Ненужный

Она суетилась, бегала из комнаты в комнату и собирала вещи.

— Ты че творишь-то? Ты че творишь?! — возмущался Ненужный, — Енисей не сегодня-завтра встанет! Зимовья пустые! Если в сезон не выйду — с голоду издохнем к едреней фене!

— Так ты поезжай, Андрюша! Поезжай! Снаряжай зимовья-то!

— Че ты дуру-то строишь? Как я поеду? Куда я его дену теперь? С собой брать, что ли?

— Ну, тут уж не знаю. Ты же у нас глава семейства! Большого семейства! Решай! Ответственность-то большая. Может, и решишь чего. Да? А у меня вот своих забот полно. Мать третий месяц пишет, что больная, а я все никак не проведаю. Что ж я, чужая ей, что ли? Семья ведь! Вот у тебя семья — дети. А у меня — мать. Обождет твой Енисей. Выйдешь в сентябре, как все нормальные люди. Займешь у Лихачевых еще одну лодку, нагрузишь и одним махом все вывезешь. Не переломишься. Только до сентября реши, куда семейство свое пристроить, а то не ровен час по миру пойдем, пока ты там, в лесу, прохлаждаться будешь.

— Ну, что ты делаешь, стерва? Ну, накой ты жизнь ломаешь? Ты же сама детей хотела! Не вышло у нас, так может бог нам так помогает? Ну, включи ты башку свою бабскую!

— Я может и стерва, Андрюша, да только стыда такого с роду не питала. Если тебе есть чем крыть, то ты скажи. А коли нечем, так реши вопрос, как настоящий мужик решает. Вон бывшая твоя умеет решать! Молодец! У нее учись! А твоя нынешняя баба пока свои бабские вопросы порешает. Бывай, муженек. Счастливо оставаться! Как говорится, до новых волнующих встреч!

С этими словами Анна вышла, громко хлопнув дверью. В доме стало тихо. Пашка лежал с закрытыми глазами и старался не дышать. Папа ходил по дому, скрипя половицами, громко сопел и хрустел костяшками.

— Спишь, что ли? — спросил он, когда немного успокоился.

— Нет, — робко ответил Пашка и приоткрыл глаза.

Папа сидел на табуретке, опершись большими ладонями в колени, и смотрел на него.

— А тетя на меня обиделась, да?

— Нет. Не на тебя. Не бери в голову.

— А на кого?

— На меня.

— А что ты сделал?

— Мать твою однажды повстречал.

— А это плохо?

Андрей посмотрел на сына, хмыкнул и даже слегка улыбнулся.

— Для тебя так точно не плохо. Вон, какой получился! Че ты так рано проснулся-то?

— Тетя разбудила. Громко разговаривала.

Андрей понимающе кивнул.

— А как ее зовут?

— Аня.

— Она твоя жена?

— Да, жена.

— А она вернется?

— Слушай, че ты такой любопытный-то? Я таким не был. Ты молчать-то умеешь вообще?

— Умею.

— Так молчи, елки-палки. Спи вообще! Рано еще.

Андрей вышел, а Пашка перевернулся на другой бок и попробовал уснуть. Но сон не шел. Тогда он спрыгнул с кровати и подошел к окну. Солнце едва поднялось над горизонтом и по широкой реке искрили его разноцветные отблески. Пашка даже ахнул от восторга. Он никогда раньше не видел столько воды!

Вернулся папа, и Пашка тут же задал очередной вопрос.

— А у тебя собака есть?

— Есть. Три.

— Ого! А они кусаются?

— Если разозлить, то кусаются.

— А меня покусают?

Андрей вдруг обратил внимание на то, что его сын говорит с той же интонаций, что и медвежонок Умка из старого советского мультфильма. Сходство было настолько очевидным и забавным, что суровый промысловик не сдержался, улыбнулся.

— Ты есть-то хочешь, Умка?

Пашка кивнул и мужчина вышел. Через пять минут мальчик уже вовсю уминал краюху ароматного хлеба, запивая прохладным молоком из эмалированной кружки. Его отец сидел напротив и внимательно наблюдал. От этого Пашка чувствовал себя слегка неловко, но завтрак был настолько вкусным, что оторваться от него было невозможно.

День первый

Андрей снова принялся возиться с понягой. Укладывал какие-то вещи, вязал узлы. Пашка с интересом наблюдал за отцом и старался понять, как эта штука работает и для чего она вообще нужна. Ему нравилось, что диковинный предмет сделан из деревяшек. Он раньше никогда таких не видел. А папа все суетился, выходил из дому, возвращался, принося с улицы еще более интересные вещи. Один только нож чего стоил! Огромный, с зазубринами на лезвии, в кожаных ножнах. Он был таким блестящим, что в его металле все отражалось, как в зеркале.

Затем папа взялся распаковывать сумки с его вещами. Он просто вывалил все их содержимое на кровать и стал откладывать в сторону куртку, штаны, зимние ботинки и шапки. Спросил, есть ли у Пашки резиновые сапоги, а получив отрицательный ответ, вздохнул и смешно цыкнул языком.

— Ты в лесу-то хоть раз бывал, Умка?

— Бывал, — сказал Пашка и хихикнул. Ему показалось забавным само слово «бывал». Раньше он всегда говорил «был». А «бывал» — ни разу. Смешное слово.

— В тайге?

— Не знаю, — пожал плечами Пашка, — Может и в тайге. Мы с бабушкой один раз по грибы ходили. Грибы в тайге растут?

— Растут… — пробормотал Андрей, пакуя теплые детские вещи в небольшой рюкзак. Ему он достался от тестя. Детский рюкзак. Брезентовый. Думал, что уже никогда не сгодится, а тут вон как жизнь обернулась. Когда вещи были упакованы, он прикинул вес на руку и поморщился. Видать, тяжеловата ноша для мальца. Если не потянет, придется часть выбросить.

— Ну-ка, прикинь.

— Это как это? — не понял Пашка.

— Вставай. Надевай на плечи, — он помог продеть руки под лямки, — Вот так. Ну что? Тяжело?

— Не очень, — Пашка улыбался до ушей. Ему очень нравился рюкзак. Не школьный, конечно. Старый какой-то и пахнет странно. Но уже то, что сумка висит на спине и от этого держать ее не тяжело, было здорово.

— Идти сможешь?

— Конечно! У меня же вон — ноги есть!

Андрей усмехнулся. Ну, Умка Умкой! Смешной. Была бы жизнь попроще, может даже и обрадовался бы сыну. Да только все не так просто, как кажется в шесть с небольшим.

Хороший малец. Смышленый и не нытик. Может и срастется задуманное. Только бы не подвел…

Когда Пашка сел в лодку, его восторгу не было предела. А когда папа завел мотор и тот заурчал, восторг перерос в настоящее счастье. Они отчалили от берега, и черная речная вода забурлила за кормой. Мальчик сидел, как завороженный и с открытым ртом глазел на все вокруг. На белый туман, стелящийся над рекой, на уток, летящих в этом тумане. Лодка шла неспешно, но уверенно. Пашке очень хотелось порулить, но он не решался попросить, чтобы папа разрешил ему.

А впереди, вдоль берега реки, возвышались сосны. Высокие, косматые, с острыми верхушками. Такие Пашка видел только на картинках. В книжках с русскими сказками. Бабушка читала ему их перед сном. И самая любимая сказка была о Маше, которая заблудилась в лесу и попала в дом к медведю. Он именно таким и представлял тот лес: высокие, старые деревья, под кронами которых всегда сумрачно и страшно.

— А в этом лесу есть медведи? — осторожно поинтересовался Пашка, когда Хартын-Алынья скрылась из виду за крутым изгибом реки.

— Есть. И медведи, и волки есть. И соболя. Вот они-то нам и нужны. Знаешь, кто такие соболя?

Пашка покачал головой. Андрей улыбнулся.

— Зверьки такие. Маленькие, пушистые. Вот они-то нас и кормят.

— Зверьки кормят? Они что тебе еду добывают?

— Можно и так сказать. А ты что, медведей боишься?

Пашка хотел соврать, что не боится, но подумал, что когда оказываешься в настоящем лесу, то лишняя бравада ни к чему, а потому честно ответил:

— Боюсь.

— Не бойся. Они иной раз сами людей боятся. Сейчас медведь ленивый. Да и ружье у нас с тобой надежное.

Пашка кивнул, но меньше бояться все равно не получалось. Да и бог с ними с медведями! Волки пугали куда сильнее. Не говоря уже о бабке Ёжке. Та — вообще монстр! Детей ест! Но о ней спрашивать сурового папу было немножко стыдно, и Пашка просто стал наблюдать за проплывающими мимо берегами, надеясь рассмотреть в лесной чаще избушку на курьих ножках или хотя бы соболя, который несет какому-нибудь человеку еду, чтобы покормить.

Плыли долго. Пашку даже слегка укачало. Он прилег на сваленные в кучу рюкзаки и задремал. Проснулся от толчка лодки о берег. Папа сказал:

— Приехали, — и поднялся на ноги.

Пашка огляделся. Вокруг — все тот же лес и каменистый берег. Только река измельчала и даже на середине, то тут, то там, из воды торчали округлые валуны, вокруг которых пенилась текущая вода. Волны качали лодку, от чего папе приходилось удерживать равновесие. Он подошел к носу и прямо в сапогах шагнул в воду. Взялся за веревку и вытащил лодку почти до середины на берег. Пашка тут же выпрыгнул на камни.

— Аккуратнее! Ногу не подверни. Нам идти далеко. Если ныть будешь, брошу в лесу. Усек?

Пашка не знал, что значит «усек», но страх остаться в лесу в одиночестве заставил быстро закивать и даже присесть на корточки.

— Рюкзак твой где?

— В лодке.

— А почему он в лодке, а ты на берегу?

Пашка вскочил и метнулся к рюкзаку, но тут же вспомнил, что нужно быть осторожнее и стал действовать медленнее. Андрей заметил это и хмыкнул.

— Детский сад, ели-пали, — тихо шепнул он, но острый детский слух уловил каждое слово.

— Я уже почти школьник! — возмутился мальчик и вытянулся по стойке «смирно», демонстрируя свой рост.

— Давай, школьник. Одевайся, мажься от мошкары и рюкзак цепляй. И переобуйся! В кроссовках далеко не уйдешь.

— Это же зимние ботинки! — возразил было Пашка, но встретив суровый взгляд отца, последовал его совету.

— И куртку надень, а то мошкара сожрет.

— А кто такая мошкара? — его глаза округлились.

— Комары такие. Кусаются больно. Их сейчас уже поменьше, но еще грызут.

— А-а-а… — облегченно выдохнул Пашка.

Тоже мне. Нашел чем напугать. Комарами!

Солнце уже клонилось к закату. Лес щебетал тысячей птичьих голосов. Где-то даже стучал дятел. О них Пашка слышал только из сказок, да по телевизору разок видел. А тут — вот он! Стучит!

Пахло сосновой смолой и сухими травами. Сквозь шум речной воды различался скрип старых сосен и кедров. Андрей вскинул на плечи понягу, подхватил какие-то узлы и зашагал вверх по склону. Пашка поспешил за ним.

Папа шел быстро, ловко лавируя между густо растущим кустарником. Мошкара, которую Пашка поначалу не воспринял всерьез, совсем скоро стала не на шутку донимать. Она была повсюду! И грызла похлеще любого комара, оставляя на месте укуса крошечные зудящие точки.

— А куда мы идем? — осторожно поинтересовался Пашка, перепрыгивая через поваленную сосну.

— К зимовью.

— А что такое зимовье?

— Избушка в лесу.

— Как у медведя?

— Ага.

— А кто ее построил?

— Я.

— Сам? — удивился Пашка.

— Да. Сам. Не болтай. Силы береги. Дыхание собьется — устанешь быстро.

Пашка кивнул и затих. Но ненадолго. Через сотню метров снова последовали вопросы. Их было так много, что они просто не вмещались в маленьком человеке. Выплескивались наружу, из-за чего Андрей раздражался, а через час уже начал сомневаться в правильности принятого решения идти в тайгу с ребенком. Даже в серьез задумался над тем, чтобы вернуться обратно, но решил, что лучше уж пусть болтает, чем ноет.