Завещание чудака. Рассказы

— Счастливы, согласна. Но... Если бы только я была на твоем месте! — повторила тщеславная молодая особа.

— И что же? Если бы ты была на моем месте?

— Прежде всего я, конечно, разделила бы наследство с тобой. .

— То же самое сделала бы и я, можешь быть уверена,— ответила мисс Вэг, весело смеясь над обещаниями своей восторженной подруги.

— Боже, как хочется, чтобы поскорее настало пятнадцатое апреля,— продолжала Джовита Фолей,— как долго потянутся две недели! Буду считать часы, минуты...

— Избавь меня хоть от подсчета секунд,— прервала ее Лисси.

— И ты способна шутить в таком серьезном деле! Миллионы долларов, которые ты можешь получить...

— Вернее, миллионы всяких неприятностей и раздражений, подобных тем, какие выпали сегодня на мою долю,— объявила Лисси Вэг.

— Тебе очень трудно угодить, Лисси!

Таковы были шесть сонаследников (что они разделят между собой громадное состояние миллионера, никто не сомневался), которых Уильям Дж. Гиппербон пригласил на свои похороны. Теперь оставалось вооружиться терпением и ждать назначенного срока.

 Глава V

ЗАВЕЩАНИЕ

Наступило пятнадцатое апреля. Утром, по условию завещания, в присутствии Джорджа Б. Хиггинботама и нотариуса Торнброка Лисси Вэг, Макс Реаль, Том Крабб, Герман Титбюри, Гарри Т. Кембэл и Годж Уррикан положили визитные карточки на гробницу Уильяма Дж. Гиппербона. Затем могильная плита опустилась на надлежащее место, закрыв собою гроб, и покойному оригиналу больше уж нечего было ждать к себе гостей!

Как только встало солнце, девятнадцатый квартал был запружен громадной толпой. Публика к сроку оглашения завещания дошла уже до полной одержимости. Тысяча триста ежедневных поездов, обслуживающих Чикаго, накануне доставили в город несколько тысяч приезжих. Погода обещала быть превосходной. Свежий утренний ветер очистил небеса от ночных испарений, и солнце плавно подымалось на далеком горизонте над озером Мичиган. Его воды, ударяясь о берег, слегка волновались. Шумные массы горожан двигались по Мичиган-авеню и Конгресс-стрит, направляясь к колоссальному зданию с четырехугольной башней высотой в триста десять футов.

Список гостиниц в Чикаго очень длинен. Приезжий может всегда выбрать по вкусу какую-нибудь. Но, с точки зрения удобств и быстроты обслуживания (каждому путешественнику здесь предоставляется жить на американский или европейский лад), ни один из городских отелей не может сравниться с Аудиториумом — громадным десятиэтажным «караван-сараем»[56] на углу Конгресс-стрит и Мичиган-авеню (против самого Лейк-парка). Его здание может приютить несколько тысяч путешественников да еще восемь тысяч зрителей в театре этой гостиницы. В то утро публики набралось больше, чем когда-либо. Сбор никогда еще не доходил до такой цифры (нотариус Торнброк, устроивший удачный аукцион из фамилий шести избранников, на этот раз предложил организовать платные места всем желающим). Собранные десять тысяч долларов впоследствии распределили между больницей «Алексиан Брозерс» и детской больницей «Морис Портер Мемориал».

На эстраде находились мэр и весь муниципалитет, позади них— члены «Клуба чудаков», с председателем Хиггинботамом. Перед самой рампой разместились шесть избранников.

Лисси Вэг, сконфуженная необходимостью показываться многотысячной публике, сидела низко опустив голову. Гарри Т. Кембэл с довольным, сияющим лицом раскланивался с сотрудниками многочисленных издательств самых разнообразных «окрасок». Коммодор Уррикан свирепо вращал глазами, видимо, готовый завести спор с каждым, кто осмелится взглянуть ему в лицо. Макс Реаль беспечно наблюдал за жужжащей толпой, снедаемой любопытством, которого он почти не разделял, и (нужно ли говорить?) часто взглядывал на сидевшую — так близко от него — прелестную молодую девушку. Герман Титбюри мысленно подводил итог собранным суммам за входные билеты, и цифра эта представлялась ему каплей воды среди миллионов будущего наследства. Том Крабб сидел не в кресле, не вместившем его необъятное туловище, а на широком диване (ножки все равно гнулись под тяжестью) и, видимо, не понимал, зачем он здесь.

