Помоги проекту - поделись книгой:
— Здесь четвёртый. На стоянке замечено несколько конфликтов — люди пытаются выехать поскорее, задевают соседей. Один даже едва не снёс шлагбаум: так торопился, что забыл оплатить парковку.
После первых же докладов Богдан словно застыл перед пультом. Побелевшие пальцы держались за верньеры точной настройки, но не шевелились.
— Внимание, фургон! Полную мощность разрешаю. Удивите нас, парни.
Марк ухватил напарника за ворот и столкнул со стула. Тот неловко сполз на пол и так и остался сидеть на грязном ламинате фургона. Он безучастно смотрел, как график резко полез вверх, за красную линию, а где-то за спиной зашёлся в пиковой нагрузке генератор…
— Пойдём… пойдём, скорее… — Олеська уже не просила, не требовала, она просто шептала одни и те же слова, как молитву. Мы шли в общей толпе, впереди маячили чужие спины, по обочинам пробирались велосипедисты, и над всем этим людским морем висел неумолчный гул, как будто тысячи пчёл разом собрались на медоносное пастбище.
Я не слышал их слов, точнее — не слушал специально, но время от времени обрывки разговоров настигали меня, как автонастройка старого лампового радиоприёмника. Девушка, что почти бежала рядом, приговаривала без остановки «холодно-холодно-холодно», но на её лице блестел и крупные капли пота. Невысокий дядька с лысиной бормотал какие-то проклятия и что он больше «никогда, ни одной ногой, да пусть они его хоть всем отделом уговаривают!»
А девчонка лет четырнадцати со смешными африканскими косичками, гордая и неприступная с виду, страшно гримасничала накрашенным лицом и приговаривала что-то вроде «мамочка, мама, я не хочу, нет, мама…»
На повороте к центральной аллее Олеська вдруг стащила меня на траву.
— Сумочку… я забыла…
Она задыхалась, будто только что пробежала не меньше полумарафона. Слова давались ей с трудом, и я понимал далеко не каждое. Но уловил в конце концов, что, когда мы уходили с облюбованной скамейки, Олеся забыла висящую на спинке сумочку с документами. Пришлось выкатить коляску подальше от людского потока — Мышка ревела в три ручья, но мы на это махнули рукой. Лишь бы только какой-нибудь чайлдфри в ярости не перевернул коляску. Я почти силой воткнул пластиковые ручки с висюльками в мокрые Олеськины ладони.
— Стойте здесь. Никуда не двигайтесь и ждите меня, я быстро. Поняла?
Она подняла на меня глаза, и я только сейчас заметил, какие они большие. Чёрт, толку с неё немного, похоже, она просто обезумела от страха. Бедная моя девочка…
Пришлось встряхнуть её за плечи:
— Поняла?!
Олеська промычала нечто нечленораздельное, но у меня уже не было времени разбираться. Я поставил их к дереву и рванул против людского потока.
То и дело меня задевали плечами, сталкивали в сторону колёсами велосипедов, едва не опрокинули на спину, когда я попытался прорваться в образовавшийся просвет. В итоге я плюнул на запреты, перешагнул через заградительный бордюр и побежал по траве, сокращая путь. Даже если и попаду в объективы камер, пусть пришлют штраф — ничего, не разорюсь. А ещё я заклинал себя не оглядываться. Быстренько сбегаю и вернусь, вряд ли Олеся без меня успеет влипнуть в крупные неприятности. Главное — бежать. Не останавливаться. И тогда я всё успею, абсолютно всё…
Сумочка висела там, где мы её забыли, а вот у дальнего края нашей скамьи сидел, обхватив руками колени, пацанёнок лет десяти и даже не плакал, а тихонько выл, как попавший в западню волчонок. Я сорвал ремешок, зацепился за кованую завитушку, дёрнул и сломал крепление — а он всё так же выл и выл с абсолютно сухим лицом.
Я сделал из порванного ремня петлю, накинул на запястье и нагнулся над мальчиком. Он меня не видел. Похоже, он вообще ничего вокруг не видел и, даже когда я потряс его за плечо, не шелохнулся, лишь продолжал монотонно голосить. На несколько мгновений я застыл, не зная, что с ним делать. Не тащить же пацана с собой!
— Ян! Янек! Вот ты где! Боже мой, я тебя обыскалась!
Миловидная, хотя и несколько растрёпанная женщина за тридцать бежала к нам по тропинке между клумбами, но мальчишка не очнулся даже при звуках её голоса. Не знаю, шевельнулись ли у меня волосы на затылке, но, пробираясь обратно через примятую уже траву к нашему дереву, я мельком подумал, что так, наверное, сходят с ума.
Я поспел вовремя — Олеська уже порывалась куда-то катить коляску. Она даже дёрнула её пару раз, намереваясь попасть в прорехи посреди людского моря. В первый раз ткнулась в чью-то ногу и отступила, а когда я уже был рядом, рванула снова.
Раздражённый помехой крепыш в зауженном пальто пнул ведущее колесо. Малая взревела, жена от неожиданности выпустила ручки — и сбитая с дороги передняя ось наехала на шершавый камень бордюра. Разумеется, она не выдержала и треснула.
Благодарение всем небесным силам — я уже был рядом. От рывка мог не выдержать поясной ремень, и тогда Мышка полетела бы точно под ноги толпы. Но я успел подхватить дочку на руки и устоять на ногах, несмотря на ощутимые толчки и крепкий ботинок, что едва не пнул меня в висок, когда я наклонился над коляской.
— Внимание, общий. Всем отходить! Повторяю: срочно всем отходить! Седьмой, четвёртый, доложите обстановку.
— Здесь седьмой. Охрана парка сбежала, турникеты в спешке оставили заблокированными. Тут начинается серьёзная давка. Прошу помощи…
— Уходить, седьмой. Внимание, четвёртый! Доложите обстановку!
— Четвёртый!
— Четвёртый, на связь!
Марк безучастно сидел на жёстком алюминиевом стуле, положив на колени разодранные ладони с сорванными ногтями, которыми он выцарапал из гнезда кнопку аварийной блокировки. На обзорных мониторах мелькали новостные блоки центральных каналов. Тревожные голоса ведущих перебивали друг друга.
— В хаотично возникшей давке пострадали несколько десятков человек, многие серьёзно. На данный момент сообщается о десяти погибших. Ещё семнадцать пострадавших до сих пор находятся в реанимации. Мэр Головня приехал на место трагедии и приказал развернуть кризисный штаб…
Камера показала красное лицо чиновника, несколько растерянных полицейских из оцепления, вереницу машин скорой помощи. Потом в кадре мелькнули сломанные зонтики, изорванная в клочья одежда, опрокинутая и растоптанная коляска. Вдруг объектив качнулся в сторону, показав на мгновение прикрытые простынями тела. Странно плоские тела и пятна крови на покрывалах, напоминающие пятна Роршаха из психологического теста. Потом объектив закрыла властная ладонь, и репортаж оборвался.
Богдан встал напротив друга и резко схватил его за грудки. Тот не сопротивлялся. Маленький и тщедушный инженер вдруг рывком сдёрнул с сиденья почти двухметрового Марка, притянул к себе и прошипел:
— Нелетальное, да? Ты вот этого хотел?! Скажи, этого?!
Но напарник молчал, лишь едва заметно шевельнул губами. Богдан знал, что он хотел сказать. Цитата. Та самая цитата, которая не давала покоя и ему самому: «Даже когда нет прямого поражающего действия, нелетальное, по сути, оружие может привести к большим жертвам, чем традиционные боеприпасы».
Поделиться книгой: