Помоги проекту - поделись книгой:
Джейми Каейн
Инструкция на конец света
Перевод: Лиза Журавлева
Редактор: Наталия Т. Марина С.
Сверщик: Марина К.
Вычитка: Татьяна Туровец
Обложка: Ekaterina Dmitrenko
Специально для группы Y O U R B O O K S
При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу.
К тому времени как ты вернёшься, конец света, возможно, уже наступит.
Конец света, апокалипсис или ледниковый период, второе пришествие, что бы то ни было.
Может быть, ты думаешь, я никогда не слушала достаточно внимательно, никогда не воспринимала твои предупреждения всерьёз, но это не так. Я всё помню.
Ты сказал, мир может сгореть в огне или замёрзнуть, не важно, нужно быть готовым к худшему.
Ты говорил: выживут только сильнейшие.
Думал, нам был нужен продуманный план и, желательно, ещё и надёжный запасной.
Ты подготовил нас к самым немыслимым сценариям, кроме одного, того, что и произошёл.
Итак, что же нам делать, если апокалипсис начался «изнутри»? Когда рушится наша семья, а не сама цивилизация?
Пока ты был занят подготовкой к катастрофе, возможно, самое страшное уже произошло, и это вовсе не то, о чём ты думал.
Глава 1
С кроны дерева мир кажется совершенно другим. Можно заметить, какими спокойными бывают животные, и ещё много того, что люди обычно не хотят видеть.
Если бы вы сидели на мадронском дереве, то вы бы слышали, как грузовик движется по гравию, до того, как увидели машину. Она въехала на поляну и остановилась у заброшенного дома.
Из белого грузовика вышел мужчина и прошёл к водительской двери другого авто, где сидела женщина. Дверь машины заклинило. Мужчина попытался её открыть, а затем что-то произнёс. Похоже, он не знал что делать.
Их машины – новые, блестящие, чистые и гладкие, прямо как авто в рекламе – серебристый седан и большой белый грузовик, за которым на прицепе следовал трейлер. Никаких пыльных машин, на которых я ездил в детстве.
Я устроился на сгибе дерева, подогнул под себя ногу так, чтобы не заснуть, и положил плечо на прохладную древесину. Дерево мадрона называют холодильником. Даже в самые жаркие дни на нём всегда будет свежо. Причём никто толком не знает, почему так. Тем не менее, эта особенность меня очень радовала, особенно в такие жаркие дни.
Я всё ещё сидел и молчал. Практиковался в своём занятии: представлял как здесь могли сидеть коренные американцы сотни лет назад, ещё до того как пришли белые люди.
Через некоторое время моё терпение было вознаграждено – я увидел маленького зайца: его пыльно-коричневая шерсть переливалась на длинном, гибком тельце, и он с лёгкостью выпрыгнул из норы. Спустя пару секунд показались уши его крольчат, их чёрные бархатные
глазки смотрели по сторонам, ища маму. Из своих наблюдений я понял, что они не выпрыгнут наружу, пока крольчиха не позовёт их на том тихом языке, на котором они разговаривают. Она будет толкать детёнышей обратно в нору, снова и снова, и так до тех пор, пока они не вырастут достаточно большими, чтобы найти себе еду, и достаточно быстрыми, чтобы убежать от хищников.
Но будет большой удачей, если выживут хотя бы некоторые из них.
Я понимал, что природе необходимо соблюдать баланс «Ястреб должен съесть зайца», но мне всегда казалось, что это жестоко. Я не мог понять, почему жизнь, такая невероятно хрупкая и удивительная, вот так просто может быть разрушена. Махеш сказал бы, что в действительности, жизнь не прекращается, ты всего лишь снова вернешься к матери-земле, но вот и объясните это крольчихе, которая пытается сохранить жизнь своим детёнышам.
Вероятно, она понимала всё это гораздо лучше, чем я.
Наконец, маленькая темноволосая женщина сумела выбраться из машины и встала около нее, скрестив на груди руки в довольно строгой позе. Затем она пробралась сквозь заросший сад к крыльцу и пошла за мужчиной.
Если бы вы были рядом, вы бы поняли, какое удовольствие я испытал, увидев девочку, выбравшуюся с пассажирского сидения пикапа и побежавшую к родителям. И хотя я не мог рассмотреть её в деталях, всё же у меня сложилось о ней кое-какое впечатление: длинные тёмные волосы, заплетённые в косичку, сама она была худенькая, одетая в джинсы и белую майку. У неё была одна особенность, – она двигалась так легко, будто её нисколько не волновали неубранные, заросшие окрестности.
Последней из машины вышла другая девочка. Наверное, она сестра первой, но была меньше ростом и младше. Цвета в её одежде были совершенно необычны для этого пыльного места: ярко-розовый и бирюзовый. Она что-то крикнула остальным, а затем вприпрыжку побежала сквозь сад.
Сопоставив пару фактов, я понял, что прибывшая в долину семья – это соседи одного вредного старика, и всё то время, что я помню, там не было больше никого. Сам этот старик приезжал в дом только раз в год на некоторое время для охоты на оленей.
Семья уже освоилась.
А я был одинок.
Это чувство мучило меня даже до того, как эти, новые, приехали. Началось всё с моей мамы, которая приехала месяц назад.
Вам, наверное, будет любопытно узнать, зачем я наблюдаю, и это будет хорошим вопросом. А вот почему я решил рассказать о себе, думаю, никому не стоит знать. Я сидел на этом дереве, потому что оно стояло между местом, которое я считаю своим домом, и местом, которое зовётся моим домом.
Когда мама уехала в прошлом году, мне стало легче, как если бы я, наконец, удалил больной зуб, но следом за этим пришла пустота. Она появилась там, где этот зуб некогда находился.
А потом, после многих вещей – я изменился. Привык спустя год или больше. Прекратил скучать по «зубу», научился жевать на другой стороне рта и когда вспоминал это, то помнил только боль, которую он вызывал, и снова испытывал облегчение от его отсутствия.
Но моя мать это не коренной зуб, и даже не клык. Она – наркоманка. Как-то она сказала, что выздоравливает, но мне всего лишь семнадцать. Что я должен был делать с распустившейся матерью теперь? Что делать с ее новой религией «Двенадцати шагов», ее высшими силами или с ее псевдо-Иисусом, что вписывается в жизнь деревни так же хорошо, как змея в курятнике?
Мне всё это не нужно, поэтому я постоянно пропадаю на деревьях. Только они меня никогда не разочаровывают.
Ну, хорошо, не совсем пропадаю. Там я строю дом. Тайный дом на дереве, маленький по размеру, но огромный в фантазиях.
Скоро я буду жить, совсем как мой герой Торо, в хижине на дереве. Только выше
Вся семья скрылась в доме, оставив снаружи лишь тишину, что мгновенно заполнила поляну. Даже цикады были неподвижны очень долгое время.
И я уже собирался слезть и поискать место менее людное, как вдруг услышал скрип парадной двери, она немного приоткрылась и снова захлопнулась. Присмотревшись, я увидел мужчину и девочку, ту, что постарше, не испуганную сорняками. Мужчина сказал что-то и дал девочке ружьё.
Может, это пистолет?
Но он длинный, чёрный и выглядел весьма зловеще при солнечном свете.
Плавным движением девочка положила ружьё на плечо, так, будто она уже делала это тысячу раз. Я был ошарашен, потому что потом она направилась к деревьям, – и ко мне.
Всё является испытанием.
Если я дрогну, я провалюсь.
Если я скажу «нет», я провалюсь.
Если буду колебаться, я провалюсь.
Будучи дочерью своего отца, я знала, как выживать, пусть даже он подготавливал меня не совсем к этому. Я перешла поле и направилась к лесу. Маленькая папина девочка-солдат.
Всё, что вам хотелось бы узнать о лейтенант-полковнике (в отставке) Джеймсе Риде, вы можете прочитать в его собственной книге
Отец делал ставку на социально-государственный распад, вызванный стихийным бедствием с последующей нехваткой воды и пищи.
Пожалуй, эта теория не хуже остальных.
Всегда была одна вещь, которая меня интересовала, но я не осмеливалась озвучить её вслух: если Бог есть, почему мы так уверены в том, что он хочет, чтобы мы выжили?
Отец ответил бы на этот вопрос, я уверена. Он бы сказал, что нас выбрал Бог; мы были созданы в его воображении, и он дал нам знания и множество умений, чтобы пережить любую катастрофу, с которой мы столкнёмся.
Но что, если книга папы попадёт в руки к кому-то, кто не был избранным? Хотелось бы знать, что было бы, если б я была другим человеком, с иной жизнью, и очень, очень далеко отсюда. Мои размышления о Боге совсем отличаются от папиных.
Книга отца не содержит глав о нём лично. Ничего подобного, строго руководство по тому, как очистить воду, найти и построить убежище, снять шкуру с животного, зажечь огонь в любую погоду при любых обстоятельствах, вправить сломанную кость с теми материалами, что под рукой, и прочее. Вот по этим главам вы можете догадаться, что за человек написал эту книгу.
По крайней мере, сможете предположить.
И, скорее всего, угадаете.
Джеймс Рид из тех парней, что могут перевезти всю семью в новый дом, который никто до того и не видел – может только на старом семейном фото – потому что он решил, что мы будем там жить. Даже не спросив нашего мнения.
И вот – теперь все мы здесь, в этой глуши. Все мы – это я, мама, Иззи (сестра). Каждая ошарашена и потрясена по-своему.
Сейчас я: на сорок процентов ошеломлена, на пятнадцать процентов в шоке и сорок пять процентов даже не знаю что. Может заинтригована.
Мама: поражена на шестьдесят процентов, возмущена на сорок.
Иззи: удивлена на тридцать процентов, шокирована на шестьдесят процентов и парится о своих волосах на десять процентов.
Участок, куда привез нас папа, совсем не похож на те места, где мы жили раньше, а меняли место жительства мы очень часто (тут уж спасибо папиной карьере военного). Этот дом принадлежал моим прапрадедушке и прапрабабушке, он был построен больше ста пятидесяти лет назад на деньги, вырученные моими родственниками с продажи бакалейных товаров шахтерам во время Золотой лихорадки.
Этот дом представлял собой двухэтажный полуразрушенный особняк, совсем неуместный среди этого ландшафта; окруженный лесом, он был похож на сгорбившуюся старушку, ожидающую смерти. Видимо, изначально дом был белого цвета, но почти вся краска отвалилась, обнажив серую облицовку.
Вокруг были только деревья и холмы, которые ближе к западу перерастали в крутые горы. Даже притом, что это вроде как дом нашей семьи, я никогда раньше здесь не бывала. Потому что папа не был близок со своими бабушкой и дедушкой, а после них тут долгое время никто не жил. Но, так как отец был единственным ребенком в семье – он унаследовал этот дом после смерти дедушки в прошлом году.
Прежде чем мы сюда добрались, я пыталась представить себе это место, но оно было так далеко, что я едва ли могла бы найти его на карте.
Отца не больно-то интересовала остальная часть мира. Он сказал нам только, что в доме будет погреб для маринада и большой гараж, пристроенный в шестидесятых, где отец будет хранить свои множественные запасы, которые он копит как сумасшедшая белка, подготавливающаяся к самой долгой зиме в мире. Ещё он сказал, что в двадцати акрах от нас находятся предгорья Сиерра, местность там будет в основном лесистая, и будет большая, чистая поляна для двухакрового сада и каких-нибудь домашних животных, будет даже своя, работающая круглый год, подземная скважина и септическая система.
Таковы были мои фантазии с тем полученным, весьма скудным количеством информации, но реальность представилась иначе.
Нашим домом на ближайшее будущее оказалось самое неухоженное здание, какое можно увидеть разве что в фильме ужасов.
Надеюсь, что здесь хотя бы есть водопровод. Я вспомнила об этом, потому что отец не так давно прочитал мне целую лекцию о жизни без водопровода – как собрать проточную воду и использовать ее вместо смыва в туалете, и что нам действительно лучше использовать дворовый туалет для своих целей (будто это закалит нас).
Мама точно его использовать не будет, даже ночью.
Она родилась в семидесятых в Камбодже, ее первые воспоминания были о голоде и о том, как она пряталась в джунглях. Как-то, в довольно редком для нее порыве, она поделилась с нами, что видела, как ее старшего брата убили выстрелом в спину, когда он пытался убежать с массовой резни, учиненной в ее деревне Красными кхмерами. Когда маме было шесть, ее родители были вынуждены иммигрировать с ней и оставшимися родными в Соединенные Штаты, в Южную Калифорнию, где они должны были жить нормальной загородной жизнью, но, конечно, чувствовали они себя отвратительно после всего, что произошло.
Поэтому мне было понятно, что мама не собирается ничего принимать, кроме условной жизни среднего класса. Даже папины планы о возвращении особняку былого величия не вызывают у нее энтузиазма.
Когда я думаю о нашем ранчо в пустыне, то совсем не испытываю сожаления, но знаю, что мама очень скучает по тому дому. Наш бывший район всегда казался мне пустым местом без души, уверена, его бы выбрали зомби (если бы у них была работа и счет в банке).
Сложилось такое впечатление, что пригород кажется маме местом кровожадных диктаторов-убийц, которые всегда будут отрицать свою причастность к смерти миллионов людей.
Мама поддерживает в доме идеальную чистоту и порядок. И она любит, когда в доме полно новых, интересных и современных штучек – как раз то, чего в новом жилье явно не хватает.
Поделиться книгой: