В это мгновение с крепостной стены показался клуб дыма, грохнул выстрел, и недалеко от лодки, подняв столб воды, шлепнулось ядро.
— Государь, — испуганно сказал Меншиков, — побереги себя для своих детей, кои по всей Руси! Поверни лодку, пройди к берегу!
— Небось, — усмехнулся царь, поворачивая лодку, — мое время еще не пришло.
Лодка поплыла назад. Солнце уже взошло и озарило все окрестности.
— Только как нам свои лодки за крепость вниз спустить? Пожалуй, шведы-то все их потопить могут, — задумчиво сказал Шереметев.
— Как? — воскликнул Петр, — а волоком. Гляди, как земля сюда носом выходит! — и он указал на широкий мыс, выступавший как раз против крепости. — Ежели мы через него перетащим лодки, они внизу, под крепостью, будут. Пустое дело!
Шереметев рассмеялся.
— Истинно, о том не подумал. Как древле Олег к Царе-граду!
— Вот то-то! Так готовься, Борис Петрович. Завтра отслужим молебен, да и в дорогу!
— Твоя воля — закон. Мои солдаты — хоть сейчас!
— И ладно! Чаль сюда, ребята! Так! — и царь, ловко выпрыгнув из лодки, не оглядываясь пошел к дому.
Шереметев взял коня и вместе с Фатеевым поехал к своему лагерю.
Двадцать шестого сентября Шереметев двинул передовым отрядом четыреста человек преображенцев. В ночь на двадцать седьмое они заняли левый берег, начали строить редут и тут же отогнали от берега два шведских судна. С крепости началась стрельба, но безвредная. Двадцать седьмого пришли уже войска с обозом и пушками и протянулись по левому берегу. На самом мысу расположились батареи, и между ними одна мортирная, которой управлял сам царь. На другую ночь двинули суда сухим путем по сделанной просеке, и в двадцать четыре часа переволокли пятьдесят лодок, которые к утру вытянулись в бухте.
Первого октября царь с тысячью гвардейцев переплыл на другой берег, взял у шведов почти без боя редут и установил там батарею, а потом переправил полки Гумица, Брюса и Гордона. Нотебург был обложен, и Шереметев послал в крепость Фатеева с предложением сдаться.
Посланец в лодке, с трубачом впереди и белым благом в руках, подъехал к крепости, но его в крепость не впустили и, взяв письмо, велели ждать у ворот. Скоро вернулся офицер с толмачом и от имени коменданта крепости, Шлиппенбаха, объявил, что благодарит за объявление осады, но сдать крепость не может ранее четырех дней, в течение которых известит своего командира, капитана Горна.
Фатеев вернулся и передал ответ Шереметеву. Тот усмехнулся и поскакал к царю.
— Шутит он, что ли? — воскликнул царь. — Ответь ему, Борис Петрович, ядром да бомбою. Вот как я! — и он, быстро подбежав к своей батарейке, навел на крепость мортиру, зарядил ее и приставил фитиль.
Грянул выстрел, и с воем понесся первый снаряд в неприятельскую крепость.
Шереметев подал сигнал, и залпы всех наших батарей сотрясали воздух. С крепости раздались ответные выстрелы, и скоро все пространство Невы, занятое крепостью и войсками, заволокло дымом.
Выстрелы гремели не умолкая.
Нотебург действительно для планов царя являлся насущной необходимостью. Со взятием его открывалась Нева, а с нею и дорога в открытое море. Кроме того, эта крепость была исконно русскою. Новгородцы, эти наши древние аргонавты, видя важность того места, где раскинулся остров Орешек, и понимая, что здесь лежит ключ ко входу Невы и в море, еще в 1324 году заложили острог, названный ими по острову Орешек. Шведы, ревнуя русских и сталкиваясь с ними на море, особенно у берегов Невы, в 1347 году завладели этой крепостью, но новгородцы выбили их; шведы снова завладели ею в 1411 году, но русские опять выгнали их; то же повторилось еще несколько раз, пока наконец царь Алексей Михайлович, по Столбовскому договору, не отдал Орешка шведам, которые тотчас переименовали его в Нотебург Но владеть им пришлось этой крепостью недолго. Снова пришли русские, под начальством самого царя-исполина, и владычеству шведов наступил конец.
Днем и ночью гремела страшная канонада. Царь в куртке, с короткой трубкой во рту, неустанно хлопотал подле своих мортир и посылал снаряд за снарядом «Жесток Орешек, да, Бог даст, раскусим», — смеясь говорил он. Бомбы и ядра с гулом и визгом носились в воздухе, глухо падали на землю, с шипеньем шлепались в воду. Ночью темное небо, словно огненными змеями, бороздило во всех направлениях калеными ядрами, посылаемыми со стороны русских в крепость. Работали артиллеристы. Пехота и кавалерия бездействовали.
Братья Матусовы то и дело приходили к своему командиру и просили его:
— Пошли нас в бой!
— А куда? Подождите, глупые, вот штурм будет!
И все с нетерпением ждали штурма.
Савелов бродил по берегу реки, не замечая грома выстрелов, и думал о своей Кате Где она теперь? Он не знал, где село Спасское; может быть, оно тут где-нибудь, подле, и иногда ему хотелось сесть на коня и скакать по берегу, ища Спасское и в нем свою Катю. Каждый день он ходил в палатку Багреева и жаловался на тоску и скуку.
— Подожди, штурм будет! — утешал его Багреев.
X
Доброволец
На другом берегу Невы полки Брюса, Гулица и Гордона окопались и стали лагерем. Подальше от них царь поставил батарею в шестнадцать пушек, и она работала без остановок, а полки томились без дела.
Братья Матусовы, разлученные со своими друзьями, без просыпа пили и разнообразили скучное время тем, что иногда переправлялись на другой берег, отыскивали Савелова, Фатеева и в компании с ними проводили часы в палатке Митьки Безродного. И сегодня утром они взяли казенную лодчонку и поплыли через Неву к своим приятелям. Октябрьский день был светлый, ясный.
— И хорошо тут, Семушка! — воскликнул Степан, сильно налегая на весла.
— Сказывают, всегда сыро и болезнь всякая.
— Глупости! Сколько живем — и ничего. Гляди, гляди, как царь-батюшка зажаривает! А! — вдруг закричал Степан.
В это время действительно началась усиленная канонада с мортирной батареи, капитаном которой считался сам Петр.
— Жарко! — отозвался Семен. — А только бы на приступ куда лучше было.
— Это-то вестимо. Стой! Эх, куда нас отнесло.
Они вышли на берег, привязали лодку и только что собрались идти к лагерю, как увидели высокого, здоровенного парня с толстой дубиной в руке, в высоких желтых сапогах и треухе.
— Ты кто такой? — спросили они его, — откуда попал?
Парень снял треух и низко поклонился им.
— Не оставьте на милость Божью! — сказал он: — Бежал от шведа из Спасского, хочу царю послужить, а куда идти и не знаю. Укажите на милость!
— В солдаты охотою? — с удивлением спросил Степан.
— Вот так фортеция! — воскликнул Семен.
— Идем, идем, — сказали оба, — коли хочешь пороха нюхать, мы тебе место укажем.
Лицо парня даже посветлело.
— Уж такая-то охота! — весело ответил парень.
— Ну, идем! — и Матусовы пошли вперед, прямо держа путь к палатке кабатчика, а сзади них весело шагал Яков, улыбаясь во всю ширину рта.
Кругом кипела лагерная жизнь. Он видел везде солдатские мундиры, тесаки, ружья; где-то звучал горн, трещали барабаны. У одной палатки двое солдат держали третьего за ноги и голову, а четвертый наносил ему палкой нещадные удары, которые отсчитывал стоявший тут же сержант. Яков вздохнул. Матусовы засмеялись.
— И тебе так будет. Не все война. Артикула не знаешь — и драть!
— Семушка, Степушка! — закричал хриплым голосом высокий, тонкий, как жердь, сержант, — идите скорее! Здесь и Багреев, и Фатеев.
— Идем! — отозвались Матусовы, — мы с собою охотника ведем.
— Какого охотника?
— Воевать хочет!
Они дошли до палатки, и тут их тотчас же окружили гвардейцы, солдаты и сержанты.
— Откуда? Кто такой? Как звать? Зачем? — посыпались вопросы.
Яков только улыбался.
— От шведов бежал, из Спасского. Послужить хочу! — повторял он одно и то же, — а звать Яковом.
Бум, бум, бум! — раздалась вдруг учащенная стрельба, и в лагере поднялась страшная суматоха. К палатке подбежал солдат.
— Братцы! — закричал он, — на том берегу наших бьют.
Матусовы рванулись и бегом пустились к берегу.
На той стороне Невы действительно палили пушки и двигались черные силуэты, сверкая огнем залпов.
— Охотники, в лодки! На помощь! — послышался вдруг зычный голос, и Матусовы увидели красивого, стройного офицера в высоком шлеме.
— Кенигсек! — закричал Фатеев.
— На лодки! За мной! — кричал полковник, махая шпагой, и прыгнул в лодку.
Якова охватило воодушевление. Быстрее кошки он прыгнул в лодку полковника, схватил весла и налег на них со всей силой. Лодка двинулась, а за ней быстро поплыли другие, битком набитые солдатами.
С середины реки уже ясно было видно нападение, которое, как оказалось, вел шведский отряд майора Лиона. Четыре пушки осыпали картечью полки Брюса, Гулица и Гордона, а шведский отряд, разделившись на четыре колонны, уже лез с криками торжества на лагерные окопы.
Яков сильнее налег на весла.
Полковник Кенигсек, посланный Шереметевым, одобрительно кивал ему и говорил:
— Молодец! Наляг сильнее!
Лодка ударилась о берег. Следом за ней стали приставать и другие. Солдаты прыгали прямо в воду и вброд добирались до берега. Кенигсек быстро выстроил их и бегом бросился на выручку русских.
Яков на мгновение остановился. Волнение душило его, но у него не было никакого оружия, и он растерянно смотрел по сторонам.
Кенигсек бежал с солдатами, крича «виват», как вдруг между ними произошло замешательство: в их ряды врезалась неприятельская картечь.
Яков оглянулся. Невдалеке, на пригорке, стояли четыре пушки и извергали смерть на головы русских. Парень словно озверел. Он схватил тяжелое весло, обежал стороной, взобрался на холм и вдруг с исступленным криком бросился на двадцать человек, старательно стрелявших из пушек, а затем начал веслом молотить их по головам. Весло свистело, ревело в его руках и с силой молота дробило черепа.
Шведами овладел панический ужас. Один солдат бросил банник и побежал, остальные устремились за ним. Яков ухватил банник и нанес последний удар офицеру. Пушки замолкли, и вместо их грохота снова раздался крик «виват».
Кенигсек оглянулся и, к своему изумлению, вместо шведских солдат подле пушек увидел своего перевозчика.
— Это — какой-то дьявол! — пробормотал он. — Возьми десять человек, беги к пушкам и стреляй по шведам, — сказал он Степану Матусову и с криком устремился на шведов.
Шведы очутились между двух огней.
Полки Гулица и Брюса ожили. Гордон скомандовал, и все, разом выбежав из окопов, бросились на шведов. Шведы дрогнули и побежали. В тот же миг раздался залп четырех пушек по отступавшим. Гулиц, Брюс и Гордон поочередно обнимали Кенигсека.
— Не приди вы, и нам было бы плохо, — говорили они.
— Я сделал, что мог. Победу одержал вот кто! — и полковник показал на батарею, где виднелась фигура Якова.
— Позовите его!
Военачальники сидели в палатке и пили пиво, а Яков стоял перед ними и простодушно рассказывал про свой подвиг.
— Один на двадцать! А! — воскликнул Брюс. — Вот это — молодец!
— Надо царю сказать!
— Я тебя в полк к себе беру, — сказал Якову Гордон.
Парень кланялся на все стороны и радостно улыбался.
— Вот это сила, — говорил Степан Матусов. — Ха-ха-ха! Веслом!
— Вот так фортеция! — повторял Семен. — Можно сказать, охотник!
XI
Бомбардирский капитан
В скверной, низкой палатке, на охапке соломы, лежал Савелов, подперев голову руками, и мрачно глядел на землю, когда его окликнул звонким голосом Багреев.
— Антон, ты здесь?
— А? — лениво отозвался Савелов.
— Да помилуй! — закричал Багреев. — И не стыдно тебе? Там, на том берегу, на наши редуты шведы напали, охотники поехали — слышь, пальба какая! — а ты здесь! Что с тобою? — с этими словами Багреев нагнулся и почти на корточках влез в палатку Савелова.
Тот обернул к нему бледное лицо с лихорадочно блестевшими глазами и глухо сказал:
— Не могу я, Николаша! Кабы я хоть знал, где она и что с нею, и любит ли она меня, а то — ничего! И тоска мне, тоска! — и он сжал голову руками. — Хоть бы бой скорее! Пошел бы на смерть и конец! А то сиди, сиди, и одни думы!
— Что ты это, — ласково заговорил Багреев, — словно и не в себе! Ей-Богу! Ну, подожди немного. Кончим эту кампанию и сейчас твою Катю сыщем. Не иголка, чай! Знаем и имя ее, и кто она, и чья дочь, и откуда… и сами в сих местах. Чего же нам? Тсс… — Он вдруг приостановился и стал прислушиваться. — Слышь, что это? Виктория! — воскликнул он и, на четвереньках двинувшись к выходу, выглянул из палатки. — Так и есть! — закричал он Савелову. — Наши назад едут, кричат «виват»! Идем! — и он вылезши побежал.
Савелов провел рукой по лицу, взял тесак, шапку и также вылез из палатки.
«Николай отчасти прав, — думал он, — найти Катю всегда можно! А вдруг она замужем?» — и он даже побледнел и пошатнулся.
Мимо него толпой бежали солдаты с криками: «Виват!» Савелов побежал за ними на берег реки.
По Неве плыла широкая лодка, в которой находился Кенигсек с Гордоном, Брюсом и Гулицом; тотчас за ними тяжело двигалась огромная лодка с тремя пушками и цепью плыли лодки с солдатами. Они кричали: «Виват!», — а с берега им отвечали тем же криком. Солнце, склоняясь на запад, окрашивало и людей, и реку золотом и пурпуром.