Шмордонские игры (СИ)

— На двадцать! По количеству профуканных им бутылок!

— Слушаюсь! — Марш щелкнул каблуками и понесся выполнять приказы.

ШМОРДОН

Покоев в Железном дворце хватало с избытком. Тем более для Главного Министра. Но Филер предпочитал работать в подвале (сказывался опыт, полученный в разведке). Может, сказывался совсем не опыт, а кое-что другое, но это кое-что имело непосредственное отношение к личным качествам барона, и потому он обычно заседал в апартаментах, расположенных в четвертом нижнем уровне Железного Дворца. Глубже его кабинета были еще шесть этажей, но они использовались совсем не для административных целей, а, скорее, для уголовных, пытательных и других человекомучительских действий, которые всегда имеют место в любом дворце Вселенной.

Филер, сидя в удобном кожаном кресле, медленно вертел в руках бронзовую розу и ждал важного посетителя, размышляя о последних событиях. Вдруг его мозг пронзила неудобная мысль, которая звучала так: «Где присяга?» Барон встрепенулся и вспомнил, как он сам приносил присягу сначала Шмору Двенадцатому, а потом Шмору Тринадцатому, объявленному ныне узурпатором благодаря его же, Филера, усилиям. Шмору Четырнадцатому никто до сих пор присяги не принес!

Филер, вскочив на ноги, забегал по кабинету, роняя стулья. Он на ходу осознал, что в перипетиях переворота посмел выронить из памяти такую важную вещь. А как насчет коронации? Филер также вспомнил, что предлагал Шморенышу короноваться немедленно, но тот нашел массу отговорок, деятельно участвуя во всех дворцовых перестановках.

Барон, успокоившись, вновь уселся в кресло и принялся детально раскладывать по полочкам свои ошибки.

Выходило, что с коронацией надо было торопиться в первую очередь. Коронованный государь — законная личность. А некоронованный — бес знает кто, как его ни назови: императором или пропистором!

Насчет присяги дело обстояло еще хуже. Дворянство должно давать клятву в верности. И оно это делало на протяжении многих веков. Теперь же возникла ситуация, в которой это самое дворянство, занимающее все руководящие посты в империи, оставалось верным Шмору Тринадцатому. Пусть по этическим соображениям, но от этого легче не становилось…

Филер вспомнил о лорде Надолбе и подумал о том, что погорячился, предлагая вернуть ему должность. Командующий Звездным флотом был человеком старой закваски, и его чувство долга напрямую связывалось с присягой, честью и прочей дворянской идеалистической лабудо́й. И даже то, что он был репрессирован прежним императором, никак не освобождало бывшего адмирала от присяги в верности; тем более, что Надолб был человеком самокритичным и принял изгнание как должное, уверенный в своей виновности.

Филер отложил бронзовую розу в сторону, притянул к себе блокнот и записал на завтра следующее: «Срочно заняться присягой новому императору. Послать приказ лорду Надолбу. Пусть присягнет сам и приведет к присяге подчиненных ему людей».

В дверь несильно стукнули. Филер, отложив блокнот в сторону, холодным голосом произнес:

— Войдите.

Дверь распахнулась, и в кабинет шагнули двое: банкир Крокозябл-старший и дон Крендель. Первый был одет как шут: на голове косынка, тело в засаленном халате, а ноги шлепали домашними потертыми тапочками. Плюс — руки банкира были скованы наручниками.

Крендель же — как всегда — выглядел безукоризненно. Его майорский мундир блестел аксельбантами, пуговицами, медалями и прочими атрибутами успешной военной карьеры. Рот Кренделя кривился в насмешливой ухмылке, в отличие от лица Крокозябла, которое было полно мертвенной бесчувственности и лишь глаза, шныряющие по всем углам кабинета, выдавали паническую работу мозга опального банкира.

Филер, убрав с губ улыбку, строго взглянул на дона Кренделя и спросил:

— Почему вы не с новым императором? Ваша должность сейчас — секретарь Его Императорского Величества.

— Вы же сами приказали доставить этого господина к вам, — удивленно задрав брови вверх, ответил Крендель, не переставая улыбаться.

— У вас что, людей в подчинении нет? Зачем самому заниматься? — спросил Филер.

— Мои люди — просто люди, — ответил Крендель. — Столь важное поручение я решил выполнить сам. Чтобы ничего не напутать.

— И потому вы столь уважаемого человека приволокли в наручниках?

Глаза Крокозябла, беспорядочно метавшиеся по стенкам подвального кабинета, тут же остановились на Филере и приняли осмысленное выражение.

— Был приказ доставить его, — пояснил дон Крендель, продолжая улыбаться. — А банкир валялся в постели и вставать не собирался. Приняв во внимание количество вынесенной из его покоев грязной посуды (а там, господин Главный Министр, были тарелки из-под шашлыка и недоеденный бисквитный торт), я пришел к выводу, что доставляемое мною лицо — чистой воды симулянт, скрывающийся от справедливой руки закона. Ибо ни один больной не сможет за один прием сожрать столько, сколько сожрал банкир. Значит — он не больной. А если не больной — тогда преступник. Ведь его не было на заседании Государственного Совета, созванного императором! А это, заметьте — преступление. Вот я ему и надел наручники!

— И еще дал пинка под зад! — наябедничал Крокозябл, уже пришедший в себя.

— Это правда? — удивился Филер.

— Да так… слегка, так сказать — для профилактики, — пояснил дон Крендель.

— Я с вами разберусь самым строжайшим образом, — заявил Филер. — Немедленно снимите с банкира наручники и покиньте нас!

Дон Крендель освободил Крокозяблу руки и исчез за дверью, закрыв ее за собой. Банкир понял, что никакого наказания Крендель не понесет, а весь предыдущий разговор — просто неумело исполненный фарс. А может быть и умело. С целью показать — кто есть кто. Но еще он понял, что нужен Филеру. Впрочем, как и раньше…

— Садитесь, дорогой друг, — сказал Филер, показывая рукой на стулья вокруг стола.

Все они были неудобными, но делать было нечего и Крокозябл, усевшись на один из них, брюзгливо поинтересовался:

— Выпить есть?

— Сейчас! — с готовностью откликнулся барон.

Он выскочил из кресла, достал из бара бутыль хорошего коньяка, пару рюмок и, выставив все это на стол перед Крокозяблом, поинтересовался:

— Чем закусывать будете?

Банкир, взглянув на этикетку, ответил:

— Ничем. Хороший коньяк. А вы?

— И я ничем, — ответил барон. — Знаете ли, я вообще-то не любитель застолий, но сегодня, пожалуй, выпью с вами.

— Конечно, — с сарказмом в голосе заявил Крокозябл. — Почему бы не выпить добрым товарищам в три часа ночи? Тем более, что меня схватили в восемь вечера и держали в шморовозе до этой самой поры, пока вы вдруг не соизволили выпить со мной.

— Может, вы хотите в туалет? — участливо поинтересовался Филер, скручивая пробку с бутылки и разливая коньяк в рюмки.

— Спасибо, я уже сходил, — ответил банкир, хищным движением придвигая рюмку к себе. — Дон Крендель дал мне возможность обмыть колесо шморовоза перед Железным Дворцом, услужливо прикрывая меня своим плащом от взглядов зевак.

— Майор Крендель — опытный разведчик, — сказал Филер, поднимая рюмку.

— Не сомневаюсь в этом, — согласился Крокозябл. — За что пьем?

— За нового императора, — предложил Филер.

— Нет, — покачал головой банкир. — Это ваш проект, вот и пейте за него сами.

— А за что?

— За торговлю! — предложил Крокозябл.

— Хорошо, — согласился Филер.

Они отхлебнули понемногу из рюмок и уставились друг на друга.

— Больно вы смелы, господин торгаш, — сказал Филер, прищурившись.

— Нет, — покачал головой банкир. — Смелы вы, поскольку устраиваете всякие государственные перевороты. А я просто торговец, а не торгаш.

— Торговец тот, кто продает помидоры, выращенные на своем поле, — ответил барон. — А вы — воплощение Двенадцатиликого Бога в Шмордоне! Прямо ангел небесный… Хотите, я сейчас моргну — и вас не станет?

— Не моргнете. Вы меня прекрасно знаете, — Крокозябл осушил свою рюмку до дна. — У меня все записано и мои кораблю снуют по всей империи. А где находятся мои записи, не знает никто. Бывает — даже я. У нас с вами было много всяких делишек…

Филер, задумчиво осушив свою рюмку, налил обоим по-новой и сказал:

— Ладно, поругались и хватит. У меня к вам дело.

— Давно бы так, — ответил Крокозябл, удобнее устраиваясь на стуле и подтягивая к себе рюмку.

— Помните, в прошлую войну нам попался разгульдяйский корабль с грузом джаппурских джамобилей?

— Помню, — коротко ответил банкир, прищуриваясь. — Вы тогда допросили капитана этого звездолета и ничего мне не рассказали.

— Да, — улыбнулся Филер. — Но я такой человек. Пока не соберу всю информацию, не могу делиться с кем-либо ее обрывками.

— А сейчас, выходит, вы собрали всю? — Крокозябл вдруг возбужденно придвинулся к столу.

— Ну, не всю, конечно, — Филер тоскливо усмехнулся. — Но пришла пора ей поделиться. И если вы поможете мне, то мы с вами узнаем такое, что сделает нас самыми могущественными людьми в галактике. И тогда даже императоры Шмордона станут лишь мелкими феодалами… Вы готовы к сотрудничеству?

Крокозябл осушил рюмку, кивнул согласно головой, и сказал:

— Я всегда готов к сотрудничеству с вами. Но для начала поясните: зачем было делать из меня отца Шмора Тринадцатого?

— Ах, да что вы такой мнительный? — раздраженно взмахнул рукой Филер. — Издержки производства…

— Но вся империя так не считает! Более того — подданные Шмордона винят меня во всех грехах!

— Прекратите панику! Скоро все забудется. Итак, к делу.

Филер взял в руки бронзовую розу и спросил у банкира:

— Знаете, что это такое?

— Приблизительно, — ответил Крокозябл. — Говорили, что ее передали нам джаппурцы, и эта роза является символом дружбы с ними.

Филер молча открутил цветок и вынул из стебля плотный бумажный свиток. Крокозябл облизнул моментально пересохшие губы. Барон медленно начал разворачивать свиток, исписанный мелкими буквами.

— Длина листа около пяти метров, — сказал Филер, внимательно вглядываясь в написанное. — Бумага очень тонка и потому объем рукописи близок к роману. Но издавать это произведение никто не будет по вполне понятным причинам.

— Ну-ка, ну-ка! — Крокозябл возбужденно потер руки. — Читайте с самого начала.

— Обойдетесь! — немедленно осадил его барон. — Здесь много о чем написано, но вас это не касается. Да и если я стану читать рукопись с начала до конца, вам еще долго не удастся посетить домашний туалет. Как я уже говорил — объем велик. Ага, вот это касается наших с вами дел…

Филер, найдя нужный абзац, принялся читать с выражением:

«О государственном устройстве Джапурии я сообщил ранее в письме, которое спрятал в одном из бачков туалета флагманского звездолета. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что это послание было обнаружено. Шмордонская контрразведка всегда отличалась дотошностью, а уж о ее профессионализме в вопросах сыскной унитазной практики вообще не приходится говорить. Но кое-что придется добавить. Итак — джаппурцы сами не знают, кто управляет ими!

Здесь буду подробнее.

Когда я оказался на первой планете системы Джаппурии, меня окружила стайка восхитительно-красивых девушек. Они что-то щебетали на незнакомом языке и по-очереди пытались стащить с меня брюки. Наконец они объединили усилия, быстро раздели меня и принялись зацеловывать! Дальше рассказывать не буду, потому что это моя личная жизнь. Достаточно сказать, что я связал свою судьбу с одной из этих волшебных фей и стал подданным королевы Деллы. Но блаженство длилось недолго.

Через месяц после свадьбы моя жена пропала, а ко мне в дом постучались три человека в полицейской форме. Они быстро разъяснили, что моя женитьба (равно как и свадьбы всех других шмордонцев, попавших в подобную ситуацию) является карнавальным действием, которым власти Джаппурии хотели порадовать прибывших шмордонских гостей. Но раз я стал подданным королевы Деллы, то должен оплатить полученное от карнавала удовольствие.

В смету входили: дом на зеленой лужайке (о котором моя жена говорила, что он — наследство, полученное от бабушки), месяц безумного кутежа, связанного с заказанными в ближайшем ресторане блюдами, а также сексуальные утехи, полученные от профессиональной проститутки. И этой проституткой оказалась моя так называемая жена!

Она расписала все действия, выполненные мною в отношении нее и называемые «супружеским долгом». Читая смету, я ощутил, что волосы на моей голове встали дыбом! Выходило, будто я занимался с ней сексом в течение месяца непрерывно, работая, так сказать, в три смены. Никогда не думал, что я такой гигант! Но прейскурант утверждал, что это факт. В результате мне предложили оплатить все «карнавальные мероприятия» и выметаться из арендованного неизвестно кем дома.

Я ответил, что у меня нет денег. Меня тут же отвели в суд и приговорили к общественным работам на период, пока долг не будет выплачен. В суде я заявил, что расхотел быть подданным королевы Деллы. Судья мне прочитал несколько статей Уголовного Кодекса Джаппурии, из которых я понял, что отказ от подданства является «изменой Родине» и потому лицо, выполнившее такое действие, подлежит немедленному расстрелу. Я, естественно, взял свои слова обратно…

Вот в каком положении оказалась вся шмордонская армия, высадившаяся на планете Сочи и захотевшая красивой жизни. И не надо винить в этом джаппурцев. Они лишь защищали свой дом, используя для этой цели подлые способы. Но не они же на нас напали?..

Кто-то вкалывал в каменоломнях, отрабатывая долги, кто-то чистил канализационные трубы, а кто-то просто батрачил у фермеров. Например, бывший генерал лорд Бомбель работал вышибалой в одном из борделей (кулаки у него всегда были — не приведи боже). Со временем все наладилось. Многие женились по-настоящему, а другие нашли себе более квалифицированные рабочие места. У меня же все вышло не так».

— Ну как, интересно? — поинтересовался Филер у банкира, кивнув головой в сторону своей рюмки.

— Очень, — ответил тот, разливая коньяк. — А еще интереснее будет, если вы прочитаете от начала и до конца.

Филер, ритуально приподняв рюмку, вылил ее в рот, слегка поморщился и, выдохнув, ласково ответил:

— Имейте совесть, барон. Вон, пейте коньяк и слушайте.

Крокозябл, вздохнув, выпил рюмку и жестом выразил покорность.

Филер продолжил:

«Шмордонская техника была всегда самой лучшей в галактике. И джаппурцы об этом знали. Многим офицерам-механикам нашлось применение в ремонтных и конструкторских организациях. Я же — радист. А связь — нервы мироздания. И меня определили в сочинский космопорт для устранения неполадок, возникающих на коммуникационных линиях.

Долг я отработал за два года, и расставаться со мной не захотели. Ведь я усовершенствовал несколько десятков приборов! Мне предложили высокооплачиваемую работу, и я согласился. В должности инженера связи я проработал тридцать пять лет! И за это время многое повидал.

На орбиту планеты Сочи постоянно залетали разгульдяйские звездолеты. Вся галактика знает, что разгульдяйцы — пираты, контрабандисты, грязные работорговцы и тому подобное. Но джаппурские власти почему-то постоянно принимали их корабли в своем космическом пространстве.

В один из обычных дней мне было приказано взойти на борт одного из их звездолетов. У них случилась поломка радиоаппаратуры. И я прибыл.

Звездолет назывался: «Ловец удачи». Капитан корабля (горбоносый низкорослый человек, похожий на обезьяну) встретил меня любезно и провел в радиорубку. Я попросил не мешать мне, и он тут же удалился.

Причину я нашел быстро и устранил неполадку. Но неожиданно через приоткрытую дверь я услышал в коридоре детский гомон, сопровождавшийся звонким лучистым смехом. Осторожно высунув из рубки голову, я увидел, как вереница детей, одетых в яркие пляжные одежды, идет по коридору в сторону шлюзового ангара.

Детей было не менее десятка, и все они были здоровы и веселы. И всем было от роду не более трех лет! Этакая веселая сплоченная семейка гусят, шествующих за папой-гусем, в роли которого выступал обезьяноподобный капитан корабля. Он шел впереди колонны и детишки, весело напевая какую-то песенку, шлепали за ним следом.

Последний из них вдруг обернулся, и мы встретились с ним взглядами. Его карие глаза были необычайно выразительными, а на правой щеке белела полоска тонкого вертикального шрама. Поддавшись какому-то непонятному порыву, я выскочил из рубки и в два прыжка догнал колонну, голова которой как раз начала сворачивать за угол. Я схватил ребенка за руку и, слегка задержав его неторопливую поступь, развернул лицом к себе.

— Кто ты? — тихо спросил я.

— Меня зовут Крем, — ответил он, абсолютно меня не боясь.

— Куда вас ведут? — поинтересовался я.

— Нас ведут в новый мир игрушек, — ответил он.