Гвардия, в огонь!

– Марина, ты плавать умеешь?

– По-собачьи, но недалеко.

– Сними рубаху, натри её травой и землёй. Белая очень, в глаза бросаться будет.

Сам пожалел, что не настоял у грузовика одеть на девушку гимнастёрку водителя. Всё же защитный цвет, в траве и кустах не так заметна.

Девушка ушла за кусты, послышалась возня. А как вернулась, Илью смех разобрал. Рубашка в ярко-зелёных пятнах от сочной травы, в земле, на лешего похожа или кикимору.

– Сам же приказал, – надула губы Марина.

– Садись, едем.

Проехали пяток километров и въехали в густой лес, двигаться пришлось по просеке. После войны в этом лесу будет заповедник. Немцы лес не любили, использовали его только как укрытие техники от авиаразведки. А потом и бояться стали, поскольку в лесах укрывались партизанские отряды, а в сорок первом и значительные силы окруженцев.

За два часа лес проскочили, впереди открытая местность. Двигатель мотоцикла чихнул, заработал ровно, ещё раз чихнул, а потом заглох. По инерции проехали немного.

– Сломался? – спросила девушка.

– Бензин кончился, – мрачно ответил Илья.

Сейчас бы рвануть броском до Березины, пока немцев не видно. Ладно, мотоцикл и так здорово выручил, вон какой путь проехали, пешком бы неделю, а то и десять дней топать пришлось. Закатили мотоцикл под иву, под низкими ветками его не так заметно. Илья багажник открыл.

– Держи коробку, нести придётся. И сидор со знаменем не забудь.

Рацию бросить придётся, жалко. Но и тяжесть такую нести нет желания. Тем более все рации – хоть наши, хоть немецкие – были ламповые, боялись сотрясений, ударов. Автомат на шее на ремне, пулемёт на плече, к нему коробка с полной лентой пристёгнута. Харчей только не хватало, но Илья надеялся либо у селян выпросить, либо у немцев добыть. Голодный боец – плохой боец, слабый. А сил им потребуется много. Через несколько километров, за пригорком – деревня. Илья, а с ним и девушка, улеглись понаблюдать. Неладно в деревне, крики слышны, плач, потом сразу два пистолетных выстрела подряд. Немцы! Только несостыковка есть. Немцы пешком не ходят, а на единственной деревенской улице никаких транспортных средств не видно – ни мотоциклов, ни машин. Карательный отряд? Не созданы ещё, не успели, как и отряды полиции из местных карателей. Илья терялся в догадках. Деревню обойти можно, но это крюк. Решил рискнуть.

– Ты полежи здесь, не высовывайся. Пистолет при тебе или в коляске забыла?

– При мне.

Илья пригнулся, стал перебегать к деревне, падал в ложбинки – понаблюдать. Последние метров пятьдесят бежал не скрываясь. Калитка во двор распахнута, он вбежал. И дверь нараспашку в избу. Влетел, держа палец на спусковом крючке. В комнате пожилой мужчина с пулевыми ранениями на груди, под ним лужа крови. Мёртвый, не дышит. Илья наклонился, потрогал. Тело тёплое ещё, не успел остыть, значит – не больше четверти часа прошло после убийства. Сундук, в котором деревенские вещи хранили, деньги – нараспашку. Вермахту при наступлении не до грабежей было. Курицу зарезать да местным жителям приказать сварить, это другое дело, яйца отобрать, молока из-под коровы напиться. А сейчас – немудрёный скарб разбросан. Сомнение закралось, что немцы действовали. Илья из избы выскочил, через забор перемахнул, споткнулся. Неудачно с пулемётом сигать. Вместе с лентой килограмм десять будет. В избе шум. Илья пулемёт положил, мешает. Снял автомат с предохранителя. Дверь резко распахнулась от удара ноги, боком вышел красноармеец, за волосы он тащил за собой упиравшуюся женщину.

– Золото давай, сука! Не то башку прострелю! – орал боец.

Да это же окруженец! Пользуясь отсутствием какой-либо власти, решил грабежом заняться. Армию позорит, сволочь! Илья дал короткую очередь. Мародёр рухнул, женщина закричала. Илья палец к губам приложил.

– Тихо! Ещё такие есть?

Стволом автомата он показал на убитого.

– Не… не знаю.

– А стрелял кто?

– Через избу от нас.

