Погоня за сокровищем

— Вэйл, — глубокий, хорошо поставленный голос деда, разил холодком, — ты так и не дал дочери хорошего воспитания. Юная особа должна была поздороваться с каждым лично, начиная от старшего и переходя к более младшему, а не смешивать всех в одну кучу. Адамантина, — Тина бросила взгляд на графа, встретившись с колючим взглядом таких же каре-зеленоватых глаз, как и у нее, — дитя мое, подойди.

— Отец, может, дадим ребенку поесть для начала? — раздраженно спросил Вэйлр.

— Дитя мое, — не обращая внимания на сына, продолжил его сиятельство, — подойди. Я хочу взглянуть на тебя поближе.

Тина шмыгнула носом, машинально утерла его тыльной стороной ладони и сделала первый шаг, но была остановлена ледяным:

— Стоять. Вэйл, ты видел, что только что сотворила твоя дочь?

— Что сотворила моя дочь? — насмешливо поинтересовался Вэй.

— Она вытерла нос рукой, — брезгливо пояснил граф. — И это воспитание?

— Отличное воспитание, — парировал Лоет. — В подол она уже не сморкается.

— В подол?! — в ужасе вопросил дед Мовильяр, и Тина с Адалаис одинаково возмущенно уставились на отца и мужа, подобного греха за мадемуазель Лоет не водилось.

— А что? Сопли, отец, на то и сопли, чтобы от них избавляться, — уже откровенно издевался над отцом бывший пират. — Если есть подол, почему бы и нет? Я вот, например, люблю сморкаться в галстук. Ада…

— Уволь, — коротко потребовала мадам Лоет.

— Хорошо, — легко согласился Вэй. — Ада у меня воспитанная, она пользуется подолом платьев прислуги, свое не гадит.

— Какой ужас, — передернул плечами граф.

— А что? — Лоет уселся поудобней. — Мы еще чавкаем и ковыряемся друг у друга в тарелках, бывает, даже пальцами. Кстати, у тебя там примечательный кусок мяса, ты не против, если я возьму? — И он привстал в явном намерении добыть указанный кусок.

— Я буду есть к себя в комнате, — его сиятельство стремительно поднялся и вышел из столовой, ни на кого не глядя.

Мадам Лоет тяжело вздохнула и с укором посмотрела на мужа.

— Ты неисправим, Вэй, — сказала она. — Твой отец…

— Бесит, — коротко ответил Лоет и указал дочери на стул. — Давайте уже спокойно поужинаем без пристального внимания моего родителя.

Ужин прошел в тишине. Вэйлр Лоет поглядывал на дочь и чем-то напряженно думал. Мадам Ламбер сохраняла на лице каменное спокойствие, и только Тина страдальчески сопела, ерзала на стуле и протяжно вздыхала, намекая на снисхождение. Когда был съеден десерт, папенька откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Тина, — позвал он дочь. — Если я оставлю тебя дома, ты изменишься? Станешь послушной?

Мадемуазель Лоет вскинула голову, глаза ее засияли, и она с готовностью закивала, готовая клясться в чем угодно.

— Я буду очень хорошей, папенька! Очень-очень хорошей! Правда-правда!

Вэй вздохнул и поднялся из-за стола.

— К деду, — мрачно произнес он.

Отец слишком хорошо знал свою дочь, чтобы не разглядеть в ее глазах уже знакомого бесенка, довольно потирающего когтистые лапки. Желания меняться мадемуазель Лоет не показала абсолютно, лишь облегчение, что кара миновала.

— К деду? — потрясенно спросила Тина. — Папенька! Но я же обещала!

— Ты всегда обещаешь, — отмахнулся Вэйлр.

— В этот раз вообще клянусь!

— К деду.

А утром экипаж его сиятельства увозил хмурую внучку из ее родного дома. Прощание с родителями вышло скомканным и быстрым. Граф Мовильяр не желал задерживаться в особняке своего сына, сохраняя на лице каменную маску. Вэйлр поцеловал дочь в лоб, дав скупое отеческое напутствие:

— Терпения, стойкости и скорого возвращения разума.

Ада обняла дочь и некоторое время не отпуская, расставаться оказалось тяжелей, чем готовиться к прощанию. После расцеловала Тину в обе щеки и шепнула:

— Помни, что мы тебя любим.

— Угу, а к деду еду, — пробурчала мадемуазель Лоет.

Самель, стоявший поодаль сопел столь громко, что граф обернулся в его сторону. Повар утер набежавшую слезу и крикнул:

— Кушайте хорошо, маленький ангел… Я буду скучать.

— Я тоже, дядюшка, — всхлипнула Тина. Она посмотрела на родителей и бросилась к ним, обхватив руками за шеи сразу обоих. — Я буду очень скучать!

Его сиятельство, устав ждать, выдернул внучку из объятий родителей и подтолкнул в сторону экипажа. Он кивнул сыну и невестке, мазнул взглядом по хлюпающему великану и направился следом за Тиной. Высокий и властный граф Мовильяр шел величаво, помахивая черной лакированной тростью. Впереди семенила невысокая хрупкая Адамантина Лоет, украдкой вытирая слезы и оглядываясь по сторонам, надеясь, хотя бы помахать своему другу, но Сверчок так и не появился, закрытый отцом в конторе, чтобы ничего не вытворил. Вэй некоторое время смотрел вслед отцу и дочери, после рванул с шеи галстук и направился в дом.

— Пойду напьюсь, — сказал он, скрываясь за дверями особняка.

— Кара, скажите слугам, чтобы сегодня не заходили на половину господина Лоета, это может быть небезопасно, — велела Ада служанке, стоявшей недалеко от нее.

— Да, мадам, — ответила девушка и поспешила оповестить прислугу.

Ада проводила взглядом отъезжающий экипаж, подняла лицо к небу и выдохнула, уговаривая себя, что дочь скоро вернется. Мысленно она дала мужу пару месяцев выдержки прежде, чем он сорвется за своим сокровищем, чтобы вернуть Тину домой.

— Ангелок, — она обернулась и грустно улыбнулась, услышав прозвище, которое ей когда-то дали пираты с легкой руки своего капитана. — Идемте, тоже выпьем. У меня настойка ваша любимая припрятана.

— Надо прислугу удалить из особняка вовсе, — решила мадам Ламбер. Что капитан Лоет, что его кок Мясник, во хмелю не угрожали безопасности только ей, об остальных стоило позаботиться.

Тина сидела в экипаже его сиятельства, стиснув ладони между колен, и смотрела в окно, время от времени шмыгая носом. Ее дед некоторое время следил за внучкой, но вскоре не выдержал.

— Адамантина, сядь ровно, руки на колени, как подобает сидеть девицам благородного воспитания. И прекрати хлюпать, это раздражает, — отчеканил граф Мовильяр.

Мадемуазель Лоет покосилась на деда, но выполнила его требования, надеясь, что послушание быстрей приведет ее назад на порог родительского дома. Правда, перестать хлюпать было непросто, последствие слез еще не прошло. Она снова шмыгнула носом и утерла его тыльной стороной ладони. Тут же кончик трости несильно стукнул ее по ноге, и на колени девушки упал надушенный платок.

— Дитя мое, мы будем изживать дурные привычки, — строго произнес его сиятельство. — То, что позволяет себе дочь торгашей, не может делать моя внучка.

Возмущенная словами деда, Тина вскинула голову и посмотрела на него. Губы его сиятельства были поджаты в упрямую тонкую линию, глаза излучали холод и непроницаемость, и до юного создания дошел весь ужас ее нового положения. Прощайте вольности и баловство, теперь ее будут дрессировать, превращая из дочери бывшего пирата во внучку графа Мовильяра. Однако стерпеть оскорбление, нанесенное родителям, было сложно, и она все-таки ответила:

— Ваше сиятельство, зачем вы оскорбляете маменьку с папенькой? Они честные люди! Папеньку знают и уважают все: от мэра Кайтена и до последнего портового грузчика.

— А так же все пиратское братство, — пренебрежительно ответил дед. — Он мог бы сделать карьеру при дворе, жениться на дочери аристократов, как его брат. Но выбрал стезю разбойника и жену-лавочницу. Итог этого союза передо мной.

Глаза Тины загорелись гневом, она сжала кулаки и не менее упрямо взглянула на графа.

— Моя маменька — дочь банкира! — воскликнула она. — Она получила благородное воспитание, и уж коли говорить откровенно, то аристократкам Кайтена стоит на нее равняться, тогда они не будут казаться сороками, трещащими без умолку в обсуждении моды, кавалеров и друг друга. Не думаю, что придворные дамы ушли от них далеко. Мои родители знают, что такое честь. Я наслышана от моряков, сколь они восхищены доблестью и отвагой папеньки…

— При нападении на торговые корабли и в противостоянии королевскому флоту…

— Недалеко ушедшему от пиратов, а порой и превосходящему Лигу свободных мореплавателей по жестокости и коварству. Я слышала, сколько раз ругался папенька на то, что его людям приходится противостоять нападкам военных кораблей, стоящих на охране границ своих государств, и это нападение на торговые суда и их сопровождение. И вы будете говорить мне о том, что мои родители недостойны уважения. Ваше сиятельство, к черту право по рождению и офицерские мундиры, коли за всем этим скрываются гнилые души. И пусть мой отец был пиратом, но теперь он честный коммерсант и ваш сын, между прочим!

— Молчать! — рявкнул граф, не спускавший с внучки взгляда сузившихся глаз. — Девчонка, — презрительно выплюнул он, — что ты понимаешь в том, о чем говоришь?

— Достаточно, чтобы встать на защиту тех, кого люблю и уважаю! — все больше горячилась мадемуазель Лоет.

— Столь сильно уважаешь, что твои родители были вынуждены обратиться ко мне?! — рассмеялся граф Мовильяр. — Сколь сильна твоя любовь, дитя мое, если ты не в силах услышать просьб тех, кто дал тебе жизнь, насколько велико уважение, если они вынуждены краснеть за тебя перед всем городом? Дочь уважаемого судовладельца дерется на улице с мальчишками, носится в порт и ведет себя столь непотребно, что даже в свой день рождения, зная, что в гости будут родные и знакомые, она сбегает со своим сопляком-другом и возвращается грязная, оборванная и с синяком под глазом? Должно быть, твоя любовь выразилась в том, что твой отец метался по городу, обеспокоенный долгим отсутствием дочери? Или же уважение состояло в бледности матери, которой приходилось прятать свое волнение и развлекать гостей, пока ты влезаешь в очередную авантюру? Скажи мне, Адамантина Лоет, дочь аристократа, пирата и судовладельца, сколь еще могут быть велики твои любовь и уважение к родителям?

— Я… Но…

Тина моргнула, отыскивая ответ, но так и не смогла опровергнуть правдивость слов своего высокородного деда. Она сникла и всхлипнула.

— Платок, — тут же отчеканил граф. — С этого дня мы будем перекраивать дочь пирата в дочь аристократа.

— Чтоб меня разорвало, — буркнула Тина и предалась стыду и отчаянию.

Глава 4

**************

Экипаж графа Мовильяра, запряженный вороной шестеркой, сверкающий позолотой, изящный, как искусная шкатулка, сотворенная руками истинного мастера, въехал в высокие ажурные ворота, украшенные вензелем с витиеватой буквой 'М'. Привратники склонились в низких поклонах, приветствуя хозяина. Карета проехала по алее, по бокам которой росли величественные каштаны, обогнула большую круглую клумбу, усаженную розами, и остановился перед широкой парадной лестницей, ведущей в огромный особняк, больше напоминавший дворец. К карете подбежал мужчина в ливрее, распахнул дверцу, опустил лестницу и склонился перед его сиятельством.

— Наконец, вы сможете познакомиться с вашим родовым гнездом, Адамантина, — с достоинством произнес господин граф, выходя из экипажа. — Здесь родился и рос ваш отец и мой сын, его сиятельство граф Вэйлр Мовильяр, впоследствии сменивший фамилию, данную ему его славными предками на прозвище — Лоет, и променявший титул на паруса своего разбойничьего брига.

Лакей спешно подал руку внучке хозяина, и Тина выбралась из кареты, несмело оглядываясь. Возможно, их дом в Кайтене выглядел не столь богато и внушительно, но поместье графов Мовильяров ее начало подавлять с первой минуты, вызывая желание дать стрекача больше, чем открыть в восхищении рот и произнести столь родное и привычное:

— Гарпун мне в печень.

Граф на мгновение остановился, с легкой насмешкой наблюдая за озирающейся Тиной. После указал кончиком трости на особняк и провозгласил:

— Добро пожаловать домой, дитя мое.

Девушка закусила губу, за что тут же удостоилась изломленной в нарочитом недоумении брови его сиятельства, расправила плечи и последовала за ним, чувствуя себя преступником, приговоренным к расстрелу. Высокородный дед шел впереди, франтовато помахивая своей тростью, прямой, как жердь, с гордо задранным подбородком. В каждом его движении чувствовалось величие и сознание собственного достоинства.

Еще в дороге он перешел с внучкой на 'вы', приучая ее к обращению, принятому в кругах аристократии. Никакой — Тина, либо — Адамантина, либо — дитя мое. За ругательства несильный удар тростью по колену, как за попытку шмыгнуть носом. За жест в виде указующего перста, этот перст был отбит ладонью его сиятельства. Стоило ссутулиться, и хлопок тут же следовал по спине. Идет, опустив взгляд себе под ноги, палец деда задирает подбородок. А когда Тина сплюнула, и вовсе получила по губам.

А когда после одной из ночевок его сиятельство пришел за внучкой, и она открыла дверь, забыв о фальшивых локонах, свое негодование граф выразил брезгливо опущенными уголками губ и фразой:

— Будет ли предел моему терпению?

— Маменька с папенькой дольше терпели, — буркнула Тина.

— Что посеяли, с того и сняли урожай, — ответствовал дед. — Спрячьте этот позор, Адамантина.

И уже сидя в карете, граф Мовильяр в задумчивости произнес:

— Одного не могу понять, как из троих отпрысков все пороки достались именно девице?

— Судьба, дьявол ее задери, — вздохнула Тина, тут же получив тростью по ноге.

Они вошли в особняк, встреченные вышколенными слугами. Здесь явно не могло быть дядюшки Самеля с его баловством втихаря от родителей. На лицах слуг сохранялось надменное выражение, никто из них не позволил себе разглядывать внучку его сиятельства, и только вслед хозяину и дочери второго сына графа поворачивались головы, и в глазах зажигался интерес.

— Вам покажут ваши покои, Адамантина, — произнес сиятельный дед, поднимаясь по лестнице. — Так же объяснят распорядок и правила этого дома. К вечеру придет портной, чтобы снять с вас мерки. Не желаю, чтобы моя внучка ходила в готовых платьях, вам сошьют наряды по моим указаниям. Мы избежим всех этих новомодных кричащих цветов, излишества бантов и оборок. Скромность не означает бедность. Так же вы познакомитесь с вашими кузенами, ваш дядя Натаэль привезет их к ужину. С ним приедет и Ланс, надеюсь, встреча с братом порадуют вас. Завтра прибудут ваши учителя, и я буду лично следить за вашим обучением. К сожалению, ваша глупость сыграла с вами злую шутку, и я не могу позволить вам покинуть пределы поместья, пока ваши волосы не отрастут настолько, чтобы за прической скрыть недостаток их длины. Никаких фальшивых локон — это дурной тон. Зная ваш живой нрав и предупрежденный вашим отцом о возможной попытке побега, к вам будет приставлена гувернантка. Так же за вами будет следовать лакей, постоянно, пока я не увижу, что вы образумились, и я смогу доверять вам.

— Дышать я хотя бы могу? — возмущенно вопросила Тина широкую спину своего деда.

— Можете, но согласно этикету, — усмехнулся он, не оборачиваясь. — Лишние вдохи придется оставить за ненадобностью.

— Вашу ма…

— Адамантина!

— Прошу прощения, ваше сиятельство.

— И в который раз я уже дарую вам его, дитя мое.

— Вы безмерно великодушны.

— Помните об этом, дитя мое. Иногда я бываю зол и нетерпим, не испытывайте моей выдержки.

— Угу…

— И не мычите, вы человек, а не животное.

— Лопни моя требуха, — в бессилии прошептала Тина и ткнулась носом в спину деда.

Чуть позже мадемуазель Лоет, помытая и переодетая, сидела в столовой и ожидала появления его сиятельства. Столовая была столь огромна и помпезна, что Тина едва удержалась от того, чтобы не ухнуть, подобно сове, чтобы услышать свое эхо. Остановило ее присутствие лакеев, замерших на небольшом отдалении от стола.