Селфи человека-невидимки

– Михаил, а дальше – Стрекопытов. А искать вам его ни к чему, он через десять минут сам сюда придет, его смена начинается. Он из ДПС ушел и теперь у нас работает.

– А можно мне его здесь подождать?

– Отчего же нельзя? Конечно, можно! – и дежурный показал Лене на ряд стульев по другую сторону барьера.

Леня уселся на стул и приготовился ждать.

Одна из многочисленных мух тут же попыталась сесть ему на нос, но Леня молниеносно выбросил руку вперед и зажал наглую муху в кулак.

– Ловко! – одобрительно проговорил дежурный, который заметил Ленин успех. – Слышал я, что адвокаты ловкий народ, но чтоб настолько…

Еще несколько минут прошло в молчании.

Затем дверь отделения широко распахнулась, и в нее протиснулся человек удивительной толщины.

Леня с трудом узнал в нем гаишника с фотографии – за прошедшее время он растолстел едва ли не вдвое.

– Здорово, Михаил! – приветствовал вошедшего дежурный. – А тебя тут адвокат поджидает!

– Вот этот, что ли? – Михаил всем телом развернулся к Маркизу. – А в чем дело?

– Дело, видите ли, в том, что мой клиент – один из участников этого ДТП, и на мой взгляд, он является потерпевшей стороной, но противная сторона придерживается другого мнения и заявляет, что это она – потерпевшая, а мой клиент, напротив, является виновником, но эта точка зрения…

– Ничего не понимаю! – перебил Леню толстый полицейский, сонно моргая. – Можно как-нибудь попроще?

– Можно, – кивнул Леня. – Вы вообще помните эту аварию?

– Конечно, помню! Один водитель ехал из Новгорода в Питер, а второй – из Питера сюда, в Оредеж, на похороны… вот этот… – полицейский показал на Лениного таинственного заказчика.

– На похороны? – оживился Маркиз. – На какие похороны?

– Кого-то из местных хоронили… вы Надежду Васильевну спросите, Надежда Васильевна точно знает.

– Надежду Васильевну? – переспросил Маркиз. – А кто такая Надежда Васильевна?

Полицейские переглянулись, как будто Ленины слова удивили их.

– Он не знает Надежду Васильевну? – недоверчиво проговорил Михаил.

– Выходит, не знает! – вздохнул дежурный и тут же добавил: – Он же не местный! – Затем повернулся к Маркизу и проговорил наставительно: – Надежду Васильевну у нас все знают. Надежда Васильевна – учительница, она в нашей школе уже сорок лет работает, так что у нее все учились. А главное – она всех помнит.

– А где же ее найти?

– Сейчас… – дежурный взглянул на часы. – Сейчас она дома, на огороде своем копошится. А дом ее около почты, зеленый, с красными наличниками.

Маркиз поблагодарил полицейских и отправился на поиски знаменитой Надежды Васильевны.

Снова оказавшись на главной (и единственной) оредежской площади, Маркиз покосился на серебристый памятник. Вождь мирового пролетариата, как обычно, стоял, вытянув вперед правую руку, видимо, указывая этой рукой направление к светлому будущему. Мимо памятника вперевалку шла бодрая женщина преклонных лет, нагруженная сумками и котомками с неизвестным содержимым.

– Мамаша! – обратился к ней Маркиз. – Где у вас тут почта, не подскажете?

Местная жительница поставила одну из сумок на землю и с интересом взглянула на Маркиза, сделав руку козырьком.

– Почта-то? – переспросила она. – Так почта аккурат возле дома Надежды Васильевны.

Маркиз был огорошен таким ответом, который ничуть не приблизил его к цели поисков.

– А где же дом этой самой Надежды Васильевны?

– Так ты не знаешь, что ли? – удивилась Ленина собеседница. – Откуда же ты такой приехал, что дом Надежды Васильевны не знаешь?

– Издалека, мамаша, издалека.

– Оно и видно, что издалека. Ну ладно, раз уж ты такой дикий… вот он как раз на дом Надежды Васильевны показывает! – и она кивнула на серебристого вождя.

– А что? Удобно! – оценил Леня.

– Само собой, удобно! – согласилась с ним собеседница. – Это еще при старой власти памятник ставили, тогда Борька Савелов председателем исполкома был. Он и распорядился, чтобы памятник так поставили, чтобы он на дом Надежды Васильевны показывал.

– Что, он тоже у нее учился?

– Тоже, тоже! У нее все учились! Заговорилась я с тобой, а у меня Машка некормлена!

Женщина подхватила котомки и заковыляла дальше.

Леня же снова взглянул на памятник и пошел в указанном им направлении.

В Оредеже все было расположено рядом, так что не прошло и пяти минут, как Маркиз увидел одноэтажное здание из белого кирпича, на котором красовалась вывеска: «Почта России. Оредежское отделение». Неподалеку, за аккуратным забором из зеленого штакетника, стоял зеленый же нарядный домик с красными наличниками. Домик был окружен ухоженным садом, под окнами пламенели огненные пионы, синели высокие соцветия дельфиниума, пышно цвели белые цветы, которые Ленина бабушка называла невестой.

Возле цветника возилась в земле худенькая старушка в синей джинсовой панаме.

Леня подошел к калитке и окликнул старушку:

– Надежда Васильевна!

Огородница медленно разогнула спину, повернулась к Лене и пристально вгляделась в него. На лице ее проступила растерянность.

– Миша? – проговорила она неуверенно. – Нет… Алеша? Выпуск девяносто восьмого? Что же это такое… совсем память никудышная стала… ты в каком году школу закончил?

– Надежда Васильевна, я у вас не учился. Я вообще не здешний.

– А-а! – лицо старушки посветлело. – Слава богу! А я уж думала, что-то с памятью моей стало, склероз у меня начался, своего ученика не могу вспомнить!

– Нет, не волнуйтесь, с памятью у вас полный порядок. Я к вам приехал, чтобы об одном вашем ученике поговорить.

– Да? – старушка снова забеспокоилась. – А о ком? О Коле Воробьеве? Снова попал в какие-то неприятности? – Она вдруг спохватилась и проговорила: – Да вы заходите, заходите! Что же мы с вами через забор разговариваем?

Видимо, узнав, что Леня – не ее бывший ученик, она перешла с ним на «вы».

Леня откинул щеколду, открыл калитку и вошел на участок.

Надежда Васильевна показала ему на скамейку перед цветником, села рядом.

– Вы извините, что я в дом вас не зову, просто такая погода хорошая, я хочу лишнюю минутку на солнышке побыть. Да и вам полезно – вы там, в городе своем, такие все бледные…

– Да я тоже с удовольствием здесь посижу, тем более у вас такой замечательный цветник!

От этой похвалы Надежда Васильевна зарделась, но, как всякая хозяйка, начала скромничать:

– Ой, что вы, в этом году разве цветы? И пионы вялые, видно, кто-то их ест, и дельфиниум хилый… вот видели бы вы, какие они были в прошлом году!

– Ну и сейчас замечательные!

– Так что там Коля опять натворил? – перешла Надежда Васильевна к волнующему вопросу.

– Про Колю ничего не могу вам сказать, я его даже не знаю. Я к вам приехал, чтобы поговорить о другом вашем ученике…

– О ком же?

– Он представился как Андрей Обвалов, но я не уверен, что это его настоящее имя.

С этими словами Леня достал из кармана фотографию пресловутого ДТП и показал ее Надежде Васильевне.

– Андрюши Обвалова больше нет… – вздохнула старая учительница. – Умер Андрюша в позапрошлом году… такая печальная история! Он вообще-то почти непьющий был, разве только по праздникам, а тут понадобилось Вере, жене его, сарай новый построить. И не то чтобы простой сарай, а новый теплый коровник. Андрюша сам по строительной части не очень, нанял мужиков из Запрягина, а запрягинские мужики пить очень здоровы. Денег они с Андрея запросили немного, вот он и согласился, а только они каждый день пили, и нужно им было, чтобы хозяин с ними непременно выпивал. Иначе, говорят, коровник твой стоять не будет, в первую же зиму развалится. Ну, Андрюша и стал с ними выпивать. И ради коровника, и вообще – не мог он перед мужиками в грязь лицом ударить. А запрягинские магазинную водку не уважают, говорят, только деньги зря переводить, а покупают самогонку у местных бабок. Первый день – ничего, второй день – ничего, а на третий день, видать, бабка продала им какой-то некачественный самогон. Один строитель оклемался, второй – ослеп, а третий не проснулся. И Андрюша тоже… такая печальная история! А ведь такой был мальчик хороший, способный! Помню, он в десятом классе целую главу из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» выучил… и вот ведь удивительно – как раз про пьянство…

– Значит, это не он… – вздохнул Маркиз, собираясь спрятать фотографию. – Значит, ошибка вышла…

– Конечно, не он! – проговорила старая учительница, удерживая снимок в руках. – Это не Андрюша, это Славик!

– Славик? – встрепенулся Маркиз. – Значит, это все же ваш ученик?

– Конечно, мой! Это Славик Воропаев.

На лице ее отразилось какое-то странное выражение – то ли гордость, то ли неодобрение.

Маркиз молчал, ожидая, когда Надежда Васильевна сама заговорит – он считал, что подталкивать ее не стоит.

– Странный он был мальчик, – проговорила она наконец. – Вроде и учился неплохо, и не драчун, но что-то в нем было сомнительное. Любил ребят друг с другом ссорить. Наговорит одному на другого, а потом наблюдает, что из этого выйдет. Правда, говорят, он потом большим человеком стал.

– А к вам он не приезжал?

– Ко мне – нет. Только один раз приехал сюда, в Оредеж, на похороны Леночки Нестроевой. Тоже печальная история… хорошая девочка была, умница и красавица, да вот вышла за Павла Лемнева, а он – ужасный человек, как напьется, так бить ее… я ей сколько раз говорила, уходи от него! А она, Леночка, – не могу, как же я его оставлю, он без меня совсем сопьется… Ну, вот так и мучилась много лет, а потом Павел по пьяному делу поджег дом. То ли заснул с сигаретой, то ли что… сам сумел выбраться, а Леночка погибла.

– И вы говорите, что Воропаев приехал на ее похороны?

– Представьте себе! – Надежда Васильевна развела руками. – Я сама очень удивилась… хотя они в одном классе учились, и я теперь припоминаю, что Воропаев был влюблен в Леночку. Ну, тогда в нее почти все мальчики были влюблены, но это ведь больше тридцати лет прошло! Выходит, что-то у него все эти годы тлело!

– Да, бывает же такое! – поддакнул Маркиз старой учительнице. – Вы сказали – Славик. А как его зовут полностью?

– Вячеслав… Вячеслав Игоревич.

– Завидная у вас память!

– При моей профессии иначе нельзя.

– А у этого Воропаева остались родственники в здешних местах?

– Родственники? – Надежда Васильевна задумалась. – Родители его умерли давно, братьев-сестер у него не было… да, ведь у него здесь родная тетка живет, отца его сестра, Мария. Замужем она не была, так что фамилия у нее такая же – Воропаева.

– А он с ней поддерживает какие-то отношения?

– Чего не знаю, того не знаю! Хотя… как-то я ее встретила в магазине, так Мария новым телефоном хвасталась. Надо или не надо – то и дело доставала, лишь бы лишний раз показать. Это, говорит, племянник мне подарил на день рождения. Ну и дохвасталась, само собой – украли у нее этот телефон…

Леня еще немного послушал старую учительницу, а потом вежливо распрощался и отправился домой.

По дороге он достал записную книжку и позвонил старинному приятелю Рудику Штейнману.

Надо сказать, что записная книжка Маркиза была явлением удивительным и бесценным, и многие люди дорого отдали бы за возможность снять с нее копию или хотя бы перелистать. Дело в том, что Маркиз не очень доверял электронным носителям информации, зная, что их можно взломать, похитить или уничтожить. Поэтому телефоны и прочие координаты особо важных людей хранил в обычной записной книжке в черном кожаном переплете.

Именно в этой книжке и был записан Рудик под кодовым именем «Роза Ш., Финэк».

В действительности Рудик никогда не учился в знаменитом Финэке – Финансово-экономическом институте, выпустившем из своих стен многих будущих звезд российской экономики. Рудик учился в Политехническом, да и оттуда вылетел с третьего курса. Выгнали его не за академическую задолженность и не за многочисленные прогулы, а за то, что он занимался практической экономикой, а именно тем, что в те давние времена называлось фарцовкой.

Рудик был осторожен и не попался с товаром, поэтому не угодил под суд, а отделался только отчислением из института, о чем совершенно не жалел. Вскоре началась перестройка, и то, за что Рудика едва не посадили, сделалось вполне законным и даже уважаемым занятием, и Штейнман из спекулянта и фарцовщика превратился в легального бизнесмена.

Будучи прирожденным финансистом, Рудик, кроме того, был склонен к авантюризму, неоправданному риску. По этой причине он так и не стал владельцем крупной компании или видным банкиром, а крутился на периферии бизнеса, как рыба-лоцман, которая сопровождает больших и опасных акул. Зато он знал все обо всех заметных бизнесменах города, оказывался в курсе всех интересных финансовых проектов, хотя почему-то ничего на них не зарабатывал.

Именно к Рудику время от времени обращался Маркиз, если ему срочно нужна была информация финансового характера или сведения о заметных представителях отечественного бизнеса. В качестве гонорара за ценные сведения Леня угощал приятеля обедом в каком-нибудь новом и престижном ресторане.

Набрав номер, записанный против имени «Роза Ш.», Леня поприветствовал приятеля:

– Привет, старик! Узнаешь?

– Тебя да не узнать? Всегда рад тебя слышать! Что, как обычно, нужна моя консультация?

– Верно! Как насчет того, чтобы пообедать вместе?

– Всей душой! – Рудик заметно оживился. – Тут на Петроградской открылось новое заведение, называется «Тортуга». Говорят, там очень вкусно готовят.

– Ну, давай там через два часа.

Новый ресторан на Петроградской стороне не случайно был назван в честь знаменитой пиратской республики. Войдя в полутемное помещение, Леня увидел свисающий с закопченного потолка порванный парус, тут и там на стенах висели старинные мушкеты и кривые сабли, над барной стойкой колыхался пиратский флаг – знаменитый Веселый Роджер. Каждое помещение ресторана носило специфическое название – «кают-компания», «кубрик», «трюм». Над входом в кухню, разумеется, имелась табличка «камбуз», над баром – «капитанский мостик».

Не успел Леня войти, как к нему, прихрамывая, подошел метрдотель – человек в потертом камзоле и мятой треуголке, с черной повязкой на голове и с попугаем на плече.

– Пиастр-ры, пиастр-ры, пиастр-ры! – заорал попугай вместо приветствия.

– Приветствую вас на борту! – проговорил метрдотель хриплым прокуренным голосом. – Вам каюту на одного, на двоих?