Помоги проекту - поделись книгой:
Наконец Аркульф спустился в долину Иосафата, расположенную к востоку от города, где возвышался храм, построенный над могилой Девы Марии и могилой Авессалома, который путешественник назвал Иосафатской башней. Потом он забрался на Масличную гору, противостоящую городу со стороны долины, а на этой горе посетил пещеру, в которой молился Иисус. Затем паломник отправился на гору Сион, расположенную за пределами города, у его южной оконечности; по пути он отметил гигантскую смоковницу, на которой, согласно преданию, повесился Иуда Искариот, и посетил соборный храм, ныне разрушенный. Пройдя к источнику Силоам и поднявшись по долине Кедрона, епископ вернулся на Масличную гору, покрытую пышным ковром злаков, трав и цветов; он описал то место на вершине священной горы, откуда Христос вознесся на небо. Там верующие построили большую церковь, круглую в плане, с тремя изогнутыми портиками, не имеющую ни свода, ни плоской крыши, так и оставшуюся открытой в течение всего года. «Внутреннее пространство храма осталось непокрытым, — говорится в сообщении епископа, — чтобы место это, где в последний раз стояли на земле божественные ступни, перед тем как Спаситель вознесся на облаке в небо, оставалось открытой дорогой, по которой мольбы верующих отправлялись бы прямо к Богу. Потому что, когда строили храм, о котором мы говорим, не смогли замостить, как всю оставшуюся площадь здания, то место, где покоились стопы Господа. Приносили мраморные плиты, но земля не могла вынести ничего, что от людей, и всякий раз отторгала их, если можно так выразиться, прямо в лицо строителям. К тому же, как нестираемый след, поверхность земли хранит еще отпечаток тех божественных стоп, и хотя каждый день посетители пытаются унести с собой эти отпечатки, они тут же восстанавливаются, и земля хранит их вечно».
Добравшись до Вифании, расположенной посреди большой оливковой рощи, где виднелась могила Лазаря и церковь, выстроенная справа от нее, в том самом месте, где Христос обычно беседовал со своими учениками, Аркульф направился в Вифлеем, построенный в двух часах пути от святого города, в южной части долины Зефраим. Он описал место рождения Спасителя — естественный полугрот, вырытый возле восточного угла города, и воздвигнутый над ним Святой Еленой храм. Далее — могилы трех пастухов, осиянных светом небесным в момент рождения Господа, Рахили, четырех патриархов, Авраама, Исаака, Иакова и первого человека Адама. Потом он посетил Мамбрийскую гору и дуб, в тени которого Авраам принимал ангелов.
Отсюда Аркульф отправился в Иерихон, точнее, в те края, где располагался этот город, стены которого рухнули при звуках труб Иисуса Навина. Епископ обследовал место, где сыны Израилевы, перейдя через Иордан, сделали первую остановку в земле Ханаанской, в храме на Галгале видел двенадцать камней, которые израильтяне по приказу Господа вырыли в пересохшем ручье. Далее он прошел по берегам Иордана и узнал на его правом берегу, возле речной излучины, в часе хода от Мертвого моря, в очаровательной рощице, поросшей великолепными деревьями, место, где Спаситель был крещен Иоанном Предтечей и на котором был установлен крест, во время паводка целиком покрываемый белесыми водами.
Проехав по берегам Мертвого моря и попробовав его соль, разыскав в Финикии, у подножия Ливанских гор, место, где из недр земных появляется Иордан, осмотрев большую часть Тивериадского озера, паломник посетил источник в Самарии, где Христос был поддержан самаритянкой, родник в пустыне, из которого утолял жажду Иоанн Креститель, обширную, «никогда позднее не возделывавшуюся» равнину, где Христос накормил народ пятью хлебами и двумя рыбами. Наконец, Аркульф добрался до Капернаума со стертыми временем следами и прибыл в Назарет, где провел свое детство Христос. Закончил путешественник свое странствие по собственно святым местам у горы Фавор, расположенной в Галилее.
Далее сообщение епископа содержит географические и исторические подробности о других посещенных им городах: о королевском городе Дамаске, через который текут, «чтобы оживить его», четыре реки, о Тире, финикийской столице, некогда отделенной от материка, но потом соединенной с сушей дамбой Навуходоносора, об Александрии, бывшей в то время столицей Египта, куда путешественник прибыл через сорок дней, после того как покинул Яффу, и, наконец, — о Константинополе, где он часто посещал обширную церковь, в которой хранилось «освященное дерево от креста, на котором был распят и умер Спаситель ради блага рода человеческого».
Отчет о путешествии, записанный под диктовку епископа аббатом Сен-Колумбана, заканчивается обращением к читателям призвать милость Божью на святого прелата Аркульфа, а также помолиться за писца, жалкого подданного вечного судии Христа!
Через несколько лет после французского епископа один английский паломник предпринял такое же путешествие с той же благой целью, совершив его примерно в тех же условиях.
Этого паломника звали Виллибард (или Виллибальд); он принадлежал к знатному роду, жившему, вероятно, в графстве Саутгемптон. Его родители посвятили изнуренного болезнью сына Богу, и вся юность мальчика прошла в набожных трудах в монастыре Вальтхайм. Достигнув зрелости, Виллибард решил отправиться в паломничество в Рим, в храм, посвященный апостолу Петру, и это его намерение побудило Ричарда, его отца, Уимбальда, его брата, и Вальпургию, его юную сестру, присоединиться к нему.
Набожное семейство село на корабль в Хамбльхэйвене весной 721 г. и, перебравшись через Ла-Манш и поднявшись по Сене, высадилось в городе Руане. Виллибард сообщает мало деталей о пути до Рима. Проехав через Лигурийский город Кортону, тосканскую Лукку, где Ричард скончался 7 февраля 722 г. от перенесенных в пути тягот, перебравшись зимой через Апеннины, оба брата вместе с сестрой прибыли в Рим, где провели остаток зимы, по очереди перенеся жестокую простуду.
Выздоровев, Виллибард решил продолжить паломничество до святых мест. Он отослал брата с сестрой в Англию, а сам в обществе нескольких монахов отправился дальше. Проехав через Террачину, Гаэту, Неаполь, Реджо-ди-Калабрия, Катанию и Сиракузы, паломники сели на корабль и, пристав по дороге у Коса и Самоса, высадились в Малой Азии, в Эфесе, где находились могилы святого Иоанна Евангелиста, Марии Магдалины и Семи спящих, семи христианских мучеников, казненных в царствование императора Деция.
Пробыв некоторое время в Строболи, Патаре и Митиленах, столице острова Лесбос, путешественники перебрались на Кипр, посетили Пафос и Констансу; наконец семеро паломников оказались в финикийском городе Эдессе, где посетили могилу святого апостола Фомы.
Здесь Биллибарда и его спутников сарацины приняли за лазутчиков и посадили их в тюрьму, но благодаря заступничеству одного испанца были выпущены королем на свободу. Паломники поспешно покинули город, и с этого момента дневник путешествия почти совпадает с реляцией епископа Аркульфа. Виллибард посетил Дамаск, Назарет, Кану Галилейскую, в которой видел чудесные амфоры, гору Фавор — место великого чуда Пребражения, Тивериаду, расположенную там, где Господь и Петр шли по волнам, Магдалу, где жили Лазарь и его сестры, Капернаум, где Иисус воскресил княжескую дочь, Вифсаиду Галилейскую, — родину Петра и Андрея, Хоразин, где Господь излечил одержимого, Цезарею, где Святому Павлу был вручен ключ от неба, место, где был крещен Христос, Галгалу, Иерихон и Иерусалим.
Священный город, долина Иосафата, Масличная гора, Вифлеем, Фема, где Ирод устроил избиение младенцев, долина Лавра, Газа — вот места поклонения набожных паломников. Во время службы в храме Святого Матфея Виллибард, как он рассказывает, внезапно потерял зрение, но оно вернулось к нему в Иерусалиме, через два месяца, когда паломник входил в храм Святого Креста. Пройдя по Священной долине в десяти милях от Иерусалима, по берегу Сирийского моря через Тир, Сидон и Триполй, Виллибард через Ливанские горы, Дамаск и Цезарею вернулся в палестинский город Эммаус со струящимся источником, в котором Христос омыл свои ноги, и наконец возвратился в Иерусалим, где пилигримы провели всю зиму.
Но неутомимые паломники не собирались этим ограничивать свое путешествие. Позже их увидели в Птолемиде, нынешней Аккре, Эмессе, Дамаске, в Самарии, там, где находились могилы святого Иоанна Крестителя, в Абдиасе и Елисее, в Тире. Здесь, надо признаться, набожный Виллибард обманул таможенников, спрятав под одеждой некоторое количество палестинского бальзама, высоко ценимого в те времена и запрещенного к вывозу. После долгого пребывания в Тире он смог попасть на корабль, отправлявшийся в Константинополь, где оставался вместе со своими товарищами в течение двух лет, а потом наконец вернулся через Сицилию, Калабрию, Неаполь и Капую. Английский путешественник прибыл в монастырь на Монте-Кассино через десять лет после того, как он покинул родину. Однако для него время отдыха еще не наступило. Папой Григорием III он был назначен епископом во вновь образованное епископство — Франконию. Виллибарду исполнился в то время сорок один год, и он был рукоположен в епископский сан и в продолжение сорока пяти лет занимал епископский престол. Умер он в 745 г. В 938 г. был канонизован папой Львом VI.
Список имен путешественников I — IX вв. мы закончим Сулейманом, арабским купцом из Басры. Он совершил путешествие из Персидского залива через Индийский океан в Китай, посетив попутно остров Цейлон, Суматру, Никобарские и Андаманские острова. Записки Сулеймана, составленные около 851 г., позже были дополнены арабским географом Абу-Зейд-Хассаном и в таком виде приобрели большую известность.
По мнению французского востоковеда Рейно, это сочинение «представило в совершенно новом свете торговые отношения, существовавшие в IX веке между берегами Египта, Аравии, прибрежными странами Персидского залива, с одной стороны, и индийскими и китайскими провинциями — с другой».
Выйдя из Персидского залива, Сулейман вскоре достиг «второго моря» — Аравийского (Оманского залива). Там он видел огромную рыбу, вероятно, кашалота, — его предусмотрительные мореплаватели отпугивают звоном колокола. Там же была поймана акула, в желудке которой оказалась акула меньших размеров, а в последней — акула еще поменьше, «обе живые», — прибавляет путешественник, не боясь преувеличений. Далее Сулейман говорит о Херкендском море (Индийском океане), простирающемся от Мальдивских островов до Зондского архипелага, насчитывающем, по мнению купца, до тысячи девятисот островов, берега которых усеяны большими кусками амбры. Среди этих островов, находившихся под управлением женщины, он отмечает остров Цейлон с его жемчужной ловлей, Суматру, богатую золотыми рудниками и населенную людоедами, а также Никобарские и Андаманские острова, еще и поныне заселенные племенами каннибалов. «В этом море, — сообщает он, — свирепствуют смерчи, которые расщепляют корабли и выбрасывают на берег огромное количество мертвой рыбы, груды камней и даже целые горы; когда вздымаются волны, море становится похожим на пылающий огонь». Сулейман полагает, что море посещается чудовищем, пожирающим людей.
Выменяв у жителей Никобарских островов железо на кокосовые орехи, сахарный тростник, бананы и кокосовое вино, он переплыл затем Андаманское море, омывающее берега Малакки, и после десятидневного плавания остановился в районе современного Сингапура, чтобы запастись пресной водой. Затем он поднялся к северу по морю Кедрендж — по-видимому, речь идет о Сиамском заливе — и достиг провинции Поуло-Оби, находящейся в южной части Камбоджи.
Здесь глазам арабского купца открылось море Сенф, простирающееся между Молуккскими островами и Индокитаем. Сулейман отправился на остров Сандер-Фулат, запасся там съестными припасами и продолжал свой путь по морю Санджи, или Южно-Китайскому. Месяц спустя он вошел в оживленный китайский порт Сиань-фу (Кантон).
Остальная часть рассказа Сулеймана содержит интересные сведения о быте и нравах индийцев, китайцев и жителей других стран, в которых ему удалось побывать.
Подводя итоги путешествиям и исследованиям последних шести веков до нашей эры и первых девяти веков нового летосчисления, можно сказать, что за это время было исследовано все громадное береговое пространство от Норвегии до Китая — берега Атлантического океана, Средиземного и Красного морей, Индийского океана и Китайского моря.
Не ограничиваясь прибрежной полосой, первопроходцы смело проникали во внутренние области разных стран — от Египта до Эфиопии, от Малой Азии до Кавказа, от Индии до Китая и Монголии.
Хотя путешественникам и не удавалось добиться математической точности в определении географического положения различных мест, которых они достигали, зато они довольно подробно описывали изучаемые обычаи и нравы жителей, религиозные обряды, природные богатства, ремесла, искусства и торговлю многих стран.
Корабли, хорошо ориентируясь в режиме ветров, могли уже с уверенностью пускаться в далекие и опасные плавания. Караваны, используя проложенные пути, стали смело продвигаться во внутренние области отдаленных стран. Таким образом, благодаря всей сумме накопленных знаний, распространяемых стараниями ученых, торговые связи между разными народами и странами в последний период средних веков приняли уже значительные размеры.
Глава третья
ЗНАМЕНИТЫЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ X — XIII ВЕКОВ
В течение X — начале XI века на севере Европы отмечалось довольно значительное оживление в области географических открытий. Отважные норвежцы и галлы пускались в рискованные плавания по северным морям и — если верить некоторым более или менее аутентичным рассказам — достигали Белого моря, посещая страны, ныне населенные самоедами. В ряде документов говорится даже о том, что принц Мадок исследовал Американский континент.
В любом случае можно утверждать, что Ирландия была открыта скандинавскими искателями приключений к 861 г., и норманны не стали тянуть с ее колонизацией. В это же время один норвежец нашел убежище на совершенно незнакомой земле, расположенной далеко на запад от Европы; восхищенный ее зеленеющими далями, он назвал эту страну Гренландией, что в буквальном переводе с его родного языка означает «Зеленый край». Однако сообщение с этой частью Американского континента было затруднено, и, говоря словами географа Кули, судну, кажется, «надо было потратить пять лет на дорогу из Норвегии в Гренландию и обратно». Правда, в очень суровые зимы Северный океан замерзал на всем своем протяжении, и некий Холлур-Гейт, ведомый своей козой, смог добраться пешком от Норвегии до Гренландии. Но не будем забывать, что речь идет о временах легендарных, а эти гиперборейские страны отличает богатый фольклор.
Вернемся к фактам реальным, доказанным, неопровержимым и расскажем о путешествии одного испанского еврея, истинность которого подтверждена самими учеными комментаторами.
Из путешественников XII в, наибольшей известностью пользуется Вениамин Тудельский, испанский еврей из города Тудела в Наваррском королевстве, посетивший Марсель, Рим, Валахию, Константинополь, Палестину, Ниневию, Багдад, Вавилон, Шираз, Самарканд, Тибет, Цейлон, Красное море, Египет, Сицилию, Италию, Германию и Францию. За тринадцать лет (1160 — 1173 гг.) он объехал почти весь известный тогда мир. Описание этого путешествия, подробное до мелочей, пользовалось большой популярностью вплоть до XVI в.
Вениамин Тудельский покинул Барселону и через Таррагону, Жерону, Норбон, Безье, Монпелье, Люнель, Пускье, Сен-Жиль и Арль добрался до Марселя. Посетив две синагоги и нанеся визиты первейшим единоверцам этого города, он отправился морем в Геную, куда корабль доставил его через четыре дня. В те времена генуэзцы были хозяевами на морях и вели войну с пизанцами, людьми очень отважными, к тому же, как и генуэзцы (замечает путешественник), не имевшими ни королей, ни князей, а подчинявшимися только судьям, которых они выбирали по своему усмотрению.
Посетив город Лукку, Вениамин Тудельский через шесть дней прибыл в великий Рим. Папой тогда был Александр III, а в числе его министров, согласно рассказу путешественника, были евреи. Среди архитектурных достопримечательностей Вечного города Вениамин Тудельский выделяет собор Святого Петра и базилику Сан-Джованни ин Латерано, но описания его удивительно сухи. Из Рима через Капуа и полузатопленные тогда Поццуоли он отправился в Неаполь, где встретил только пять сотен евреев, живших тогда в этом городе. Потом, оставив за собой Салерно, Амальфи, Беневенто, Асколи, Трани, Сан-Никколо-ди-Бари, Таранто и Бриндизи, он прибыл в Отранто, на берег одноименного пролива, проехав через всю Италию и не сообщив ничего интересного об этой столь интересной стране.
Сколь бы ни было неблагодарным перечисление городов, не скажем — посещенных, но упомянутых Вениамином Тудельским, нельзя упустить ни одного из них, потому что дневник еврейского путешественника точен, и полезно следить за его маршрутом по карте, специально составленной Лелевелем. От Отранто до валашского Зейтуна этапами его пути стали Корфу, залив Арта, Ахелус, древний этолийский город, греческая Анатолика (в заливе Патрас), город Патрас, Лепанто, Крисса, построенная у подножия Парнаса, Коринф, Фивы, в которых жили две тысячи евреев, лучшие в Греции мастера по выделке шелка и изготовлению пурпуровой краски, потом — Негрепонт и Зейтун.
Именно там, утверждает испанский путешественник, начинается Валахия. Валахи бегают, как косули, и спускаются с гор, чтобы грабить и воровать в греческих землях. Отсюда через Гардики, маленькое селение в заливе Воло, через Армирос, порт, посещаемый венецианцами, греками и пизанцами, через Бисину, город, ныне разрушенный, через Салоники, давние Фессалоники, через Димитрици, Дарму, Христополь, Абидос Вениамин Тудельский прибыл в Константинополь.
Путешественник приводит целый ряд деталей об этой великой столице всех греческих земель.
В то время императором Византии был Эммануил Комнин, живший в роскошном дворце на берегу моря. «Там возвышались, — говорит Вениамин, — колонны из чистого золота и серебра и золотой трон, усыпанный драгоценными камнями, над которым золотая корона, свешивающаяся на золотых цепях, оказывалась как раз на голове императора, когда он садился на престол. Камни, украшавшие эту корону, были столь редки, что никто не мог их оценить, и ночью не было надобности в огне, так как было совершенно светло от блеска этих драгоценностей».
Путешественник сообщает, что купцы стекаются в Константинополь изо всех стран, и этот город так густо населен, что его можно сравнить с одним только Багдадом. Жители Константинополя носят шелковые одежды, украшенные дорогим шитьем и золотой бахромой. Когда встречаешь их в этих дорогих нарядах, едущими на лошадях, можно подумать, что это принцы крови, но у них нет ни мужества, ни отваги для ведения войн. На случай нападения или обороны они содержат наемников всех наций, в любую минуту готовых пролить за них свою кровь.
С сожалением Вениамин Тудельский свидетельствует, что евреев в городе нет, их всех переселили за Галатскую башню возле входа в порт. Там их насчитывается чуть меньше двух с половиной тысяч, принадлежат они к двум различным сектам, раббинитам и караитам, и среди этих людей есть много специалистов по шелкам и богатых купцов; всех евреев греки весьма ненавидят и очень дурно с ними обходятся. Ни один из этих богачей не имеет права ездить верхом, кроме одного, — египтянина Саломона, медика императора.
Из памятников Константинополя Вениамин упоминает о храме Святой Софии, в котором «приделов[36] столько же, сколько дней в году, а колонн и паникадил такое множество, что их невозможно сосчитать». Кроме того, он дает описание ипподрома, в котором для забавы народа показывают борьбу «львов, медведей, тигров, а также диких гусей и многих других птиц».
Покидая Константинополь, Вениамин Тудельский посетил античный Византий, Галлиполи[37] и Килию[38], порт на восточном побережье Дарданелл; потом, устроившись на корабле, он объехал острова архипелага: Митилену[39], Хиос, торгующий фисташковым соком, Самос, Родос и Кипр. Держа курс на землю Арама, он миновал Мессис[40], Антиохию, где восторгался системой водораспределения, Латакию и прибыл в Триполи, пострадавший от недавнего землетрясения, ощущавшегося и во всей земле Израиля. Далее путешественник навестил Бейрут, Сидон и Тир, славившийся производством пурпурной краски и стекла. Акру[41], Хайфу, расположенную близ горы Кармель, где находилась пещера Илии, Капернаум, Цезарею, очень красивый и уютный город, Какон, Самарию, построенную на орошаемой речушками местности, «обильной садами, виноградниками и оливковыми рощами», Наблус, Гаваон; наконец, он прибыл в Иерусалим.
В священном городе испанский еврей не увидел ничего такого, что непременно подметил бы христианин. Для Вениамина Иерусалим остался только маленьким городком, защищенным тремя рядами стен и плотно заселенным иаковитами, сирийцами, греками, грузинами и франками всех наций и языков. В нем есть два госпиталя, один из которых приютил четыреста рыцарей, постоянно готовых к войне, большой храм, представляющий собой могилу «этого человека», как в Талмуде называют Иисуса Христа, и дом, в котором евреи за долговое обязательство могут получить кое-какие поверхностные знания. Впрочем, единоверцев Вениамина Тудельского в Иерусалиме было немного: всего две сотни, да и те жили в закоулке под башней Давида.
Кроме Иерусалима испанец упоминает могилу Авессалома, гробницу Осии, пруд Силоам, недалеко от реки Кедрон, Иосафатскую долину, Масличную гору, с вершины которой виден берег моря у Содома. В двух фарсангах, или в двух лье, виднелась неразрушенная статуя жены Лота, и путешественник утверждает, что, «хотя проходящие войска регулярно слизывают со статуи соль, она постоянно восстанавливается в первоначальном виде».
Написав свое имя на могиле Рахили — в соответствии с обычаем всех евреев, проходящих мимо этого места, — Вениамин Тудельский направился в Вифлеем, где насчитал двенадцать израэлитских духовных школ, а потом — в Хеврон, город разрушенный и опустевший. На равнине Махпелы он посетил могилы Авраама и Сарры, Исаака и Ревекки, Иакова и Лии, потом проехал через Бет-Яберим, Скилон, гору Мориа, Бет-Нуби, Раму, Яффу, Иамнию, Азот, Аскалон, построенный священником Ездрой, Луз, Сирион, Тивериаду, где расположены теплые источники, «выходящие из недр земных», Гиш, Мером, все еще бывший местом паломничества у евреев, Альму, Кадис, Велинас, расположенный поблизости от пещеры, из которой вытекает Иордан, и, наконец, еврейский путешественник покинул землю Израиля и прибыл в Дамаск.
Вот какое описание дал Вениамин этому городу, где начиналась уже страна Нуреддина, турецкого властителя:
«Город очень велик и очень красив, он окружен стенами; местность на пятнадцать миль в округе обильна фруктовыми садами; на всей земле нет страны более плодоносной. Город расстилается у подошвы горы Гермона, на которой берут начало две реки — Амана и Фарфар; первая протекает через середину города, и из нее проведена вода во все большие дома, на площади и рынки. Дамаск торгует со всем миром. У измаилитов есть в Дамаске мечеть, называемая Гоман-Даммешек, то есть синагога Дамаска. Подобного сооружения нет на земле. Говорят, что когда-то оно было дворцом Бенадада. В этом храме есть стеклянная стена, имеющая триста шестьдесят пять отверстий. Солнце, спускаясь по двенадцати делениям, по числу часов в дне, входит каждый час в одно из этих отверстий, таким образом каждый может узнать, который час». В пределах дворцовой территории находились дома величиной с огромный чан, построенные из золота и серебра; в них могут поместиться по три человека, желающих помыться или искупаться.
Покинув Дамаск, Вениамин Тудельский посетил Баальбек-Небек — Гелиополис греков и римлян, построенный Соломоном; затем он приехал в Тудмур, или Пальмиру, потом в Газу, сильно разрушенную землетрясением. После этого Вениамин отправился в Месопотамию, посетив Мосул на Тигре, Ниневию и Багдад — столицу и резиденцию арабских калифов.
Багдад очень понравился путешественнику-израэлиту. Это был большой город, занимавший территорию периметром в три мили, на которой высились госпитали для простых больных и для евреев. В нем было множество ученых людей — философов, изощренных в науках любого сорта, и опытных магов, знающих все виды колдовства. Город был столицей и резиденцией халифа, а им в то время был, как считают некоторые комментаторы, Мостайджед, владевший западной Персией и долиной Тигра. Халиф жил в просторном дворце посреди парка, орошавшегося одним из притоков Тигра и заселенного дикими животными. Этого суверена, с некоторых точек зрения, можно считать образцом для всех властелинов мира. Он был порядочным человеком, правдолюбом, приветливым и учтивым ко всем встречным. Властитель жил трудом рук своих, изготовляя покрывала, снабженные его личной печатью, и посылал принцев продавать их на городском базаре, чтобы покрыть расходы на питание придворных. Из дворца своего он выходил только один раз в году, в праздник рамадана, направляясь в мечеть, расположенную у Басрских ворот, где, исполняя функции имама, разъяснял своему народу Писание, потом возвращался во дворец по другой дороге, и она в течение целого года тщательно охранялась, дабы какой-нибудь прохожий не осквернил его следы. Все братья халифа жили в одном с ним дворце; к каждому из них относились с величайшим почтением; во владение им были отданы города и поместья, доходы с которых позволяли им вести приятную жизнь. Но когда однажды они взбунтовались против своего государя, то все оказались в кандалах, а перед их домом была поставлена стража.
Отметив такие подробности, Вениамин Тудельский пересек этот уголок азиатской Турции, орошаемый Тигром и Евфратом, и добрался до руин Вавилона, улицы которого раскинулись на тридцать миль в округе. По дороге он видел огненную печь, в которую были брошены Анания, Мисаил и Азария, городок Хилла и Вавилонскую башню, описанную им так: «Есть там башня, которую строили рассеянные. Сделана она из кирпичей; ширина ее основания около двух миль; ширина самой башни двести сорок локтей, а высота ее сто «палок»;[42] через каждые десять локтей были устроены дороги, поднимавшиеся кверху наподобие раковины улитки. С этой башни открывался вид вдаль на двадцать миль, поскольку страна эта обширная и плоская; но огонь небесный пал на эту башню, снес ее до основания и сровнял с землей».
От Вавилонской башни путешественник отправился к синагоге Иезекииля, что на берегу Евфрата, подлинной святыне, к которой приходят верующие, чтобы прочесть великую книгу, написанную рукой пророка. Потом, только проехав через Алькотзонат, Айн-Иафату, Лефрас, Кефар, Куффу[43], Суру, в которой когда-то находился известный еврейский университет, Шафйатиб, синагога которого построена из камней Иерусалима, он пересек Йеменскую пустыню[44], достиг Темы, Тилимаса, Хайбара, в котором насчитывалось пятьдесят тысяч израэлитов, Уасета, а потом наконец прибыл в Басру, порт на Тигре[45] почти у впадения реки в Персидский залив.
Об этом важном торговом городе путешественник не сообщает никаких подробностей; оттуда он, вероятно, направился в Карну, где посетил могилу пророка Ездры, а потом — в Персию, где прожил некоторое время в Хузестане — крупном городе, частично разрушенном, разделенном Тигром на два квартала: богачей и бедняков, причем через реку переброшен мост, на котором из соображений справедливости подвешен гроб Даниила.
Вениамин Тудельский продолжил свое путешествие по Персии через Рудвар, Холуан, Мулехет, Амарию, где начинается Мидия. В этом месте, рассказывает он, появился этот обманщик царь Давид, мастер по фальшивым чудесам, бывший не кем другим, как еврейским Иисусом. Потом через Хамадан, где возвышаются гробницы Мардохая и Эсфирь, и через Дабрестан он прибыл в Исфаган, столицу царства, насчитывающую в окружности двенадцать миль.
Далее рассказ путешественника не отличается определенностью: следя за его записками, мы видим его то в Ширазе, то в Самарканде, то у подошвы Тибетских гор. Отсюда Вениамин возвратился в Низампур и Хузестан на берегах Тигра; затем, после двухдневного плавания, он достиг Эль-Катифа — арабского города у Персидского залива, где добывают жемчуг. Переправившись через Оманское море, Вениамин прибыл в Хулан (теперь Куилон) на Малабарском берегу Индостана.
Наконец-то Вениамин Тудельский добрался до Индии, царства поклонников Солнца, детей Куша, созерцателей звезд. Эта страна производила перец, корицу, имбирь. Через двадцать дней после того, как он оставил Хулан, еврейский путешественник появился на острове Синраг, то есть на Цейлоне, жители которого были фанатичными огнепоклонниками.
Нет доказательств, что с Цейлона Вениамин Тудельский смог попасть в Китай, упоминаемый им в записках. Он считает переезд по морю слишком опасным. Множество кораблей гибнет, и вот единственное средство, избавляющее от опасности, которое превозносит наш путешественник: «С собой в дорогу берут изрядное количество бычьих шкур; если судну угрожает ветер, каждый, кто хочет спастись, заворачивается в одну из этих шкур, зашивает ее изнутри, стараясь, чтобы туда не проникла вода, а потом бросается в море; тогда один из тех больших орлов, которых называют грифонами, замечает эту шкуру и, полагая, что видит животное, спускается, хватает ее и относит на сушу, на какую-нибудь гору или в долину, где он вознамерился сожрать добычу; тогда зашитый в шкуру человек проворно убивает орла ножом и, выбравшись из шкуры, идет до ближайшего населенного пункта. Этим способом спаслось очень много людей».
Далее мы встречаем Вениамина Тудельского снова на Цейлоне и вслед за тем — на острове, по всей вероятности Сокотре, при входе в Аденский залив. Переправившись после этого через Красное море, он приехал в Абиссинию, которую называет «Индией на суше», а спустившись затем вниз по течению Нила, достигает вслед за тем местечка Холван, откуда через знойную пустыню Сахару прибывает в Каир.
Каир, по словам путешественника, — большой город, украшенный площадями и лавками; там никогда не бывает дождя, но Нил, выходящий ежегодно из берегов, орошает страну на пространстве «пятнадцати дней пути», что и делает ее необыкновенно плодородной.
Из Каира Вениамин проехал в Александрию, основанную некогда Александром Македонским. «Александрия, — говорит он, — большой торговый город, куда съезжаются купцы со всех частей света; город этот чрезвычайно многолюден, а улицы его так длинны, что кажутся бесконечными. В море, на целую милю от берега, выдается плотина, на которой стоит высокая башня, сооруженная еще Александром Великим; на ее вершине установлено стеклянное зеркало, в которое можно видеть находящиеся на расстоянии пятидесяти дней пути корабли, идущие из Греции или с запада». «Эта священная башня, — добавляет Вениамин, — еще и теперь служит маяком для всех плывущих в Александрию, так как она видна за сто миль не только днем, но и ночью благодаря большому светильнику, горящему на ее вершине».
Дамиетта, Сунбат, Элах, Рефидим, поселок Тор у подножия Синая — все эти места посетил еврейский путешественник. Вернувшись в Дамиетту, он вышел в море и двадцать дней спустя высадился в Мессине. Все еще желая продолжить перепись своих единоверцев, он проехал через Рим и Лукку до Морьена, на Сенбернаре; он перечисляет множество немецких и французских городов, где нашли убежище евреи; позднее Шатобриан, использовав путевые заметки Вениамина Тудельского, определил численность беглецов в семьсот шестьдесят восемь тысяч сто шестьдесят пять человек.
Наконец, путешественник говорит о Париже, который он, без сомнения, посетил, — городе, находящемся под властью короля Людовика и расположенном на берегах Сены. «Здесь сосредоточены, — пишет он, — ученики мудрецов, не имеющих сегодня равных себе на всей земле, день и ночь корпящих над изучением права; они гостеприимны ко всем иностранцам и показывают свою дружественность и братство ко всем своим еврейским сотоварищам».
Таким было путешествие Вениамина Тудельского. Записки о его странствиях являются значительным памятником географической науки середины XII в.; использовав современные названия городов, мы смогли легко проследить маршрут по карте.
Следуя хронологическому порядку, после Вениамина Тудельского мы должны назвать итальянского путешественника, монаха-францисканца Джованни дель Плано Карпини, которого обычно именуют просто Карпини. Он родился около 1182 г. в городе Умбрии. В 1245 г., когда ему было уже шестьдесят три года, он предпринял путешествие в Центральную Азию, к великому монгольскому хану.
Всем известны завоевания и опустошения, произведенные монгольскими ордами под предводительством властолюбивого Чингисхана. В 1206 г. этот грозный завоеватель избрал столицей своего царства Каракорум[46] — древний тюркский город в сердце Азии, расположенный на реке Орхон, у северных границ Китая. При преемнике Чингисхана, Угедее, монгольское владычество простиралось до Центрального Китая, и этот хан с шестисоттысячным войском нахлынул на Европу. Россия, Грузия, Польша, Моравия, Силезия и Венгрия стали ареной кровавых битв, кончившихся в пользу Угедея. На жестоких монголов европейцы смотрели, как на дьяволов, вырвавшихся из бездны преисподней.
Наступление монголов взволновало папу римского, задумавшего если не заключить союз с татарами, то хотя бы выведать их дальнейшие намерения. С этой целью папа Иннокентий IV и отправил к татарскому хану свое первое посольство, которое привезло от хана высокомерный и малоутешительный ответ. Тогда папа решил послать к хану второе посольство, поручив эту миссию францисканскому монаху Джованни дель Плано Карпини, слывшему умным и тонким дипломатом. Сопровождать его должен был монах Стефан Богемский.
Карпини отправился в свое далекое путешествие 6 апреля 1245 г. из Лиона — тогдашней резиденции папы. Сначала он нанес визит чешскому королю Венцеславу, который дал ему грамоту к своим родным в Польшу. Карпини и его спутники без каких-либо затруднений достигли владений русского князя, где, по совету последнего, приобрели меха бобров и других пушных зверей, чтобы принести их в дар татарским вельможам. С этими подарками Карпини направился на северо-восток и прибыл в Киев, тогдашнюю столицу России, не без опасений нападения литовцев, сущих врагов креста, наводнивших в то время русские края.
Везде были видны следы страшного опустошения. Карпини пишет об этом так: «…Татары вступили в землю язычников-турок; победив их, они пошли против Руси и произвели великое избиение в земле Руси, разрушили города и крепости и убили людей, осадили Киев, который был столицей Руси; после долгой осады они взяли его и убили жителей города. Поэтому, когда мы ехали через их землю, мы находили в поле бесчисленное количество голов и костей мертвых людей. Этот город был весьма большой и очень многолюдный, а теперь разорен почти дотла: едва существует там двести домов, а людей татары держат в самом тяжком рабстве. Уходя отсюда, они опустошили всю Русь»[47].
Киевский князь предложил Карпини переменить лошадей на татарских, привыкших находить траву под снегом, и на этих выносливых животных тот достиг города Данилова. Там Карпини опасно заболел. Поправившись, он купил телегу и продолжал путь. Приехав в Канев на Днепре, послы очутились в первом селении Монгольского царства. Отсюда наместник хана, смягченный подарками, приказал проводить их в татарский лагерь.
Татары, встретившие послов сначала весьма недружелюбно, направили их к своему начальнику, стоявшему во главе авангарда шестидесятитысячного войска. Тот в свою очередь отослал их под стражей к Батыю, главному начальнику и самому могущественному после великого хана властителю.
По пути для них были везде приготовлены свежие лошади; путешествие продолжалось днем и ночью, почти без остановок. Таким образом Карпини проехал через всю страну, лежащую между реками Днепр, Дон, Волга и Яик (Урал), и прибыл наконец ко двору хана Батыя.
«Прежде чем повести к хану, — рассказывает Карпини, — нас предупредили, что нам нужно будет пройти между двух огней, чтобы сила огня очистила нас от дурных намерений и от яда, в случае злого умысла против хана, на что мы и согласились, дабы снять с себя всякое подозрение».
Хан располагался в великолепном шатре из тонкого льняного полотна в окружении своих приближенных. О нем говорили как о человеке очень ласковом с ближними и чрезвычайно жестоком с врагами. Карпини и Стефан были приняты Батыем.
Папская грамота была переведена толмачами на славянский, арабский и татарский языки, после чего ее прочли хану. Батый приказал отвести папским послам особую палатку, где им был приготовлен обед, состоявший всего-навсего из маленькой мисочки вареного проса.
На другой день Батый призвал к себе обоих послов и приказал им прибыть к великому хану. В апреле 1246 г. итальянцы снова отправились в путь с двумя проводниками. Дорога была очень изнурительной из-за скудной пищи и быстрой езды; путешественников все время торопили, по пять-шесть раз на день меняя под ними лошадей.
Куманские степи[48] поразили Карпини своей безлюдностью, так как татары истребили большинство жителей. Послам пришлось испытать не только голод, но и жажду. Немногочисленные местные жители занимались скотоводством под тяжким игом монголов.
Проезжая по территории Туркестана, Карпини всюду видел разоренные города, села и крепости. Миновав эту обширную область, папские послы прибыли в Каракитай[49]. Начальник провинции принял их хорошо и, желая оказать им почести, заставил танцевать перед ними двух своих сыновей и знатных придворных.
Покинув Каракитай; путешественники в течение нескольких дней ехали вдоль озера, расположенного севернее города Немана, которое, по мнению господина Ремюза, позднее носило название Кезилбаш. Там проживал Орду, старейший из татарских вождей.
Посланцы папы целый день отдыхали в этом месте; тамошние жители не скупились на гостеприимство. Затем послы поехали напрямик через гористую холодную страну найманов, кочевого народа, живущего в палатках, а через несколько дней пути въехали в страну монголов, и путешествие по ней, несмотря на быстроту передвижения, отняло у них три недели. Наконец, в день святой Магдалены, 22 июля, итальянцы прибыли в ставку императора, или, скорее, того, кого должны были провозгласите императором, потому что выборов еще не было.
Будущего суверена звали Гуюк. Он щедро оплатил пребывание посланников папы, но не мог их принять, поскольку, не став еще повелителем, не вмешивался в какие-либо дела. Между тем письмо от Батыя позволило ему узнать причины, побудившие Иннокентия IV отправить такое посольство.
Со смертью Угедея власть над Монгольским царством перешла на время к его вдове, матери Гуюка. Она приняла францисканца и его спутника в белом шелковом шатре, который мог вместить до двух тысяч человек.
«Там, — говорит Карпини, — мы видели большое собрание вождей и князей, съехавшихся со всех сторон со своими свитами. В первый день все были в белой шелковой одежде, во второй — ее сменила красная, в третий — лиловая, в четвертый — малиновая. В шатер вели два больших входа — один для самого хана, а другой для гостей. Возле второго входа стояла стража, вооруженная стрелами и мечами. Если кто-нибудь из гостей заходил за отведенные границы, то его били; а если он обращался в бегство, пускали ему вдогонку стрелы».
Прошел целый месяц, прежде чем Гуюк был провозглашен великим ханом и принял папских послов. Карпини, живя в Орде, изучал быт и нравы татар, и его описания обнаруживают большую наблюдательность.
«Монгольская империя, — сообщает Карпини, — страна гористая, песчаная и почти безлесная. Хан, его приближенные, а также все другие люди варят себе пищу и греются у огня, разведенного из бычьего и конского навоза. Хотя страна бесплодна, но стада разводятся здесь хорошо. Климат неровный, погода меняется резко. Летом бывают такие грозы, что многих людей убивает молнией. Ветер свирепствует иногда с такой силой, что опрокидывает всадников… На этой земле зимой никогда не бывает дождя, и даже летом дождя выпадает так мало, что он едва смачивает пыль и корни трав. Выпадает там очень крупный град», а во время пребывания Карпини осадки были столь интенсивны, что сто сорок человек потонули, когда градины растаяли. В общем и целом, страна обширна, но в значительной степени бедна и убога.
Карпини так рисует внешность татар: «Глаза и щеки у них отстоят друг от друга на большое расстояние, и скулы сильно выдаются вперед; нос маленький и плоский, глаза тоже маленькие, а ресницы приподняты до бровей. Они очень тщедушны и тонки в поясе, роста по большей части среднего; бороды почти у всех очень маленькие и редкие; впрочем, у некоторых волосы растут и над верхней губой, и на подбородке, чему они не препятствуют и не срезают их. На макушке у них, как и у наших священников, венчик, а от одного уха до другого выбривается полоска шириной в три пальца; что же до волос, находящихся между венчиком и выбритым местом, то им позволяют расти до самых бровей; а на лбу, с одной и с другой стороны, волосы подрезаются на половину длины; на прочих же местах они растут столь же длинными, как у женщин, их заплетают в две тонкие косички, завязывая узлом за ушами. Ступни ног довольно маленькие».
Мужчин от женщин очень трудно отличить вследствие того, что одеваются они совершенно одинаково: все носят халаты, подбитые мехом, и высокие шапки из холста или из шелка, расширяющиеся кверху; живут они в шатрах, сложенных из прутьев и тонких палок и покрытых со всех сторон войлоком; эти жилища легко разбираются и перевозятся на вьючных животных. А самые большие шатры, которые не могут разбираться, перевозятся на повозках.
Монголы — народ очень суеверный: они верят в чары, колдовство и очистительную силу огня. После смерти какого-нибудь вельможи вместе с ним зарывают чашу, полную мяса, кружку с кумысом, кобылицу с жеребенком и оседланного и взнузданного коня.
Монголы послушны своим начальникам. Они уклоняются от всякой лжи, избегают споров; убийства и грабежи между ними чрезвычайно редки; воровства у них почти вовсе не бывает, и драгоценные вещи не запираются. Эти люди безропотно переносят голод и усталость, жару и холод; они любят веселиться — играют, танцуют и поют при всяком удобном случае, однако подвержены пьянству. Главный недостаток их состоит, по мнению Карпини, в том, что они горды и надменны с иностранцами и ни во что не ставят человеческую жизнь.
Чтобы завершить их портрет, Карпини добавляет, что эти варвары едят всякое мясо: собак, волков, лис, лошадей и даже, при нужде, людей. Пьют они кобылье, овечье, козье, коровье и верблюжье молоко. Ни вина, ни пива, ни питьевого меда они не знают, но с опьяняющими напитками знакомы. Притом они очень нечисты, не брезгуя при отсутствии другой пищи ни крысами, ни мышами, ни червями; миски они никогда не моют, ополаскивая их только налитым супом; одежду свою никогда не чистят и не позволяют ее чистить другим, «особенно когда гремит гром». Мужчины не понуждают себя ни к какой работе; охотиться, стрелять из лука, наблюдать за стадами, ездить на лошади — вот и все их занятия. Не пренебрегают этими упражнениями и женщины с девушками; они очень ловки и отважны. Кроме того, они выделывают меха, изготовляют одежды, правят повозками и верблюдами и тем лучше справляются с обилием хозяйственных забот, чем более они многочисленны в семьях, а эти варвары-многоженцы покупают, и за высокую цену, столько женщин, сколько они сумеют прокормить.
Таковы наблюдения Карпини за месяц, проведенный им в Сыр-Орде в ожидании избрания императора. Вскоре появились признаки приближения этого события. В самом деле, когда Гуюк выходил из своего шатра, ему выражали уважение поднятием красивых жезлов, кончики которых были украшены пучками ярко-красной шерсти. В четырех лье от Сыр-Орды, на равнине, вдоль ручья, для коронации подготовили специальный шатер, обтянутый изнутри алой тканью и опирающийся на столбы, инкрустированные золотыми пластинами. Наконец, в день святого Варфоломея, созвали большое собрание, и каждый из присутствующих, беспрестанно молясь, пребывал в неподвижности с лицом, обращенным к югу; при этом францисканец и его компаньон отказались присоединиться к раболепной церемонии. Гуюка посадили на императорский трон, а князья и народ опустились перед ним на колени. Так состоялось посвящение во владыки.
Сразу же после церемонии путешественники были вызваны к новому императору. Сначала их обыскали, потом они вошли в императорский шатер одновременно с другими послами, доставившими богатые подарки. Что же до бедных посланцев римского папы, то им больше нечего было дарить. Отразилось ли это на приеме — неизвестно, но итальянцы были далеки от того, чтобы изложить его величеству суть приведших их к татарскому владыке дел. Шли дни, с посланцами не церемонились, и они буквально умирали от голода и жажды, когда наконец, в день святого Мартина[50], управляющий двором и секретари императора пожелали их видеть, и европейцы получили письма к папе, оканчивающиеся возвышенными словами, ставшими как бы заключительной формулировкой азиатских суверенов: «Мы поклоняемся Богу, и с его помощью мы завоюем всю землю, от Востока до Запада».
Только осенью Карпини и Стефан выбрались из Орды и в продолжение всей зимы пробирались по снежной пустыне. Весной они прибыли ко двору Батыя, снабдившего их пропуском, и лишь 24 июня 1247 г. итальянцы добрались до Киева.
Карпини с чувством благодарности рассказывает о том, как они были приняты в этом городе: «Киевляне, узнав о нашем прибытии, все радостно вышли нам навстречу и поздравляли нас, как будто мы восстали из мертвых; так принимали нас по всей Руси, Польше и Богемии».
Таково в общих чертах содержание рассказа Карпини о его путешествии к татарам. Умер этот знаменитый путешественник в Риме в 1252 г.
Миссия Карпини в целом не привела к какому-нибудь результату, и татары остались тем, чем и были: дикой и жестокой ордой.
Спустя шесть лет после возвращения Плано Карпини францисканский монах Гильом де Рубрук, родом фламандец, был послан к монголам французским королем Людовиком IX. Новое посольство было вызвано следующим обстоятельством: Людовик вел войну с арабами в Сирии, и в то время, как он преследовал их в Сирии, монгольский хан Эркалтай[51] напал на арабов со стороны Персии и таким образом оказал Людовику услугу. Кроме того, разнесся слух, будто татарский хан принял христианство. Желая удостовериться в этом и заручиться новым союзником в борьбе против мусульман, Людовик и решил отправить Рубрука в Монголию.
Весной 1253 г. Рубрук и его спутники отправились из города Акка в Константинополь, переплыли Черное море и высадились в порту Салдайя (Судак) на южном берегу Крыма. Здесь монахи купили запряженную четырьмя волами крытую повозку и поехали к низовьям Волги, где была ставка Батыя.
Достигнув пределов Азовского моря, путешественники направились на восток через бесплодные степи Куманской земли, по которой несколько севернее ранее проходил Карпини. После утомительного двухмесячного путешествия Рубрук прибыл в лагерь хана Сартака, расположенный на берегу Волги.
Поделиться книгой: