Проводник

Прошла неделя. Страх и брезгливость постепенно ушли, уступив место более привычным чувствам — злости и ненависти. К фрицам. Однажды в палате мы разговорились с одним солдатом. Несмотря на тяжелейшее увечье, он был в приподнятом настроении и охотно рассказал мне, как подорвал танк и убил четырех фашистов.

— Я знал, что мне конец, — говорил он. — В тот момент я даже не думал, что смогу выжить. У меня одна граната, и танк идет прямо на меня. Я притворяюсь мертвым, а когда он проезжает мимо, запрыгиваю на него, вырубаю фашиста, который сидит на башне и закидываю гранату в открытый люк. Итого мы имеем мертвый экипаж и взорванный танк… А я в больнице без ног.

Я слушала его рассказ и думала, что очень хочу попасть на фронт. Меня больше не пугали ни отсутствующие ноги молодого солдатика, ни повязка на полголовы, закрывающая глаза у другого бойца (он уже никогда не увидит свет, но всё равно улыбается!). Все они любили свою Родину, умирали за нее и гордились этим.

Я собиралась уходить, как вдруг до меня осторожно дотронулся раненый, лежавший на койке.

— Сестричка! — очень тихо прошептал он. — Сестричка, не оставляй меня одного.

Этого солдата я раньше не замечала — он не шутил, не балагурил и ничего не рассказывал. Лежал с отрешенным видом, отвернув в сторону изможденное лицо.

— Прошу тебя, не оставляй меня одного, — он смотрел на меня умоляюще.

Сама не знаю, почему я тогда так испугалась — что-то жуткое было в нем, в его глазах. А ведь уже успела перевидать не один десяток увечных. Я торопливо выскочила в коридор и тут же столкнулась со старшей медсестрой Зинаидой Ивановной — добрейшей, немного полной женщиной.

— Что случилось? — спросила она, с беспокойством взглянув на меня голубыми, очень проницательными глазами.

— Ничего, просто человек… — начала было объяснять я, как вдруг в проходе раздался крик: «Раненых привезли!»

— Срочно за мной, потом расскажешь, — скомандовала Зинаида Ивановна, и мы вместе побежали на улицу, к машинам.

Я видела смерть каждый день, она стала для меня рутиной. В то время под нашим городом шли ожесточенные бои, раненые десятками проходили через нашу больницу, один сменял другого. Я валилась с ног, но каждому старалась помочь, чем могла. Иные умирали прямо у меня на руках. Уже пятую ночь я почти не спала. Иногда удавалось прикрыть глаза на несколько минут. Только начнешь проваливаться в сон — и опять нужно за работу.

На шестой день старшая медсестра подошла ко мне и сказала, что мне нужно нормально отдохнуть.

— Никому лучше не будет, если ты свалишься с ног прямо на работе, — строгим, не терпящим возражений тоном заявила Зинаида Ивановна. Я начала было возражать — она и сама еле стояла на ногах. Но вдруг поняла — настолько устала, что лучше согласиться.

— Иди в триста вторую, там сейчас есть свободная койка, приляг, — сказала она. В этой палате меньше недели назад звучали весёлые голоса, и молодой боец без ног радостно рассказывал о своём подвиге.

Тихо, стараясь никого не разбудить, я приоткрыла дверь. Лунный свет освещал палату. Перед глазами всё плыло от усталости. Я увидела свободную койку и пошла было к ней в надежде упасть и заснуть, как внезапно услышала очень тихий плач. Сдавленные рыдания доносились откуда-то с противоположной стороны.

Я вздрогнула. «Галлюцинации. От усталости», — мелькнула мысль. Уже собиралась вернуться к своей кровати, как вдруг заметила скрючившийся возле одной из коек силуэт. Глаза уже привыкли к темноте, и я отчетливо разглядела женскую фигуру. Странная женщина тихо плакала, склонившись над раненым спящим солдатом, и тихо бормотала что-то себе под нос.

Мне стало не по себе, усталость отошла на второй план. Я медленно пошла по направлению к плачущей фигуре. Кто это может быть? Медсестра? Но они сейчас все помогают раненым там, снаружи. К тому же сестры носят белое, а силуэт явно был одет во что-то темное. Чья-то мать или жена пробралась тайком в неурочное время?..

Я подошла совсем близко. Она всё плакала и причитала. И вдруг меня до костей пробрало леденящим холодом. Им веяло от женщины. Распущенные длинные темные волосы, темная потрепанная одежда — она была будто из другого времени.

Наверное, мне стоило позвать на помощь, но я этого не сделала. Вместо этого я положила руку на плечо женщины и тут же отдернула ее. В лицо мне ударила волна запаха, такого отвратительного и такого знакомого. Запаха мертвой плоти.

Будучи комсомолкой, я не верила ни во что сверхъестественное. Но в тот момент мне захотелось перекреститься — хотя я никогда раньше этого не делала. Получилось инстинктивно: перекрестилась, поклонилась и вдруг заметила, что тело женщины парит в воздухе. Ужас и паника охватили моё сознание. Плач прекратился, и я почувствовала на себе ее взгляд. Хотелось закричать и убежать, но ноги не слушались.

Я очнулась от резкого запаха нашатыря. Будто сквозь пелену я увидела женский силуэт. Крик уже готов был вырваться из моей груди, но тут я услышала знакомый голос одной из медсестёр:

— Бедная, совсем уже замучилась на этой работе…

Медсестра Нина, молодая светловолосая красавица, озабоченно склонилась надо мной. Вокруг неё собрались раненые солдаты.

— Что произошло? — еще не вполне придя в себя, спросила я.

— Мы нашли тебя вон там, без сознания, — сказал один из солдат, кивнув в сторону кровати, возле которой я видела странную женщину. — Ты пыталась помочь умирающему, но…

— А что стало с этим бойцом?

— Умер, — тихо ответила Нина.

— Может быть, вы что-нибудь необычное видели этой ночью? — неуверенно спросила я.

— Чего тут необычного… — вздохнул один из красноармейцев. — Был солдат, да и помер.

Бои поутихли. С каждым днём раненых становилось всё меньше. Но я ещё долго не могла забыть той ночи и часто просыпалась в холодном поту. Даже когда война закончилась, и я вышла замуж, мне часто снился и даже мерещился тот странный женский силуэт. Так продолжалось несколько лет, а потом я убедила себя, что всё это было плодом моего воображения, играми переутомленного до крайности мозга. Пока не настал день, который убедил меня в обратном.

В тот вечер мы с мужем отдыхали в небольшом домике своих друзей — очень милой немолодой пары. Детей у Дмитрия Николаевича и Валентины Ивановны не было и ко мне они относились, как к дочери. Мы познакомились сразу после войны, когда я снимала у них комнату. А соседнюю комнату снимал мой муж, так мы и познакомились. Совместные прогулки, признание, помолвка, свадьба… Хозяева искренне радовались за нас, и потом, когда мы съехали, часто приглашали к себе. Мои близкие погибли во время войны, муж вырос в детдоме, поэтому мы искренне приняли этих людей, как своих родителей.

Мы сидели и пили чай, как вдруг все услышали сильный кашель в соседней комнате.

— Не беспокойтесь, это мой отец, — сказал Дмитрий Николаевич. — Он очень болен, мы часто приезжаем в этот дом, чтобы навестить его. Извините, что не рассказывали вам раньше.

— Его папа немного не в себе, серьёзная контузия, — добавила Валентина Ивановна. — Он тихий и мирный, никогда не выходит из своей комнаты. Кому еще чаю?

Потом мы все вышли на улицу и разожгли костёр. Дом находился в очень красивом месте недалеко от реки. Я стояла возле самого края берега и смотрела на воду. Мой муж играл на гитаре. Пожилая пара сидела, обнявшись, — это выглядело очень мило. Казалось, всё будет хорошо — вот оно, счастье! Рядом настоящие друзья, любимый муж…

— Я принесу тебе покрывало, а то ты совсем замерзла, — сказала Валентина Ивановна, поднимаясь.

— Да не стоит, мне тепло! — вежливо отказалась я, хотя и вправду было холодно.

— Вот простынешь, что я тогда с тобой делать буду!

— Давайте я сама принесу, — мне не хотелось лишний раз беспокоить пожилого человека.

— Но вы же наши гости… — начала было Валентина Ивановна, однако я уже шагала по направлению к дому.

— Вот настырная! — улыбнулась женщина.

Мурлыкая под нос какую-то незатейливую песенку, я зажгла керосинку.

В следующий миг я похолодела. За дверью комнаты отца хозяина я услышала тихий женский плач и бормотание. Меня охватил ужас, как тогда, несколько лет назад. Сразу вспомнилась та черная женщина. Замерев, я стояла около двери и слушала плач. Сомнений не было, это те самые звуки. Несмотря на ужас, охвативший меня, я поняла, что не смогу нормально жить, если не узнаю, что это. Выставив вперед керосинку, я решительно шагнула за порог, в темноту комнаты.

4

— Ну, что дальше, почему ты остановился? — спросила Ира.

— Наверное, ему очень страшно читать! — съехидничал Виктор.

Я повертел вырезку в руках.

— А дальше всё, ребята, конец истории.

— Как это — конец истории?! — искренне возмутился Алфавит и выхватил кусок газеты у меня из рук. — Это нелогично! Рассказ, а уж тем более статья в газете не должна так заканчиваться!

— Не должна, — согласился я. Все стояли в недоумении и не знали, что сказать. Было видно, что каждый хотел узнать окончание. Я взглянул на Иру. Она мрачно сдвинула белесые брови. Казалось, девушка слегка напугана, но, зная Ирку, я был уверен — ей было любопытно еще больше, чем остальным.

— Вот что я думаю, — громко прервал неловкое молчание Алфавит, разглядывая статью. — Тут определённо должно быть продолжение, вот смотрите…

Он повернул газетный листок так, чтобы его было видно всем.

— Последнее предложение в самом низу страницы, никакой подписи нет. Это значит, на соседней странице должно быть продолжение!

— Ну да, звучит вполне логично, — согласился Виктор, копошась в своем портфеле в поисках очередной заветной шоколадки.

— А может, это просто кусок какого-то художественного произведения? — Ирино предположение выглядело весьма правдоподобно. — Издание решило напечатать чей-то рассказ, и чтобы люди покупали следующий выпуск, закончили его на самом интересном месте. Обычная практика. Вы же не подумали, что это правдивая история? И по стилю больше на рассказ похоже, вы же будущие журналисты, ребята!

— Ну да, мы к этому отнеслись слишком серьёзно, — я улыбнулся. Конечно, Ирка права, и как это сразу не пришло нам в голову!

— И картинка к истории — обычная иллюстрация! — с этими словами Алфавит перевернул листок, и мы снова увидели леденящее душу лицо со страшными глазами.

— Фу, противно и страшно! — Ира демонстративно отвела взгляд.

— Интересно было бы посмотреть на другие произведения этого художника, — сказал я.

— А мне вот как-то совсем не интересно. Наверное, такая же гадость!» — фыркнула Ира.

— В любом случае, интересная история, — сказал Алфавит. — Надо найти продолжение. Даже если это рассказ, все равно такой жанр в советской газете видеть очень странно. Наверное, творение какого-то неизвестного самородка того времени.

— Все может быть, все может быть, — задумчиво протянул Витя, филигранным жестом забрасывая в рот кусочек шоколадки. — Известное это произведение или неизвестное… Разрешите-ка! — он взял листок из рук Алфавита и, аккуратно сложив вдвое, засунул к себе в портфель.

— Но мы не должны ничего выносить отсюда, — возразила Ира.

— Большое дело — какая-то бумажка. Потом верну. Сорок лет здесь пылилась и дальше будет пылиться. А я, может, найду ей лучшее применение! — с этими словами Виктор решительно захлопнул портфель, давая понять, что не намерен возвращать вырезку обратно.

Мы переглянулись, и я спокойно, с одобрением кивнул Виктору. Он улыбнулся, оценив мою поддержку.

— Все равно не понимаю. Зачем она тебе? — голос Иры прозвучал довольно резко.

— Скоро расскажу, — подмигнул Виктор. — И вообще, ребята, нам домой не пора? И так больше чем на час тут задержались. Пыль — штука вредная! — у него было какое-то лихорадочно приподнятое настроение.

— Да, пора. Завтра вернемся и, может, даже найдём продолжение, — сказал я.

— Не думаю, — Виктор покачал головой.

— Отчего же? — поинтересовался Алфавит. — Тут вон еще сколько всего!

— Здесь нет продолжения, это, скорее всего, вообще никогда ни в какой газете не выходило, — сказал Виктор очень серьёзно. — И это не художественное произведение, не вымысел, — с этими словами он направился к выходу. Он уже было вышел, но обернулся на пороге и сказал:

— Мне надо кое-что проверить, и я вам скоро обязательно всё расскажу, — с этими словами он захлопнул за собой дверь.

От такого неожиданного поворота событий и странного поведения Виктора мы все впали в ступор. Что значит — никогда не выходило? Переглянувшись и пожав плечами, все быстро начали собираться домой.

5

Когда мы вышли на улицу, Виктора уже и след простыл.

— Какой же он быстрый! — весело заметил Алфавит. — Что же он такое знает, чего не знаем мы?

— Хотя бы то, где достать бездонный портфель с шоколадками, — серьезно ответил я.

Все рассмеялись.

— Ну, мне туда, — Алфавит махнул в направлении автобусной остановки.

Я пожал ему руку, и дальше мы с Ирой пошли вдвоем. Ирка, как недавно выяснилось, жила в доме напротив. Самое интересное, что, будучи детьми, мы никогда не встречались во дворе, хотя и я, и она утверждали, что постоянно там торчали. Идти было недалеко, минут пятнадцать — двадцать небыстрым шагом.

— А ты что по этому поводу думаешь? — спросила она. Я не стал переспрашивать, по какому поводу. Все мы до сих пор были под впечатлением.

— Даже не знаю. С одной стороны, глупо, наверное, думать, что это правда. Уж очень все складно написано. И потом, а что же случилось с рассказчицей? Это существо, призрак, — я думаю, такое создание вряд ли оставляет в живых людей, которые его видят.

— С чего ты взял? — заинтересовалась Ирка. — Привидения обычно не такие злобные.

— Мне кажется, это не обычное привидение, а что-то такое… очень уж злое! Преследует человека спустя годы.

— А может, оно специально её не убило, чтоб люди узнали про него, — Ира, казалось, включилась в предложенную мной игру.

— Ты думаешь, оно разумное? Схватило ее и…

Я протянул к Ирке руки и произнес замогильным голосом: «Ты расскажешь про меня миру, чтобы все боялись!» Ирка отпрянула, потом рассмеялась. Я улыбнулся в ответ.

— В любом случае, наш «шоколадный король» обещал что-то рассказать. То, что он знает, а мы нет. Вот и посмотрим, — я произнес это с изрядной долей иронии.

— Ну да, мне тоже интересно стало. Как-то взволновался и убежал сразу. Может, и вправду что-то знает, — Ирка нахмурила лоб, отчего на нем пролегла смешная сердитая морщинка.

— Он хороший парень. Конечно, может показаться немного странным, но я с ним проучился почти четыре года — как и ты, кстати, и знаю, что Витька так просто трепать не будет. Он ведь живёт неподалеку, в соседнем районе. Минут десять ходьбы. Если хочешь, можем зайти к нему и попросить рассказать, — я и сам обрадовался, что в голову мне пришла такая отличная идея.

— А и правда, зайдем! — в Ирке закипала ее обычная жажда деятельности.

Мы подошли к девятиэтажному дому. Стандартному, ничем не отличающемуся от десятков других вокруг.

— Если я не ошибаюсь, то вроде бы здесь. Пару раз приносил ему конспекты. Нам главное найти правильный дом, а вот дверь я точно не перепутаю.

— Это ещё почему? — с удивлением спросила Ира.

— Увидишь, — улыбнулся я.