День гнева. Повести

— Может, посмотрим, что там внутри? — предложил Смирнов.

— Давайте лучше арендаторов подождем. И с ними вместе, по закону. А то мало ли что, обвинят нас с вами в превышении полномочий.

— Вон как за вас взялись! — удивился Смирнов.

— Демократизация, — констатировал Трындин. — Так что же нам делать, Александр Иванович?

— Подождем малость, Юра, — решил Смирнов и пошел в дом — завтракать.

Позавтракал, и лег на диван с «Литературкой». Сквозь открытую балконную дверь пришел негромкий и мощный московский гул, сквозь который так хорошо дремать днем. Смирнов позволил «Литературке» упасть на лицо, вдохнул с удовольствием керосиновый типографский запах свежей газеты и задремал. Задремал, а затем уж и заснул.

Вместе вернулись (у подъезда встретились) Роман с Аликом и разбудили Смирнова. Убрали с лица усыпляющую газету, из горизонтального положения перевели в вертикальное (усадили) и попросили:

— Открой глаза, закрой ротик.

Смирнов безобразно зевнул и решил, что они — садисты.

— Обедать будем, — объявил программу совместных действий Алик.

— Да я только что завтракал! — возмутился Смирнов.

— По сравнению с вечностью действительно только что. Четыре часа тому назад.

— Это я столько спал? — удивился Смирнов.

— Старость — не радость, — посочувствовал ему Казарян, а Алик добавил:

— Сон алкоголика чуток и беспокоен.

Смирнов столь яростно потянулся, что свело шею. Покрутив головой, он встал и предложил:

— Пойдем свежим воздухом подышим.

Свежим-то воздухом — в Москве! Они стояли на балконе. Кругом — дымы, пары, клубы пыли, разноцветные облака черте-чего. Они стояли на балконе и смотрели на «Привал странников», которого не было.

— Имеются соображения ума? — спросил Смирнов.

— Ни хрена не понимаю, — признался Алик.

— Внутрь бы заглянуть, — сказал Роман.

— Хотел, — сообщил Смирнов. — Но участковый не позволил. Законник.

Что-то странное произошло внизу. Бросив трудовую вахту, зарысили вверх и налево дорожные рабочие, копавшие яму посреди мостовой, засеменили туда же предподъездные бабки, твердо убежденные, что бегут, даже от винно-водочной очереди недалекого продмага отделилось несколько нестойких. Всех тащил вверх и налево азарт любопытства. Явно было видно.

Оповещая о беде, закричали сирены — милицейская и «Скорой помощи». Торопливо переваливаясь на ремонтных колдобинах, от набережной мчались по переулку белый «Рафик» с красным фонарем на крыше и серая «Волга» с синим.

— Спустимся, ребята, — приказал Смирнов.

— Вероятнее всего, автомобильная авария, — сказал Алик, не хотелось ему на улицу.

— Машина-то наша, оперативная, не гаишная, — ответил ему Смирнов, застегнул расстегнутую до пупа рубашку и двинулся к дверям.

В соседнем переулке почти идеальным кругом стояла толпа, замыкая в себе и «Скорую помощь», и милицейскую машину. Люди стояли тихо, не позволяя себе обсуждать случившееся. Значит, смерть.

— Разрешите, — скорбно и вежливо попросил у шеренги Смирнов и, повесив палку на локтевой сустав, достал свою книжечку. С книжечкой пропустили. Внутри круга медики уже не суетились, — а суетились три человека в штатском. Один, приседая, а затем вытягиваясь, щелкал фотоаппаратом, второй делал отметки мелом на асфальте, третий — на корточках — осторожно рылся в карманах лежавшего на тротуаре ничком милиционера в форме. Милиционер лежал, противоестественно вывернув руки-ноги. Так живые не лежат. На тротуаре лежал труп милиционера.

— Участковый Трындин? — спросил Смирнов у спины четвертого штатского, который в суете не участвовал. Четвертый раздраженно обернулся и вдруг узнал радостно:

— Александр Иванович?

— Здорово, Леонид, — солидно поприветствовал четвертого Смирнов. Был четвертый — Леонид — хорошего роста, складный, франтоватый, на артиста Абдулова смахивал.

— В Москве, а к нам не зайдете, — укорил он Смирнова.

— А что мне у вас делать?

— Как что? Пообщаться, соскучились мы без вас.

— Соскучились? — непонятно спросил Смирнов и повторил вопрос, кивнув на тело: — Участковый Юрий Трындин?

— Участковый Юрий Трындин, — соболезнуя голосом, подтвердил Леонид.

— Что случилось?

— С крыши сорвался.

— Прямо-таки и сорвался?

— Сейчас здесь закончим и наверх пойдем, пощупаем, что и как.

Смирнов глянул вверх, на крышу пятиэтажного доходного дома, каждый этаж которого — полтора нынешнего. Высоко. Очень высоко.

— Я с ним утром разговаривал, — сказал Смирнов. На труп он не смотрел, не хотел смотреть. — Что же ты так, Юра Трындин?

К Леониду подошел третий в штатском — совсем еще молодой — протянул сложенный вчетверо лист бумаги:

— В кармане нашел. Прочти, Леня.

Леонид развернул бумагу. Смирнов нахально заглянул в нее через Леонидово плечо. Леонид обернулся на него, но ничего не сказал. Стал читать бумагу. Читал и Смирнов.

«Околоточный! Пока ты даром копытами топочешь, малолетки ширяются, как хотят. На твоем участке, козел. Коробейников сдавать не в моих правилах, а склад их сдам. На крыше шестого дома, под правым скатом слухового окна. Целуй меня в тухес за подарок, лох».

Печатными корявыми буквами все это было написано. Смирнов спросил:

— Что делать собираешься, Леонид?

— Тухес целовать. Да вот не знаю, чей, — злобно ответил Леонид. Постоял, добавил: — На крышу полезу.

— Вечерком ко мне можешь заглянуть, Леонид? Я вот в том доме живу, у приятеля. — Смирнов тростью указал на видимый отсюда Аликов дом. — Пятый этаж, квартира восемнадцать. Я ведь с Трындиным утром сегодня разговаривал.

— Загляну, — пообещал Леонид. — Обязательно загляну. — Он смотрел, как санитары задвигали в свою карету носилки, на которых было то, что осталось от участкового Трындина.

— Не буду мешать. Работай, — сказал на прощанье Смирнов и выбрался из круга. Роман и Алик ждали его. Они были в курсе: предподъездные бабки рассказывали шепотом каждому подошедшему к кругу все в подробностях.

— Пошли домой, Саня, — предложил Алик, и они пошли домой.

Обедать расхотелось. Они попили чай и уселись смотреть по видео (Алькина гордость — японский телевизор с декой) «Французского связного». По экрану бегал хулиган Хекмэн, беспрерывно стреляя и матерясь на английском языке. Отвлеклись и увлеклись. Когда Хекмэн напоследок, по запарке, укокошил агента ФБР и упустил мирового злодея и наркотического супербосса Шарнье, Алик загоготал радостно:

— Все как у вас, бойцы невидимого фронта! Главного никогда не ловите!

— Красиво сработано, — с завистью сказал Смирнов.

— Им легче: дави негров, пали, сколько хочешь, разбивай любой автомобиль, все сходит с рук, — завистливо констатировал Казарян.

— Да я не про сыщиков, я про киношников американских, — невинно пояснил Смирнов.

— Меня кусаешь, значит, да? — всерьез обиделся Казарян.

— Кого же еще?

— А если бы ты у меня на картине милицейским консультантом был, позволил бы такое про нашу жизнь?

— Не-е, — с удовольствием сообщил Смирнов.

— То-то и оно, — успокоился Казарян.

— А ты со мной борись, — предложил Смирнов. — Гласность же и демократия.

Забыли об участковом Юрии Трындине. Трепались, спорили, крича, о сегодняшней жизни, вспоминали старое, а из старого — самое смешное. Знали-то эти трое друг друга, считай, с войны.