В первом ряду зрителей находились мистер Джон Мильнер, миссис Кэт Титбюри и подвижная, нервная Джовита Фолей, без которой Лисси Вэг никогда не согласилась бы появиться перед устрашавшей ее аудиторией. Дальше, в глубине громадного зала— в амфитеатре, на самых отдаленных ступеньках, во всех углах, где могла просунуться человеческая голова, виднелись мужчины, женщины и дети, принадлежавшие к различным классам общества. А за стенами здания, вдоль Мичиган-авеню и Конгресс-стрит, в окнах домов, на балконах гостиниц, на тротуарах, на мостовых (движение экипажей приостановили) стояла толпа, не менее шумная, чем Миссисипи во время разлива. Ее волны выплескивались далеко за границы квартала.

В тот день Чикаго принял пятьдесят тысяч приезжих, явившихся из различных мест штата Иллинойс и из соседних с ним штатов, а также из Нью-Йорка, Пенсильвании, Огайо и Мэна. Гул голосов все усиливался, он висел над Конгресс-стрит, заполнял собой Лейк-парк и терялся в залитых солнцем водах Мичигана.

Часы начали отбивать двенадцать. Громким вздохом ответили присутствующие в зале, и, подобно сильному порыву ветра, он вырвался через окна здания на улицу, запруженную народом. Нотариус Торнброк встал со своего места. Тотчас наступила тишина — глубокая, взволнованная тишина, подобная той, какая бывает в промежутке между блеском молний и раскатом грома, когда вдруг становится тяжело дышать. Господин Торнброк, стоя у стола, занимавшего центр эстрады, скрестив руки на груди, с сосредоточенным лицом ждал, когда замрет последний звук последнего, двенадцатого удара часов. На столе перед ним лежал конверт, запечатанный тремя красными печатями с инициалами покойного.

Наконец наступил тот самый миг— и нотариус Торнброк сломал печать, вынул бумагу, на которой виднелась подпись, сделанная хорошо знакомым почерком завещателя, затем вчетверо сложенную карту и маленькую коробочку дюймом в длину, столько же в ширину и с полдюйма в высоту. Затем, вооружившись очками, пробежал глазами первые строчки документа и громким голосом, хорошо слышным даже в самых отдаленных углах зала, прочел следующее:

— «Мое завещание, написанное моей рукой, в Чикаго, третьего июля 1895 года. Будучи в здравом уме и твердой памяти, я составил акт, который заключает в себе мою последнюю волю. Эту волю мистер Торнброк и мой коллега и друг Джордж Б. Хиггинботам, председатель «Клуба чудаков», обязуются исполнить полностью, так же как и распоряжения, касающиеся похорон».

Наконец-то настало время получить ответ на вопросы, мучившие жителей Чикаго, и разрешить все предположения и гипотезы, накопившиеся за дни лихорадочного ожидания!

Нотариус Торнброк, не обращая внимания на волнение слушателей, читал дальше:

— «...До сих пор ни один из членов «Клуба чудаков» не проявил никаких чудачеств. Равным образом и пишущий эти строки не выходил ни разу за пределы своего банального существования. Но то, что человеку не удалось совершить при жизни, может совершиться в том случае, если его последняя воля будет исполнена после смерти».

Одобрительный шепот пронесся по рядам присутствующих, и господин Торнброк сделал полуминутную паузу.

— «Мои дорогие коллеги,— опять начал нотариус,— вероятно, не забыли, что если я чувствовал к чему-нибудь сильную страсть, то только к благородной игре в «гусек», распространенной в Европе и особенно во Франции. Там считают, что она заимствована из Эллады, хотя греки никогда не видали, чтобы в игре принимали участие Платон, Фемистокл, Леонид, Аристид и Сократ[57],— никто вообще из героев ее истории. Я ввел эту игру в нашем клубе. Меня всегда горячо волновало разнообразие деталей и капризы всевозможных комбинаций, когда одна чистая случайность руководит теми, кто стремится одержать победу на оригинальном поле битвы».

Но для чего, с какой стати игра в «гусек», пусть благородная, неожиданно появилась в завещании Уильяма Дж. Гиппербона?.. Подобный вопрос пришел в голову каждому из слушавших нотариуса, а он продолжал:

— «Игра эта, как все знают, состоит из целой серии клеток, расположенных в известном порядке — с первой и по шестьдесят третью. В четырнадцати из них изображен гусь, домашняя птица, так несправедливо обвиняемая в глупости. Ей надлежало бы быть реабилитированной в тот самый день, когда она спасла Капитолий[58] от нападения Бренна и его галлов».

Некоторые скептики из присутствующих начали думать, что покойный Уильям Дж. Гиппербон желал просто посмеяться над публикой, расточая похвалы представителям гусиного рода.

— «В означенной игре за вычетом четырнадцати вышеуказанных клеток остается еще сорок девять, из которых шесть заставляют играющих платить следующие штрафы: простой штраф — в номере шестом, «на мосту»; двойной— игрок платит в девятнадцатой клетке, где вынужден оставаться в «гостинице», пропуская два хода; тройной штраф— в тридцать первом квадрате с «колодцем», в котором партнер сидит до тех пор, пока другой не явится занять его место; а также: двойной штраф — в сорок второй клетке с «лабиринтом»; тройной штраф— в пятьдесят второй, где он попадает в «тюрьму», еще раз тройной — в пятьдесят восьмой клетке с «мертвой головой», откуда игрок обязан начать всю партию сызнова».

Нотариус Торнброк остановился, чтобы перевести дух после длинной тирады, а в зале раздались голоса нескольких недовольных. Они тут же были остановлены большинством зрителей, видимо, сочувственно относившихся к покойному. Но, в конце концов, не пришли же сюда все эти господа только для того, чтобы выслушать лекцию о благородной игре в «гусек»?!

— «...В конверте вы найдете сложенную карту и коробочку. На карте изображена игра в «гусек» с новым расположением клеток, которое я придумал и хочу теперь сообщить публике. В коробке две игральные кости, точная копия тех, какими я имел обыкновение пользоваться в своем клубе. Как самая карта, так и игральные кости предназначаются для партии, которая будет сыграна на нижеследующих условиях».

Как?.. Речь идет о партии игры в «гусек»? Без сомнения, это мистификация, «утка», «хембэг»[59], как говорят в Америке. Внушительные возгласы: «Тише! Тише!»— прекратили поднявшийся было шум, и нотариус Торнброк смог вернуться к чтению:

— «...Вот что я решил предпринять в честь моей страны, любимой мной горячей любовью патриота. Ее штаты я подробно изучал, по мере того как их число увеличивалось, украшая новыми звездами флаг Американской республики».

Раздалось тройное «ура», многократно повторенное эхом Аудиториума, после чего водворилась тишина, так как любопытство публики достигло теперь высшего напряжения.

— «...Наше государство, не считая Аляски, которая присоединится к нам, как только к нам вернется Канада, состоит из пятидесяти штатов, занимающих площадь в восемь миллионов квадратных километров[60].

Если мы разместим их по клеткам в определенном порядке и повторим один из них четырнадцать раз, то получим карту, состоящую из шестидесяти трех клеток, такую же, как в благородной игре «гусек», превратив ее в игру Соединенных Штатов Америки».

Те, кто знаком с «гусеком», без труда уяснили идею Уильяма Дж. Гиппербона. Действительно, он очень удачно разместил в шестидесяти трех клетках все Соединенные Штаты. Аудитория разразилась аплодисментами, на улице они перешли в бурные овации.

— «...Оставалось только решить, какой из пятидесяти штатов будет фигурировать на карте четырнадцать раз. И мог ли я сделать лучший выбор; остановившись на том, который омывается водами Мичигана и может справедливо гордиться городом, почти полстолетия назад названном Царицей Запада,— словом, на штате Иллинойс? Границами его служат: на севере — озеро Мичиган, на юге — река Огайо, на западе— река Миссисипи и на востоке— река Уобаш. Штат является в одно и то же время континентальным и морским, он стоит в первом ряду великой федеральной республики».

