Оборотная сторона героя

Марина ЯСИНСКАЯ

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ГЕРОЯ

ВСТУПЛЕНИЕ

Ночь пропиталась запахом бойни и страха. Демоны с каменными глазами, застывшие на карнизах парных башен, равнодушно следили за утонувшим в безумии городом. Не найти стражников более внимательных и более бесполезных — причудливые скульптуры с однорогими лбами, львиными пастями, обезьяньими телами и драконьими крыльями видели абсолютно всё. И никогда ни во что не вмешивались. Они не обращали внимания на девушку, стоявшую прямо под ними. Невидимая в тени высоких башен собора, та крепко прижимала ладони ко рту и испуганно всматривалась в распускающиеся цветы пожаров над крышами домов.

— Не может быть… не может быть, — шептала она.

Неловкое заклинание не помогало: страшная ночь не пропадала, отказывалась уступать место знакомой Алексеевской роще с её высокими, упирающимися в пасмурное вечернее небо корабельными соснами, видевшими, наверное, ещё начало династии Романовых. А ведь совсем недавно девушка гуляла там, неподалеку от деревянного домика под конической крышей — музея старинной русской охоты. С наслаждением вдыхая сладковатый запах тронутого теплой осенью леса, она осторожно ступала по мягкой земле, проводила рукой по шершавым стволам и мечтала. Представляла, будто стоит только шагнуть в сторону, в море жёлтой листвы — и она увидит охотничий дворец русских царей, нетерпеливо бьющих копытами лошадей и свору рвущих привязь гончих… Девушка закрыла глаза и, медленно шагая сквозь заросли, прислушалась — не прозвучит ли неподалеку охотничий рожок?

— Лиль, далеко не уходи, — донёсся до неё весёлый голос подружки, а потом её внезапно захлестнул запах гари и сточной канавы.

Резко открыв глаза, девушка ахнула — она ничего не видела, её внезапно окружила ночь.

Когда глаза чуть привыкли к темноте, она разглядела впереди громаду высокого здания и отходящие от него узкие улочки; в глубине некоторых пылали пожары. Выглянувшая на миг из-за облаков луна выхватила из тёмного силуэта бесшпилевые башни, узорчатый круглый витраж-розетку на фронтоне, скульптуры иудейских царей и химер и барельефы из зодиакальных знаков. Несколько мгновений Лиля недоверчиво рассматривала возвышающееся перед ней строение, а потом вскрикнула и прижала ладонь к губам.

Нотр Дам де Пари! Нет сомнений, второго такого в мире нет.

Задуматься над тем, откуда в Алексеевской роще появился этот знаменитый собор, девушка не успела — в узкой улице неподалеку показалась толпа, вооруженная пиками и чадящими факелами. Зарычав, словно дикие животные, люди взломали помеченную белым крестом дверь в одном из домов и ворвались внутрь. Несколько мгновений спустя из окна третьего этажа выпрыгнул человек. Он тяжело упал на мостовую, и озверевшие люди мгновенно затоптали его. Ещё одного вытащили на улицу и закололи пиками. Крики метались в темноте узкой улочки, отскакивали от стен домов и разлетались над крышами… Слепые от ярости взгляды, нащупавшие её в темноте, Лиля ощутила почти физически — и сорвалась с места, резко, не раздумывая.

Казалось, целую вечность девушка неслась по незнакомому, пропахшему кровью и пожарами городу. Она пряталась в тенях узких переулков, чтобы второпях перевести дух, и снова бежала; оставаться на месте не было сил. Как только она останавливалась, ей захлёстывал панический ужас — где она? Как она тут оказалась? Как вернуться? Что, если её поймают?..

Когда кто-то резко схватил её за руку и довольно грубо дёрнул, останавливая, страх парализовал Лилю настолько, что она даже не закричала. Тем не менее, жёсткая ладонь всё равно зажала рот.

— Тихо! — выдохнул прямо в ухо незнакомый мужской голос.

— Она? — спросил кто-то сзади.

— Она, конечно — ты много здесь видел людей в джинсах?.. Идти можешь? Лиля не поняла, что последний вопрос обращен к ней. Не дождавшись ответа, мужчина просто потянул девушку за собой, в лабиринт узких улиц. Лиля не сопротивлялась — шоковое состояние замедляло реакцию. Воздух по-прежнему был пропитан запахом гниения, гари и крови. Издалека доносились дикие вопли толпы. И трупы — множество трупов. Трупы, валяющиеся в канавах, трупы, повешенные за ноги на столбах и балках, трупы, растерзанные на мостовых…

Сквозь плотную завесу страха в сознание девушки, наконец, пробился вопрос: кто её ведет? Куда? Зачем? Лиля дернулась, пытаясь вырваться из крепкой хватки. Разумеется, освободиться не получилось. Но, совершенно неожиданно для неё, мужчина остановился. — Что такое? Девушка судорожно сглотнула, рассматривала незнакомца. Черноволосый, напряжённый, сосредоточенный. Бросила взгляд на второго, державшегося сбоку, и вздрогнула — он был словно зеркальным отражением первого.

— Куда вы меня ведете? — с трудом спросила она.

— Не куда, а откуда, — краешек губ незнакомца дернулся вниз в намёке на неожиданную улыбку. — Отсюда… Еще немного, и всё закончится.

Слова не доходили до сознания.

— Где я? Что со мной случилось?

— Давай сначала выберемся, а потом мы ответим на все твои вопросы, хорошо? — терпеливо отозвался незнакомец.

— Кто вы?

Второй мужчина, видимо, расслышал нотки истерики, прорезавшиеся в голосе девушки, и негромко, но решительно приказал:

— Если хочешь отсюда выбраться, не раскрывай рта и делай то, что мы тебе говорим, ясно?

Было в его голосе что-то такое, что просто не позволяло спорить, и девушка согласно кивнула. Выбраться отсюда, где бы это «отсюда» ни было, ей хотелось больше всего на свете.

На небольшую группу людей, таких же распаленных и кровожадных, как и все остальные в этом обезумевшем городе, они налетели совершенно неожиданно — буквально столкнулись с ними за резким поворотом очередной узкой улицы.

Из быстрого, напряжённого обмена агрессивными репликами Лиля не разобрала ни слова. А потом какая-то сила резко отнесла ее в сторону. Девушка не сразу поняла, что её просто оттолкнули.

— Жди здесь, — только и услышала она. Больно ударившись плечом о холодную каменную стену дома, Лиля вскрикнула и, не удержавшись на ногах, сползла на влажную землю.

Драку, развернувшуюся на сжатой темными домами узкой улице, слабо освещали всполохи пожаров. И без того напуганная, Лиля не могла уследить за её ходом. Она не разбирала быстрых выпадов и стремительных блоков, не понимала, кто бьёт и кто падает на землю, только сжималась от звуков тяжёлых ударов и ожидала, что толпа вот-вот сомнет её неожиданных защитников — ведь тех всего двое.

Когда очередной всполох пламени выхватил из темноты болезненно согнувшуюся фигуру, как ей показалось, одного из тех двоих, что обещали вывести её отсюда, девушка обреченно закрыла глаза. Сейчас, вот еще минута — и толпа набросится на неё. «Бежать! Надо бежать!» — внезапно осознала Лиля. С трудом поднявшись на дрожащие ноги, она осторожно, шаг за шагом, плотно прижимаясь к стене — хоть бы не заметили! — пятилась к спасительной темноте соседней улочки. Удалившись, как ей показалось, на безопасное расстояние, девушка развернулась и, не прислушиваясь более к звукам драки, побежала.

Куда? Неважно!

Бежать! Только это и имело сейчас значение. Лиле показалось, что прошло всего несколько мгновений — и чья-то рука снова крепко схватила её, резко останавливая.

Эта же рука удержала от падения. Крик замер на губах — обернувшись, девушка встретилась взглядом с уже знакомым ей черноволосым незнакомцем.

— Вы… — начала было она и испуганно замолчала, разглядев злое выражение лица мужчины.

— Сказали же — ждать там, — процедил он сквозь сжатые зубы и дёрнул за руку: — Пошли!

Снова темные улицы и вонючие канавы, бесчисленные повороты и грубые булыжники под ногами. Девушка не смотрела по сторонам и не слышала редких фраз, которыми обменивались её спутники. Не задавала вопросов.

Не вздрогнула, когда ей довольно бесцеремонно закрыли глаза ладонью. А когда, наконец, убрали руку, то вокруг шумели, стряхивая разноцветную листву, высокие деревья, и занимался рассвет. Ещё несколько шагов — и показался знакомый деревянный домик, музей старинной русской охоты. Мужчина, державший Лилю за руку, усадил её на траву и вынужден был опуститься рядом с ней на корточки, потому что она судорожно стискивала его ладонь и, похоже, просто не могла разжать пальцы. Другой коротко сообщал кому-то в трубку:

— Из Алексеевской рощи… Всего несколько часов… Хорошо, сейчас подойдём.

Затем всё ещё оглушенную пережитым Лилю провели через рощу, мимо охотничьего домика, сквозь корабельные сосны.

Впереди показалась трасса. На размытой утренними сумерками обочине, явно дожидаясь именно их, стояла тёмно-синяя «ГАЗель».

Лиля замедлила шаг.

— Что это было?

Похожие друг на друга словно зеркальные отражения черноволосые мужчины переглянулись. Державший её за руку смотрел вопросительно. Шедший рядом безразлично пожал плечами:

— Как хочешь. Все равно последние сутки ей сотрут из памяти.

— Что значит — сотрут? — девушка испуганно дёрнулась; мужчина крепче сжал её ладонь, не давая вырваться. — Где я была? Кто вы?

— Ты была в Париже, — спокойно ответил мужчина, по-прежнему не выпуская её руки. — Двадцать четвертого августа тысяча пятьсот семьдесят второго года. В Варфоломеевскую ночь.

— А вы?

— А мы пришли увести тебя оттуда. И увели.

— Но… как?

Мужчины не спешили отвечать. Из «ГАЗели», тем временем, выскочила расторопная молодая женщина, взяла девушку за руку и ласково, но настойчиво повела её к машине, успокаивающе приговаривая:

— Тихо, тихо, всё хорошо. Мы отвезём тебя в больницу, ты там немного отдохнешь, успокоишься, а потом тебе всё объяснят.

Лиля нерешительно оглянулась на стоявших позади черноволосых мужчин и потому не увидела, как женщина достала шприц. Почти не почувствовала укола.

И прежде, чем мир окончательно исчез, откуда-то издалека до девушки донёсся едва различимый женский голос:

— Уже вечером ей можно будет возвращаться домой.

А, может, ей это только показалось.

ГЛАВА 1

Лабиринт отходящих от Яузы улочек — идеальное место для того, чтобы изучать развитие архитектуры последних двухсот — и общества последних двадцати лет. Здесь мирно соседствуют элегантные особняки конца девятнадцатого века, пролетарские бараки двадцатого и кичливые коттеджи двадцать первого.

Живется им, впрочем, по-разному — не все каменные «старожилы» лабиринта у Яузы получили шанс на вторую жизнь. Одни обрели новую судьбу в руках банкиров, рестораторов и предпринимателей; другие, сыпя штукатуркой с дряхлых стен, доживали свой век без надежды на воскрешение, вместе со своими жильцами, такими же старыми, как и они сами.

Торопливо шагавший по улице молодой человек не смотрел по сторонам, история развития архитектуры его не занимала. Пряча лицо от снежного ветра за поднятым воротником, парень спешил к старинному трехэтажному особняку благородного серо-стального оттенка, одному из тех, кого помиловали бури прошедшего века. Отремонтированное, с пластиковыми окнами и зеркальными стеклами, здание, как следовало из неброской вывески над входом, вторую жизнь обрело в руках некой организации под названием «Бастион».

Когда-то этот дом принадлежал зажиточному провинциальному купцу не то из Симбирска, не то из Рыбинска. Купец страстно мечтал вписаться в столичное общество и решил во что бы то ни стало доказать свету, что вполне этого достоин. Первым шагом на пути к заветной цели стала постройка московской резиденции в соответствии с самыми передовыми тенденциями. Для этого купец нанял прогрессивного архитектора-модерниста, а уж тот постарался на славу.

Дом был составлен из разных по величине кубов, к которым со всех сторон примыкали причудливой формы крылечки, портики и балкончики, декорированные изящной ковкой, а фасады являли миру окна самой разнообразной формы. Затейливая чугунная решетка на невысоком каменном постаменте ограждала особняк от соседей. Театральная тумба, установленная по настоянию купца как наглядное доказательство его причастности к культуре, высилась у самых ворот. Правда, теперь вместо театральных афиш она пестрела проспектами, рекламное содержание которых печально дисгармонировало с барельефами а-ля антик, украшавшими тумбу по верху.

Однако Илья не замечал этой печальной архитектурной дисгармонии — он очень торопился и не смотрел по сторонам; неожиданный звонок с работы ранним субботним утром изрядно его взбудоражил, а Папыч, как всегда, не расщедрился на объяснения, только кратко сообщил в трубку:

— Приезжай, нужна твоя помощь.

Илья терялся в догадках и строил версии одна другой невероятнее. Этой ночью, в связи с острой нехваткой кадров, дежурили братья Петровичи, и им, на его памяти, еще никогда не требовалась помощь; обычно это именно они оказывали её другим. Должно быть, случилось что-то невероятное, раз вызвали Илью, когда есть Петровичи.

Распахивая тяжёлую входную дверь, Илья практически ожидал, что прямо за порогом увидит первые признаки неведомой катастрофы. Но его встретили приятные ароматы жаркого и выпечки, и он немедленно успокоился — если катастрофа и случилась, то явно не вселенского масштаба. Потому что ничто иное не могло оторвать Бориса Моисеевича, в прошлом заслуженного ВДВшника (тридцать первой гвардейской отдельной десантно-штурмовой ордена Кутузова II степени бригады, непременно уточнял он), а теперь — бессменного охранника «Бастиона» от кухоньки, организованной в «караулке» у входа.

— Утро, Илья! — улыбнулся выглянувший из своей комнатушки охранник. В костюме, при галстуке, строгая воинская стрижка, седина на висках, суровые брови, твердый взгляд — Борис Моисеевич выглядел типичным армейским офицером, обреченным, как и многие свои сослуживцы, податься после отставки в охранники на коммерческие предприятия. Только вот веселенький цветастый передник и поварешка несколько портили эту картину.

— Хочешь попробовать? Шурпа! — продолжил он и, не дожидаясь ответа, приглашающе протянул половник.

Экс-десантник всегда угощал сотрудников своими умопомрачительными кулинарными шедеврами, которые умудрялся творить при помощи всего лишь двухконфорочной электроплитки и маленькой микроволновки. То, что ежедневно рождалось в кастрюльках и сковородках Бориса Моисеевича, можно было назвать только почетным словом «яства». Как сам охранник, неизменно и вовсе не символически причащающийся к собственным блюдам, в свои пятьдесят пребывал в такой форме, будто ещё вчера совершал прыжки с парашютом с восьмикилометровой высоты, оставалось для сотрудников неразрешимой загадкой.

Охранник большей частью проводил время на кухоньке у входа, угощал желающих кушаньями и байками из своей богатой на события жизни. К добродушному балагуру в строгом костюме с цветастым передником и командным голосом боевого генерала все давно привыкли и порой забывали, что он у них отвечает за охрану. Но когда — а такое изредка случалось — в офис настойчиво рвались люди с не самыми лучшими намерениями, дружелюбный секьюрити в фартуке оказывался первой и последней преградой на их пути.

Не зря, не зря Борис Моисеевич был заслуженным ВДВшником тридцать первой гвардейской отдельной десантно-штурмовой ордена Кутузова II степени бригады… Правда, сам в деле охранника «Бастиона» Илья ещё ни разу не видел. Но рассказам коллег верил.

— Вкусно, — совершенно искренне похвалил Илья, отхлебнув ароматной густой похлебки из половника. Борис Моисеевич нечасто повторялся в рецептах, потому каждый опыт приобщения к его творениям следовало ценить.

Желудок, попробовав шурпы, бесцеремонно напомнил, что сегодня хозяин накормил его всего лишь остатками зачерствевшей булки, и Илья, сглотнув, спросил:

— Борис Моисеевич, я к обеду подойду? Если меня никуда не отошлют.

— Конечно, — обрадовался тот; Борис Моисеевич готовил не столько для себя, сколько для коллег, и только радовался, когда они поглощали его блюда. — А куда тебя, кстати, отправляют?

— Ещё не знаю. Но, думаю, скоро выясню.

Язвительный голос шефа Илья услышал уже на лестнице и подумал: «Кого на этот раз? И за что?».

Андрей Потапович, спортивный мужчина к сорока с тяжёлым взглядом тускло-серых глаз и маленькой серебристой серьгой в ухе был умён, язвителен и нетерпим к чужим слабостям, и поначалу Илье казалось, что ужиться с ним будет непросто. Однако первое впечатление оказалось обманчивым. Начальник отличался решительностью и здравомыслием, не кичился своим опытом и никогда не требовал от других того, чего не стал или не смог бы сделать сам. Наконец, несмотря на острый язык и саркастические замечания, за своих сотрудников мог порвать кого угодно… хотя сам бы в этом никогда не признался. Когда Илья это понял, то он больше не удивлялся, что сотрудники звали шефа куда более свойским Андреем Папычем, а между собой и вовсе просто Папычем.

Илья решительно толкнул дверь и быстро оглядел занимающее весь второй этаж просторное помещение, отыскивая «жертву» Папыча. Кто-то из прежних жильцов здания по неизвестной причине снёс все внутренние стены, и нынешние обитатели не стали их восстанавливать. Они поставили несколько редких стеклянных перегородок, символически разделяя просторное помещение, и сгруппировали рабочие островки столов, стеллажей и кресел около окон самой разной формы, причудливо соседствовавших на одной стене.

Начальник возвышался над загромождениями пыльной техники на территории окон-розеток и выговаривал располагающемуся там аналитическому отделу. Впрочем, аналитический отдел — это слишком громкое название для Аркаши Барабашкина, талантливого молодого программиста-аналитика и двух его помощниц, настолько же симпатичных, насколько и бесполезных Майи и Ирочки.

Вжавшийся в кресло белобрысый аналитик, хоть и чувствующий себя явно неуютно под суровым взглядом начальства, глядел из-под смешных круглых очков испуганно-вызывающе и, похоже, не собирался признавать себя виновным, в чем бы его ни обвиняли.

— Я ни при чём! Вы же знаете, сколько в нашем ведении объектов! И у каждого — разные циклы! Сам я за всеми физически уследить не могу!

— Разумеется, не можешь, — обманчиво мягко согласился Папыч. — Только как же твоя хвалёная мониторинговая программа? Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты ведь делал доклад о положительных результатах тестирования и оглашал выводы о надёжности твоей разработки. Утверждал, что теперь процесс мониторинга полностью автоматизирован, и именно поэтому мы перестали вручную отслеживать все циклы.

Аркаша сморгнул и чуть растерял свой запал.

— Я… Она надёжна, Андрей Потапович. Просто… просто, чтобы она правильно работала, должны быть заданы верные параметры…

— Должны быть заданы верные параметры, — очень медленно повторил шеф, словно обдумывая услышанное, а потом неверяще поднял брови: — Ты ввёл в программу неверную продолжительность цикла для этого прохода?

— Я…

— Ты ввёл неверную продолжительность цикла, да, Барабашкин?

Все знали, что по фамилии Аркашу шеф называл только тогда, когда был на него зол. Аналитик тоже это знал. Он нервно сглотнул и зажмурился, уши заалели.

— Когда тестирование закончилось и программа была готова к запуску, — почти плачущим голосом пояснил он, — я несколько дней вручную вводил данные о циклах. И с этим проходом, видимо, ошибся. Надо было ввести триста шестьдесят пять, а я тогда, наверное, подумал: триста шестьдесят пять дней — это же год. И ввёл год. И про високосный даже не подумал…

Несколько долгих мгновений Папыч стоял над не поднимающим голову аналитиком и сверлил его яростным взглядом.

— Ей богу, уволил бы тебя к чёртовой бабушке, если бы…

Шеф оборвал предложение, но Илья прекрасно услышал несказанное. Найти специалиста такого уровня как Аркаша пусть и крайне непросто, но всё же реально. Подготовить, ввести в курс дела… Но найти человека, который успешно пройдёт все уровни проверки, прежде чем его допустят в их организацию — это не только весьма сложно, это ещё займёт очень много времени.

Папыч резко развернулся и отправился в свой кабинет, а к поникшему Аркаше тут же подбежали две симпатичные длинноногие девчонки.

— Аркашенька, не расстраивайся, — проворковала одна, беря его за руку.

— Ты всё равно у нас самый умный, — подхватила вторая, гладя его по голове.

Никто не мог постичь тайны отношений белобрысого аналитика с Майей и Ирочкой, никто не мог понять, зачем девчонки целые дни торчат в офисе. Аркаша, обладатель двух красных дипломов, с факультета информационных технологий и физтеха продвинутого столичного ВУЗа, был, бесспорно, талантлив, и столь же бесспорно не от мира сего. Он мог с легкостью рассчитать результаты грядущих выборов в Думу и предсказать котировки акций на рынке ценных бумаг; с не меньшей легкостью он мог заявиться на работу в махровом халате и тапочках с трогательными помпонами, задумавшись над оптимизацией системы мониторинга объектов, находящихся в ведении их организации. Вихрастый, голубоглазый, невысокий и нескладный, в круглых очках а-ля Гарри Поттер, он вызывал самые нежные материнские чувства у пожилых дам и мысли о том, что его, наверняка частенько колотили в школе — у сверстников.

Что нашли в этом смешном рассеянном парне Майя и Ирочка, по сей день оставалось загадкой. Вряд ли они соблазнились Аркашиной однокомнатной «хрущёвкой» на окраине Москвы, так как сами были москвичками. Суммарный коэффициент ай-кью девчонок, по общему мнению, едва ли превышал показатели Джорджа Буша-младшего, значит, вряд ли Аркаша привлёк из своей интеллектуальность.

Логического объяснения не находилось, но факт оставался фактом: Майя и Ирочка, девушки с внешностью, от которой любой кутюрье зарыдал бы от восторга, боготворили неуклюжего аналитика, нежно заглядывали ему в глаза, внимали его словам раскрыв рот и затаив дыхание, сыпали комплиментами, предупреждали любое желание — словом, окружали вниманием и заботой. При этом в близких отношениях Аркаша не состоял ни с одной, но при попытках избавиться от «посторонних» в офисе поднимал страшную бурю, громко возмущался и с пеной у рта заявлял, что если Майю с Ирочкой выгонят, то и он уйдёт… Аркаша был ценным кадром и знал это. И он тоже знал, что найти человека в «Бастион» ему на замену не так просто, потому делал громкие заявления, почти не опасаясь за своё место. И девчонок раз за разом оставляли в покое…