Илья наклонился, обшарил убитого. За поясом у бывшего красноармейца револьвер. Переложил в набедренный карман оружие. Если отдать «наган» селянам, немцы обнаружат, семью расстреляют. Картина становилась более-менее ясной. Не забирая пулемета, побежал к другой избе. Здесь тихо, дверь нараспашку. К следующей кинулся. Только из-за угла вывернул, выстрел. Пуля в брёвна ударила, рядом. Ещё не видя противника, Илья дал очередь по забору. Короткий вскрик, звук падения тела. Илья выбежал на улицу, подкрался к открытой калитке. Ещё один в красноармейской форме, на гимнастёрке кровавое пятно расплывается, но жив, пытается рукой до «ТТ» дотянуться. Илья подошёл, направил ствол в голову, спуск нажал. Вместо очереди одиночный выстрел. Грабитель затих. Илья магазин автомата отстегнул – пуст. Но выручил его здорово. Илья пистолет подобрал, магазин вытащил. Три патрона осталось. Поколебался. Зарядить эти три патрона в автомат? Одна короткая очередь, а ППШ весит почти пять кило. Вернул магазин в пистолет, в карман сунул. Обыскал убитого. В нагрудном кармане справку обнаружил об освобождении из тюрьмы. Аккурат перед войной вышел, 20 июня. Так и не красноармеец он. Форму или со склада забрал, сколько их брошенных было, или с бойца снял под угрозой оружия. А тень на Красную армию с подельником бросил перед деревенскими. В избу зашёл. На полу старик со старухой сидят. У старика глаз заплыл от удара, у старухи слёзы на щеках. На Илью со страхом смотрят, не убить ли пришёл?

– Спокойно! Я боец Красной армии. Грабителей я уже наказал по всей строгости военного времени. Выбросьте труп куда-нибудь в овраг. Не достоин он быть похороненным.

Старики не верят в счастливый исход, переглядываются.

– Всё, поднимайтесь. И соберите соседей, избавьтесь от убитых.

Илья вернулся во двор второго с краю домовладения, забрал пулемёт. Не скрываясь, вышел на околицу, махнул рукой Марине. Девушка поднялась.

– Иди сюда, сидор не забудь, – крикнул Илья.

Конечно, в деревне настроение похоронное, трое сельчан в одночасье погибли. Но всё же накормили, в знак уважения. Картошка варёная, под зелёный лук и редиску, пшённая каша на молоке и деревенский хлеб, испеченный в русской печи. Наелись от пуза. Уже прощались с хозяевами, Илья спросил:

– Как деревня называется?

– Володьки.

Смешное название.

– Далеко ли до Березины?

– Час ходу, держи на восход всё время. Только не ходили бы вы туда. Вчера в той стороне весь день и ночь громыхало.

– Спасибо.

Местность дальше вовсе плохая для передвижения – ни леса, ни кустов.

– Давай присматривать укрытие, – предложил Илья.

Нашли небольшую, только вдвоём поместиться, ложбину, улеглись. Солнце греет, поели сытной еды, разморило. Илья предполагал идти ночью, поэтому предложил:

– Спим по очереди.

– Тогда я первая.

Девушка быстро уснула. Илья периодически голову поднимал, осматривал местность. Чем хорошо укрытие на ровном лугу, никто не заподозрит, что люди там. Земля ровная, никого не видно. Дав Марине поспать три часа, разбудил.

– Теперь моя очередь. Не спи, в случае опасности буди, но тихо.

Илья отрубился сразу. Проснулся сам, уже темно, а Марина разбудить его должна была. Глядь – а она сама спит. Толкнул её.

– Ты как спать посмела? Окажись немец, обоих бы тёпленькими взяли.

– Прости, сморило.

– Твоя ошибка могла плохо кончиться, не на курорте. Знамя у нас, понимаешь! А ты дрыхла бессовестно!

Илья едва сдержал выражения крепкие. Всё же из женщин напарники ненадёжные. Через полчаса стемнело. Небо ясное, звёзд полно. Для Ильи хорошо, направление держать точно можно. Нашёл на небосклоне Полярную звезду, от неё правее двадцать градусов. Поклажу взяли и бодро вперёд. По-ели, вздремнули, сил прибавилось. Через час впереди осветительная ракета взлетела. Илья замер. Если ракеты пускают, немцы там. Наши войска ракеты пускали для подачи сигналов – к наступлению, артподготовке. Да и не было у нас осветительных ракет на парашютиках. Свет от них сильный, висят в воздухе несколько минут. Река рядом, потому как воздух влажный. Илья пошёл параллельно берегу реки. В одном месте едва не напоролись на немцев. В полусотне метров впереди взревел запускаемый мотор, потом мимо прогромыхал гусеничный транспортёр. Ещё немного, минуты, и они сами бы к немцам вышли, быть беде. Илья левее отклонился. Как знать, где позиции? За полночь тучи небо закрыли, потом дождь заморосил. Марина за Ильей шла, вздыхала. А Илье в самый раз. Чем хуже погода, тем лучше. Солдаты будут прятаться в укрытиях – в блиндажах, в технике. У часовых видимость и слышимость хуже.

Судя по карте, которую на лёжке изучал, на другом берегу Березины местность болотистая. Даже если немцы захватят здесь плацдарм, наступление развить не смогут, техника вязнуть наглухо будет. А без танков или самоходок немцы не наступают. Зато для Ильи с Мариной в самый раз. Свернули к реке. Через полсотни метров Илья лёг, девушка тоже. Поползли, медленно, осторожно. Илья руками перед собой землю ощупывал. Немцы зачастую минировали позиции впереди себя и на возможных направлениях атаки. При позиционной войне минные поля ставили серьёзные, мины и противотанковые и противопехотные. Поля такие без приспособлений – щупа или миноискателя, не преодолеть. Но сколько он землю не прощупывал, мин не находил. Не успели поставить? Или сочли, что Красная армия не нанесёт контрудар, только обороняться будет. Неожиданно одна рука воды коснулась. Река уже или лужа? Начал сползать в воду, получалось глубже и глубже. Река! Оставил пулемёт в воде, с ним не переплыть. Прошептал девушке.

– Оставь коробку с патронами, ни к чему уже. А сидор держи обеими руками. Нет, я сам возьму, – передумал Илья.

Лямку сидора на шею повесил, для надёжности. Сейчас бы деревяшку какую сюда или камеру автомобильную. Не за себя боялся, за девушку. Сидор со знаменем воду впитает, тяжестью ко дну тянуть будет, а ещё надо за Мариной следить. Благо из оружия только пистолет, да и то «ТТ», что в деревне у убитого грабителя забрал. Свой «Грач», хоть и жалко было, оставил вместе с «наганом» под деревом. Выйдут к своим, наверняка обыщут, а не существует такого пистолета, да и год выпуска 2012-й. За происки вражеской разведки примут. А ему сейчас даже тень подозрения навлекать нельзя.

Поднялся, пошёл по дну ногами. Девушка держалась за его рукав. Она ростом ниже, и когда вода Илье по плечи дошла, она уже дна не доставала. Потом и он поплыл, как буксир Марину за собой влачил. Плохо, что течением их сносило в сторону немецких позиций. Будь он один да без сидора, уже на том берегу бы был. Березина в этом месте, в верховьях, метров семьдесят шириной, однако дно илистое и берега топкие. Уже большую часть акватории одолели, как рядом рыбина крупная плеснула, круги по воде пошли. Марина испуганно вскрикнула. С немецкой стороны услышали, пулемётчик огонь открыл. Пули пока ложились далеко, но если пустят ракету, им не скрыться. Сам бы нырнул, пять-десять метров под водой проплыл. А с сидором и Мариной на буксире невозможно. В ответ на стрельбу с немецкого берега, ударил «максим» с нашей стороны. Видимо, наш пулемётчик ещё днём засёк позицию немецкого, потому что немец стрельбу прекратил. Уже темнел восточный берег реки, а Илья из сил выбился. Казалось – гребёт, а берег не приближается. Но вот ноги достали до вязкого дна, обрадовался. Медленно, выдирая берцы из ила, к берегу двинулся. Вскоре и Марина дно нащупала. А из темноты окрик.

– Стой! А то стрелять буду.

– Свои.

– Нет там своих.

– Командира позови.

– Стой в воде.

Илья уже по пояс в воде, за ним Марина. Лето, а вода прохладная, из ручьёв и болот река подпитывается. С берега густой бас.

– Выходите, а руки в гору.

Уже у берега Илья Марину за руку взял, начал подталкивать, девушка совсем обессилела. На берегу две тёмные фигуры. Один из бойцов помог, протянул руку, буквально выдернул Марину из воды.

– Ой, баба! – удивился кто-то.

Илья сам выбрался на берег. С сидора, с обмундирования вода ручьём текла. То ли на голос, то ли на белую рубаху девушки немец среагировал, а дал длинную очередь веером.

Илью по ноге как палкой ударили, упал.

– Ложись! – закричал часовой.

Да поздно уже. Разводящего, которого привёл часовой, насмерть сразу, Илью ранило. Сначала боли не было. Онемела нога, затошнило, закружилась голова. Вокруг Ильи по грязному берегу Марина на коленях ползает.

– Ой, родненький, задело? Куда? Где болит?

– Нога.

Часовой винтовку на плечо ремнём забросил.

– Поднимешься сам?

– Попробую.

А нога подгибалась. Марина помогла, поднялся Илья. А часовой совет даёт:

– Да брось ты сидор свой.

– Ага, брось! Мы из-за него жизнями рисковали, а ты – брось!

– А что у вас там?

– Командиру покажу.

Повернули от реки вглубь. Илье приходилось скакать на одной ноге. По другой по бедру текла кровь – тёплая, липкая. С трудом он спустился в траншею. Тут уже часовой помогал пробраться до крохотной землянки командира взвода. Командиром оказался усатый старшина в возрасте.

– Вот, товарищ старшина, задержал двоих. Через реку переплыли. Немец из пулемёта обстреливать стал, сержанта Витковского убило, а его в ногу ранило.

– Санинструктора позови, – приказал старшина. – А вы присаживайтесь. – Рядом с лежанкой старшины снарядный ящик, Илья с трудом уселся. Нога болеть стала, мутило.

– Кто такие?

– Марина, горловину развяжи, – снял с шеи лямки и протянул сидор девушке Илья.

Марина ослабила брезентовые ремни, растянула горловину, Илья рукой ухватил мокрое полотнище, развернул. Землянка освещалась коптилкой, но её скромного света хватило, чтобы старшина понял, проникся. Поднялся командир взвода, пуговицу на гимнастёрке застегнул, надел фуражку, вытянулся по стойке смирно и руку вскинул к козырьку, честь отдавая.

– Вопросов не имею. Знамя сейчас же в штаб батальона передам, а они дальше по инстанции. Девушка тоже из полка?

– Рядовая Ильичёва, машинистка из штаба.

– Старшина, она одна тащила на плащ-накидке раненого командира полка и знамя. Командир, к сожалению, скончался. Похоронили мы его. Я на карте трофейной отметку сделал. – Илья хотел вытащить карту из-за пазухи, а в глазах потемнело, резко слабость навалилась, и он потерял сознание.

Очнулся от яркого света, бьющего в глаза. Повертел головой! Настоящий школьный класс, чёрная доска на стене, мелом химические формулы выведены. Рядом с кроватью Ильи другие кровати стоят, с ранеными. У одного голова перевязана, у другого грудь в бинтах. Острый запах лекарств, крови, а в общем – запах беды, страданий. Илья попытался соседа спросить, где он, а голос хриплый, тихий, во рту пересохло всё. Медсестра, которую он не сразу увидел, в углу она была, подошла.

– Пить хочешь?

Илья кивнул. Медсестра поильник к его губам поднесла. Илья припал жадно и не отрывался, пока не опорожнил. Сразу голос появился.

– Сестричка, где я?

– В госпитале, хирургическое отделение. У вас ранение в ногу, много крови потеряли.

– Какое сегодня число?

– Двенадцатое июля.

Ни фига себе, несколько дней в госпитале был. Сразу испугался. А вдруг ногу ампутировали? Скосил глаза вниз, увидел – обе ноги на месте. Только левое бедро в бинтах. Сильно хотелось есть. Сестричка принесла жиденького перлового супчика, хлеба, покормила с ложечки. Неудобно лёжа есть, руки-то не отсохли, а голову поднять сил нет. А на ужин дали макароны и селёдку.

Илья уже чувствовал себя лучше, сам смог поесть. Один вопрос вертелся на языке, спросил медсестру.

– Когда меня ранило, со мной девушка была.

– Вас на грузовике привезли, одного. Никакой девушки не было.

Жаль. Ни полевой почты её не знает и своей, впрочем, тоже.

По репродуктору в коридоре начали передавать сводки Совинформбюро. Раненые открыли дверь из палаты, чтобы слышнее было. Левитан ликующим голосом объявил, что части Красной армии перешли в контратаку в районе Витебска.

Ого, немцы уже далеко продвинулись за те несколько дней, что Илья валялся в беспамятстве.

На самом деле, 22-я, 19-я и 20-я армии Западного фронта перешли в наступление с задачей освободить Витебск. 3-я танковая группа вермахта отразила наступление. Одновременно 19-я танковая дивизия Кнобельсдорфа и 14-я моторизованная Генриха Воша взломали оборону советских войск севернее Полоцка и устремились на Невель, выходя в тылы нашей 22-й армии Ершакова. Наша армия вынуждена была отойти.