций.

Мисс Харкорт сделала несколько пометок в блокноте и улыбнулась.

— Так же сказал бы и ваш отец.

— Я далеко не мой отец, и никогда таким не стану.

— Глупости, мистер Джон. Вам ещё не хватает опыта, но это с годами придет само собой. А что касается ваших знаний и проницательности, вы вполне можете сравниться с вашим отцом.

— Спасибо, мисс Харкорт. Дай Бог, если вы правы. Во всяком случае, ваше мнение мне очень лестно, поэтому возражать я вам не буду. Еще что-нибудь? — Я ткнул пальцем в письма. Есть что-то срочное?

Мисс Харкорт покачала головой.

— На большинство из них я уже очень коротко, в несколько строк, ответила, что вы пока больны. Здесь нет ничего, что не могло бы подождать, пока вы снова не почувствуете себя полностью здоровым.

— Я чувствую себя прекрасно, — раздраженно бросил я. Постоянные намеки на мою болезнь уже стояли у меня поперек горла. — А это что?

Я взял письмо, лежавшее сверху, и повертел его в пальцах. Конверт авиапочты из тонкой голубоватой бумаги с надпечаткой «Коррео Аэро» в одном углу, мексиканским штемпелем и такой же почтовой маркой. В качестве адресата был указан только «Джон Брайнерд, Нью-Дейвен», а название штата и «США» были написаны внизу почти неразличимыми каракулями. В левом нижнем углу значилось «Лично, конфиденциально».

Моему удивлению не было предела.

— Вы знаете, от кого оно?

Мисс Харкорт покачала головой.

— Не имею понятия. Письмо пришло в прошлый вторник, на следующий день после того, как вы заболели. Я бы сразу переслала его вам, но миссис Брайнерд сказала, что врач запретил вам заниматься делами.

Я вскрыл конверт. Внутри оказались два листа такой же тонкой бумаги.

— Ладно, взгляну, что это может быть. Что еще, мисс Харкорт?

— На данный момент все. Вы здесь пробудете весь день, мистер Джон? Она поднялась и быстро зашагала к выходу.

— Возможно, — рассеянно ответил я и развернул письмо.

Мисс Харкорт энергично закрыла за собой дверь. Я откинулся на спинку кресла и занялся письмом.

Почерк был неразборчивым и читался с трудом. На листах стоял штамп «Вилла Мария Долорес, Морелия, Микоакан, Мексика» и дата: пятница, 3 апреля. Следовательно, оно было написано две недели назад.

«Джон Брайнерд!

У меня мало времени. У моей машины спустила шина. Как только её починят и заправят бензобак, мне придется ехать дальше. Но думаю, этих немногих минут будет достаточно, чтобы изложить вам главное.

Когда вы будете читать это письмо, меня, вероятно, уже не будет в живых. Мой муж хочет меня убить. Он уже однажды пытался это сделать и будет пытаться снова. На этот раз у него может получиться. И если так, вы станете его следующей жертвой…»

Я невольно поднялся с кресла.

«Мой муж хочет заполучить то, что принадлежит вам. Если он что-нибудь задумает, ничто на свете не заставит его переменить решение. То, что он хочет, он просто берет, а хочет он вашу жену.»

Я раздавил свою сигарету и судорожно сглотнул. До сих пор мне не доводилось сталкиваться с мерзостями такого рода. Я протянул руку к звонку, чтобы вызвать мисс Харкорт. Вероятно, она разбиралась в таких проблемах лучше меня. Но затем убрал руку и счел за лучшее пока не показывать это письмо мисс Харкорт. По-видимому, эта грязная, злобная клевета была направлена прежде всего против Лесли, и чем меньше людей узнают об этом, тем лучше. Все во мне протестовало против этого письма, но я не мог его отбросить.

«Вы не поверите мне и, вероятно, сочтете меня сумасшедшей. Вначале я тоже не хотела этому верить. Я докажу вам свои утверждения, насколько смогу. Ваша жена Лесли до вашего с ней брака любила мужчину по имени Ги Кетлер. Ее отец запретил ей выйти за него и выгнал Ги из города. Вскоре после этого Ги женился на мне, и мы уехали в Мексику. Подозреваю, что все это время он поддерживал контакт с вашей женой. Несколько недель назад она ему написала. Я прочитала только часть письма. Но даже из нескольких строк мне стало ясно, о чем идет речь. Она была очень сердита на вас, просила Ги срочно приехать и помочь ей…»

«— Она была очень сердита на вас», — мысленно повторил я.

Действительно, несколько недель назад Лесли имела все основания сердиться — из-за Сандры Донен. Я с досадой остановил себя. Одно такое письмо ещё нельзя принимать всерьез.

«Я очень скоро поняла, что Ги уже давно ждал подобного призыва и твердо решил ему последовать. Еще я обнаружила, что он хотел уехать свободным от тягостных уз брака. Он написал вашей жене, а через несколько дней после того послал ей подарок. У нас была коллекция лунных камней чудесного оттенка, всего тридцать штук, которые для меня были вставлены в цепочку. С тех пор эти камни исчезли…»

У меня по спине пробежали ледяные мурашки. Я тут же вспомнил сегодняшнюю утреннюю сцену на веранде: эту серебряную цепочку, на которой как капли росы молочным матовым сиянием, словно луна в туманной дымке, мерцали эти камни.

Все во мне будто окаменело. Казалось, в кабинете стоит неестественная тишина. Но я заставил себя читать дальше.

Последний абзац состоял из таких торопливых каракулей, что стоило немалого труда разобрать их.

«Только что я узнала, что машина готова. У меня больше нет времени. Вы должны мне поверить, Джон Брайнерд, ради вас самого! Ги убьет вас, если удастся его покушение на меня. Он хочет заполучить вашу жену и ваши деньги. Я его знаю. Он обставит это убийство как несчастный случай, совести у него на это хватит. Остерегайтесь, Джон Брайнерд! Всегда оглядывайтесь ночью на темной улице! Следите, что творится за вашей спиной!»

3

Письмо было подписано «Кэтрин Тири», а рядом стояло в скобках: «миссис Ги Кетлер». Ни одно из этих имен ни о чем мне не говорило, но само письмо сказало многое. Я нервно ерзал в кресле. «Остерегайтесь, Джон Брайнерд…»

Мне стало жутко не по себе — как ребенку, оставленному в темной комнате и боящемуся привидений. Женщина, конечно, была не в своем уме, но писать страшные письма она умела. Меня она ввергла в изрядный шок.

История с серебряной цепочкой не выходила у меня из головы. Из-за того письмо и привлекло мой интерес. Все остальное было безумным бредом, но то, что у Лесли есть цепочка с лунными камнями, мне стало известно сегодня утром. Кэтрин Тири, должно быть, каким-то образом, узнала об этом, и из простого факта раздула целую историю. Я только вновь и вновь задавал себе вопрос: зачем? Какую цель она преследовала?

Если эта женщина имела основания опасаться, что муж стремился её убить, почему она не обратилась в полицию? Я не бывал в Мексике, но, вероятно, полиция там такая же, как и повсюду. Ответ лежал на поверхности: ей бы не поверили. Я тоже не поверил ей. У неё не было никаких доказательств своих подозрений кроме того, что исчезли её лунные камни.

В раздумье я ещё раз осмотрел конверт. «Коррео Аэро», авиапочта. Мексиканская почтовая марка, мексиканский штемпель. Неполный адрес. Удивительно, что это письмо вообще меня нашло. Оно пришло во вторник, день спустя после того, как я заболел, и мисс Харкорт едва не переправила его мне домой. Слава Богу, она этого не сделала. Лесли бы вскрыла его, и тогда… Меня пробрал озноб, когда я представил, как бы оно подействовало на нее. Это была жестокая шутка, задуманная и разыгранная злобными, язвительными, больными людьми, и я уже потратил на неё слишком много времени.

Сложив письмо, я положил его в конверт и сунул в карман пиджака. Потом, чтобы переключиться, встал и принялся за чистку оружия в стенном шкафу. Начал с марокканского пистолета Мигеля и прошел весь ряд. Чисто механическое занятие действовало необычайно успокаивающе и, когда я с ним управился, письмо миссис Кетлер лишилось для меня всякого значения. Теперь оно казалось мне пустым и нелепым.

Вымыв руки, я подошел к шкафчику, чтобы выпить рюмку хереса прежде, чем приняться за корректуру статьи. Но вынув пробку из графина, заметил, что он пуст. Другой тяжелый хрустальный графин с серебряной пробкой тоже оказался пустым. Правда, его едва ли когда-нибудь использовали. Странно. Неделю назад я наливал себе рюмку из почти полного графина. Кроме меня, ключ от шкафчика был только у мисс Харкорт. Она заботилась о чистоте графинов и рюмок, доливала херес и пополняла его запас. Я вернулся к своему письменному столу и позвонил.

Мисс Харкорт взглянула на пустые графины и кивнула:

— Да, я знаю, мистер Джон. Мне ещё несколько дней назад бросилось в глаза, что они пусты. Но я не хотела в ваше отсутствие открывать новую бутылку.

— Дело не в этом, мисс Харкорт. Меня интересует, как случилось, что они опустели. Неделю назад один был почти полным. — Я поднял графин за узкое горло и посмотрел на свет. — Вы его вымыли?

Мисс Харкорт покачала головой. Графин был безупречно чистым и блестел, как полированный. Никаких следов на стенках, никакого осадка на дне, ничего.

Я напряженно размышлял. Неделю назад — в тот самый день, когда я заболел — я налил себе рюмку хереса, и графин оставался почти полным. Тут я, определенно, не мог заблуждаться. Дело было не слишком важным, но мне совсем не нравилось, что кто-то тайком грабит запасы хереса моего деда.

— Вы верите, что кто-то потихоньку пьет из этого арсенала? — спросил я.

Мисс Харкорт сидела на корточках перед шкафчиком и доставала новую бутылку. Она поспешно выпрямилась и повернулась ко мне.

— Исключено! — с возмущением воскликнула она. — Из наших сотрудников никто на это не пойдет. Кроме того, ключ только у меня, а вы, надеюсь, не считаете, что я…

— Не говорите глупости. Этот херес полностью в вашем распоряжении. Пейте, сколько хотите. — Возмущенное выражение её лица вызвало у меня улыбку. — Отцу, вероятно, эта идея доставила бы удовольствие.

К моему удивлению, она стыдливо покраснела. Потом улыбнулась милой улыбкой, осветившей её лицо и странным образом молодившей её. Это напомнило мне, что ведь мисс Харкорт тоже была когда-то молода и красива.

— Ваш отец всегда был очень щедр по части своего хереса, — кратко заметила она и протянула затем мне непочатую бутылку, которую я откупорил с такой же церемонной торжественностью, как когда-то это делал мой отец. Перелив херес в графин, я достал ещё одну рюмку.

— Составите мне компанию на одну рюмочку, мисс Харкорт?

— В другой раз с превеликим удовольствием, мистер Джон. Но не сейчас. Благодарю.

Я налил себе рюмку, при этом все ещё ломая голову над загадочным исчезновением хереса.

— Как вы считаете, возможно, что кто-то раздобыл ключ к этому шкафчику?

Мисс Харкорт подумала.

— Конечно возможно. Здесь же входит и выходит масса людей. Уборщицы, управляющий домом, ночные сторожа; у всех есть ключи к этому кабинету. Но до сих пор это не доставляло никаких неприятностей. Я, собственно говоря, тоже не могу подумать, что…

Звонок телефона перебил её.

— Я подойду. — Она сняла трубку.

Я посмотрел вино на свет. Херес был кристально чист. Он имел превосходный, слегка коричневатый оттенок темного золота — благородный напиток, которым я всегда наслаждался. Но сегодня он вдруг стал мне отвратителен и мой желудок взбунтовался против него. Я отставил рюмку. С ухмылкой я подумал, что дело в так часто хулимых нами инстинктах. Мой желудок не забыл, что дедушкин херес был последним напитком, который я принял перед тем болезненным приступом гриппа. Он больше не желал хереса. С него было довольно. Я вылил нетронутое содержимое рюмки обратно в графин.

— Мистер Джон, у телефона кто-то от Чартера, — возбужденно сообщила мисс Харкорт. — Речь идет о цепочке, которую вы им отдали сегодня утром. Она протянула мне трубку.

— Да, что случилось? — нетерпеливо спросил я. — Вы не можете её починить?

Человек на другом конце провода на мгновение, казалось, заколебался. Затем ответил:

— Нет-нет, конечно мы можем её починить, мистер Брайнерд. Дело только в замочке…

— Правильно, — перебил я. — Вы уже говорили об этом сегодня утром. Или, если это были не вы, — голос показался мне незнакомым, — то один из ваших служащих. Ему не нравился теперешний запор цепочки. Вы все ещё придерживаетесь мнения, что его нужно заменить?

— Конечно, мистер Брайнерд, — сказал мужчина с явным облегчением. Как раз об этом и идет речь. Новый замочек безусловно гораздо лучше. Мы отобрали для вас несколько образцов и будем благодарны вам, если бы вы зашли и выбрали.

Я бросил взгляд на часы. Около двенадцати. Ювелирный магазин находился всего в нескольких шагах.

— Хорошо. — В конце концов я обещал Лесли позаботиться о её вещице. Через несколько минут я буду у вас. — Я положил трубку.

Хотя все утро было переполнено событиями, по-настоящему работой я так и не занялся.

— Я сейчас ухожу, мисс Харкорт. Ленч проведу в клубе. Если кто-нибудь позвонит, можете сказать, что всю вторую половину дня я буду здесь. Может быть, тогда мы сможем, наконец, заняться делами, — сорвалось у меня с легким раздражением.

Когда я вышел на улицу, как раз поднялся вой фабричных сирен, тот пронзительный, проникающий до мозга костей звук, к которому я никогда не мог привыкнуть. За несколько секунд тротуары заполнились людьми. Спешащая толпа безжалостно потащила меня, толкая и сжимая со всех сторон. Избежать этого было невозможно.

На первом перекрестке стало совсем плохо. Пока на светофоре горел красный свет, плотная толпа пешеходов на углу ожидала зеленого. Я стоял у самого края тротуара, и какой-то невидимый мне человек, стоящий сзади, все время упирался мне в ребра острым краем коробки. Я пытался избавиться от этого давления, но был так сильно стиснут, что не мог пошевелиться. Дело усугублялось ещё тем, что я, в сущности, ещё толком не поправился. Этот короткий переход стоил мне такого напряжения, что ноги уже дрожали. На углу стоял городской автобус. Внезапно он выпустил зловонное газовое облако выхлопа. Я задержал дыхание и отшатнулся назад. Этот проклятый газ всегда вызывал у меня кашель.

Шаг назад стал ошибкой. Какую-то долю секунды я стоял практически только на одной ноге, и именно в этот миг давление сзади возросло. Кто-то толкнул меня в плечо, я потерял равновесие и стал падать вперед. На меня надвигался грузовик, я попытался отскочить в сторону и растянулся во весь рост. Дюжина женщин пронзительно закричала, заскрипели тормоза. Грузовик остановился. Выхлопные газы окутали меня, ядовитое облако проникло в нос и в рот. Мои глаза слезились. Я оперся на руки и захлебнулся в кашле. Мне было плохо, но я остался жив, и это граничило с чудом.

Человеком, который помог мне подняться на ноги, оказался малый с внешностью покойника, с желтой гвоздикой в петлице и выражением хронического недовольства на лице. Он угрожающе размахивал своей костлявой рукой и извергал страшные проклятия, заботливо переводя меня на другую сторону улицы.

— Мерзкие парни эти водители! Они на самом деле вбили в голову, что улицы принадлежат только им! Подайте на него в суд, сэр. С удовольствием дам показания против него. Этому невежде нужно указать его место. Никто уже не чувствует себя в безопасности перед ними.

— Большое спасибо. Вы очень любезны, — бормотал я, в то время как он хлопотливо отряхивал мой пиджак. — Не беспокойтесь. Я уже в полном порядке.

Толпа любопытных постепенно рассеялась. Глубоко потрясенный водитель, которого это неожиданное происшествие ошеломило по меньшей мере так же сильно, как и меня, продолжил свой путь. Его вины тут не было. Если вообще можно вести речь о чьей-то вине, за это должно быть ответственно сумасшедшее уличное движение большого города, спешка и давка недисциплинированной, безликой массы. Просто чудо, что такие несчастные случаи не происходят гораздо чаще.

Я попытался отделаться от оказавшего мне помощь доброго самаритянина, но он не отставал и предлагал одну за другой свои услуги в качестве очевидца, автора возмущенного открытого письма в газеты, специалиста по оказанию первой помощи и сочувствующего, понимающего друга. Я действительно был ему очень благодарен за заботу, но постепенно он стал действовать мне на нервы. Я хотел остаться один. Чтобы хоть как-то отвязаться от него, я в отчаянии сочинил, что служу продавцом у Чартера, и даже после этого он дважды оборачивался мне вслед, желая убедиться, смогу ли я благополучно войти в дверь магазина.

Теперь там было довольно оживленно. Я отыскал тихое местечко и опустился в кресло, довольный тем, что меня никто не заметил. Кроме масляного пятна на брюках на уровне колена, несчастный случай, похоже, не оставил на мне никаких следов. Прерывистое дыхание, шум в голове и отвратительное чувство слабости в ногах внешне никто не мог заметить. Через некоторое время меня увидел продавец, с которым я беседовал сегодня утром, и поспешил ко мне.

— Мистер Брайнерд? Чем могу быть вам полезен?

— Да все цепочка, — объяснил я слабым, утомленным голосом. Потом откашлялся и судорожно проглотил слюну. — Речь идет о той цепочке, которую я принес сегодня утром. Кто-то из ваших коллег только что звонил мне и просил зайти. Он хотел предложить мне на выбор несколько новых замочков.

Продавец удивленно посмотрел на меня.

— Я действительно считаю, что тот запор от Кортеса не очень подходит, но я вам не звонил, мистер Брайнерд, и не поручал своим коллегам. И уж тем более не отбирал для вас никаких замочков. Если вы сможете минуту подождать, я узнаю.

Я кивнул, довольный возможности посидеть ещё некоторое время в полном покое. Молодой человек поспешил к своим коллегам, а затем к управляющему, который, казалось, был несколько раздражен тем, что его побеспокоили. Он в этот момент был занят, демонстрируя некоему элегантному джентльмену с проседью коллекцию неотшлифованных алмазов. Затем мой продавец исчез в служебном помещении магазина, а когда появился снова, то выглядел почти смущенным.

— Я не смог найти того, кто звонил вам, мистер Брайнерд, — растерянно объявил он. — Но один из наших продавцов ушел обедать. Может быть, он…

— Почему же он тогда не подождал? — резко перебил я. Ведь я хотел тотчас прийти.

— Мне очень жаль, мистер Брайнерд. Я даже не могу понять, как… — Он едва не ломал руки от отчаяния. — Если желаете, сэр, я вам охотно предложу выбор прекрасных замочков.

Я нетерпеливым жестом отклонил его предложение. Это было как наваждение. Сегодня все мои действия, даже самые незначительные, непременно оборачивались какими-то неприятностями. Началось все за завтраком, затем пришло то отвратительное письмо, потом история с хересом, инцидент с грузовиком, а теперь ещё этот проклятый звонок. Я почувствовал, что просто не в силах выдержать дальше этой путаницы.

— Нет, делайте как хотите. Почините эту цепочку, как считаете нужным, мне все равно.

Он уставился на меня с удивлением и одновременно с благодарностью. Затем склонил голову и изобразил такую высокопарную торжественную мину, что я с удовольствием влепил бы ему пощечину.

— Большое спасибо, мистер Брайнерд. Мы будем достойны оказанного вами доверия. — Он механически улыбнулся и совершенно инстинктивно добавил: — Не могу ли я сделать для вас что-нибудь еще?

— Да, — буркнул я. — Вы упомянули сегодня утром, что эта цепочка представляет собой необычайно удачную работу Кортеса. Кто такой этот Кортес? Коллекционер? Ювелир?