Гитлеровцы окружили Капиноса. Он предпочел смерть от собственной пули. В этом бою пали также К. С. Занозин и В. М. Гребенюк.
Нам пришлось отойти к заставе. Пулеметчику Васильеву я приказал засесть на чердаке дома Онищука (этот дом уцелел. Там теперь почта). Отважный пулеметчик вел оттуда огонь вплоть до трех часов дня.
Надо было подумать о связи с полевыми войсками. В Высокое в штаб 49-й стрелковой дивизии 4-й армии отправил жителя Новоселок Александра Ивановича Казиковича.
Не прорвавшись на правом фланге, гитлеровцы стали наступать от дубовой рощи. Здесь, на южной окраине Новоселок, гитлеровцев встретили отделения коммуниста Василия Шалагинова, младшего сержанта Кузьмы Никитина и группа наблюдателей-артиллеристов во главе с младшим лейтенантом. Огневые позиции этих отделений располагались у самых стен домов и сараев. Вначале это давало известные преимущества пограничникам. Но скоро дома и сараи загорелись. Их стены стали рушиться. Вот тут нашим воинам пришлось туго. И все-таки они не растерялись. Применяя пограничную хитрость и смекалку, они умело маневрировали и сдерживали натиск противника, пока не кончились патроны.
Прибыли группы капитана Ф. М. Кондратьева — начальника штаба комендатуры и старшего лейтенанта Т. Т. Рынди — заместителя коменданта. Первая группа обороняла западную окраину деревни, вторая — юго-западную.
Вскоре на восточной стороне деревни появился гитлеровский десант. Против десантников действовало отделение младшего сержанта Ивана Абдрахманова под командой политрука Л. П. Горбачева со станковым и ручным пулеметом. Эти пограничники не только отражали наступление, но и не раз сами переходили в контратаки.
Леонтия Горбачева, весельчака, танцора, сердечного человека, любили бойцы. Приходили к нему за советом и местные жители. Как сейчас вижу его блестящие, восточного разреза глаза, слышу украинскую речь. Он умел говорить и по-киргизски, и по-казахски. Учился заочно, много читал, всегда помогал брату и сестре, которые жили в Ленинградской области.
15 часов.
— По дороге со стороны Паникв движется колонна пехоты, — доложил наблюдатель.
— А ну, дай бинокль! Это ж, наверное, помощь идет, — обрадовался я. Но, взглянув, понял: немцы.
Против них, на северо-восточную окраину деревни, выслали станковый пулемет и ручного пулеметчика Арсентия Васильева.
Боем здесь руководил капитан Кондратьев. Вместе с ним был и старшина заставы сержант Валентин Мишкин.
Гитлеровцы замыкали кольцо вокруг Новоселок…
Часам к 16 командиры отделений стали докладывать, что патроны на исходе, имеются убитые и раненые. Мы обсудили создавшуюся обстановку. Решили прорываться в лес, что западнее местечка Волчин. Осуществить прорыв нам мешали немецкие солдаты, что засели с пулеметом на мельнице и около нее, с восточной стороны деревни. Для уничтожения этого заслона пошел сержант Шалагинов с группой бойцов. Они расчистили путь. Но здесь пали коммунист младший сержант Иван Абдрахманов, комсомольцы-снайперы Андрей Колодин и Дмитрий Сновалкин. С каким огоньком руководил Колодин в мирные дни драмкружком, и вот его не стало.
Около шести вечера. Наш отход прикрывают группа зам-политрука Зинина, ручной пулеметчик Васильев и еще несколько бойцов. Мы идем на Волчин.
Возле Волчина — вновь схватка с врагом. В этом бою мы потеряли немало своих друзей. Уже не было пулеметов, осталось 500–700 патронов, а ведь было их на заставе перед началом боя 35 тысяч!
Я, замполитрука Зинин и еще пятеро бойцов, раненные и измученные, пошли на восток догонять свои части.
Тяжелораненого Ивана Ивановича Бузина мы оставили в Новоселках. Местные жители вылечили его. Погиб Бузин в 1945 году при освобождении Варшавы. В 1946 году в Берлине погиб Володя Чугреев, а Иван Сергеев, которого мы тогда считали убитым, живет в Кривом Роге. Остался в живых и Саша Смаль.
Наши бойцы, простые советские люди, проявили невиданный героизм, дрались до последнего патрона. В первых боях отличились все: заместитель политрука коммунист Михаил Данилович Зинин; старшина заставы Валентин Васильевич Мишкин, о котором бойцы всегда говорили, что заботам его нет предела; инструктор службы собак младший сержант Алексей Ипполитович Ипполитов; станковый пулеметчик ефрейтор Василий Семенович Москвитин; отличный коновод ефрейтор Иван Яковлевич Платонов; повозочный Александр Никанорович Ляшенко, который так любил рассказывать о родных местах. Где вы, друзья, теперь? Живы ли?
Собраться бы нам да вспомнить, как это было, а?..
Нет, не врал старик
Аркадий Петрович Сергеев
В июне 1941 года — младший лейтенант, инструктор физической подготовки 17-го Краснознаменного пограничного отряда.
К нам в отряд прибыл из запаса младший лейтенант Виктор Михайлович Горбачев[11]— инженер-химик по специальности. Он не имел намерения посвящать свою жизнь военной службе. Дома, в свободное время, трудился, окрыленный мечтой: разрабатывал проект завода. Сколько ночей просиживал Виктор над своим проектом, сколько мыслей у него было записано в блокноте, который он называл «кладовой». Даже по пути на заставу нередко записывал пришедшую неожиданно мысль. Призыв в армию помешал ему закончить проект. Но и на новом поприще он хорошо выполнял свое дело. Горбачев имел привычку говорить без утайки. О гитлеровской Германии сказал прямо:
— Это наш враг. Он только ждет удобного момента для нападения на нас!
У него была очень хорошая черта внимание к людям. Как-то Горбачев прискакал на заставу, где я проверял состояние физподготовки, и передал приказание моего нового начальника:
— Езжай скорее, с Тосей плохо. Я закончу твои дела, не беспокойся.
Я приехал вовремя. К утру врач поздравил меня с дочерью.
В спортивной команде нашего погранотряда насчитывалось около тридцати человек. Мы крепко постарались, и на окружных соревнованиях осенью 1940 года заняли второе место — лишь на пол-очка отстав от команды-победительницы.
Шел июнь. Наша спортивная команда располагалась в Брестской крепости, на зеленом Западном острове. Там же находились окружные курсы шоферов и проходили сборы ручных пулеметчиков и кавалеристов отряда. Шоферам на острове негде было развернуться: заниматься им приходилось, выезжая из крепости за Брест. Зато моим ребятам было удобно. Рядом Буг, благоустроенное помещение, хорошие дорожки для тренировок. Только один недостаток — в каких-нибудь 100 метрах чужой берег.
Я был молод, беспечен. Но даже мне было заметно, что обстановка накалялась. Не было ночи, чтобы на границе не объявлялась тревога. Наряды часто задерживали нарушителей. Заставы видели и накопление сил противника, и изменение отношения немецких солдат к нам. Теперь большинство из них, маскируясь, угрюмо смотрело на наш берег.
В пятницу, 20 июня, взволнованная Тося сказала мне, что в городе ходят упорные слухи о том, что скоро начнется война, в магазинах расхватывают соль, спички и другие товары.
Суббота. Мы усиленно тренируемся. Завтра — областные соревнования, и мы рассчитываем одержать победу.
А на той стороне необычно тихо. Только группа офицеров стоит и в упор в бинокль рассматривает наш берег.
После обеда я инструктировал рослого худощавого старшего сержанта с глубоко посаженными черными глазами. На него я возлагал большие надежды в предстоящих соревнованиях. Он обладал выносливостью, быстротой и отлично стрелял из пулемета Дегтярева.
— Старшим здесь останетесь вы, Митин.
Всего на сборах физкультурников оставалось 12 человек: старший сержант Митин, сержанты Разин и Максименко, младший сержант Орлов, ефрейторы Юсупов и Соколов, бойцы Мешков и Петров и другие ребята.
Перед тем как уйти домой, я произвел боевой расчет, обязательный на границе в каждом подразделении. Назначил связного. В соответствии с планом начальника гарнизона острова старшего лейтенанта А. С. Черного, указал порядок действий в случае тревоги на границе. По этому плану физкультурникам надо было закрыть участок у деревянного моста, ведущего через старое, перегороженное русло Буга в сторону крепости. Старший сержант Митин с ручным пулеметом имел позицию с широким круговым обстрелом.
Мы с лейтенантом Ф. Ф. Побожаевым, отличным легкоатлетом, начальником связи 2-й комендатуры, пошли в город.
Дома мне был подготовлен сюрприз: Тося достала биле ты на концерт минских артистов и с большим нетерпением ждала моего прихода. Дочку договорились оставить у Горбачевых.
Вышли мы из театра под впечатлением музыки и песен. Шли медленно. Вспоминали Ленинград, свой завод имени Свердлова, нашу неожиданную встречу на катке зимой 1939 года, когда ни мороз, ни время не существовали для нас…
Придя домой, я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. какая-то тяжесть давила меня. Посмотрел на спокойно спящую Тосю, на раскинувшуюся в люльке Иринку и не захотел им мешать. Тихо оделся и пошел прогуляться.
Как-то тревожно на душе. Может быть — это ночь душная… В крепости у меня хорошие хлопцы, завтра не подкачают. Спят сейчас. Разин, закрывшись с головой. Вчера я еле разбудил его: «Разин, не укрывайтесь с головой», а он сонно потянулся и перевернулся на другой бок.
На заставе же от одного шепотом сказанного слова «подъем» он вскочил бы как ужаленный. Расхолодились хлопцы.
Вот Николай Митин, старшина заставы.
— Дубленая у тебя шкура, — смеются над ним товарищи, — тебя ни вода, ни солнце не берет.
— Это у него от худобы, — шутит над ним Малик, крупный, с широкой грудью, в плечах — косая сажень.
Но в трудных бросках, что им приходилось преодолевать на тренировках, у Малика на гимнастерке и бровях белесыми кристаллами выступал пот, а Митин шел всегда легко, прихватив к своему ручному пулемету еще и винтовки товарищей.
Малик… Кто еще может преодолевать штурмовую полосу широким плавным шагом, как в замедленной киносъемке? Кажется, что он бежит очень медленно и слишком красиво. Но потом видишь силу и быстроту изумительные. Особенно это заметно при преодолении изгороди. Он ее перелетал, чуть только тронув для порядка рукой и ногой, далеко начав прыжок и далеко закончив. И это с полной выкладкой. А ведь высота изгороди 135 сантиметров!
Какие они разные: с достоинствами и недостатками.
Крепок сон на рассвете, даже часовых клонит ко сну. Тяжелые веки давят до боли в висках, все тело как налитое свинцом. Еще тяжелее тому, кто находится в секрете, — говорить нельзя, курить нельзя. Слушай и смотри в обманчивую серую даль. Такое время и выбирает враг, чтобы проползти бесшумной змеей. Или идут крадучись, держа гранаты да пистолеты в руках. Страх в их теле, страх в их глазах, но ползут — гонят еще больший страх и ненависть. Крепок сон в предрассветный час.
Бродил я в ту ночь много и уснул как убитый. Проснулся в ужасе. Кругом — страшный грохот, весь наш дом трясется. Спросонья бросился сразу к окну, по спине бегают мурашки, ноги подкашиваются. «Землетрясение» — первая мысль. Где-то поблизости разрывается снаряд, отрезвляя меня: «Война!» Плачущую Тосю успокоил, велел ей с Иринкой идти в подвал, поцеловал, обещал забежать.
В штабе дежурил интендант третьего ранга К. И. Журавлев. Он с остервенением крутил ручку телефона. Тут же сидел начальник штаба майор Д. И. Кудрявцев — его щеки были бледны и подергивались нервным тиком. Лица помощника дежурного и часовых были насторожены. Майор Кудрявцев повторял одну и ту же фразу:
— Да, война, война!
Вошел начальник отряда майор А. П. Кузнецов. Он был спокоен. Окинув взглядом собравшихся, бросил дежурному:
— Не крутите, связь прервана. Собрать всех во дворе!
Во дворе штаба начальник боепитания А. И. Сербин раздавал командирам оружие: винтовки, ручные пулеметы, гранаты, патроны.
Заскочил я домой. Все говорило о том, что город будет взят врагом, и я не скрыл это от Тоси. Что я мог сделать? Только дать совет. Сам я рассчитывал, что мы будем сражаться в районе штаба или где-то около Мухавца. Простился.
— Береги Ирину. Если наши не удержатся, — уходи из города и по селам пробирайся в глухие места. Где-нибудь найдешь добрых людей, они помогут тебе. Что бы ни случилось, — будь русской.
Обнялись. Она плакала.
Горело соседнее здание милиции. В штабе жгли секретные документы. Мне жечь было нечего — в делах начальника физической подготовки отряда секретного было мало. Оружие все еще выдавали, и я сменил карабин на снайперскую винтовку. Патронами и гранатами набил вещевой мешок и карманы.
Командир комендантского взвода лейтенант А. И. Дуньшаков доложил Кузнецову, что противник обходит Брест со стороны реки Мухавец и уже накапливается в южной и западной части города.
В кварталах, недалеко от нашего штаба, треск немецких автоматов сливался с дробным перестуком «Дегтяревых». Артиллерия врага била по городу.
Мы начали отходить под прикрытием небольших заслонов пехотинцев, связистов, пограничников, бойцов и командиров разных подразделений Брестского гарнизона. В одной из таких отстреливающихся групп отступал и я. Начальник отряда выделил группу командиров, которые задерживали всех неорганизованно отходящих и вооружали их оружием со склада отряда. В нас стреляли с некоторых чердаков и из окон. Как враги сумели туда попасть?
На восточной окраине начальник отряда создал группы по пятнадцать — двадцать человек, приказал совместно с полевыми войсками сдерживать натиск противника в районе шоссе.
Я действовал в правофланговой группе. Мы залегли в подвернувшуюся канаву. По шоссе уходили штатские, женщины и дети. Тщетно я высматривал Тосю, ругая себя за то, что не помог ей уйти сразу. Потом решил, что она успела выбраться.
Южнее города нарастал грохот боя. Там, видимо, дрались танкисты. В районе складов, которые мы только что миновали и где на посту остался стоять часовой, прозвучали скорые винтовочные выстрелы, покрытые множеством автоматных очередей, затем раздался взрыв гранаты, крики.
— Вот как надо драться, — прошептал лежащий рядом сержант.
В районе вокзала продолжалась перестрелка. Туда пикировали самолеты противника. Все так же гремела крепость.
Из-за домов появились немцы. Идут медленно, уткнув автоматы в живот. Первая цепь редкая, за нею еще. Стреляют прямо перед собой.
— Спокойно… не стрелять… выстрелы не прицельные, — шепнул я соседям, прильнувшим к прикладам.
— Они же видят нас, — сказал сержант.
— Вот до той метки, — сдерживая себя, указал я на забор.
Как только цепь поравнялась с забором, мы открыли огонь.
Противник залег. Видно было, как солдаты в серо-зеленой форме перебежками накапливались в огородах. За домом появился их пулемет. Заговорили немецкие винтовки и автоматы, дал пристрелочную очередь пулемет.
Бойцы приготавливали гранаты, положив их на край канавы, чтобы были под рукой.
Наконец гитлеровцы поднялись. Краем глаза я видел, что и слева, в соседней группе, тоже приготовились отразить атаку. Когда цепь противника подошла на 200–300 метров, мы снова открыли огонь. Их пулемет за короткое время захлебнулся дважды, затем утих, но и гитлеровцы были в нескольких метрах от нас.
Полетели гранаты. Наш сосед слева — лейтенант Дуньшаков, поддержал своим пулеметом. Фашисты отошли, оставив десятки убитых.
Потом, подпуская врагов до броска гранаты, несколько раз меняли рубеж.
Мы в трех километрах от города. Патроны на исходе, и не у всех есть гранаты. К пулемету смогли зарядить лишь три диска. Вместе с сержантом и двумя пограничниками остался на высотке.
Остальные (они были ранены) ушли к видневшимся вдали кустам. Договорились оттуда идти на соединение со штабом.
Приблизились фашисты. Сержант открыл огонь из ручного пулемета…
Подобрав тяжелораненого сержанта, вдвоем с оставшимся бойцом пошли догонять нашу группу.
А в крепости все так же грохочет и полыхает. Правее города тоже пикируют самолеты, а левее — шум танков сливается с пулеметной стрельбой и глухими взрывами.
13.00. Мы уже около четырех часов отступаем с боем.
От синевшего на востоке леса послышался гул артиллерии. Шелестя, над нами пролетали снаряды, разрываясь где-то в районе Буга. Началась артиллерийская дуэль, наши орудия вступили в бой.
Медленно двигаемся по направлению станции Жабинка, что в 25 километрах восточнее Бреста. Там беспрерывно гудели самолеты, стонала земля. Пылали села, черными столбами поднимался дым над Брестом — горели склады, горела крепость, горела станция.
У дороги на окраине Жабинки рядом с полуторкой стояла группа старших командиров — им что-то говорил майор Кузнецов. Молча выслушав мой доклад, он поблагодарил нас, приказав идти в распоряжение начальника штаба.
Раненых было много. Начальник санчасти И. И. Стукалов бледен от усталости и напряжения. Весь запас бинтов и медикаментов у него иссяк, и это заставляло его посылать то одного, то другого своего помощника на розыски в какое-нибудь подразделение, но те возвращались с одним ответом — нет.
Наступил теплый вечер, канонада утихала. Самолеты врага возвращались с бомбежки на запад. Мы шли на восток.
— Мы еще дадим фашистам! — говорили все с ожесточением.