В голову так и лезли эти звуки, воплощая, будто видимое через стену действо: «Да сколько же можно, неужели же обязательно биться о стенку задницей… или головой?!». Ему показалось произнесенное его имя, потом уже очевиднее, и наконец, он разобрал, как его звали оба. Андрей задумался, отхлебнул сладкий чай, оказавшийся с коньяком. Приятная горячая жидкость разбежалась по телу: «Чего это они задумали… извращенцы! Кто их знает… Я в этом никогда не участвовал… Может кому-то плохо стало?» — в ответ продолжали раздаваться мерные удары в стену. «Уже четвертый час! Что у них там, соревнование на выносливость, что ли?!».
Его позвали вновь, стук уже показался через дверь. Он понял, что не удобно идти в купе, пусть и в соседнее, в одних трусах и начал одеваться. Мысль продолжала развращать сознание, пока, наконец, не появилось: «А с другой стороны, почему бы нет?! Мы же теперь, как бы одна семья. Жить будем в одной палатке, и так далее… А! Пойду!».
Светищев открыл дверь и, как-то непонятно, вместо того, чтобы оказаться в коридоре, очутился сразу в соседнем купе. Посередине, опираясь коленями и руками в сидения, поперек, на карачках стоял Арон Карлович Держава в одних носках с огромными дырками. Все его тело, наличием длинных курчавых рыжих волос, только в определенных местах, напоминало то ли льва, то ли стриженную болонку в женских труселях, типа «стринги». Из копчика торчал виляющий хвост. Задом наперед на нем восседала совершенно обнаженная Мария. Подгоняя его пятками, утыкающимися в подмышки и подталкивая тазом, она раскачивала его настолько сильно, что он бился темечком в стену и визжал как поросенок.
Ладонями женщина лупила пожилого еврея по ягодицам, окрасившихся уже в ярко бардовый цвет… Андрей, увидев такое зрелище, перепугался не на шутку, кашлянул и сделал шаг назад, во что-то оперевшись. Оглянувшись, он увидел огромных размеров проводницу в, еле налезшем на нее, костюмчике школьницы. В руках она держала розги: «Ну что малыш, покатаемся?!»
Он крикнул, что было мочи, попытался проскочить в небольшой промежуток, но застрял, прищемленный мощным тазом, оставив свою «пятую точку» в распоряжении извращенки. Моментально спину и ниже обожгло болью.
Он рванулся обратно и метнулся в сторону окна, минуя парочку. На счастье окно оказалось открытым — он вылетел из быстро едущего поезда, на лету обдумывая, почему остался в одних трусах, и что, наверное, это создаст некоторые проблемы в дальнейшем. Приземлился он неожиданно мягко, обернулся и увидел, что-то скачущее. Увеличивающаяся фигура была похожа на бегущего большего слона с очень большой головой, но без хобота. Колени животного неприятно неестественно выгибались в обратную сторону, передние же были больше и мощнее задних. Вообще вся это, быстро приближающаяся фигура, была похожа на «дуровскую» цирковую пирамиду, когда на пони, ставят свинью, а на свинью обезьяну.
Не успел он об этом подумать, как ясно разглядел, что это скачущий задом наперед Держава, оседланный Мариной. И вовсе это не большая морда без хобота, а волосатая «пятая точка» вместо лая, голосящая голосом дикторши одного из центральных каналов: «Зачем ты меня обманываешь?! Я ведь знаю, что вы оба здесь! Обманщики!!!..».
Сквозь сон, Светищев, наконец, расслышал нервный приглушенный крик Арона Карловича, который аккуратно постукивал, чем-то твердым в дверь. Мужчина понял, что это был сон, а вот что происходит наяву — совсем не понятно. Интересно, что из приснившегося правда? Он сел, уперся руками в пульсирующую висками голову, увидел пустой стакан в простом подстаканнике: «Ну, конечно, уже упер… открыть что ли? А вдруг там… Эта кричащая задница?!».
Подойдя к двери, он легонько постучал. В ответ образовалась тишина, видимо ответный звук оказался неожиданным.
— Кто там?
— Андрей, это ты?
— Арон Карлович, что случилось? Я ведь уступил…
— Что ты уступил?
— Не что, а кого… Право этой ночи, и вообще, все это не по мне…
— Какое право?! Имейте совесть Светищев! Я только в туалет отлучился, а вы ее утащили! Вы бесчестный человек! Зачем вы еще и дверь-то в наше купе закрыли?! И как у вас это получилось снаружи?…
— Уважаемый, идите спать! Имейте совесть! Еще немного и вы начнете обвинять меня во всех бедах, постигших ваш народ со времен «исхода из Египта»! Спокойной вам ночи…
— Ничего, ничего, завтра все встанет на свои места! Подлые вы люди, а я еще хотел предложить вам свою дружбу! Вы растоптали мои лучшие чувства!..
— Арон, иди уже… не испытывай мое терпение…
Скрытый ювелир удалился, оставив одни вопросы. Голова Светищева, не успев коснуться подушки, уже была охвачена узами Морфея…
Утром его разбудил настойчивый стук в дверь, сопровождающийся голосом проводницы:
— Мущщщинаааа, ну вы ваааащщще обнаглелиии…
Андрей вскочил, быстро оделся и выскочил, как из пожарища, чуть не сбив женщину.
— Что случилось?
— Что, что! Сосед ваш, целую ночь проночевал в тамбуре…
— В смысле?
— «В смысле», «в смысле»… А в том смысле, что…
Тут она на повышенном тоне потребовала из того же купе, выйти и женщине:
— Девушка, давай те же следом… чего ждете?!
— А это вы кому?!
— Дед Пихту!.. — Она зло взглянув, сделала шаг и, осмотрев помещение, проголосила:
— О! Ё моё!.. А это… где деваха-то?!
— Да что вы, с ума что ли посходили?!..
На этих словах из купе проводницы выскочил Арон и, размахивая руками, стал клясться, что своими глазами… то есть ушами, слышал, как мы тут стонали и еще кое-что.
Светищев совсем перестал понимать, что происходит. А когда с ним случалось подобное, он принимал позиции обороны на все фронты сразу:
— Еще одно слово и вы пожалеете…
Но тут его осенило — если Марии не было с ним, что совершенно очевидно, и как стало ясно, с Ароном тоже, то…
— Арон Карлович, хорош орать! В купе-то кто? Его же только изнутри закрыть можно. И вообще, чего вы ко мне-то поперлись, если оно закрыто было. Ведь понятно же, если я здесь, то ни там… Я даю вам честное благородное, что спал один!
— Ага, вас молодых… хитрожо. е вы все больно… вот и подумал, что специально так сделали. Мол, она в нашем купе, а вы в своем, а на деле оба в вашем, а Ароша вьють!..
— Ну, можно и снаружи закрыть, если специальный ключик есть… Мужики, а где ваша баба-то?… — Все кинулись барабанить в дверь, пока поняли, что открывать некому. Охвативший ужас прижал всех к стенке. Все втроем подумали об одном и том же. Проводница перекрестилась. Мужчины обожглись, каждый в своем сознании: «Однозначно заподозрят меня! Убийство, и неизвестно с какими отягчающими!».
Арон Карлович посмотрел, сначала, на Светищева, потом взглянул на женщину, потупив взгляд в пол, произнес:
— Ну что любезная, открывайте уже… Будь что будет…
Открывать в таком случае было положено в присутствии полиции. Появился заспанный лейтенант, явившись только через полчаса. Недовольно выслушав и совсем ничего не поняв, потому что голосили все разом, крикнул:
— Цыц! Вашу …! Сколько можно орать! Открывай давай, может еще жива…
Дверь открыли. Теперь все четверо одновременно и синхронно поворачивали головы то в одну, то в другую сторону. Выражение растерянности росло ежесекундно, пока первым не опомнился Арон. Он метнулся к своей нижней «полке», поднял ее, и облегченно выдохнул. Полицейский поинтересовался:
— Ну что, лошки, все хоть на месте-то?…
Выяснилось, что в вещах покопались, но почти ничего не взяли, что не удивительно.
— Арон… а перстень?…
Через час Светищев и Держава подписались под протоколом, и каждый со своим настроением выслушивал повествование лейтенанта, который еле сдерживал улыбку, глядя на моментально постаревшего, лет на десять, Карловича:
— Я связался с предыдущей станцией — остановка ночью только одна была, там задержали одну бабку алкоголичку, утащившую бутылку водки; пацана, вытащившего «лопатник» с пятьюдесятью рублями, и женщину, похожую по описаниям, данными вами, на ту самую…
— Ну…
— Ту, да не ту!..
И залился истерическим хохотом.
Вместо реакции Арон вскочил, и забегал взад-вперед по купе, не делая ни одного шага из-за мизерности площади, просто разворачиваясь на одном месте…
— Мадам, вылезала из окна поезда, а постовые гнались, как раз за этим парнишкой, что «лопатник» «ущепнул»… Вот она на голову одному из них и наступила. Не растерялась барышня! Сразу попросила защиты.
— От кого?!
— По описанию, дорогой Арон Карлович копия вы… Хе хе хе…
Он протянул, по всей видимости, написанное под диктовку еще ночью, описание, точно дающее представление от кого же бежала несчастная.
— Эта женщина продиктовала — заметьте, не сама написала, а продиктовала, заявление, что ее хотели изнасиловать, заперли в купе. Воспользовавшись… чем-то воспользовавшись… в общем, она решила… того — свалила, пока была возможность. Сняв с нее показания, ее отвезли в единственную гостиницу, в которую, она даже не зашла, попросив высадить ее у забегаловки. Можно понять — такой стресс. Когда за ней, через тридцать минут заехали, и след простыл, видимо, были сообщники… Так что, господин Держава, держите карманы… В общем, «сделали» вас красиво! А вам Андрей Викторович, ну прямо повезло… Мужики, нескромный вопрос…
— Да хоть десять, пока доедем…
— Вы хоть ее того?
— Чего?
— Ну… это… успели с ней переспать-то?… Ведь клинья-то подбивали, наверняка, не просто так…
Оба повернулись, посмотрели друг на друга и дружно произнесли:
— Я нет!..
Вопросов у полицейского больше не было. Уходя, Арон Карлович, повернулся и поинтересовался:
— Она что и заявление о попытке насильственных действий написала?
— Написала, написала… только, похоже, и выкрасть успела — никто найти не может… — эта вот только ксерокопия, что мы читали. Подпись то ей поставить все равно пришлось. Самое интересное, что ее точно описать из сотрудников никто не может. Оба описания совершенно разные — ведьма, да и только. Так что вы, может быть, еще легко отделались.
— Ведьма… дааа, завела и улетела!.. Вы вот что… Заявление мое порвите, вам оно только статистику портит, а мне… а мне… Бог дал — Бог взял!.. Порвите, порвите…
Лейтенант, посмотрел на Андрея, тот кивнул в подтверждение головой, и порванные листы улетели в мусорное ведро…
Через сорок минут поезд прибыл на конечную станцию. Им еще оставалось проехать чуть меньше часа на «дизеле», и, честно говоря, оба были довольны, что не сразу расстанутся. Оставшееся время до Спас-Деменска пролетело не заметно, поскольку оба заснули.
Через два часа, сидя в местной кафетерии, каждый составил план действий, после чего договорились в обед встретиться здесь же.
Андрея встречали, он уехал, оставив свой номер телефона и обещание никому не рассказывать ни о случившемся, ни о «богатствах в туалетах».
В обеденное время он шокировал своим появлением в охотничьей одежде, объяснив, что приглашен на охоту, и, наверное, останется на несколько дней.
Соратники
«Господь всегда окружает нас теми людьми, с которыми нам необходимо исцелиться от своих недостатков».
Положа руку на сердце, надо заметить, что не каждый день с людьми случаются такие передряги. Да, так бывает, когда один «хищник» видя свою победу на охоте, уже сжимая свою добычу, неожиданно становится добычей сам. Уже в чужой пасти он догадывается, что сам был целью чужого, заранее запланированного мероприятия.
Арон Карлович очень не глупый человек, будучи азартен, при этом в погоне за нужным и интересующем по работе, он знал, где и когда вовремя остановиться. Азарт — не значит тяга к игре, как таковой. Это качество для него было нечто большим. Он наслаждался «хождением по краю» рисков, а владея отточенным знанием на практике, а не в теории, психологии, обходил и опасные места, ни разу не попавшись в расставленные ловушки.
Исключением было только одно слабое место, о котором он знал и помнил прекрасно — женщины! При них он терялся, конечно, если в топке похоти возгорался огонь, разгоняя непреодолимую тягу. В нем моментально умирал рациональный человек, утягивая за собой и расчетливость, и прозорливость.
Однажды он нашел выход, как с этим бороться и иногда действительно избегал проблем, но и здесь не бывает одинаковости. С того дня он сразу предлагал акт «купли-продажи», и как не странно, не считался ни хамом, ни наглецом. Женщинам нравился такой подход, продолжавшийся ухаживаниями и заканчивающийся мирным расставанием, когда никто никому ничего не оставался должным.
Такого «камушка», о который споткнулся его ботинок, как Мария, ему еще не попадалось. Он умел признавать поражение и восторгаться талантами своих победителей, тем более, если терял то, на что не рассчитывал. Конечно, он бывал зол, вне себя — убеждал свою гордыню, что если только эта женщина попадется, он растопчет ее.
Сегодня же он не сомневался в том, что судьба сведет их еще не раз…
По характеру он был и отзывчив и открыт, как не странно, жадность не была его отличительным качеством. Держава охотно помогал: далеко не только своим соотечественникам, как принято думать о евреях. Скорее, это был человек, совсем не имеющий привязанностей к своему гордому народу, хотя иногда и гордился своей принадлежностью к нему.
Мы помним рассказ, некоторое бахвальство не очень выдающимися или честными поступками дедушки, но это была тень внутреннего убеждения, позволявшая поступать с людьми так же, как они поступают с другими.
Не то чтобы он был верующим, скорее имел правила, частично совпадавшие с законами религиозными, но он чтил их — почти никогда не переступал в свое время очерченных для себя границ нравственности. Мало того, Арон был добр! Это качество губило многие начинания, связанные с его соплеменниками иностранцами. Он в состоянии был отказаться от больших барышей, когда видел на пути их добычи необходимость прибегнуть ко злу. Хотя поступки, задевающие своей аморальностью и безнравственностью случались в его жизни особенно тогда, когда он не видел в них ничего плохого.
«В самом деле…», — рассуждал он. «Что может быть плохого в обмане, если он не принесет обманутому человеку ни убытка, ни беды?».
Современный человек, может спокойно кивнуть головой в знак своего согласия, совершенно не понимая, что ложь сама по себе и есть зло, прежде всего действующая против самого лжеца, хотя не явственно и не сразу…
Итак, мужчины, двигаясь навстречу друг другу, думали об одном и том же человеке. Эта женщина «зацепила» их обоих, но каждого по-своему.
Вспоминая о заключенном триумвиратом (пусть и устном) договоре Арон и Андрей ждали появления третьего участника.
Мы не станем размышлять о мистике, о связующихся не зависимо от самих людей, мыслях, не о зарождающихся помимо нас надеждах, но по большому секрету намекнем читателю — она тоже прониклась к каждому из них. Эта женщина была полна романтических переживаний, но всегда умела вовремя остановиться.
После каждого такого раза «Мармеладка», как звала ее мама в детстве, а по-настоящему Мариам Ренатовна Салех, хотя ничего соответствующего в ее внешности не угадывалось, девушка чувствовала тянущуюся за ней ненависть от обманутых похотливых мужчин. В этот раз, подобный шлейф отсутствовал, мало того она прекрасно представляла, что скажи она о желании просто лечь спать, оба эти человека и переживать бы не стали о своей неудаче.
Украденный перстень стал последствием нерешительности. Странно представить, но нерешительность эта была связана с возможностью возврата в эту компанию. Зная себя и взяв украшение, она предвидела, что захочет вернуться, поскольку интерес к этим людям и к их, теперь ставшей общей затее не утихал — тянул.
Вчера Арон рассказал ей, после ухода Андрея, и о городе и даже о примерном месте, правда, хитрец прекрасно понимал, что без него, все равно ничего не найти.
Главное — она поняла, что рассказанное чистейшая правда!
Справедливости ради, общую картину этой женщины необходимо добавить, чтобы понять, каким образом она встала на этот не совсем достойный путь.
Отец ее в советское время известный ученый востоковед пообещал своему другу, спасшему ему когда-то жизнь, в случае если у них родятся разнополые дети, то они обязательно породнятся. Так и вышло, хотя оба забыли о данной клятве. Пока случайно мальчик и девочка не повстречались.
Семья Мариам жила и уже давно в третьем или четвертом поколении в Москве, она не знала своего родного языка и национальных особенностей. Мама ее была русской женщиной: в детстве даже крестила ребенка с согласия отца. Сам же Ренат Салех был не верующим, но старался уважать религиозные воззрения своей супруги, которую любил больше жизни.
Семья же Рустема — сына друга Рената, проживала все время на исторической родине и с великим рвением предавалась религии предков.