Помоги проекту - поделись книгой:
Николай Шмелёв
Аномальные истории
Пролог
Закат лёгким багрянцем окрасил небо, уже по-осеннему, пронзительно синее, свободное от летней пыли и дрожания поднимающихся разогретых масс воздуха. Разноцветные листья постепенно укрывали землю, ложась на неё пёстрые разноцветными лоскутами и вносили яркий контраст в лесное однообразие. Костерок нещадно дымил, приняв в свои недра порцию влажного валежника, и разгонял вялых комаров, которые постепенно готовились к зимовке. Вся таёжная живность предчувствовала приближение арктических ветров, несущих с собой холода, и запасала на зиму всё, что только можно приподнять и спрятать, или съедала, трансформируя продукты в жир. Невесомые облака, плывущие вдаль, с высоты взирали на эту суету, не обременённые житейскими заботами, и находясь вне времени и пространства. За гранью человеческого разума, скованного условностями быта, они были полностью предоставлены воле ветра и собственной свободе. Уходя за видимый горизонт событий, облака растворялись в стратосфере, или, объединившись в конгломерат, выпадали на землю тяжёлыми осадками.
Когда встречаются две родственные души, не нашедшие покоя в материальном мире — это просто встреча. Трое — уже больше, чем просто посиделки; будут разговоры и обсуждения: обмен информацией, зачастую отличающейся анекдотичностью происшедшего. Но когда объединяются более четырёх человек — это уже сама по себе аномалия, сформированная флюидами мыслеформы сообщества, движимые единым потенциалом побудительных мотивов. Несколько человек, думающих и действующих в одном направлении, рано или поздно ощутят эффект улья или муравейника — коллективного разума. Правда, и то и другое средоточие инсектоидов имеет ярко выраженную фашистскую, если не идеологию, то образ жизни: слабый, больной, старый — должны умереть. Но наши герои не такие! Среди серых будней обывателей, живущих от получки до получки, и еле приносящих домой ноги, чтобы уткнуться в телевизор, молекулярно растворившись в плазменном экране — наши люди выделяются разнообразием бытия и непраздным любопытством. Они не будут лежать на диване, став единым целым с информационным пространством и принимать галлюциногенные инъекции, каждый вечер, посерийно, вкалываемые в мозги человеческой массе.
Зов бездны, не ограниченный точкой падения… Кто помоложе, мечтают о Припяти, или едут туда на экскурсию, не замечая своего — под самым носом. Кто отправляется на нелегальный показ последствий трагедии, имеют весьма смутное представление, что они там собираются делать. Итак: взяв с собой скудные пожитки, а дома оставив сказочные обещания, идущие на призыв, движутся в неустановленном направлении, с неясными целеустремлениями.
Сожжённые за собой мосты — пошли на обогрев, забытые лица в архив…
Предзакатное солнце, уже давно наводило меланхолию. Даже некогда весёлый костёр, не желавший подпускать к себе слишком близко — вступал в пору тления…
На поляне, вокруг огня, можно было наблюдать группу, весьма колоритных личностей, издали напоминавших туристов: такие же атрибуты, почти такое же поведение и манера ведения разговора, вот только вместо пёстрых шмоток — видавшие виды плащи и потёртые брезентухи. Вместо нарядных рюкзаков — подобие котомок, полувоенного — полубомжатского образца. Впрочем, сапоги и ботинки, практически у всех, были отменного качества, производящих впечатление о том, что их владельцы собрались уходить в вечность. В общем, одетых, не то, чтобы в лохмотья, но весьма непритязательно. Каждый, из собравшихся: кто по двое, кто по трое, а кто поодиночке — пришёл не весть откуда. В результате, образовалось временное сообщество собратьев по интересам и образу мыслей, каждый со своей, и не одной, историей…
Глава первая
Аномалии минных полей
История первая
Аномалия «три сосны»
…
Самое главное в сталкере — это, безусловно, его душа…
Другое дело, и это естественно, не остаются без внимания аномальные образования, в первую очередь, в самом себе, но есть и такие, которые не объясняются здравым смыслом. Все, наверное, помнят старую русскую поговорку, когда на вопрос: «Ты, где пропал?» — следовал ответ «Да, заплутал в трёх соснах!» Эта лесная ловушка самая банальная и распространённая — столкнуться может каждый и сталкивается, независимо от того, верит он во всё это или нет. Такие образования, как Курская магнитная аномалия, наших героев не интересуют, потому что о них всё известно, а вот что касается других… Вот и сейчас, на поляне у костра, обсохшие и согревшиеся люди, не могли не вспомнить, именно об этом.
Первым из небытия гипноза, навеваемым потрескиванием костра, вышел Сутулый. Его несуразная долговязая фигура покачивалась в такт колебаний языков пламени, а голова, втянутая в плечи, словно он до сих пор шёл под дождём, упала на грудь. Он в глубокой задумчивости, глядя немигающими глазами на огонь, сказал всем и никому, в частности:
— Я тут недавно в «Три сосны» вляпался…
Ироничный смешок раздался со всех сторон, а военный в отставке, по кличке Комбат, только поморщился. Его высокая фигура выгодно отличалась от остальных крепким телосложением, а любознательности мог позавидовать, любой естествоиспытатель. Он равнодушно поглядел на возмутителя спокойствия и отрешённым голосом сказал:
— Нашёл, чем удивить. На карте отметил?
— Отметил… А вдруг, она блуждающая? Что толку, от этих пометок?
Сутулый недовольно бурчал себе под нос, как маленький ребёнок, лишившийся шоколадки. Он морщил лоб, что-то усиленно вспоминая, как будто был не в состоянии восстановить в памяти прошедший эпизод:
— Она была действительно — самая обычная, но в этот раз, я испугался не по-детски и чуть не обделался… Все берёзы одинаковые и ровный свет, как будто, со всех сторон… Сел на пенёк, съел пирожок, водички попил — вот и направление!
— Водички? — лукаво спросил Доцент.
Этот товарищ имел самое туманное прошлое: был ли он действительно учёным или нет — никто толком не знал, но вид у него был самый интеллигентный, изо всех собравшихся.
— Ну, чего пристал? Не то, что ты подумал, но средний вариант — имелась фляжка сухого вина.
Бывают карты физические, политические, игральные… Даже карты минных полей бывают… Карты спрятанных сокровищ на дороге не валяются и найти их можно, только у отпетых аферистов, поэтому, настоящие кладоискатели, забросив все остальные дела, старательно копаются в архивах, куда они старательно пытаются попасть. Естественно, туда их, не менее старательно, стараются не пускать. Вот так! Сталкер не кладоискатель, не диггер и для него нет ничего предпочтительнее карт аномальных полей, которых никто в глаза не видел. Если быть точнее, то не полей, а мест, где они точечно присутствуют. Эти места ищут, но они остаются в памяти, потому что профессиональных картографов, скорее всего, среди нашего брата нет.
— Насчёт блуждающих! — оживлённо заговорил Крон.
Отступаясь, следует сказать, что этот персонаж имел не менее туманное происхождение, чем Доцент, и угрюмо-радостный вид, причём с годами, угрюмости становилось больше, чем радости.
— Так вот, насчёт блуждающих, — повторился он. — В одном селе бабка живёт. Лет ей, где-то под восемьдесят; всю жизнь по тайге ходила: за грибами, за ягодами и ещё, не весть по какой надобности — ни разу не заблудилась. Те места она знала, как свои пять пальцев, но — пропала старушка… День нет, два, три — всё: родные уже панихиду заказывают. Через четверо суток объявляется, верстах, эдак, в пятидесяти, от места взлёта. Весь посёлок судачил — что это было? Никто не мог поверить, что старушка заблудиться могла. С точки зрения обывателя — нереально.
— Влетела наша бабулька в «Три сосны» и, по всей видимости, в гостью, раз она за восемьдесят лет ни разу с ней не пересекалась, — сказал Кащей, до этого не подававший признаков жизни, но решивший отметиться философским изречением. Был он худощав, и даже очень, за что и получил своё второе имя. Его орлиный профиль смахивал на грифа-стервятника, что делало Кащея ещё более похожим на своего сказочного прототипа. Правда, какой-то умник намекнул, что в имени одна буква неправильная, но его тут же послали. После всего сказанного, персонаж русского народного эпоса согласно закивал головой, видимо, соглашаясь сам с собою.
— Чайник не проткни, — шутливо предупредил его Комбат. — Раскивался…
— Если аномалия была не блуждающая — то есть только одно объяснение — она была микроскопическая, — продолжил свои мысли Крон, — Ну, или почти…
— Да, — вяло поддакнул Пифагор, зачем-то меняя носки, с одной ноги на другую, волнуясь, видимо.
— Но мне больше нравится название «Квадратные глаза».
— Почему? — не понял Доцент.
— Потому что бегаешь по кругу, как идиот. Спринт, туды его…
Следующий персонаж, ничем не напоминал своего древнегреческого коллегу, хотя бы внешне. Ни к математике, ни к геометрии, наш Пифагор не имел никакого отношения, даже косвенно. На вид он был схож с большинством своих современников, а так же, умственно и физически, не выделялся из среднего звена. Имея полуинтеллигентный вид, ни в каких выдающихся деяниях участия не принимал, наградами отмечен не был. Видимо, прозвище перекочевало из далёкого детства.
— Аномалия «Квадратные глаза» уже имеется, и охватывает всю Землю, — грустно заметил Крон. — Посмотрите, что в мире творится: кто, с такими окулярами, никак нажиться не может, кто убивают, друг друга, за стакан пойла, а кто…
Он устало махнул рукой и уставился на огонь, неспешные пляски которого, извечное успокоительное, для всех времён и народов.
— Кстати, насчёт кругов! — Бульдозер воодушевлённо потёр рука об руку. — Вы что-нибудь слышали о грибных? Их ещё называют «Ведьмины круги»?
Этот сталкер, был всем сталкерам сталкер. Имея внушительные габариты, за что и получил такую кличку, обладал добродушным нравом и отменным аппетитом, что, впрочем, не выходило за рамки непонятного. Про такого не скажешь — он ищет сам себя. После того, как перестанешь пролезать в двери машины, а под сиденье начнёшь подкладывать доски — пятидесятки, чтобы не провалиться — надобность в собственных поисках отпадёт сама собой.
— Грибы — грибочки, — засмеялся Комбат. — Не забыли, что бабушка то же за ними отправлялась?
— Не забыли! — отмахнулся Сутулый. — Всё равно, сейчас не сезон.
— Ну, что ты нам хотел поведать? — Крон вопрошающе уставился на Бульдозера, готовый выслушать любой бред, даже самый нелепый, потому что у костра, для этого и собираются.
История вторая
«Грыбы отсюда…»
— Ну, так вот, — начал рассказ Бульдозер. — Из года в год: на лугах, в лесу и даже в поле — появляются грибные круги такой правильной формы, как будто специально очерченные циркулем. Черта ровная, а в самом круге, ничего не растёт. Голо! Но такие круги редкость, и они самые интересные, с нашей точки зрения. Просто круги, явление банальное.
— А что головастики говорят? — вразнобой, но хором спросили все присутствующие.
— Как всегда — отмазки лепят. Они же, типа, учёные — только не знают ни хрена, а харч казённый отрабатывать надо. Ну, и говорят, что в центре, вроде как — отмерла грибница. Только вот, с чего бы это? Обычная житейская практика показывает, что отмирает всё неравномерно, хаотично, и это место пустым не остаётся, тут же обзаведясь новыми поселенцами, даже после обработки сильнейшими химикатами. Раны неизбежно рубцуются, а здесь: европейские кольца имеют возраст сорок — пятьдесят лет и диаметр, около пятнадцати метров, а вот в прериях Северной Америки, круги выглядят куда более впечатляюще — до двухсот метров в диаметре, при возрасте около восемьсот лет, — Бульдозер многозначительно обвёл аудиторию взглядом, как, какой-нибудь, заправский профессор.
— А ты сам то их видел? — взял слово Дед, вопросительно подняв глаза и до этого, предпочитавший не вмешиваться в разговоры. — Я, так вот — ни разу.
По натуре, он был человеком молчаливым, и к тому же не старым, чтобы так называться, но ранняя седина наложила свой отпечаток на подпольное имя.
— А я тоже. В наших местах, никогда не встречал эти аномальные образования, но информация достоверная, научная. По всей видимости, нет ни объективных, ни субъективных причин, для их появления, именно на этих пространствах.
— И что, круги всегда голые?
— Не все — только «Чёрные». Из их числа, лишь большие и старые, по прошествии нескольких лет, в центре начинают обзаводиться растительностью. Вот наши грибницы, что-то не отмирают, а растут, как обычно, по много лет на одном месте. Плантации настоящего груздя держатся в огромном секрете и передаются по наследству, имея солидный возраст и такие же урожаи, именно с одного места. Поход в лес напоминает детективную историю, замешанную на партизанстве: в тайне, не только от односельчан, но бывает, и от собственных родственников. И ещё, прошу почтенных академиков заметить, что снаружи «Чёрного» кольца зелень буйствует, а вот внутри, как будто всё высосано — даже сама жизнь. Расширяясь, круг оставляет за собой мёртвую зону на долгие годы. Не случайно, наверное, их сравнивали с разного рода нечистью, от которой лучше держаться подальше. В Голландии, в зелёных кругах, где растительность присутствовала, скотину не выгуливали, считая, что у коровы может быть плохое молоко. И это, при дефиците земли в Нидерландах. Ну, а в Германии, эти кольца считали сборищем ведьм и называли их, соответственно: «Ведьмины круги» или «Ведьмины кольца», и что это, своего рода, «Кольцевой аэродром», с которого в Вальпургиеву ночь, эти тёти улетают на свой шабаш.
— А какие грибы в них растут, — спросил Почтальон, — определённые?
— Нет, — Бульдозер почесался и зевнул. — Кстати, как ни странно, но практически, любые — от шампиньонов до мухоморов.
Новый персонаж, возникший не из пепла, а очнувшийся от раздумий, имел весёлый нрав и не имел, ничего общего, с почтовым ведомством. То ли он в армии числился в службе снабжения, то ли раньше имел связи с подобными заведениями, неизвестно, но ясно одно — к американскому коллеге, не имеет никакого отношения. Телосложение, рост, способности — золотая середина.
— Нашего грибника, да в Америку, на самое здоровенное кольцо, — хихикнул Доцент, явно и чётко представляя себя на его месте. — По кругу ползёт, обирая местную флору и отгоняя любопытную фауну: отхлебнёт из бутылки, закусит из-под ног, пошлёт зазевавшегося аборигена, проспится — и дальше в путь, пока горючее не кончится.
И диалог между американцами:
— Послушай Джон, что этот неандерталец здесь ползает? Уже пятый раз мне ногу отдавил!
— Билл! У него, наверное, в навигаторе аккумулятор сел. А колечко то расширяется…
— На юг нужно ползти — в Мексику, авторитетно заявил Бармалей.
Все недоумённо уставились на автора изречения, до того больше молчавшего и посему, вызвавшего всеобщее любопытство. Откуда он получил такое роскошное прозвище, Бармалей тщательно скрывал. Видимо, тяжёлое детство и бурная юность сыграли не последнюю роль в имяопределении, но человек он был незлобивый и ничем не напоминал своего африканского прототипа.
— Ну, и почему именно в Мексику? — спросил за всех Кащей, последнее время сообразительностью не отличавшийся. — Из кактусов
текилу гнать?
— Хм, можно и так, — неизвестно чему обрадовался новоявленный «мексиканец», как будто, до вожделённых колючек было рукой подать: не двадцать часов лёта, а десять минут ходьбы — до ближайшего среднерусского огорода. — Там в горах грибы растут, говорят — полный улёт.
Он понизил голос, как будто боясь, что его могут услышать и отнять эти плоды заморской растительности, так тщательно, но тщетно утрамбованные во все мыслимые и немыслимые закутки скудного сталкерского снаряжения:
— Жрецы-язычники их сырыми едят и смотрят пси-телевизор. Это из хроники монаха — францисканца Бернардино де Саагуна, жившего в четырнадцатом веке. Испанец назвал этот гриб порождением дьявола, но индейцы кушают — дедушкам нравится. Станут они признаваться в своих пороках — как же! Сейчас! Для них он «теонанакатл», что означает «Божественный гриб».
— Понятно! — Сутулый похлопал себя по карману, многозначительно засунул туда руку и оттопырил подкладку. — Кого Хозяином наречёшь, тот и будет для тебя Богом! Писание предупреждало «карманном» Боге: нуждаешься — достал, обличает — убрал!
— К чему это ты сказал? — не понял Комбат.
— А, — отмахнулся приятель.
— Кстати! Такие грибы в Голландии, вовсю продают! — почему-то радостно вскричал Дед.
— Не перебивайте! — рассердился Бармалей. — Ну, так вот, продолжаю. Повторно эти поганки открыла американская супружеская чета — Уоссоны, занимающаяся, по нашим понятиям, мягко говоря… ерундой.
Он покрутил пальцем у виска.
— Ерунда отбрыкивалась, упиралась и угрожала смертными карами, уже на это свете, — сострил Пифагор.
— Именно, — развивал свою мысль далее знаток импортных микозных образований. — Наука, которой они занимались: не просто редкостная, а почти неизвестная. Сделай опрос в любом университете, да не среди студентов, а в рядах преподавательского состава — наверняка, никто не ответит, что это за зверюга. Короче, этномикология — наука, изучающая влияние грибов на развитие культуры разных народов.
— Приехали — это вам не корнеплоды в овощехранилище перебирать! — Бульдозер усмехнулся и запустил руки в рюкзак, достав оттуда вышеупомянутый предмет, затем другой, но поменьше, ещё такой же и всё это богатство поместил в углях тлеющего костра.
— Ну, закончим эту историю, — решительно подвёл итог «мексиканский эмигрант». — Анналы умалчивают, что они делали для
достижения своей цели, какие уловки применяли, для получения
доверия — только через два года супруги всё — таки натрескались
вожделённых плодов, разглядывая местные цветастые узоры. Именно это видение, по их утверждению, преследует всех юных натуралистов. Затем, при возвращении, Уоллесы связались с французским профессором — микологом Геймом и уговорили отправиться в экспедицию. Привезли грибочки и, вот тут начинается самое забавное: химическим анализом занялись именно химики, что само по себе не является причиной для веселья, но неожиданно выяснилась любопытная деталь — подопытные животные не реагировали на действие препарата: ни мыши, ни собаки… Интересно, как они это узнали — спрашивали, что ли? Настоящего исследователя ничто не может остановить и было принято, единственно верное решение — испытывать на себе! В этом случае, самоотверженности учёных могли бы позавидовать те же собаки, не говоря уже об менее устойчивых элементах. Шла борьба на выносливость, и кто-то должен был протянуть ноги: грант, полученный у государства на исследование или испытуемые. Первый иссяк быстрее, спасая, тем самым, вторых от моральной деградации и окончательного разложения. Дальнейшее касается, в основном, только психов, для облегчения недуга которых и был выведен препарат.
— Знаем мы эти препараты, — брезгливо морщась, сплюнул Доцент. — Чахлому жена в обед сготовила «царское блюдо», а вместо белых грибов, нашпиговала начинку из навозника серого, а он под мухой был. Из них в Чехии антабус производят, для лечения алкоголиков, соответственно. Может и ещё где-нибудь выращивают, для этих целей, но сейчас это неважно. Отведал он сего блюда — не слабо Чахлого наизнанку выворачивало…
— Хорошо, что не мухоморов, а то сейчас бы карманы наизнанку выворачивали, скидываясь на поминки, — с этими словами, Крон ощупал свои карманы: осторожно, неуверенно, словно боясь обнаружить то, чего там не было, или потерять то, чего так же, не существовало…
— Раньше из мухоморов, в Скандинавии, ихние чертоплясы готовили настойку «берсерка», — Пифагор поморщился, представляя противный вкус, омерзительнее которого может быть только прошлогодний рыбий жир. — Секрет изготовления знали только посвящённые. Так как напиток обладал известной токсичностью, искусство изготовления требовало ювелирного мастерства, олимпийского спокойствия и такой же уравновешенности. Эти бойцы жили отдельной кастой, часто непродолжительно — своего рода, северные камикадзе. Во время боя, их запускали: или в самую гущу сражения, или на самые ответственные участки обороны, а сами старались держаться подальше, потому что особенностью зелья является его одурманивающее свойство. Оно делало потребителей нечувствительными: ни к боли, ни к страху, но не разбирающих, кто свой, а кто чужой. Берсерк нападал на ближайшего к себе воина, а токсины медленно убивали организм, производя необратимые изменения.
— Ага! — Пока вы читаете эти строки, негативные изменения в вашем организме, вызванные жёстким ионизирующим излучением, примут необратимый характер. Благодарим за внимание! — Крон потёр руки и вспомнил про овощехранилище. — Бульдозер тут овощную базу упомянул…
История третья
Ну, ваще — овощехранилище…
Все, наверное, помнят совковские времена, когда на благо Родины и любимой партии, народ скопом выезжал на всевозможные мероприятия: сначала для посадки урожая, затем для его спасения — перебирая гнильё на базах и всевозможных хранилищах. В одном НИИ, который так же не был исключением для подобного рода повинностей, почтенные кандидаты и доктора наук занимались, только им ведомыми, работами. Ради выполнения упомянутых трудовых договоров выписывалась и штудировалась зарубежная литература. Причём, изучалась она на языке оригинала. Как говорится, был толмач, да объём слишком велик.
— Переводчика захватили? — съязвил Доцент. — Да! Два ящика…
— Примерно так, — продолжил Крон. — Вот эти самые уважаемые мужи, так же, определённое количество дней в году были обязаны отработать на одном из объектов народного хозяйства, указанного в списке. И вот картина маслом: едут два мужика в фуфайках, кепках и кирзовых сапогах, внутри которых уже давным-давно вступили в противоречие противоборствующие ароматы — один от потных ног, другой от носков в навозе. Ясно одно — снимать такие доспехи на людях просто опасно, да к тому же негуманно. Едут, болтают о чём-то своём. Вылитая пара работяг, с близлежащей свалки бытовых отходов. В автобус, тем временем, заходит группа иностранных туристов. Самый продвинутый проясняет ситуацию своим коллегам, одновременно косыми взглядами и всевозможными ужимками концентрируя внимание на колоритных представителях местной туземной группы:
— А вот два пролетария едут со смены домой, чтобы выпить свою водку.
Эрудит. На что один из фуфаечников обернулся и на чисто английском языке выдал тираду, смысл которой остался ясен только им и незадачливым туристам. На следующей остановке группа в полном составе покинула транспортное средство, не скрывая крайне глупые и недоумённые лица.
История четвёртая
Памятник главному сталкеру
Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Последний проблеск осветил багрянцем ветви ближайшей сосны и потух, как самая безумная мечта. Мрачные тени нависли над поляной, сделав окружающее пространство однообразным и непроницаемым. Даже унылым, и если бы не угасающий костёр, который пришлось реанимировать полусгнившим плетнём, стало бы совсем грустно. Все почему-то призадумались, даже приуныли.
— А что! — бодрый голос Сутулого вывел собрание из оцепенения. — Не всё так просто, как наивно бы это не звучало. Вы всё про аномалии, а кто его знает, что в нашей тайге творится. Может и связано это воедино, а может, и нет, но существуют летописи, что «вылезли каркаделы из реки и много народа поядаши».
— А почему не предположить, что это выдумка или фальсификация? — Крон щёлкнул пальцами. — Я в почтенном и уважаемом журнале «Вокруг света» прочитал, что, по мнению маститых специалистов, чуть ли не половина картин в музеях мира — беспардонная подделка. В общем, весьма поучительная и любопытная статья: всё уже украдено до нас, а толпы ценителей, разинув рты, бродят по выставочным залам и не подозревают ни о чём.
— Может и так, — согласился Сутулый. — Состарить бумагу куда проще, но всё равно — не всё гладко. Вот, к примеру, хотелось бы знать, что там всё-таки произошло. Я имею в виду Ивана Сусанина. Он знал, куда поляков вёл и сам погибель нашёл. Историки утверждают, что они замёрзли. Не верю я в это. Триста здоровых лбов, три роты, можно сказать. Это был польский спецназ тех времён, вооружённый до зубов. Да они б такой костерок развели, что половину костромской тайги могли спалить.
Поделиться книгой: