Алекс Верус. Участь

Бывают жуткие вещи, которые не удается забыть – от них в памяти остаются выжженные проплешины, и надо сильно постараться, чтобы идти дальше. Лайл не был напрямую причастен к тому, что случилось в особняке Ричарда со мной – и с остальными. Тем не мнее Лайл был об этом осведомлен, как и другие члены Совета. По крайней мере, они должны были кое-что сообразить, ведь для них это не составляло особого труда.

Но все избегали неприятной темы и ждали, когда я исчезну ко всеобщему удовлетворению.

Вот тогда Лайл и перестал быть моим другом.

А теперь он стоял рядом со мной, смахивая грязь с балюстрады, прежде чем облокотиться на нее, и следил за тем, чтобы не испачкать пиджак. Набережная повторяла все изгибы канала и скрывалась вдалеке. Черная вода пенилась рябью волн. Небо затянули низкие тучи, и солнечный диск лишь просвечивал сквозь них тусклым пятном.

– Если у тебя нет желания просто поболтать, может, сразу перейдем к делу? – изрек Лайл.

– По-моему, нам с тобой не о чем болтать, ты не согласен?

– Совет хотел бы воспользоваться твоими услугами.

Я недоуменно заморгал.

– Ты пришел ко мне официально?

– Нет. Есть некоторое разногласие относительно того, как лучше действовать. Совету не удалось достичь согласия…

– Совет спорит даже из-за времени ужина! – фыркнул я.

– Совет занят проблемой, связанной со стратегией и тактикой, – как ни в чем не бывало закончил Лайл. – Имей в виду, что после прений члены Совета решили, что им необходимы консультации с ясновидящим. Это прекрасный компромиссный вариант, не так ли?

– С ясновидящим? – переспросил я с подозрением. Я и Совет – несовместимые вещи. – Конкретно со мной?

– Ты в курсе, что Совет редко обращается с просьбой…

– А как насчет Алаундо? Я полагал, что когда Совету требуется прорицатель, бегут именно к нему.

– Боюсь, я не могу обсуждать вердикты Совета.

– Если в дело начинают посвящать всех подряд, ни о какой конфиденциальности речь уже не идет! Эй, Лайл, выкладывай-ка все начистоту. Черт возьми, я не соглашусь ни на что, если не буду знать, почему ты здесь.

Лайл раздраженно вздохнул.

– Мастер Алаундо в настоящий момент занят обширными исследованиями.

– И поэтому он дал вам от ворот поворот? А Хеликаон?..

– Он очень занят другими.

– А маг из Нидерландов? Голландец Джейк вроде бы?.. Не сомневаюсь, он выполнял работу по ясновидению для…

– Алекс, – перебил меня Лайл, – не надо перебирать список предсказателей поименно. Я тоже могу его озвучить.

– Я единственный, кого вы смогли найти? – усмехнулся я. – И поэтому ты пришел ко мне. – Я прищурился. – Уверен, что Совет кое-что упустил! Он бы никогда не поручил мне выполнять какую-либо работу – да еще официально!

– Я не в восторге от угроз, – натянуто промолвил Лайл. – И я был бы признателен, если бы ты не пользовался своими способностями в ходе нашего разговора.

– Ты полагаешь, я без магии не смог бы разобраться, что к чему?

Похоже, Лайл растерялся, что доставило мне удовлетворение, хотя я сознавал, что заходить слишком далеко опасно.

– Хорошо. И в чем же Совет столь отчаянно нуждается, что ты рискнул обратиться ко мне?

Лайл тщательно поправил узел галстука.

– Полагаю, ты знаешь об Арранкарском постановлении?

Я вытаращил глаза.

– Про данное постановление известно всему магическому сообществу! – напыщенно ответил Лайл.

– Да неужто? – хмыкнул я.

– Как постановил Арранкарский конклав, маги обязаны докладывать Совету о любых археологических находках, имеющих значение для посвященных. Недавно поступило известие о некоем артефакте…

– Известие?

– …после чего было принято решение о предварительных исследованиях. Группа специалистов заключила, что речь идет о реликвии Предтечи.

Я встрепенулся.

– Она в рабочем состоянии?

– Да.

– О чем именно идет речь?

– Установить пока не удалось.

– Реликвия запечатана? Удивлен, что ее еще не взломали.

Лайл замялся.

– Отлично, – произнес я, догадавшись, что к чему. – Ее попытались взломать. И что дальше?

– Боюсь, информация является конфиденциальной.

– Хранитель? Опекун?

– Я не имею возможности говорить тебе о деталях. Зато я могу информировать тебя о том, что была создана команда исследователей. И Совет решил обеспечить ей доступ к прорицателю.

– Значит, вам надо, чтобы я вошел в состав вашей команды?

– Не совсем, – Лайл помолчал. – Ты будешь независимым экспертом, отчитывающимся исключительно передо мной. Я буду передавать твои рекомендации исследователям.

– Что? – нахмурился я.

Лайл вроде бы смутился.

– К сожалению, твое прямое участие в работе невозможно. Совет не даст тебе допуск к засекреченным данным. Но если ты согласишься на сотрудничество, я сообщу тебе… самое необходимое.

Отвернувшись от Лайла, я уставился на канал. От кирпичных стен донеслись отголоски гула двигателя – вскоре показалась медленно ползущая по воде самоходная баржа желто-красного цвета. Рулевой у штурвала даже не взглянул на нас.

Лайл проводил взглядом баржу, которая скрылась за изгибом канала.

Легкий ветерок, подувший вдоль набережной, растрепал мои волосы.

Я тоже продолжал хранить молчание. Лайл кашлянул. В небе пролетели две чайки, догоняя баржу, окликая ее громкими нестройными возгласами.

– Алекс! – окликнул меня Лайл.

– Увы, – ответил я. – Мне это неинтересно.

– Если все упирается в деньги…

– Нет, мне просто не нравится ваша затея.

– Почему?

– А от нее воняет.

– Послушай, ты должен трезво взглянуть на вещи. Совет ни за что не допустит тебя до…

– Начнем с того, что, если Совет не собирается давать мне допуск, ты вообще не должен был контактировать со мной, – заявил я, посмотрев на Лайла в упор. – Что у тебя на уме? Совет так отчаянно нуждается в крупицах информации, что его членам уже наплевать, где ты ее добудешь? Вероятно, рано или поздно начнутся расспросы, и ты дашь мне от ворот поворот, чтобы избежать неприятностей. Я не собираюсь превращаться ради тебя в козла отпущения.

Лайл скрестил руки на груди.

– Почему ты воспринимаешь все в штыки? Ты мыслишь чересчур иррационально. Я даю тебе шанс вернуть благосклонность Совета. – Он обвел взглядом бетон и свинцово-серое небо. – Альтернативой же…

– Раз ты заговорил про альтернативные варианты, я буду с тобой честен. Меня не слишком интересует возвращение благосклонности Совета.

– Глупости! Совет представляет всех магов страны!

– Верно. В том-то и суть проблемы.

– Всему виной давняя история с Дракхом, да? – спросил Лайл, закатывая глаза. – Господи, Алекс, прошло лет десять – не меньше! Хватит ворошить прошлое!

– Неважно, когда это произошло, – натянуто произнес я. – Совет с тех пор не стал лучше – наоборот, стал еще хуже.

– У нас была декада мира и спокойствия. При чем здесь слово «хуже»?

– Причина вашего хваленого спокойствия состоит в том, что Совет позволил Черным магам делать все, что им вздумается, – сердито возразил я. – Ты прекрасно осведомлен о том, как они поступают с теми, кто в их власти. Почему бы тебе не поинтересоваться у них, как они относятся к вашей сделке?

– Алекс, мы не собираемся развязывать очередную войну. Верхушка Совета не предпринимает никаких агрессивных шагов. Белые и Черные маги, входящие в него, соблюдают благоразумие. Прими все как есть и соглашайся. У тебя нет выбора.

Набрав полную грудь воздуха, я покосился на канал, слушая далекие голоса чаек. Когда я, наконец, заговорил снова, голос мой был твердым.

– Мой ответ: нет. Поищите другого кандидата.

– Ясно, – недовольно пробурчал Лайл. Отступив назад, он смерил меня взглядом. – Ты застрял в прошлом. Пора бы повзрослеть.

Лайонел крутанулся на месте и пошел прочь. Когда он скрылся за углом, я вернулся к созерцанию канала.

Дело в том, что с незапамятных времен в нашей реальности существует раскол между двумя колдовскими ветвями. Белые и Черные маги не очень хорошо ладят между собой. Иногда между ними устанавливается шаткое перемирие, которое позже сменяется жарким конфликтом. Последняя яростная стычка – так называемая Война Рун, случилась за сорок лет до моего рождения. Группа Черных выступила против практически всех Белых магов, и наградой победителю должно было стать полное господство на Земле. Белые одержали верх – в каком-то смысле. Они остановили Черных и уничтожили их вождей, однако к концу войны многие из Белых магов-воинов также были убиты. Оставшиеся в живых Белые не захотели воевать, и Черным дали возможность восстановить силы. Прошли годы. На смену старым воинам пришли новые поколения магов, считавших мир естественным порядком вещей.

В общем, политика Совета претерпела некоторые изменения, и ее девизом стала фраза: «Живи сам и не мешай жить другим». Черных терпят до тех пор, пока они не выступали против Белых магов, и наоборот. Существует и свод правил под названием «Соглашение» – это своеобразный магический кодекс поведения.

Поскольку «Соглашение» не делает никаких различий между Белыми и Черными, в нашем сообществе закрепилось ощущение, что противоречия между Светом и Мраком остались в прошлом.

Прежде я сам считал подобный расклад вполне разумным. Мой личный наставник Ричард Дракх был Черным магом, и я искренне верил в то, что Белые и Черные могут запросто найти общий язык.

Правда, после ссоры с Ричардом я несколько поумерил свой пыл – и, как выяснилось, слишком поздно. Но именно тогда я и обнаружил, что хотя в «Соглашении» полно всевозможных правил относительно магического взаимодействия, там нет абсолютно ничего относительно того, как маги должны относиться к своим ученикам. Сбежав от наставника, я обратился за помощью к Лайлу и Совету, но меня проигнорировали. Меня бросили на произвол судьбы, предоставив в одиночку противостоять разъяренному Черному колдуну.

Даже сейчас я, закрыв глаза, отчетливо ощущаю тот чудовищный страх, парализующий тело и душу. Это невозможно понять, не пережив самому, – ужас того, что за тобой охотится крайне жестокий и сильный противник. Мне тогда исполнилось двадцать лет, и я только вступал во взрослую жизнь: я не был готов сразиться со столь могущественным магом, как Ричард Дракх. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что Совет терпеливо выжидал, когда Ричард расправится со мной и тем самым положит конец неприятной истории.

Но я выстоял и уцелел.

Наверное, сейчас вы можете понять, почему Совет меня не жалует. И почему у меня нет ни малейшего желания снискать его расположение.

Я осознавал, что Лайл уже не вернется, однако глазел на канал еще добрых двадцать минут. Я смотрел на отражения домов, колышущиеся в темной воде, и пытался усмирить отвратительные воспоминания. В конце концов я немного пришел в себя, выбросил из головы Лайла и всю магическую свору и медленно побрел обратно.

У меня уже не было настроения работать, поэтому я запер магазин и отправился в парк.

Лондон – город старый, и даже приезжие ощущают тысячелетний груз его истории. Но лишь тот, кто способен чувствовать по-настоящему, может испытать кое-что еще – Лондон становится для таких людей живым исполином, пустившим корни в каменистую землю.

На протяжении столетий в Лондоне сложились своеобразные карманы, уединенные закутки в джунглях зданий – я как раз и направлялся в один из них.

До парка от моего магазинчика – минут десять пешком по петляющему переулку, которым никто никогда не пользуется. Парк практически не видно за оградой и строительной техникой: формально он закрыт на реконструкцию, но работы по какой-то причине все еще не завершены. В двух шагах располагаются офисные здания, но раскидистые деревья надежно укрывают укромное местечко от любопытных взоров.

Я сидел на пледе, прислонившись спиной к стволу бука, и вдруг на дороге за оградой послышался слабый шелест покрышек велосипеда. Вскоре между деревьями показалась девушка. Ей приходилось пригибаться, чтобы проехать под низко нависшими ветвями. Я помахал рукой, и она повернула ко мне.

Беглый взгляд на Лону даст представление о барышне лет двадцати с небольшим. Лона голубоглазая, светлокожая, свои русые волосы она частенько собирает в два хвостика. У нее весьма продуманные движения, она всегда смотрит, куда поставить ногу и положить руку, и нередко складывается впечатление, будто тело ее здесь, а вот сознание витает где-то очень далеко. Лона почти никогда не улыбается, и я никогда не видел, чтобы она смеялась. Впрочем, с ней можно болтать, не замечая ничего странного… по крайней мере, поначалу.

Лона – одна из тех, кто с рождения оказался в мире магии, по сути дела, не имея выбора. Если адепты и маги могут при желании отказаться от своего могущества и просто-напросто зарыть свой талант, то в отношении Лоны все обстояло по-другому. Несколько столетий назад один из сицилийских предков Лоны совершил роковую ошибку, вызвав недовольство могущественной стреги[3]. Провинциальные ведьмочки славятся своим мерзким характером, но эта особа даже по колдовским меркам считалась особенно злобной и мстительной. Вместо того чтобы убить обидчика, она наложила на беднягу проклятие, которое должно было поразить его младшую дочь, затем его внучку, а потом уже и правнучку… и так далее – через поколения – пока все его потомки по женской линии не умрут или не наступит конец света. (Кто знает, что случится раньше?)

Не представляю, каким образом той колдунье удалось так прочно привязать проклятие к семейству, однако дело свое она сделала чертовски умело.

И хотя сама сицилийская ведьма давным-давно превратилась в прах и тлен, ее магия никуда не испарилась. Можно сказать, что Лоне не повезло: еще бы – унаследовать такой «дар»! Одна из причин, почему проклятие столь отвратительное, заключается в том, что обнаружить его практически невозможно. Даже опытный маг не обратит на него внимания, если только не будет знать, что именно искать. Полностью сосредоточившись, я вижу вокруг Лоны некую серебристую дымку, но у меня имеются весьма смутные представления о том, как в принципе работает сицилийское проклятие.

– Привет! – поздоровалась Лона, слезая с велосипеда и скидывая с плеча лямку рюкзачка.

Вместо того чтобы сесть на плед, она выбрала место прямо на траве, в нескольких ярдах от меня.

– Ты в порядке?