Расставание в голубом

Она наморщила лоб:

– Иногда в письмах упоминались какие-то люди. Он не часто писал. Моя мать хранила эти письма. Не знаю, может, сестра выбросила их после ее смерти? Или они еще лежат где-нибудь? Да, порой в них встречались имена.

– Можем мы завтра поехать к вам домой и поискать?

– Думаю, да.

– Я хотел бы встретиться с вашей сестрой.

– Зачем?

– Любопытно, что она скажет о Джуниоре Аллене.

– Она скажет, что предупреждала меня. Он ей не очень нравился. Могу я рассказать ей, зачем к вам обратилась?

– Нет. Лучше не стоит, Кэтти. Представьте меня как друга. Я сумею навести ее на разговор о Джуниоре Аллене.

– Но что сможет она вам рассказать?

– Может быть, и ничего. А может быть, что-нибудь такое, чего вы не замечали.

– Я буду рада лишний раз повидать Дэви.

– За что Аллена посадили в тюрьму?

– Он говорил, что это чудовищное недоразумение. Пошел в армию и решил стать кадровым военным. Попал в ВМС, был рулевым, плавал на маленьких судах-аварийках, как их называют.

Потом перевелся в отдел снабжения, а в пятьдесят седьмом его арестовали за продажу армейского имущества одной гражданской компании. Он признал, что продавал понемногу, но не в таких количествах, как утверждало обвинение. Однако на него навесили все недостачи, разжаловали и упекли на восемь лет в Ливенуорт. Он, правда, вышел через пять. Там он оказался в одной камере с отцом и, когда приехал к нам, говорил, что отец очень просил его нам помочь. Вот такие сказки рассказывал.

– Откуда он родом?

– Из-под Билокси. Вырос на катерах, поэтому его и в армии определили во флот. Говорил, что друзей у него там не осталось.

– И вы в него влюбились?

Она взглянула на меня настороженно и взволнованно:

– Не знаю, была ли это любовь. Я не хотела, чтобы все было так... прямо в моем родном доме, при живой еще тогда матери, и Дэви здесь же. Да еще Кристина и двое ее малышей. Мне было стыдно, но я ничего не могла с собой поделать. Теперь не понимаю, как такое могло случиться. Я же все-таки побывала замужем, и у меня был еще один мужчина, кроме мужа и Джуниора Аллена. Но Джуниор – он совсем другой. Мне трудно без смущения рассказывать постороннему, но вдруг вам важно об этом знать. Так вот. В первый раз он принудил меня силой. Бывал и нежным и любящим, но после... Говорил, что извиняется. Но все равно всегда набрасывался, словно дикий зверь, слишком грубо и слишком часто. Утверждал, что с ним всегда так, вроде не может с собой совладать. И через некоторое время он так изменил меня, что грубость уже не казалась, грубостью, и я перестала обращать внимание, сколько раз и где он на меня накидывался. Я жила словно во сне, никогда не просыпаясь до конца, чувствуя себя податливой и одурманенной, не обращая внимания на косые взгляды, зная только то, что он хочет меня и что я хочу его. Он сильный человек и за все время, что мы были вместе, не ослабил своего напора. Обращайся с женщиной так – и голова у нее пойдет кругом, потому что на самом деле это чересчур. Но остановить его было невозможно, а потом я уже и не хотела, привыкла жить этой сумасшедшей жизнью. Так что когда он вернулся и поселился у этой миссис Аткинсон... Я все думала и думала, как же...

Она вздрогнула, словно мокрый щенок, и с жалкой улыбкой сказала наконец:

– Как же он в два счета сумел сделать из меня такую дуру. Я была для него просто очень удобной ширмой, пока он искал то, что спрятал мой отец. А я-то думала все это время, что он интересуется мною. – Она взглянула на часы на стене. – Я должна идти, мне еще готовиться к следующему выступлению. Когда хотите отправиться?

– Может, зайду за вами в половине десятого?

– Лучше я сама подойду утром к вашему катеру, если вы не против.

– Совсем не против, Кэтти.

Она привстала и вдруг снова села, быстро и легко дотронулась до моей руки и тут же отдернула пальцы:

– Не причиняйте ему вреда.

– Что?

– Я не хотела бы чувствовать, что навела на него кого-то, кто причинит ему зло. Умом я понимаю, он дурной человек и заслуживает наказания, но сердцем не хочу, чтобы он поплатился слишком жестоко.

– Хорошо, если он меня сам не вынудит.

– Постарайтесь, чтобы не вынудил.

– Ладно, обещаю.

– Это все, чего я хотела. – Она тряхнула головой. – Мне кажется, вы умный человек. Но он хитер. Он хитер, как зверь. Вы понимаете разницу?

– Да.

Она снова дотронулась до моей руки.

Будьте осторожны.

Глава 4

Кэтти Керр чопорно восседала рядом со мной на благородных кожаных подушках старушки «Мисс Агнесс». Мы быстро оставили позади Перрати, потом Нараино, потом Флорида-Сити, промчались через Ки-Ларго, Рок-Харбор, Тавернье и, миновав очередной мост, оказались на Кэндл-Ки. Когда Кэтти показала мне поворот, а затем, метров через сто, въезд в аллейку с двумя каменными столбиками по бокам, стало заметно, с каким нетерпением моя спутница ждет встречи со своим ребенком. Узкая дорога вела к старому бревенчатому дому на берегу. Выстроенный из черного кипариса и крепкой сосны, он изрядно просел и потемнел от времени, однако прочно стоял на своем фундаменте, готовый спокойно встретить ураганы, сметающие до основания куда более шикарные сооружения.

Ватага маленьких загорелых ребятишек с криками выскочила из-за сарая и атаковала нас. Когда вопли стихли, я увидел, что их всего трое, все с фамильными льняными кудрями. Кэтти крепко обняла и поцеловала каждого, а потом показала мне Дэви. Она выдала малышам по леденцу, и мальчишки умчались, визжа и облизываясь.

Из дома вышла Кристина. Она была крупнее и смуглее Кэтти. На ней были обрезанные выше колена выцветшие джинсы и разорванная на плече белая мужская футболка. Поправляя волосы, женщина направилась к нам. Ее походка ничем не напоминала грациозную танцующую поступь Кэтти, но Кристина тоже была по-своему привлекательна: неторопливая, сосредоточенная, с волнующим, притягивающим взглядом.

Кэтти представила нас друг другу. У сестры был чуть отсутствующий вид, будто гладкая кожа, плавность движений и излучаемое телом тепло надежно отделяли ее от остального мира. Она была из тех женщин, которые предпочитают приспосабливаться к окружающей жизни чисто физически, примитивно-чувственным образом. Они вынашивают своих детенышей, неосознанно стремясь к физическому удовлетворению. Обычно безмятежно неопрятные, даже запущенные, не ценят прелестей тонкой любовной игры и изящных поз. Питают слабость к земному многоцветью еды, солнца, крепкого сна, материнских забот и страстных ласк. В них скрыто неуловимое великолепие, горячее и буйное, как величие львиц.

Она поцеловала сестру, почесала свою голую руку, сказала, что рада меня видеть и не пройти ли нам в дом, кофе как раз готов.

В доме было не убрано, повсюду лежал потрепанный травянисто-зеленый ковер, и громоздилась викторианская мебель черного дерева, вся исцарапанная, с обивкой выцветшей и в пятнах. Кристина внесла кофе в белых кружках – густой, терпкий и очень вкусный.

Потом она устроилась на диване, подвернув под себя загорелые ноги, и сказала:

– Я тут подумала, что Лорели Хату подыскивает себе работу, и она могла бы бывать здесь днем за двадцать пять в неделю, а мне, может, удалось бы получать сорок – сорок пять, устройся я официанткой в Кариби, но тогда придется ездить туда и обратно, а с нашим садом все в порядке, да еще шесть долларов я получила на прошлой неделе от Геса за крабов, так что, похоже, вся эта затея не стоит труда, пока с тем, что ты присылаешь, мы вполне справляемся. Но временами бывает одиноко, и поговорить-то не с кем, кроме маленьких детей.

– Ты разобралась с налогами?

– Я сама отвезла деньги, и мистер Олин объяснил мне, откуда набежали эти полпроцента в месяц. Квитанция там, в хлебнице, сестричка.

– Кристина, ну а как вообще все, насчет работы и прочего?

Она ответила Кэтти с легкой улыбкой:

– Макс все еще бывает здесь.

– Ты же собиралась его выгнать.

– Я еще не решила окончательно, – вздохнула Кристина. Потом оглядела меня: – Вы работаете вместе с Кэтти, мистер Макги?

– Нет. Мы познакомились через Чуки Мак-Колл. У меня тут одно дело, немного дальше, вот я и подвез вашу сестру.

Ни с того ни с сего Кэтти спросила:

– Ты выбросила папины письма из армии, когда разбирала мамины вещи?

– Думаю, что нет. Зачем они тебе понадобились?

– Хочу перечитать еще раз.

– Если они где и лежат, то скорее всего в сундуке в задней комнате, где-нибудь сверху.

Кэтти вышла. Я слышал ее быстрые шаги по деревянным ступеням.

– У вас с ней роман? – спросила Кристина.

– Нет.

– Вы женаты?

– Нет.

– Официально она еще замужем за Керром, но она может потребовать признания фактического развода и через полгода будет свободна. Она сильная, красивая и умеет работать. Сейчас выбита из колеи, но тот, кто подарит ей немного радости, увидит совсем другую женщину. Она умеет любить и, когда счастлива, все время смеется и поет.

– Похоже, ее выбила из колеи история с Джуниором Алленом?

Она удивилась.

– Вы все о нем знаете?

– Думаю, почти все.

– Вы, должно быть, очень ей понравились, если она рассказала вам о Джуниоре. Кэтти старше меня годами, но моложе душой. Она плохо разбирается в людях. Я хотела выставить его отсюда. Все смешки да улыбочки, а глаза холодные. Потом он взялся за нее, вскружил ей голову, и тогда уж стало поздно гнать. Поздно было даже рассказать ей, как он лапал меня при любой возможности и хохотал в лицо, когда я называла его разными словами. Я знала, он околачивается здесь не просто так. Он искал, это было видно. Но что и где, я не знала. Он подло с ней обошелся, мистер Макги, а потом смылся. Лучше бы он никогда здесь больше не появлялся. Но он вернулся с нашими деньгами, стал жить с богатой женщиной, и с этим ничегошеньки нельзя было поделать.

– А полиция?

– Полиция? Что бы он там ни нашел, один раз это уже было украдено. А полиция никогда не жаловала семью Бэрри. Когда твой отец умирает в тюрьме, начинаешь смотреть на полицию исподлобья.

– Когда Аллен в последний раз здесь показывался?

Безмятежное лицо напряглось, она вся сжалась от неожиданного подозрения:

– А вы случайно не из полиции?

– Нет. Ничего похожего.

Кристина молчала, ее подозрения таяли. Наконец она слегка кивнула:

– Он приезжал и уезжал. Они вместе уплывали на его катере или жили на ее вилле. А около месяца назад катер исчез, и она осталась одна. На воротах ее дома – объявление о продаже. Она почти не выходит и, говорят, в последнее время много пьет, так что оно, может, и к лучшему, что Джуниор Аллен отбыл.

– Может, и для Кэтти это к лучшему.

– Он позорил ее. Люди видели, что происходит. Они знали, что Керр ушел от нее, а Джуниор Аллен обзывал разными словами, и все это слышали. Над ней смеялись. Однажды я до крови расцарапала одному морду, так что при мне уже больше не смеются. Что Кэтти точно не нужно, так это новые неприятности. Помните об этом. Я не уверена, что какая-нибудь очередная соломинка не переломит ей спину.

– Я не собираюсь доставлять ей неприятности.

– Она теперь хорошо выглядит. Хрупкая, как девочка. – Кристина вздохнула. – А я, похоже, все толстею и толстею.

Кэтти с грохотом спустилась вниз, неся перетянутую резинками мятую картонную, коробку.

– Они лежали в самом низу, – сказала она. – И еще там был этот снимок.

Она показала карточку Кристине, потом передала мне. Это была любительская фотография: крепкий мужчина, улыбаясь, сидел на верхней ступеньке крыльца старого дома. Безмятежная хорошенькая женщина в пестром платье сидела рядом. Мужчина одной рукой обнимал смущенную русоволосую девочку лет пяти, прижимавшуюся к нему. Младшая устроилась на коленях у матери, пальцы во рту.

– Прежние времена, – сказала Кэтти задумчиво. – Представь, кто-то пришел бы к нам в тот день и рассказал, чем все это кончится. Думаешь, что-нибудь изменилось бы?

– Хотела бы я, чтобы этот кто-то явился прямо сейчас, – сказала Кристина. – Я бы сумела воспользоваться его сведениями. Мы заждались удачи, сестренка. Мы обе.

Я встал:

– Поеду по своим делам и на обратном пути заберу тебя, Кэт.

– Ждать вас к обеду? – спросила Кристина.

– Лучше не надо. Не знаю, на сколько придется задержаться.

Город на Кэндл-Ки вытянулся вдоль скоростной автострады. Остров в этом месте сужался. Неподалеку начинался мост, по которому машины выезжали с острова и мчались на юго-запад. Город здорово потрепало в 1960-м, но он выглядел свежим и начищенным, с новыми бензоколонками, прибрежными мотелями, ресторанами, магазинами сувениров и морских снастей, причалами и почтовыми отделениями.

Я остановился у большой бензоколонки. Управляющий составлял у стойки опись имущества. Это был сутулый сморщенный человечек, бледный, как утопленник, с неопрятной черной шевелюрой. Звали его Ролло Уртис. Он встретил меня настороженным взглядом, какой бывает у продавцов.

– Мистер Уртис, моя фамилия Макги. Я пытаюсь разыскать некоего Амброза Аллена. По нашим сведениям, он несколько месяцев работал у вас.

– Джуниор Аллен. Точно. Да, он здесь работал. А в чем, собственно, дело?

– Да дело-то известное. – Я достал из бумажника клочок бумаги, посмотрел на него и положил обратно. – Вот тут неоплаченный счет, двести долларов двенадцать центов. Из отеля «Прибрежный» в Майами. Еще мартовский. Они передали его в наше агентство, а в отеле он отметился как приезжий из Кэндл-Ки.

Управляющий обнажил в ухмылке крупные зубы:

– Это для него теперь мелочь, мистер Джуниор Аллен нынче не обращает внимания на такую ерунду. Если удастся его разыскать, скорее всего расплатится сразу, крупными купюрами, и обронит: «Сдачи не надо, это вам за труды».

– Я вас не совсем понял, мистер Уртис.

– Он уволился в феврале и внезапно разбогател.

– Получил наследство?