В девять вечера явился капитан Махов. Леонид. По приглашению хозяев уселся со всеми на кухне, опрокинул рюмочку, попил чайку. Смирнов его не торопил с рассказом, рассматривал, вспоминал его. Сырым мальчонкой помнил. Леонид понял, что его изучают и поэтому был вызывающе надменен.

— Вы меня просили зайти, и я зашел, Александр Иванович, — покончив с чаем, сказал он, давая понять, что делает Смирнову одолжение.

— Спасибо, Леонид, — благодарно отозвался Смирнов.

— Знаю, что ты — человек занятой, а я — бездельный пенсионер, но я сегодня говорил с участковым Юрием Трындиным.

Леонид посмотрел на Смирнова, потом — на Романа и Алика.

— Ты нас не стесняйся, Леонид! — ободрил его Казарян и откинулся на стуле.

— Ты их не стесняйся, Леонид, — сказал Смирнов. — Казарян из нашей конторы человек, а Спиридонов есть Спиридонов. Должен бы его знать, коль ящик смотришь.

— Как же, знаю. Очень приятно познакомиться, — Леонид мягчал.

— Тогда рассказывай, — уже командно предложил Смирнов.

— Скорее всего, несчастный случай, — начал Леонид и для продолжения рассказа решил закурить. Казарян протянул пачку «Мальборо». Леонид милостливо принял знак внимания, взял сигарету и прикурил от спиридоновской зажигалки. — Дому этому, номер шесть, вот-вот на капиталку становиться. Ну и, естественно, отношение к нему наплевательское со стороны домоуправления. Кровля ветхая, ее сто лет не меняли, а зачем менять, коли капиталка скоро? Полез Трындин к тайнику, от окна отделился и заскользил вместе с кровельным листом, державшимся на соплях. А край крыши — рядом.

— Тайник-то там действительно был? — спросил Смирнов.

— Был, Александр Иванович, был! — оживился Леонид (о деле заговорил). — Серьезная такая укладочка, аптечная, с понтапоном. По рыночным ценам их — тысяч на семь-восемь.

— Куш! — с уважением констатировал Роман.

— Как ты думаешь, Леонид, зачем это добровольный осведомитель сдал тайник Трындину? — спросил Смирнов.

— Всего вероятнее одно: узнав о тайнике, сам взять опасался, будучи уверенным, что хозяева следят за марафетом неусыпно. Думаю, конкурент.

— Может быть, может быть, — Смирнов покряхтел, прилег подбородком на замысловатую рукоять своей роскошной палки. — А почему Трындину?

— Юра последнее время за наркоманов местных взялся, всерьез взялся. Выявил, кто просто так шуткует, кто всерьез на игле сидит. Даже схемку составил по участку: кто, где, когда, как. Серьезный парень был. Эх, Юра, Юра!

— Значит, несчастный случай, — вяло напомнил Смирнов.

— Ничего нет, Александр Иванович, чтобы о другом думать. Сам понимаю, что наворот какой-то подозрительный: тайник, записка, несчастный случай. — Леонид поднялся из-за стола, подошел к окну, из которого была видна крыша дома номер шесть. — Облазил все, собственными руками ощупал до самого последнего гвоздика — ничего подстроенного, ничего сомнительного.

— Что делать собираешься?

— Ну, еще экспертизы впереди: медицинская, по записке. Вероятно, следственный эксперимент следует провести.

— Но ты-то уверен, что несчастный случай?

— На девяносто девять процентов.

— Почему же не на сто?

— Один процент на сверхъестественные чудеса.

— А бывают?

— Сам не видел, но, говорят, бывают.

Алик присматривался к Леониду, а Роман уже присмотрелся, знавал в свое время подобных, — сидел, покуривал, размышлял сам по себе.

— Так что же все-таки собираешься делать? — повторил свой главный вопрос Смирнов.

— Пойду по наркоманам, по их связям. Судя по тайнику, группа сбита весьма и весьма серьезная.