Новый гром рукоплесканий и «ура», от которого, казалось, задрожали стены зала; раскаты его наполнили весь квартал и были повторены многотысячной толпой, охваченной горячим патриотическим чувством.

На этот раз нотариус на несколько минут прекратил свое чтение. Когда наконец водворилась тишина, публика услышала следующее:

— «Остается указать партнеров, призванных играть на громадной территории Соединенных Штатов по правилам прилагаемой карты. Ее напечатают в миллионах экземпляров, чтобы каждый гражданин мог следить за игрой. Участников, в числе шести человек, я выбрал по жребию, и в момент оглашения моей воли они должны находиться в зале Аудиториума. Им предстоит переезжать из одного штата в другой согласно числу очков».

Если Том Крабб ничего не понял в идее Уильяма Дж. Гиппербона, то этого нельзя сказать про коммодора Уррикана, Гарри Т. Кембэла, Германа Титбюри, Макса Реаля и Аисси Вэг: они будут подобны фигурам шахматной доски в этой невероятной партии... Сейчас пятеро из шестерых избранников смотрели на себя— и точно так смотрели на них другие— как на исключительных существ, поставленных судьбой вне общества простых смертных.

— «...По истечении пятнадцати дней после чтения моего завещания,— читал Торнброк,— каждые два дня в зале Аудита-риума в восемь часов утра нотариус Торнброк в присутствии членов «Клуба чудаков» будет выбрасывать игральные кости из футляра, громко объявляя о полученном числе очков, а затем извещать о нем игроков телеграммами. Каждый из них в это время должен находиться в определенной географической точке, а если его там не окажется, будет выключен из участия в партии. Принимая в расчет легкость и быстроту передвижения по всей территории федерации (ее границы партнеры не имеют права переступить), я решил, что пятнадцати дней вполне достаточно для каждого переезда».

Итак, если Макс Реаль, Годж Уррикан, Гарри Т. Кембэл, Герман Титбюри, Том Крабб и Лисси Вэг согласятся на участие в игре, заимствованной, как оказалось, не от греков, а от французов, то им придется строго подчиниться всем ее правилам.

— «...Все эти шестеро,— среди глубокого молчания раздался голос Торнброка,— будут путешествовать на свой счет, сами оплачивая штрафы, причем размер каждого штрафа определяется в тысячу долларов. При первой же неуплате играющий исключается из матча».

Тысяча долларов! А в том случае, если вмешается неудача и таких штрафов будет не один, а несколько, то образуется порядочная сумма. Разумеется, нашлись бы люди, готовые прийти на помощь тем, кто, по их мнению, имеет шансы на выигрыш. Но не станет ли карта Гиппербона очередным поводом для спекулятивной горячки, так свойственной гражданам свободной Америки?..

— «...Мое состояние, заключающееся как в движимом, так и в недвижимом имуществе, в промышленных, банковских и железнодорожных акциях, может быть оценено в шестьдесят миллионов долларов».

Это заявление было встречено одобрительным шепотом. Сумма показалась внушительной даже в стране Гульдов, Беннетов, Вандербильдов, Рокфеллеров и других миллиардеров — королей сахара, пшеницы, муки, нефти, железных дорог, меди, серебра и золота!

— «...В благородной игре в «гусек», как известно, выигрывает тот, кто первым приходит в шестьдесят третью клетку. Причем, если выброшенные очки превосходят число, необходимое для попадания в нее, игрок возвращается назад — на столько клеток, сколько у него лишних очков. Наследником всего моего состояния назначаю выигравшего партию».

Итак, выигрывает только один... А его товарищи по путешествию ничего не получат?! И это после стольких волнений и расходов!

— «...Тот, кто при окончании партии окажется ближе других к шестьдесят третьей клетке,— продолжал Торнброк,— получит сумму, составленную из уплаченных штрафов в тысячу долларов каждый, сумму, которая может оказаться благодаря случаю очень значительной. Если по той или другой причине кто-то из участников выйдет из игры до окончания, ее продолжат остальные. В случае же отказа от игры всех, на кого пал жребий, мое состояние целиком получит город Чикаго и, надеюсь, сумеет распорядиться деньгами наилучшим образом».

Заканчивалось завещание следующими строчками:

— «Такова моя последняя воля, исполнение которой поручено Джорджу Б. Хиггинботаму, председателю «Клуба чудаков», и моему нотариусу мистеру Торнброку. А теперь да руководят небеса этой партией, следя за всеми случайностями, и да наградят они наиболее достойных!»

Громкое «ура» встретило финальный призыв, и зрители собрались уже покинуть зал, когда нотариус Торнброк, властным жестом призвав публику к молчанию, прибавил:

— Имеется еще приписка к завещанию.

Приписка?.. Неужели же будут сведены на нет все параграфы завещания и разоблачена наконец мистификация?

— «К шести участникам, избранным по жребию, будет присоединен еще седьмой по моему собственному выбору. Он будет фигурировать в матче под инициалами X.K.Z. и пользоваться одинаковыми с другими конкурентами правами, подчиняясь тем же самым правилам. Его настоящее имя будет открыто в том случае, если он выиграет партию. Такова моя последняя воля».

Публика взорвалась. Но что сделаешь с последней волей покойного? Недоумевающие и заинтригованные чикагцы покинули зал Аудиториума. 

 Глава VI

КАРТА В ДЕЙСТВИИ

В тот день все вечерние, а на следующий — утренние газеты раскупались по двойной и тройной цене. И хотя их статьи и заметки в большой мере удовлетворяли любопытство масс, все же голос общественности властно требовал опубликования карты, приложенной к завещанию.

Благодаря заботам Джорджа Б. Хиггинботама и нотариуса Торнброка ее точную копию менее чем за сутки напечатали в количестве нескольких миллионов экземпляров и разослали по всей Америке. Вот в каком порядке расположились на ней пятьдесят штатов, из которых состояла Американская республика:

Клетка 1 — Род-Айленд

«» 2 — Мэн

«» 3 — Т еннесси

«» 4 — Юта

«» 5 — Иллинойс

«» 6 — Нью-Йорк

«» 7 — Массачусетс

«» 8 — Канзас

«» 9 — Иллинойс

«» 10 — Колорадо

«» 11—Техас

«» 12 — Нью-Мексико

«» 13 — Монтана

«» 14 — Иллинойс

«» 15 — Миссисипи

«» 16 — Коннектикут

«» 17 — Айова

«» 18 — Иллинойс

«» 19 — Луизиана

«» 20 — Делавэр

«» 21—Ныо-Гэмпшир

«» 22 — Южная Каролина

«» 23 — Иллинойс

«» 24 — Мичиган

«» 25 — Джорджия

«» 26 — Висконсин

«» 27 — Иллинойс

«» 28 — Вайоминг

«» 29 — Оклахома

«» 30 — Вашингтон

«» 31 — Невада

«» 32 — Иллинойс

«» 33 — Северная Дакота

«» 34 — Нью-Джерси

«» 35 — Огайо

«» 36 — Иллинойс

«» 37 — Западная Виргиния

«» 38 — Кентукки

«» 39 — Южная Дакота

«» 40 — Мэриленд

«» 41 — Иллинойс

«» 42 — Небраска

«» 43 — Айдахо

«» 44 — Виргиния

«» 45 — Иллинойс

«» 46 — Округ Колумбия

«» 47 — Пенсильвания

«» 48 — Вермонт

«» 49 — Алабама

«» 50 — Иллинойс

«» 51 — Миннесота

«» 52 — Миссури

«» 53 — Флорида

«» 54 — Иллинойс

«» 55 — Северная Каролина

«» 56 — Индиана

«» 57 — Арканзас

«» 58 — Калифорния

«» 59 — Иллинойс

«» 60 — Аризона

«» 61 — Орегон

«» 62 — Индейская территория[61]

«» 63 — Иллинойс

В штате Иллинойс, под каким бы номером он ни значился, играющие не должны были останавливаться. Если, например, количество очков посылает их в одну из этих «гусиных» клеток, то число удваивается и участник продолжает движение дальше. Таким образом (взглянем на карту!), если при первом же ударе костей играющий получит девятку, то, удваивая число очков, он, не задерживаясь, переходит из одной клетки с симпатичной птицей в другую такую же. И так дойдет до шестьдесят третьей с первого удара. Чтобы таким образом не сломать игру, существует правило: девятка, составленная из трех и шести, посылает игрока в двадцать шестую клетку (штат Висконсин), а те же очки, полученные из четырех и пяти, отправляют его в пятьдесят третью клетку (штат Флорида). Безусловно, число девять дает громадные преимущества перед остальными партнерами. Наконец, последнее замечание: когда одного из играющих нагоняет другой, первый должен уступить свое место сопернику и перейти в клетку, которую тот только что занимал. Правда, этот первый может улизнуть из своего квадрата до прибытия другого игрока.

Времени на то, чтобы явиться без опоздания в назначенное место, отводилось достаточно. Метание игральных костей происходило через каждые два дня, но так как игроков всего семь, то на долю каждого приходилось два раза по семь, то есть четырнадцать дней. Их вполне хватало для переезда из одного конца государства в другой, например из Мэна в Техас или из Орегона в самый крайний пункт Флориды.

Когда правила игры до мельчайших деталей стали известны участникам партии, оставалось соглашаться или отступить. И они согласились.

Думать, что все с одинаковым удовольствием, конечно, неправильно. Коммодора Уррикана, Тома Крабба, точнее Джона Мильнера, и Германа Титбюри затея покойного оригинала, мягко говоря, не привела в восторг. Макс Реаль и Гарри Кембэл смотрели на дело с точки зрения профессионалов: один намеревался извлечь из путешествия побольше этюдов, другой — газетных заметок. Лисси Вэг еще пребывала в смятении, когда Джовита Фолей заявила ей:

— Дорогая моя, я хочу попросить Маршалла Филда дать отпуск не только тебе, но и мне. Мой долг проводить тебя до самой шестьдесят третьей клетки!

— Но ведь это же безумие! — воскликнула молодая девушка.

— Наоборот, очень разумно,— возразила Джовита.— Шестьдесят миллионов долларов почтенного господина Гиппербона достанутся тебе...

— Мне?!

— Да, и ты, конечно, не откажешься дать мне половину за хлопоты...

— Все, если хочешь!

— Согласна! — ответила Джовита Фолей серьезнейшим тоном.

Никто из участников не рисковал застрять в дороге за недостатком средств или выбыть из игры за неуплату штрафов. Никто, за исключением Лисси Вэг.

— Не бойся ничего,— между тем говорила ей лучшая подруга.— Мы пожертвуем всеми нашими сбережениями.

— В таком случае мы не далеко уедем, Джовита!

— Очень далеко, Лисси!

— Но если судьба заставит нас платить штрафы?

— Судьба заставит нас только выиграть! — объявила решительная особа не допускающим возражений тоном. И Лисси решила с ней больше не спорить.

Жребий первым отправиться в путь выпал Максу Реалю — обстоятельство, которое привело коммодора Уррикана в бешенство. Он положительно не мог переварить мысли, что получил шестой номер: после Макса Реаля, Тома Крабба, Германа Титбюри, Гарри Кембэла и Лисси Вэг. А между прочим, последний из отъехавших может даже обогнать всех других, получив с первого удара девять очков и сразу отправившись в двадцать шестую или пятьдесят третью клетку. Такого рода случайности свойственны удивительным комбинациям, созданным (если верить легенде) народом с тонким, поэтическим вкусом, каким обладали изобретательные эллины[62] (почтенный Гиппербон, как мы знаем, сомневался в их авторстве).

Посмертное чудачество Уильяма Гиппербона произвело громадное впечатление не только в Новом, но и в Старом Свете. Никто не сомневался, зная спекулятивную страсть американцев, что они будут ставить колоссальные суммы за удачу тех или других участников партии. И действительно, в Чикаго и в других городах Америки мгновенно появились агентства по приему пари, назначавшие специальные ставки на каждого из участников. Но они не могли функционировать, пока партия не началась. Все те, кто привык держать пари на бегах, ждали часа, чтобы поставить на шестерых, теперь уже семерых, то есть на каждого из них или на всех вместе. На чем же основывались ставки? Тут не имели значения ни список ранее взятых призов, ни перечень знаменитых родоначальников участвующих в бегах лошадей, как бывает на бегах, ни те или другие гарантии, предоставленные тренерами. Тут играли роль только личные качества участников.

Настало тридцатое апреля. Ровно в полдень нотариус Торнброк в присутствии Джорджа Хиггинботама, окруженного членами «Клуба чудаков», на глазах всех собравшихся в зале твердой рукой потряс коробочкой с игральными костями и выбросил их на карту.

— Четыре и четыре! — крикнул он.

— Восемь,— ответили в один голос присутствующие.

Цифра соответствовала клетке, назначенной завещателем для штата Канзас.

Накануне тиража Макс Реаль пропал из города. Пока он беззаботно бродил по окрестностям Чикаго в поисках наилучшего пейзажа для будущей картины, весть о его исчезновении быстро распространилась среди горожан. Бедная миссис Реаль (она уже переехала к сыну) не знала, что и думать: до метания костей оставалось десять часов, а мальчик еще не вернулся. Вдруг его что-то задержало в дороге! И только перед самой полночью беспечный сын, сияя улыбкой, появился на пороге дома. Когда на следующее утро нотариус Торнброк выкрикнул число очков, а затем имя первого участника — в зале наступило молчание. Его нарушил громовой голос Годжа Уррикана:

— Его нет!

— Он здесь! — раздалось в ответ, и молодой человек, приветствуемый аплодисментами, поднялся на эстраду.

— Готовы ехать? — спросил председатель «Клуба чудаков», подходя к художнику.

— Готов ехать... и выигрывать! — ответил Макс, улыбаясь.

Коммодор в эту минуту был похож на людоеда из Папуасии, готового проглотить живьем своего соперника. 

 Глава VII

ПЕРВЫЙ ОТЪЕЗЖАЮЩИЙ

На следующий день на вокзале Чикаго царило оживление, вызванное присутствием путешественника в костюме туриста с ящиком красок и кистей за спиной. Его сопровождал молодой негр с небольшим саквояжем в руках и сумкой через плечо. Оба намеревались сесть на поезд, отходивший в восемь часов утра.

Федеральная республика не испытывает недостатка в железнодорожных путях. Ее территория перерезана ими по всем направлениям. К этому прибавьте еще пароходы, как морские, так и речные. Говоря о Чикаго, можно сказать, что если туда легко приехать, то так же легко оттуда и уехать.

Максу Реалю нужно было выбрать одну из двух или трех железных дорог до Канзаса, который не граничит со штатом Иллинойс, но расположен сравнительно недалеко: за штатом Миссури. Все путешествие не превышало пятисот пятидесяти или шестисот миль. «Я не бывал в Канзасе,— сказал он себе,— и это прекрасный случай узнать «американскую пустыню», как называли когда-то этот штат. К тому же среди местных фермеров насчитывают немало канадских французов, я буду чувствовать себя там, как в своей семье. Мне ведь не запрещается выбрать любую дорогу, лишь бы только вовремя прибыть в назначенное место».

Записка, составленная Гиппербоном, обязывала Макса Реаля отправиться в Форт-Райли в Канзасе, и он мог явиться туда хоть на пятнадцатый день, все равно телеграмма, извещающая о числе очков, выпавших при втором метании, не придет раньше. Поэтому, избрав «дорогу школьников»[63], как выражаются французы, вместо того чтобы самым коротким путем направиться в Канзас, пересекая с востока на запад штаты Иллинойс и Миссури, он решил воспользоваться Грэнд-Трэнк — железнодорожной ветвью, которая тянется на протяжении трех тысяч семисот восьмидесяти шести миль от Нью-Йорка в Сан-Франциско, «от океана к океану», как говорят в Америке. Сделав около пятисот миль по железной дороге, Макс Реаль достигнет Омахи на границе штата Небраска и оттуда на одном из пароходов, которые идут вниз по Миссури, доберется до Канзас-Сити, откуда направится в Форт-Райли.

Прежде чем рисковать большими суммами денег, держа пари за того или другого участника, болельщики желали собственными глазами увидеть каждого из них. Макс Реаль с первого же взгляда не расположил к себе своих практичных сограждан, явившись на перрон с ящиком красок, кистей, бумаги и тому подобных предметов. Придуманная Уильямом Гиппербоном партия вызвала к себе поистине общенациональный интерес и стоила того, чтобы к ней относиться серьезно. Не вложить в игру весь пыл, на какой способен, значило показать страшное пренебрежение к громадному большинству граждан свободной Америки.