Пикник на нашей обочине (СИ)

Уже к моменту женитьбы, жизненные принципы былого идеалисты порядком поистрепались. Может быть, поэтому он достаточно быстро сдал позиции и признал добывание презренного метала одним из главных приоритетов в жизни. И неожиданно для этого возникли благоприятные условия. В самый разгар Горбачевской Перестройки появились, так называемые «Центры научно технического творчества молодежи». Создавались они для того, чтобы материально подержать молодые таланты, но очень быстро превратились в банальный инструмент отмывания денег. Схема была до безобразия примитивна. Подразделение, занимающее разработкой (совершенно не важно в какой области), поручает коллективу молодых дарований (средний возраст не регламентируется) какую-нибудь техническую задачу. На самом же деле проблема давно уже решена, либо просто выеденного яйца не стоит. Но под нее в Центр перечисляются безналичные средства, которые быстро становятся наличными и делятся между участниками преступной сделки.

Непосредственный начальник Андрея — молодой завлаб, которого сослуживцы за глаза ласково звали Колюней, стал одним из пионеров этого комсомольского бизнеса. Группа приближенных товарищей, куда вошел и Андрей, подготовила липовое техническое задание. А через несколько месяцев Колюня позвал их в свой кабинет и торжественно вручил конверты.

В первый раз Андрею довелось держать в руках такую сумму денег! Эмоции сложно было передать одной фразой. Тут смешались и радость, и испуг, и даже грусть от того, что в этот момент он прощался с прежним этапом своей жизни и вступает в какое-то качественно новое состояние. Придя домой, Андрей устроил жене сюрприз:

— Котенок, мы тут премию маленькую получили. Посчитай, хватит на первое время?

Старясь скрыть торжествующую улыбку, Андрей небрежно протянул конверт. Наташка скептически фыркнула, но начала пересчитывать. Очень забавно было наблюдать, как с каждой новой купюрой менялось выражение ее лица. Глаза постепенно округлялись, потом появился испуг, но в следующий миг она уже висела на шее Андрея.

Следующие пару месяцев стали одним из лучших периодов в их семейной жизни. Да, это было мелкое мещанское счастье, но тот, кто без греха, пусть первым кинет камень! Словно дети, получившие в подарок вожделенную игрушку, они радовались свалившемуся на них богатству. В ближайшие выходные прошлись по комиссионным и купили Наташке элегантное швейцарское пальто. Вещь оказалась удивительно ноской, и потом еще долгие годы постперестроечного лихолетья напоминала о тех счастливых деньках. Обмывали покупку и премию в подвальном кабачке «У Гиляя». И как приятно было ловить на себе взгляд женщины, восхищенной своим мужем-добытчиком, и осознавать, что можешь заказать все, что угодно, не посчитывая лихорадочно в уме набежавшую сумму. Правда, меню, даже в этом популярном заведении, большим разнообразием не отличалось. А прежде чем попали в ресторан, пришлось выстоять километровую очередь. И тогда у Андрея в первый раз промелькнула совсем чуждая воспитаннику комсомола мысль:

«Почему человек со средствами вместе с остальными должен маяться в очередях? При правильном устройстве общества должны быть какие-то заведения не для всех, куда пропускают ни связи, ни спец — талоны, а универсальное общепризнанное средство — денежные купюры!»

Следующий конверт уже не вызвал такой бурной радости, а разошелся как-то в суете, не оставив следа ни в памяти, ни в семейном бюджете. Правда, в тот год супруги провели еще один счастливый месяц под ласково-пасмурным небом советской Прибалтики. Она уже тогда немножко напоминала Европу. В отличие от Черноморского побережья здесь не было изнуряющий жары, ни особых проблем с питанием, а, сев на электричку, они уже через полчаса попадали в сплетение средневековых улочек старой Риги. Флигелек, который снимали у латвийской семьи, был чистеньким и уютным, с кружевными занавесками и икебаной из засушенных цветов на подоконнике. Вставали поздно. Завтракали в ближайшей столовой, где вместе с обычным общепитовским набором подавались еще и вкусные рыбные салаты, кисель из ревеня и местные деликатесы на основе взбитых сливок. Потом шли гулять по побережью, слушая, как накатываются на песчаный берег волны, жадно вдыхая воздух, пропитанный запахами моря и сосен. Ужинали в дорогих ресторанах, а потом снова по побережью возвращались в свой флигель, наблюдая, как красный солнечный диск опускается в воду. Андрей помнил, как не хотелось покидать этот прохладный прибрежный рай, и что-то подсказывало «Мы здесь в последний раз! И так хорошо, как сейчас, нам вместе уже никогда не будет».

Вскоре после возвращения из отпуска прогремел первый предупреждающий выстрел. В НИИ нагрянули следователи, командированные в Москву из далекого Иркутска. Целью визита была лаборатория из другого отдела, внедрявшая свою технику на иркутских предприятиях. Однако, рикошетом задело и Колюню, фамилия которого засветилась в каких-то совместных с соседями работах. Его даже вызывали на беседу, в кабинет, временно оккупированный следователями.

Дожидаясь возвращения шефа, Андрей нервно ходил по институтскому коридору. На себя ситуацию у соседей он пока еще не примеривал, но все равно на душе было неспокойно. И вот, наконец, появился Колюня. Пружинистой спортивной походкой он проследовал к своей двери и махнул рукой Андрею. Жест означал «Заходи!». Поспешив следом, Андрей и увидел, как шеф швыряет на стол папку, и с размаху падает в кресло.

— Садись, закуривай! — предложил Колюня, и тут же закурил сам. Андрей редко видел своего начальника и приятеля расстроенным или испуганным. Да и сейчас, он, скорее, он был чрезмерно возбужден, словно после ныряния в прорубь.

— Кажись, пронесло! Не по нашу душу пришли! — выдохнул из себя Колюня. Потом жадно затянулся и рассказал о том, что соседей, крепко зацепили на «обналичке».

— Слушай, а нас не подцепят! — поинтересовался Андрей, чувствую, как где-то в районе желудка формируется холодный твердый комок.

— Да ну тебя! Накаркаешь еще! — замахал рукой Колюня. Видно было, что он все хорошо понимает, но просто не хочет сейчас об этом говорить и, наверное, даже думать.

— А все-таки, что делать будем? — не унимался Андрей.

— Чего, чего! Сухари сушить! — раздраженно бросил в ответ шеф. Но тут же понял, что перегнул палку, и уже совершенно другим тоном попытался успокоить:

— Не дергайся раньше времени. Сейчас таких дел знаешь сколько! Следователей на всех не хватит! Ну а если, что вдруг, будем круговую оборону держать. По бумагам у нас все гладко.

Заверения в относительной безопасности успокоили лишь на короткое время. Не успел Андрей покинуть кабинет шефа, как снова навалился страх.

«Гладко у нас по бумагам! Ты это кому-нибудь другому расскажи!»

Вспоминая самим же составленную «липу», Андрей все яснее осознавал, что любой технически грамотный эксперт их разоблачит.

«А подпись там, между прочим, стоит его — первого Колюниного зама!»

На счет круговой обороны тоже были большие сомнения. Некоторый опыт общения с людьми подсказывал, что начнется, когда зацепят:

«Каждый будет спасать только свою шкуру! Еще и друг друга топить начнут!»

В неожиданном прозрении Андрей вдруг понял, что именно он является первым кандидатом в утопленники. Обналичка производилась с его темы, да и тех задание опять же составил и подписал он.

«Колюня, конечно, тоже подписал, и тоже во всем этом по самые уши. Но он скользкий, как угорь, может еще и вывернется.»

Теперь Андрей уже ясно понимал, что надеяться может только на русский авось. В одном только шеф, наверное, был прав. Слишком много развелось любителей перевода государственных средств в личные, и добраться до всех просто физически не успевают.

«Но ведь кому-то все-таки не повезет. И за примером ходить далеко не надо!»

Вот тут-то и всплыла в памяти беспечная стайка рыбешек, и чей-то хвостик в зубастой пасти. А потом, уже без всяких аллегорий, он мысленно представил: Длинный тюремный коридор, напоминающий дорогу в преисподнюю. Медленно, словно в кошмарном сне, открывается железная дверь. Под перекрестьем не по-доброму любопытных взглядов он переступает порог и слышит за спиной как поворачивается ключ в замочной скважине…

Придя домой, Андрей рассказал жене о нашествии следователей. Она испугалась, но как-то не очень сильно. Посоветовала быть аккуратней с левыми делами и перевела разговор на другую тему. А чуть позже, обсуждая планы предстоящих покупок, поинтересовалась, скоро ли ожидается следующий конверт.

Андрею хорошо запомнилось накатившее тогда чувство вселенского одиночества. Именно в тот момент он ясно осознал, что мир, в котором ему хорошо и уютно, даже не заметит его исчезновения. Когда ржавый замок щелкнет за его спиной, все, кого он знал, будут продолжать жить, так словно, его и не было на свете. Возможно по поводу близких людей, думать так было несправедливо, но в тот злой миг откровения, перед ним словно приоткрылась разделяющая людей бездна…

Воспоминания пронеслись, как бегущая строка новостей. Машина же за это время успела въехать на территорию небольшого поселка и остановилась у крайнего дома. Сашка стал рассчитываться с таксистом, а Андрей пошел доставать из багажника рюкзаки. Пока он, приминая кусты бурьяна, ставил их на обочину, сзади хлопнула дверца, и послышался резкий звук газующего мотора.

— С прибытием, Андрюха! — торжественно провозгласил за его спиной приятель. В голосе Сашки чувствовалось нервное возбуждение, как тогда у Колюни, после общения со следователями. И Андрей подумал, что его жизнь действительно чем-то напоминает витки спирали. Похожие по своей сути события, повторяются в разной трактовке. А некоторые люди, с которыми близко сводит судьба, представлены одним и тем же типажом, на которой в некой таинственной гримерной одевают разные парики и биографии.

«Интересно восходящая эта спираль, или наоборот?» — спросил себя Андрей, закидывая на спину рюкзак. Размышления прервал Сашка:

— Вон там наш Редрик Шухарт обосновался! — сказал он, указывая рукой на приземистую избу, приютившую на окраине поселка.

Сталкер

Избушке на вид было не меньше полувека. Она прочно вросла в почву, но, для пущей верности, норовила еще опереться о землю поросшей мхом крышей. Входом в убогую обитель служила крохотная пристройка с перекосившейся дверной коробкой. Сама же дверь представляла собой сооружение из грубо сколоченных необрезанных досок с массивным бронзовым кольцом вместо ручки. Потянув за этот покрытый налетом зелени раритет, Сашка убедился, что дом закрыт изнутри и громко постучал. Сначала никакого отклика не последовало. Он уже собрался стучать снова, когда в прихожей послушался скрип половицы. Без каких либо вопросов дверь отворилась, и в лицо Сашке уткнулся луч фонарика. Тот раздраженно отвернулся и назвал свою фамилию. В ответ из пристройки донесся простуженный хриплый голос:

— А я вас завтра ждал. Но, проходите уж, коль приехали.

— И на том спасибо — пробурчал Сашка и, нагнув голову, нырнул в темноту под притолокой. Андрей последовал за ним. Стараясь вписаться в габариты дверного проема, он почтительно нагнул голову, но все-таки въехал макушкой в нижнюю часть косяка.

— Осторожней! Крыльцо не снеси! — отозвался на характерный звук хозяин. Андрей, по интеллигентской привычке извинился, но тут же с обидой подумал, что можно было бы пожалеть голову гостя, а не свою трухлявую недвижимость.

Миновав темную пахнущею гнилым деревом пристройку, они оказались в аскетическом жилище деревенского бобыля, без каких либо дизайнерских ухищрений в стиле кантри. По-солдатски аккуратно застеленная кровать. Квадратный стол с клеенкой из местного сельпо. Широкая лавка, несколько табуреток с облетевшей краской и прорезью для удобства переноски. Банки с какими-то соленьями на подоконнике. Старые фотографии на стенах. Потемневший от времени шкаф-сервант эпохи социалистического рационализма. И только большая расписанная петухами печь несколько оживляла мрачноватый облик берлоги уральского «Шухарта». А ударивший в нос кошачий дух, заставил гостей поморщиться, и с надеждой подумать, что они здесь в худшем случае проведут всего лишь две — три ночи.

— Располагайтесь, будьте как дома — предложил хозяин, без особого радушия в голосе.

«Сейчас добавит. «Но не забывайте что вы в гостях!»» — подумал Андрей. Но хозяин не оправдал ожидания и не стал повторять глупую бородатую шутку. Хотя внешним обликом и манерами вполне соответствовал образу человека малокультурного и недалекого.

Наверное, когда-то это был высокий статный мужчина, атлетического сложения. Вполне возможно вышел он не только ростом, но и лицом, и деревенские девушки сражались за право ждать его со срочной армейской службы. Но годы хорошо поработали над внешностью владельца холостяцкой избы. Плечи сгорбились, от чего жилистые руки теперь казались длинными, как у гориллы. Абсолютно седые волосы торчали нечесаными клочьями. А изначально правильные и возможно приятные черты лица исказила морщинистая хмурая гримаса. Сначала Андрей решил, что хозяин недоволен их ранним приездом. Но уже после нескольких минут общения почувствовал, что это недовольство скорее от общего вселенского разочарования. Хотя высокие, термины, наверное, мало походили для опустившегося человека. Такой вердикт Андрей вынес, как только рассмотрел его при ярком электрическом свете. Характеристика подтверждалась и двухдневной щетиной на подбородке, и тем, во что этот человек был одет. Широкая майка давно потеряла свой первоначальный окрас. Засаленные спортивные штаны пузырились на коленях, плечи укрывала одетая мехом внутрь безрукавка, тоже засаленная с темными пятнами, наверное, от краски.

Вещи хозяин велел поставить к стене, рядом с которой обнаружились два свернутых спальных мешка. Так что, к приезду гостей здесь все-таки готовились.

— А я же телеграмму отправлял, что сегодня будем! Не получали? — спросил Сашка, чтобы как-то поддержать разговор.

— Телеграмма вещь хорошая. Но у нас почтальон уж две недели, как в Зоне сгинул. — с мрачной усмешкой произнес хозяин.

— Как же тогда таксист нас ждал?

— А он каждый день московский поезд караулит. Бизнес у него такой!

По презрительным ноткам, можно было заключить, что владелец убогой избы не слишком жалует оборотистого соседа, а, может быть, вообще недолюбливает людей кладущих себя на ниве добывания денег. Предложенная тема исчерпала себя, и в пропахшем кошачьим духом воздухе повисло молчание. Похоже, лишь для того, чтобы заполнить паузу, гостям было предложено перекусить с дороги. На что Сашка, видимо недовольный приемом, заявил, что они неплохо покушали в поезде.

— Ну уж чайком то не побрезгуете? — иронично поинтересовался хозяин.

Андрей выразил согласие. Вопреки заявлению приятеля, упоминание о еде тут же пробудило голод.

На мрачной физиономии деревенского бобыля, наконец, появилось подобие нормальной человеческой улыбки.

— Вот это другое дело! Присаживайтесь, мужики!

За углом печки обнаружился вполне современный холодильник, и скоро на столе появилась тарелка с крупно порезанной колбасой, ломтиками сыра, а также хлеб и плетеное блюдо с маковыми крендельками. Чай был в пакетиках в красивой зеленой пачке из обычного ассортимента вездесущей торговой сети «Магнит». А вот чашки с блюдцами явно принадлежали к дорогому, наверное, доставшемуся по наследству сервизу. Андрей успел заметить, отсутствие каких либо следов коричневого налета на белоснежном фарфоровом чреве. Либо этой посудой редко пользовались, либо хорошо мыли.

— Под такой закусь, и коньячку не грех! — оживился Сашка, и извлек из сумки бутыль, чудом пережившую поездку в поезде. Хозяин с сомнением поглядел на напиток, но вернувшись к шкафу, достал три хрустальные рюмки. Правда сразу предупредил, что на этой первой бутылке придется и остановиться.

— Завтра с утра в Зону. Туда с похмелья не рекомендуется.

Все это как-то мало вязалось с образом опустившегося деревенского бобыля, Андрей подумал, что выводы, пожалуй, сделал поспешные. Однако, жизненный опыт учил тому, что первое негативное впечатление почти всегда правильное. Хорошее представление запросто может не оправдаться, а вот плохое очень редко обманывает. Зато, если уж такое случиться, мир открывается перед тобой какой-то новой гранью. Будто под слоем археологического мусора открывается вдруг гранитная плита с древними письменами.

Прежде чем выпить первую рюмку за знакомство, хозяин, наконец, сказал, как его зовут. Фамилию сталкера Андрей слышал от Сашки, когда еще ехали в такси. Она могла поведать лишь о предположительной принадлежности к великорусской нации. А вот имя Кирилл пробудило ностальгические нотки. Опять вспомнился зачитанный до выпадения страниц томик Стругацких, и одноименный герой из их повести. В смрадной, пропитанной духом наживы атмосфере городка Хармонт советский ученый Кирилл был глотком свежего воздуха, посланцем из другой более счастливой реальности. А Андрею вдруг до боли в сердце стало жалко и этого нереализованного сценария для человечества, и даже фантастических образов людей счастливого будущего. У Стругацких они получались очень живыми и симпатичными. И вряд ли это объяснялось лишь требованием господствующей идеологии…

Во время застолья Сашка, как обычно, попытался утвердить свое лидерство. Расспросив о жизни обитателей закрытого поселка, он тут же начал давать наставления, том, как лучше здешний быт устроить, как грамотней использовать близость инопланетной помойки. Чувствовалось, что нет темы, в которой институтский приятель Андрея, не сведущ. Кирилл слушал его, со скрытой усмешкой. Казалось, сейчас скажет:

— Да где уж нам! Мы люди темные!

Но этот классический ответ российского крестьянина философствующему дураку барину Кирилл произносить не стал. Наверное, не привык, да и не хотел прятаться за маской человека темного и убогого. После второй рюмки, Андрей обратил внимание, что провод от распределительной коробки тянется не к счетчику, а заканчивается в чреве компактного металлического контейнера. Перехватив его взгляд, Кирилл пояснил, что это генератор, преобразующий двадцать восемь с половиной вольт от вечной батарейки в синусоиду двести двадцать. Цифру исходного напряжения произнес с точностью до половинки, и Андрей тут же вспомнил эксперимент, который Сашка проводил у него на квартире с вечной батарейкой.

«Значит, инопланетные дары они тут в хозяйстве все-таки используют!»

Сашка тут же начал рассказывать о компактном генераторе собственной разработки. А из-за контейнера, сладко потягиваясь и зевая, появился матерый котище пятнистой расцветки. Бросив равнодушный взгляд на гостей, зверь одним прыжком оказался на кровати и свернулся калачиком около подушки. И при виде этой домашней сцены Андрея вдруг снова резануло по сердцу.

«Отгородившийся от собратьев деревенский бобыль, и мелкий хищник, обреченный на жесткий индивидуализм самой природой. Наверное, сейчас им хорошо под одной крышей, но кто-то должен уйти первым, оставив компаньона доживать свой век уже в полном одиночестве. Не слишком ли жесток этот мир к своим созданиям?»

Между тем коньячная бутыль успела себя исчерпать. Сашкины намеки, на то, что неплохо бы еще по маленькой, хозяин пресек сразу.

— Завтра в шесть подъем! — предупредил он, убирая со стола остатки закуски.

Перед тем, как погрузиться в спальный мешок, Андрей вышел во двор. Санитарные удобства располагались за углом дома. Представив, как пользоваться всем этим в сорокаградусный мороз зимней ночью, он искренне пожалел хозяина. Но потом от столь приземленных мыслей отвлекла картина звездного неба. Сверкающие россыпи обрушились на него из черной бесконечности, в один миг, уведя куда-то на второй план все земные неурядицы. Задрав голову, он восторженной песчинкой застыл перед величием Вселенной, с тем же чувством, что когда-то смотрел на эти звезды в мечтательной юности. Память, словно слоеный пирог, начала наполняться событиями из разных этапов жизни. Но все они казались мелкими и незначительными перед великой пустотой пронизанной холодными лучами звезд.

На новом месте

Ночевать на полу было тяжело и непривычно. Снизу, сквозь щели в полу, от земли тянуло могильным холодом. Туристический спальный мешок не давал его ледяным щупальцам дотянуться до тела, но защитить бока от спартанской жесткости дощатого ложа его тоненькая оболочка не могла. Безуспешно пытаясь заснуть, Андрей ворочался с боку на бок, рядом вторил ему скрипом половицы Сашка. Каждый такой звук острым ножом врезался в мертвую тишину уснувшего поселка. Но хозяину это не доставляло проблем, и с кровати уже давно слышалось его размеренное дыхание, изредка прерываемое храпом.

Как это часто бывало во время бессонницы, в голову подколодными змеями заползали воспоминания и мысли, обычно где-то прятавшиеся в суете дня. Словно хорошо знакомые киноленту, он прокручивал свою жизнь, и в очередной раз пытался вычленить переломный фрагмент, когда все пошло не так…

…Следователи уехали к себе в Иркутск, оставив коллег в неторопливых жерновках судебной машины. Встречая фигурантов дела в коридоре и институтской курилке, Андрей пытался разглядеть зловещую тень нависшего над ними дамоклова меча. Но внешне это никак не проявлялось. Подследственные так же говорили о текущих пустяках, жаловались на погоду, издевались над очередным проигрышем футбольной сборной. Лишь иногда в глазах вдруг вспыхивала затравленная тоска. И, наблюдая эти отблески, Андрей невольно ставил себя на место этих людей.

«Наверное, это самое тяжелое — ждать. Ты все еще живешь, как привык. Вечером после работы можешь взять себе бутылку пива. Распить ее где-нибудь в ближайшем парке под шелест листвы. Дома уже ждет приготовленный женой ужин. Ты можешь идти туда, а можешь снова вернуться к ларьку, и, довершая опьянение второй бутылкой, еще долго гулять по дорожкам, на которые после жаркого и душного летнего дня вместе с тенью опускается прохлада. Да сколько всего еще можно сделать, пользуясь своей почти безграничной свободой! Но при этом ты каждую минуту осознаешь, что вскоре жизненное пространство сузится до размеров тюремного барака…»

Между тем, Колюня быстро пришел в себя и начал готовить новую операцию по обналичке. Опять потребовалось липовое техническое задание. Но на этот раз он заявил, что на документе будет достаточно только одной подписи Андрея, так как, со следующего месяца он из неформального статуса правой руки переходит в официальные заместители заведующего лаборатории. В первый момент новоиспеченный зам даже обрадовался повышению по службе. Но тут же в голове аварийной лампочкой вспыхнуло:

«Подстава! Теперь, при неблагоприятном течении обстоятельств, Колюне проще будет вывернуться, а вот твои шансы избежать заслуженного наказания на порядок сужаются.»

Первые дни Андрей по инерции продолжал выполнять поручение. А перед глазами вертелась еще одна документальная картина из жизни животных:

… Сгрудившись в плотную, пока еще живую массу, овечки двигаются по коридорам скотобойни. Оператор мастерски выхватывает жутковатую простоту голых бетонных стен и деревянных перегородок. В движениях животных уже сквозит смертельная обреченность, но они продолжают идти. А впереди, словно ложный маяк, бодро колыхаются рога козла-провокатора…

Вместе с новой волной страхов, пришли и запоздалые укоры совести. Средства, которые они пускали на рост личного благосостояния, вообще-то выделялись государством для развития отечественной техники. Правда, цель эта казалась слишком отвлеченной, наподобие пресловутых закромов Родины. Но были еще и сотрудники их лаборатории, не вошедшие в круг особо приближенных особ. Ведь деньги должны были идти, в том числе, и на их премирование!

«Интересно догадываться ли они о наших махинациях?!» — спрашивал себя Андрей. По взглядам, недомолвкам, замолкающим при его появлении разговорам, можно было сделать вывод, что догадываются.

«А ведь могут и сообщить, куда следует!»

И с осознанием этого тривиального факта, пробудившая было совесть, снова тонула в грязных водоворотах шкурного страха.

Окончательное решение Андрей принял после того как увидел сон, показавшийся ему пророческим. Накануне вечером, чтобы хоть на время забыть о тяготевшей над ним угрозе, он банально в одиночку напился. Наташка даже не осудила проступок, так как они уже несколько дней пребывали в затяжной ссоре и не разговаривали. В общем, весь мир был против, и только алкоголь повел себя, как настоящий друг. С помощью его магической силы удалось на несколько часов убежать из отравленного страхами настоящего… Правда, вскоре пришлось возвращаться обратно в реальность, усугубленную похмельным синдромом. Уснул Андрей с тяжелой головой, и сразу перенесся в полуфантастический мир, еще более унылый, чем настоящий. Подсознание водило его по каким-то длинным коридорам, навстречу то и дело попадались мало симпатичные люди, со злыми небритыми лицами. Тут же в коридоре кто-то справлял на стену малую нужду, и по бетонному полу, словно из подтаявшей под весенним солнцем помойки, текли грязно желтые ручейки. Потом Андрея занесло в странную комнату без окон, с дощатым полом, по периметру которого возвышался бетонный бордюр. Вступив на доски, он почувствовал, что они никак не закреплены и плавают на некой полужидкой субстанции. Тут же под его весом пол начал тонуть, и сквозь образовавшиеся щели наверх хлынули фекалии. Последним самым ярким впечатлением сна стал отчаянный рывок, когда отталкиваясь от уходящих в коричневую жижу досок, он бежал к бордюру.

Очутившись на бетонной тверди, Андрей проснулся. Часы показывали без пяти шесть, и за окном медленно разгоралось холодное сентябрьское утро. В тот же день он пришел в кабинет шефа и прямо с порога заявил, что ни какие липовые тех. задания он больше ни писать, ни подписывать не будет, и в левых деньгах тоже больше не нуждается. Колюня испуганно поднял глаза. На обаятельном лице молодого карьериста, сменяя друг друга, пронеслись недоумение, испуг, желание со всей необходимой жесткостью подавить вспыхнувший бунт. Наконец, всю эту гамму чувств сменила кисло официальная мина. Андрей подумал, что сейчас его будут уговаривать, и мысленно поклялся стоять на своем до конца. Но Колюня, только махнул рукой:

— Хрен с тобой! Не хочешь, не надо. Без тебя обойдемся…

Оказавшись за дверями кабинета, Андрей полной грудью вдохнул воздух. Он снова стоял на твердой почве. Зыбкий настил над ямой с фекалиями отдалился, пока еще на небольшое, но уже относительно безопасное расстояние. Но тогда он еще не понимал, что в тот момент перечеркнул для себя возможность карьерного роста, а может быть и упустил единственный шанс выйти на иной уровень материального благосостояния…

Сашка, наконец, прекратил скрипеть половицей, и, видимо, найдя оптимальное положение, с громким присвистом захрапел. Отыскав в кармане мобильник, Андрей обнаружил, что уже полчаса назад наступили новые сутки. Попытавшись выкинуть из головы все мысли он, как в детстве, начал считать овец. Однако, животные получались какие-то неубедительные. Тогда он заменил их инопланетянами. Воображение быстро нарисовала зеленых человечков с тремя глазами и трубчатыми органами, отдаленно напоминающими уши. Получились они как живые, но в отличие от покорных овечек, все время крутились, строили рожи и не давали себя сосчитать. Уже совсем отчаявшись заснуть, Андрей обреченно слушал храп приятеля. И вдруг в эту свистящую и булькающую какофонию вторгся еще один звук — высокий, пронзительный, идущий откуда-то извне со стороны окруживших поселок скал. «Что это?», встрепенувшись, спросил Сашка, но потом тут же захрапел снова. Через минуту звук повторялся, но уже не так сильно, словно его источник удалялся от дома. В голове успокаивающе пронеслось:

«Кажется, уходит!»

Кто или что это было, Андрей даже боялся себя спрашивать. Еще некоторое время он, вслушиваясь, лежал с открытыми глазами. А потом, словно в колодец, провалился в глубокий сон.

В тумане

Чья-то рука грубо вытащила из сонного забвения. В первый миг он не мог понять, как оказался на полу деревенской избы. Потом, сквозь приоткрытые веки увидел над собой Кирилла:

— Подъем! — по-армейски чеканно, скомандовал сталкер. С трудом разлепив глаза, Андрей успел отметить, что хозяин выглядит помолодевшим. На гладко выбритом подбородке не осталось и следа от многодневной щетины. Волосы были аккуратно зачесаны ото лба к затылку, а вчерашний затрапезный наряд сменил армейский камуфляж, не очень новый, но без каких либо следов соприкосновения с почвой. Андрею даже показалось, что он улавливает запах мужского одеколона.

«Наверное, местная сталкерская этика. В Зону при полном параде. Надо бы и себя в порядок привести» — подумал Андрей и полез в рюкзак за бритвой. Положив свой трехлезвенный «Жилет» в пакет с умывальными принадлежностями, он, скрипя половицами, двинулся к двери. За маленькими оконцами избушки тоннельную черноту ночи успела сменить серая предрассветная полутьма, на поверку оказавшаяся туманом. За порогом он сразу окунулся в холодную влажную пелену. Исчезли слизанные серым языком скалы, а от ближайших домов остались только смутные контуры. Воздух был пропитан миллиардами крохотных капель, и, казалось, неосторожно вдохнув, можно захлебнуться. Посетив крохотное сооружение, где по старой традиции на двери было выпилено сердечко, Андрей вернулся к дому. Справа от входной пристройки под навесом из оцинкованного железа располагался рукомойник. Выплеснув на лицо несколько полных ладоней, он намылил подбородок. Бриться холодной водой было не комфортно, но от порезов спасала плавающая головка «станка». Скобля и ощупывая подбородок, Андрей размышлял о давнем обычае ратных людей одеваться во все чистое перед битвой. Согласно материалистической концепции, объяснялось это довольно тривиально. Люди, мол, издревле знали, что под чистой одеждой меньше гноятся раны. Но сейчас в голову пришло несколько иное толкование:

«Они ведь так к встрече с Всевышним готовились! Не хотели уносить в мир иной земной пот и грязь. Может это и наивно, но почему-то такая наивность куда сильнее трогает сердца, чем то, что вещают умники атеисты.»

Выплеснув на лицо последнюю пригоршню воды, Андрей вдруг почувствовал, что куда-то исчезли все страхи. Вопреки инстинкту самосохранения пришла мрачная, но странно ободряющая мысль:

«Это даже хорошо, что ты ввязался в опасную авантюру! Терять кроме унылой старости уже нечего. А здесь, преодолев страх, есть шанс, лучше устроиться, там, в посмертном мире. А если поверить в переселение душ, можешь заработать для следующей поездки билет классом повыше.»

И все же, надежда на счастливое возвращение, вдохновляла, куда сильнее, чем посмертные преимущества достойного ухода. Видимо, так устроен человек, что сакральные надежды, на жизнь вечную, он стремится облечь в знакомые формы, представить, как более счастливое продолжение жизни сегодняшней. Андрею теперь почему-то, казалось, что, вернется он другим человеком. Отмеренный судьбой срок проживет более насыщенно и ярко, может даже реализует, хотя бы, малую часть планов юности. При этом деньги ушли куда-то на второй план. Во главу угла стала встреча с неведомым, поджидавшем его за серой пеленой тумана. Верилось — пройдя это испытание, он внутренне переродится. Начнет с чистого листа, а, может быть, с того момента, когда что-то пошло не так…

В дверях, Андрей столкнулся со своим приятелям. Сашка выглядел заспанным и очень недовольным. Наверное, представителю малого бизнеса не понравилась бесцеремонная побудка. Отвык он исполнять чьи-то приказы, и давно уже чувствовал себя хозяином жизни. А тут, нате вам, подъем и пять минут на сборы!

«Ничего, иногда оно даже полезно!» — с некоторым злорадством, подумал Андрей.

В доме уже ставший привычным кошачий дух мешался с ароматом кофе. На тщательно протертой скатерти дымились три чашки с бодрящим напитком. В дополнение прилагалось блюдо с бутербродами, и плавленые сырки «Дружба» в ностальгической советской обертке. Кирилл уже сидел за столом. Его длинные жилистые руки в боевой готовности расположились между розовеющей докторской колбасой и ароматным даром бразильских плантаций.