Помоги проекту - поделись книгой:
Платонов Константин Константинович
Психология религии
Факты и мысли
Глава I
О психологии религии
Время моего ухода из дому совпадало с временем ее ухода в школу или возвращения оттуда. Я часто ее замечал на лестнице, в укромном уголке, где она возилась с воротником своей шубы или пальто.
Честно говоря, она дружила не столько со мной, сколько с нашим псом Диком и моей многотомной «Жизнью животных» Брема. Но все же мне не так уж трудно было в откровенном разговоре разобраться, в чем тут дело. Оказалось, что религиозная мать заставляла ее носить нательный крест, а она, хотя и ходила всегда в платьях с закрытым воротом, не хотела и боялась ходить в школу с крестом на шее.
Вот она и придумала хитрость — такую, чтобы «и волки были сыты и овцы целы». Дома она носила крест, а уходя в школу, на лестнице снимала и прятала его. Возвращаясь, опять надевала. Такой двойной жизнью она жила уже ряд лет.
— Я так люблю маму за все хорошее, что она делает для меня… и я так ненавижу ее за то, что она заставляет меня носить крестик… Но я не могу ее огорчать, хотя понимаю, что она не права. Она так меня любит, и я должна притворяться, что верю в бога… Но вы никому не говорите. Ведь если в школе узнают, ребята меня засмеют, и я тогда уйду из школы… А я ведь не могу жить без школы… Я хочу быть, как все… — говорила она мне.
Как говорят в быту, ее сердце разрывалось между матерью и школой. И, как говорят психологи, у нее появилась амбивалентность чувств: она одновременно и любила и ненавидела свою мать, к школьному коллективу одновременно и тянулась всей душой и смертельно его боялась.
Амбивалентность чувств — это не свойственное норме одновременное переживание противоположных чувств. Она является и симптомом нарушения психической деятельности, и причиной дальнейшего ее нарушения, невроза.
Но еще хуже, что девочка научилась хитрить и нашла выход из сложной ситуации в систематическом обмане матери и школы. Она теряла искренность, честность и принципиальность и психологически созревала для более существенных аморальных поступков, а в конечном счете даже преступлений.
Сознание девочки было отравлено, в нем воспитывалась хитрость и ложь. Следовательно, ее личности наносился труднопоправимый ущерб!
Мы жили в одном доме, и я нашел случай поговорить «по душам» с матерью девочки. Эта болезненная женщина рано потеряла мужа и жила одна с дочкой на его пенсию. Выросла она в деревне, в религиозной семье, и, как когда-то ее воспитывали мать и бабка, теперь сама стремилась воспитать дочь верующей и богобоязненной. Она горячо любила свою единственную девочку и хотела ей только добра.
Природный ум помог матери понять, какой разлад вносит она в душу дочери и как расшатывает ее нервно-психическое здоровье. Любовь к дочке пересилила страх греха перед богом!
— Ладно! Живи, как знаешь, как все теперь живут… — сказала она ей.
Этот случай запал в мою память и заставил больше думать о религиозной психологии разных поколений.
Так появилась эта книга.
Конечно, нужно учебное пособие по психологии религии. Но ведь его прочтут только специалисты. Эта же книга написана для самого широкого круга читателей. В ней не все рассказы одного стиля. В некоторых местах использованы классические произведения, где нужные мысли изложены с такой глубиной и яркостью, на которые автор этой книги не способен. Есть в ней и отдельные рассказы, с первого чтения трудно понятные — их надо перечитать, задуматься и еще раз перечитать.
Для лучшего понимания ряда вопросов они иногда несколькими рассказами освещены с разных сторон.
Коротко говоря, этой книгой я пытался осуществлять завет страстного борца с мракобесием, замечательного пропагандиста науки Климента Аркадьевича Тимирязева: работать для науки и писать для народа…
Эта книга не содержит систематического изложения всех вопросов психологии религии и исчерпывающего разбора всех явлений религиозной психологии еще и потому, что для такой книги время пока не наступило. Ведь еще не собрано достаточно большого материала по анализу этих явлений, сбор же такого материала — дело не одного человека, а многих коллективов.
Эта книга скорее ряд мыслей и воспоминаний старого психолога, немало думавшего о сущности религиозной психологии и о причинах ее стойкости.
Прочтут ли эту книгу верующие? Прочтут! Но, конечно, далеко не все. Ведь чтобы читать эту книгу, надо вообще любить читать и думать над прочитанным. А у нас есть и такие верующие, что не только книг, но и газет не читают. Но я уверен, что немало верующих прочитают эту книгу, которая и написана не только про них, но в известной мере и для них.
Современных верующих можно разделить на три основные группы.
Во-первых, это будут «верующие в бога», христианского, иудейского или магометанского. Часть из них открыто ходит в церковь, синагогу или мечеть. Другая часть проявляет свою веру в религиозных действиях, но и у тех и у других религиозная психология опирается на соответствующую религиозную идеологию и взаимосвязана с нею.
Во-вторых, это верящие не в канонизированного той или иной религией бога, а в некую «высшую сущность», каждым по-своему и в зависимости от своего культурного уровня понимаемую.
В-третьих, это люди, верующие не в бога, а в разные суеверия, приметы, гадания, амулеты. Это также верующие, часть которых является, хотя и не всегда, известным резервом для «обращения» и перехода в первую или вторую группу.
Эти три группы различаются по объекту веры, по тому, во что они верят. Верующих можно различать и по другому признаку — по той причине, которая их толкает к вере.
Основную группу тогда будут составлять верующие по привычке, по традиции, перенятой от старших родственников, от окружающих, под влияние которых они попали. Многие из них глубоко верующие, но не меньше среди них «сомневающихся» и крестящих лоб только по традиции, из-за перестраховки — «а вдруг бог есть?».
Есть и так называемые «обращенные». Это в прошлом люди нерелигиозные, неверующие, которым религия «открылась» после тяжелого переживания, обычно сугубо личного.
Следующую группу современных верующих составляют еще сохранившиеся кое-где фанатики-изуверы, голос разума у которых совсем молчит, заглушён верой. И не потому, что вера у них очень сильна, а потому что у многих из них рассудок слаб и не развит. Эти могут совершать и преступления на религиозной основе.
Есть и еще одна группа: это люди, сделавшие из религии свою профессию, источник легкого дохода. Часто это не верующие в бога, а верующие в наживу.
Но на какие бы группы мы ни делили верующих граждан нашей страны, огромное большинство из них — советские люди со всеми их достоинствами и недостатками, люди, участвовавшие в Великой Отечественной войне, в построении социализма и сейчас строящие коммунизм.
Большинству верующих, как и вообще всем людям, свойственно стремление к знанию. Почему же им не прочитать эту книжку о психологии религии и веры, написанную без стремления их обидеть, а с желанием сообщить ряд научных сведений тем, кому они еще не известны? Разве что их духовные пастыри, сами прочтя книгу и не в силах найти возражения, запретят читать ее своей пастве?
— Марксизм есть материализм. В качестве такового, он так же беспощадно враждебен религии, как материализм энциклопедистов XVIII века или материализм Фейербаха. Это несомненно. Но диалектический материализм Маркса и Энгельса идет дальше энциклопедистов и Фейербаха, применяя материалистическую философию к области истории, к области общественных наук. Мы должны бороться с религией. Это — азбука всего материализма и, следовательно, марксизма. Но марксизм не есть материализм, остановившийся на азбуке. Марксизм идет дальше. Он говорит: надо
Так писал В.И. Ленин в 1909 году в статье «Об отношении рабочей партии к религии». По этому единственно правильному пути борьбы с религией и ведет Коммунистическая партия советский народ. Однако путь этот не так легок.
Необходимо помнить основной закон сознания: общественное и индивидуальное сознание чаще отстает от бытия, чем опережает его, и нужен достаточно высокий уровень его развития (в целом или в определенной области), чтобы оно могло опережать бытие.
Если бы индивидуальное сознание, а о нем в основном идет речь в нашей книге, иногда не опережало бытие, то в 1848 году не появился бы «Коммунистический манифест». А если бы сознание, причем значительно чаще, не отставало от бытия — не было бы пережитков.
Таким пережитком прошлого в сознании конкретных советских людей и является религиозная психология, или, что то же самое, индивидуальное религиозное сознание.
Религия есть форма общественного сознания. Ее происхождение, законы развития и отмирания изучаются историей религии и социологией. Но почему же тогда эту книжку взялся писать психолог?
Религия — это сложное социальное явление, имеющее ряд сторон: организацию, культ, религиозную идеологию и религиозную психологию. Три первые стороны довольно различны в разные времена и у разных народов. Их создавали, разрабатывали и продолжают разрабатывать сейчас служители культов, люди, сделавшие религию своей профессией (в христианской религии их называют «богословами», в иудаизме — «агутеидами»). Не об этих сторонах религии пойдет речь в этой книжке.
Меньше других сторон изучена религиозная психология. А между тем носителем религии является обыденное сознание верующих людей. Явления религиозной психологии составляют своеобразную часть явлений общественной психологии, т. е. психических явлений, свойственных человеку в обществе, в группе людей. Законы развития и отмирания религии заложены в самом развитии человеческого общества. Однако влияют на них и порожденные историей общественного развития особенности человеческой психики.
Эти два термина, поставленные в заголовке, до сих пор нередко смешивают, хотя они обозначают различные явления.
Психология религии — это раздел общественной (социальной) психологии, изучающий социально-психологические явления, относящиеся к области религии. Иными словами, психология религии есть отрасль науки, лежащая на стыке психологии с социологией, этнографией и историей религии.
Религиозная психология — это социально-психологические явления, относящиеся к области религии, которые являются объектом изучения отрасли науки — психологии религии.
Смешение этих понятий в известной степени проистекает из того обстоятельства, что в само слово «психология», как известно, вкладывается два различных смысла: психология как наука, изучающая закономерности возникновения, развития и формирования психических явлений, и психология как склад чувств, идей отдельной группы людей, выделенных по какому-либо признаку (например, крестьянская психология, обывательская психология и т. п.).
Подобное смешение понятий еще более отчетливо проявляется в термине «общественная психология», в который также вкладываются два смысла.
В одном смысле общественная психология — это психические явления, свойственные не отдельно взятому «абстрактному» человеку, а только личности в группе людей. Сюда относятся такие групповые психические явления, как общественное мнение, слухи, паника, соревнование, подражание, чувство локтя и т. д. Сюда относятся и явления религиозной психологии: религиозные представления, религиозное чувство, суеверия, ритуальные действия, фетишизм, экстаз и т. д.
Но в другом смысле общественная психология — это отрасль психологии, лежащая на ее стыке с социологией, изучающая все указанные явления. Вся психологическая наука лежит на стыке биологии и социологии. С биологией она граничит своей отраслью, называемой психофизиологией, а с социологией — общественной психологией. Именно психология является той наукой, на которой смыкается естествознание и обществознание.
Итак, явления религиозной психологии изучает психология религии.
К сожалению, главной причиной бытующего смешения этих понятий является крайне малое внимание, уделявшееся у нас до недавнего времени изучению явлений психологии в целом и явлениям религиозной психологии в частности.
А между тем разработка проблем психологии религии сейчас приобретает особо важное значение. Причем никакая другая наука не может ее заменить.
Так, социология на основе конкретно-социологических исследований может выявить районы большей религиозности населения и вскрыть причины этого, но психология может помочь понять, почему в том же районе, в таких же социальных условиях один человек атеист, а его сосед — религиозный фанатик. Социология может установить очень важные, но только общие закономерности и тенденции, а психология может обосновать индивидуальный подход в атеистическом воспитании. Сейчас становится ясным, что без индивидуальной антирелигиозной работы с учетом особенностей каждой личности не может быть достаточного эффекта.
Есть еще одна особенность религиозной психологии, которая определяет значение не только разработки психологии религии, но и ее широкой популяризации. Дело в том, что составной частью религиозной психологии являются не только религиозные представления, но и религиозное чувство, укрепляющее эти представления. Раскрыть причины возникновения религиозного чувства — значит помочь испытывающему его побороть в себе данное чувство.
Поэтому популяризация сведений психологии религии и тем более использование их являются одним из средств атеистического воспитания.
Бытие определяет сознание. Таков основной тезис марксистского мировоззрения. Религия как форма общественного сознания возникла в результате тех реальных отношений, в которые человек вступал с окружающим миром и мир — с человеком.
Так же возникала и религиозная психология отдельных людей. Сходные условия жизни порождали в различных областях земного шара и в различные времена сходные проявления религиозного сознания. Но религия, возникнув как социальное явление, сама стала определять в той или иной степени человеческое сознание.
Исторически и психологически религия очень тесно, особенно при первых шагах человечества, переплелась с другими формами общественного сознания: моралью, искусством, наукой. Она оказала громадное влияние на всю жизнь человечества и вошла в нравы, обычаи. Задача науки состоит не только в том, чтобы оценивать этот факт, но и в том, чтобы раскрыть причины его возникновения, развития и взаимодействия с другими сторонами истории человечества. Поэтому задача психологии религии — вскрывать эти причины и взаимовлияния в сознании человека. Вскрывать для того, чтобы эффективней бороться с религиозными пережитками.
Сходные социальные условия не всегда однозначно отражаются и в индивидуальном и в общественном сознании. Так, в VI веке в похожих социальных условиях рядом существовали Византийская империя и государство Сасанидов — Персидское царство. Но в Византии было христианство и, например, брак между братом и сестрой считался грехом, о котором и подумать страшно, за который на земле — смертная казнь, а на «том свете» — вечные муки. В Персии же такой брак был самым угодным богу, идеальным.
В средневековой христианской Европе за двоеженство карали смертной казнью, а рядом на Востоке, чем больше жен имел мусульманин, тем больший ему почет.
Знание психологии религии, как мы увидим, позволяет глубже разобраться в прошлых и настоящих связях религии и быта.
Как известно, Энгельс называл религию «фантастическим отражением действительности», а Ленин — «больной фантазией», различая социальные, исторические и гносеологические корни религии. Марксистская гносеология — это диалектико-материалистическая теория познания. Она теснейше связана с психологической наукой, изучающей психические явления и тем раскрывающей сущность познания как отражения мира.
Потому первой задачей психологии религии является изучение тех особенностей психики человека, которые лежат в основе гносеологических корней религии и создают саму возможность возникновения религиозной психологии как «фантастического отражения».
А это и есть психологические корни религии.
Глава II
Психологические корни религии
Богословы всегда пытались доказать, что религиозное чувство у человека врожденное. Возражения против этого считаются церковниками ересью. А возражения есть очень весомые. Вспомним случаи, когда дети росли не в обычных условиях, а вскармливались животными. Человечество знает не только легендарных основателей Рима Ромула и Рема, вскормленных волчицей, не только поэтический образ человека-волка Маугли, созданный Редьярдом Киплингом, и героя романа и фильма Тарзана. Люди давно узнали о действительно вскормленных животными детях.
Французский философ Этьен Кондильяк еще в 1757 году описал литовского мальчика, который жил среди медведей. Этот мальчик, когда его нашли люди, не проявлял никаких признаков разума, не умел говорить и ходил на четвереньках.
Социалист-утопист Сен-Симон писал в «Очерке науки о человеке» о таких людях-зверях: «В различные эпохи и в различных странах случалось, что дети, вследствие каких-либо бедствий, оказывались удаленными от общества, предоставленными самим себе заботиться об удовлетворении всех потребностей, не ознакомившись предварительно, благодаря надлежащему образованию и воспитанию, со знаниями, последовательно приобретенными и собранными трудом предшествующих поколений… Наблюдения над этими дикарями доказывают, что человек, предоставленный самому себе раньше, чем он познакомится с приобретенными знаниями, весьма незначительно превосходит в умственном отношении животных».
Сен-Симон рассказал об авейронском дикаре, двенадцатилетнем мальчике Викторе, которого в 1797 году нашли в лесу и которого некий аббат Сикар, «гораздо более просвещенный в богословии, чем в физиологии», безуспешно пытался использовать для демонстрации божественной сущности человека.
В 1920 году в Индии доктор Синг обнаружил в волчьем логове вместе с волчатами двух девочек. Одной из них было лет семь-восемь, другой — года два. Младшая вскоре умерла, а старшая, ее назвали Камалой, прожила около десяти лет. Камала ходила на четвереньках, пила, лакая, а мясо ела только с пола. Днем она спала, сидя на корточках в углу, лицом к стенке. Одежду с себя срывала и даже в холод сбрасывала одеяло. Никакого следа религиозной психологии доктор Синг у Камалы не обнаружил.
Разве не доказывают эти примеры, что религиозное чувство не является врожденным, а воспитывается у человека обществом?
— Нет, — возразил мне богослов, прочитавший в моей книге «Занимательная психология» рассказ, подобный тому, который прочли сейчас читатели этой книги. — Случай с Виктором — авейронским дикарем, как и с Камалой и другими вскормленными животными детьми, не противоречит врожденности религиозного чувства у людей. У них оно тоже при рождении было, но тяготы жизни с животными, без людей, это чувство заглушили.
— Хорошо, — ответил я. — А что вы сможете сказать о таком зверски жестоком, но убедительном опыте, рассказ о котором сохранила для нас история?
Акбар, третий падишах из династии Великих Моголов, царствовавший в Индии в 1556–1605 годах, тот самый, который пытался насадить в Индии придуманную ими новую «божественную веру», представлявшую сочетание индуизма, зороастризма, ислама и христианства, поспорил со своими придворными богословами, которые утверждали, что каждый ребенок начинает говорить на языке своих предков, даже если его никто не учит.
С решимостью восточного деспота он поставил эксперимент. Несколько новорожденных детей различных национальностей (индийской, китайской, бирманской) воспитывались несколькими немыми в полной изоляции от других людей. Опыт продолжался семь лет. Когда Акбар в сопровождении своих богословов собственноручно открыл дверь ключом, который семь лет хранил у себя на груди, они увидели рычавших, кричавших, даже мяукавших человеческих зверенышей. Ничего человеческого ни Акбар, ни его придворные мудрецы у этих «диких детей» обнаружить не могли, в том числе, конечно, и религиозного чувства. Их в последующем так и не удалось превратить в людей. Время было упущено. Что вы на это скажете? — закончил я.
Мой собеседник ничего мне не возразил. Может быть, кто-нибудь из читателей попытается это сделать? Я готов продолжить спор.
Богословы всегда пытались доказать «вечность» религиозного чувства. Приверженцы иудаизма, христианства и мусульманства при этом твердили и твердят о вечности веры в единого бога, якобы присущей человеку во все времена и у всех народов.
Но человечество существует около миллиона лет, а археологические находки, позволяющие говорить о наличии самых примитивных религиозных культов, относятся к эпохе Мустье и имеют давность, самое большее, 40–80 тысяч лет. Все предшествующее время существования человечества называется до-религиозной эпохой.
Даже в относительно недавнее время этнографы считали, что им удавалось находить отдельные племена (а может быть, только отдельные группы людей), у которых не было никаких следов религиозных культов.
Поделиться книгой: