Мироздания… неконченное дело

«И забываю мир – и в сладкой тишине Я сладко усыплен моим воображеньем».

Пушкин – поэт исторической гармонии, поэт Мысли и Разума. Сын своего рационалистического века, завещающий своим умом грядущим поколениям то имущество, которое будет служить всегда предостережением:

«Напрасно я бегу к сионским высотам, Грех алчный гонится за мною по пятам» Список использованной литературы:

1. Лотман Ю. М. Пушкин, 1995

2. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин», комметарий, 1981, 1983.

3. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь.

4. И. Бражнин. Ликующая муза. 1974

5. А. Самарцев. А. С. Пушкин. 2006

6. Е. Маймин. Пушкин. Жизнь и творчество. 1982

Баратынский Евгений Абрамович

(1800 – 1844)

Дорический прекрасный певец

Тонкий и честный мыслитель, которого Пушкин назвал поэтическим Гамлетом, прошедший «все страстное земное»; тот, кто ценил только одну правду, одну красоту, это «красоту правды», примиряющей ноткой воспринимавший жизнь: «Пусть радости живущим жизнь дарит, а смерть сама их умереть научить»; борец с призраками, с иллюзиями, строгий и беспощадный, написал однажды: «Не призрак счастья, а счастье нужно мне».

И это его послание миру новому, грядущему, нам:

«Мгновенье мне принадлежит, Как я принадлежу мгновенью» Е. А. Баратынский русский «поэтический Декарт»

Евгений Баратынский родился в золотой век русской поэзии, в век элегий – принадлежал к литературному поколению, во главе которого стоял Пушкин. О Баратынском современник писал, что он самый неулыбающийся поэт. Одинокий мыслитель, чуждый общего праздника жизни, считающий жизнь вульгарным земным пиршеством. Стремящийся сохранить свое своеобразие, лица необщим выраженье, не слиться с ленивым умом толпы (его выражения). О толпе он заметил: « В сердцах корысть и общая мечта».

Вечный анализ, вечная горестная мысль: «Для всех один закон, закон уничтожения». Его назвали поэтом «Сумерек». Он не восхищается красотой, как делал это Пушкин. Он упивался только одной истиной, горькой как хмель, только правдой. И преклонялся только перед одной красотой, назвав ее красотой правды: «Я правды красоты даю стихам моим».

Баратынский не верит в мир удовольствий и наслаждений, не принимает его, этот пушкинский цветущий, чувственный, эпикурейский светлый мир.

Он певец боли – ведь как тень от солнца, боль всегда сопутствует наслаждению, вытекает из него, а зачастую вытесняет его.

Он певец холода, разочарования, страдания – вот что он ценит – без которых мир немыслим, без которых мир был бы неполон, пустоват. История вывела свою парадигму: необходимо после солнца Пушкина наступление ночи Баратынского. И подтверждение этой закономерности – название книги Баратынского «Сумерки».

Во вселенской картине миры поэзии нужен Баратынский, как дополнение Пушкина, как развитие Пушкина и как предупреждение Пушкина. Своим горьким охлажденным умом он уравновешивает безудержный, чувственный восторг Пушкина перед жизнью, вносит в нее равновесие:

«Живых восторгов легкий рай Я заменю холодной думой» Список использованной литературы:

1. О. А. Проскурин. Истинная повесть. 1990

Лермонтов Михаил Юрьевич

(1814 – 1841)

Вторично жизнь свою занять…

Лермонтов был уверен в своей правоте поднять меч Геракла – страстный призыв души к деяниям во имя жизни, страстный поиск обновления человека в могучей земной жизни.

В уста героя Печорина он вложил эту экспрессивную мятежную силу, проверяющую человека на прочность: «Нет, я бы не ужился с этой долею! Я как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойного брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится».

И сам поэт, и его поэтические образы – энергия бунта, протеста, титанической тоски и порыва. Он искал могучего проявления воли, приобщения к широким интересам времени. В его природе было что – то особенное, ему одному свойственное, что – то гордое и таинственное, сильное и подлинное без которых жизнь скучна и однообразна.

И. С. Тургенев так описал свое впечатление от встречи с Лермонтовым:

«В наружности Л. было что – то зловещее и трагическое; какой – то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно – темных глаз».

Печорин скажет о себе, а значит – о Лермонтове: «…Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я так же очень достоин сожаления…»

Он был поэтом, говорившим резко и определенно, и в котором выразился исторический момент русского общества: протест против гнусных его порождений и «сочувствие ко всему человеческому». И потому не случайно современники назвали Лермонтова «поэтом русским, народным».

Он писал стихи буквально кровью:

«Толпой угрюмой и скоро позабытой Над миром мы пройдем без шума и следа, Не бросивши векам ни мысли плодовитой, Ни гением начатого труда» («Дума»)

Его стихи шли буквального из глубины мятежного и прометеевского духа. Это был стон, даже вопль человека, который считал злом отсутствие стыда и совести, то есть внутренней жизни, « чувствительной души»: «Мой идеал – совесть и… могила Оссиана» – так Лермонтов произнес однажды.

Глубокая и острая как наконечник копья мысль, роскошные поэтические образы, испепеляющая полнота жизни, увлекательное, неотразимое по силе воздействия лирическое обаяние, бьющая огненным фонтаном действительность – классический поэт по эстетическим и нравственным чувствам.

Образы поэты – Демон, Печорин, Арбенин – это трагическая, сумрачная и недобрая сила. И в то же время потрясающая энергия в этих исполинских образах – энергия бунта, протеста, титанической тоски и порыва. Поэт вложил в эти страстные полутемные фигуры такую силу скорби, неприятия лжи и лицемерия, что просто пленил нас своими жестокими героями, заставил склониться перед их болью, злой болью, перед их холодным, бунтующим отчаянием.

Но в стихе «Она не гордою красотой» Лермонтов сентиментален, возникает образ девушки, чуждой тщеславной суеты света, полной жизни, вдохновенья, чудной простоты. Это стихотворение было обращено к девушке пленительной красоты, к Вареньке Лопухиной, чей образ навек вошел в душу молодого поэта:

«Однако все ее движенья, Улыбки, речи и черты Так полны жизни, вдохновенья, Так полны чудной простоты. Но голос душу проникает Как воспоминанье лучших дней, И сердце любит и страдает. Почти стыдясь любви своей».

А потом Лермонтов всю жизнь искал в любви бури, искал могучего проявления воли, имея «С небом гордую вражду».

Муза поэта была бунтующей, гневной, разрушающей и сокрушающей обман, беспощадно разделывающейся с возникающими иллюзиями:

«Все чувства мы вдруг истощили, Сожгли поцелуем одним»

Мятежный талант Лермонтова упрямо не поддается хрестоматийному приглаживанию. Как и столетия назад, продолжает он тревожить сердца, увлекать бунтующей силой. Силой трагической красоты, пленяющей сознание, обжигающей сердца.

По утверждению Белинского, Лермонтов был выше Пушкина не только силой своего таланта; более важно, что своим творчеством Лермонтов выразил более высокое время. История свидетельствует, что Лермонтов пользовался высокой симпатией Некрасова, Чернышевского, Добролюбова: их сближала неукротимая сила отрицания гнусной действительности.

Лермонтов – это образ одинокоготитана, прельщенного бунтом – Демон, восставший против «Вечного». Уже в юношеском стихе «Молитва» Лермонтов признавался:

«И часто звуком грешных песен Я, Боже, не тебе молюсь».

Лермонтовское неприятие действительности, лермонтовский бунт – это тема Прометея. Прометей – поэтический образ героического добра, созидающей страсти, неукротимой любви.

Прометей – символ гордого и одинокого протеста. Он не унижается до смешного. Его удел – высокая и гордая трагедия.

Трагедия самопожертвования во имя высокой цели. Таким и остался в памяти благодарных потомков Лермонтов и его Демон. Могучий Дух, растерявший свои упования, томящийся в пустынной жажде великого дела:

«И ненавидим мы, и любим мы случайно, Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви… Жить для себя, скучать собой…» Ничто иное, как казнь постылого бессмертия…

Прометей классический – не обозленное божество постыдно равнодушного поколения. Он пал жертвой любви к людям, во имя этой любви он восстал против Зевса. А что декларирует лермонтовский Демон?

«И я людьми не долго правил, Греху не долго их учил, Все благородное бесславил И все прекрасное хулил», Злой гений жизни…

В образе Демона проявилось противоречие, из которого Лермонтов так и не мог выйти. В Демоне он возвеличил «с небом гордую вражду», и в этом потрясающая мощь и обаяние образа: Демон великий дух, а отнюдь не мелкий, коварный бес. Однако Демон и символ, аллегория равнодушия к людям.

Почти сверстник Тургенева, он был моложе Гоголя и Гончарова, только на семь лет старше Достоевского и на четырнадцать – Льва Толстого, современника Максима Горького, когда его настигла смерть у подножья Машук.

Не случайно утверждал Достоевский, что Лермонтов мог бы стать «печальником народного горя», ибо преклонялся перед народной правдой

В семье М. Ю. Лермонтова бытовал рассказ о том, что их род, возможно, происходит от шотландского рода Лермонтов.

Этим рассказом навеяно юношеское стихотворение Лермонтова «Желание».

«Желание»

«Зачем я не птица, не ворон степной, Пролетевший сейчас надо мной? Зачем не могу в небесах я парить И одну лишь свободу любить?»

Гроб Оссиана»

«Под занавесою тумана, Под небом бурь, среди степей, Стоит могила Оссиана В горах Шотландии моей. Летит к ней дух мой усыпленный Родимым ветром подышать И от могилы сей забвенной Вторично жизнь свою занять!…» М. Лермонтов

Список использованной литературы:

1. М. Ю. Лермонтов. Полное собрание сочинений в десяти томах. 2000

2. А. Марченко. Лермонтов. 2009

3. П. Щеголев. Лермонтов. 1999

4. П. Щеголев. Лермонтов в жизни и смерти.2014

5. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова6: Пушкин, Лермонтов, Гоголь.

Тютчев Федор Иванович

(1803 – 1873)

Захватил… темный корень мирового бытия

«Умный, умный, как день, Федор Иванович» – писал о Тютчеве Тургенев. И писал сам поэт:

«День – сей блистательный покров — День, земнородных оживленье, Души болящей исцеленье, Друг человека и богов»

Поэт бесконечности, неба с его вечной загадкой. Он сам восхищался и упивался миром Вселенной, миром звезд. И заставлял читателя трепетать перед этим миром.

«Небесный свод, горящий славой звездной, Таинственно глядит из глубины — И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены».

Остро ощущал Тютчев как мал, крохотен, если не ничтожен, человек перед вселенной.

«И бездна нам обнажена Со своими страхами и мглами, И нет преграды меж ею и нами!»

Тютчев любил ночь, был певцом ночи:

«Святая ночь на небосклон взошла, И день отрадный, день любезный Как золотой покров она свила, Покров, накинутый над бездной»

И, развивая тему бессилия человека перед всесильем природы, пишет дальше:

«И, как виденье, внешний мир ушел.. И человек, как сирота, бездомный, Стоит теперь, и немощен и гол. Лицом к лицу пред пропастью темной…»

День для него казался обманом. День для него – как сон, как туман, дремота, которая «объемлет вселенную, ее поправ»:

«И чудится давно минувшим сном Ему все светлое, живое… И в чуждом неразгаданном, ночном Он узнает наследье роковое»

А ночь для него – вся в загадке, вся в мерцании вопроса, ответа на который нет и …не будет

«Ночь, ночь, о где твои покровы, Твоей стихии сумрак и роса».

Поэт считал, что солнечный день – это пелена, которая закрывает звездный мир, из – за нее мы не видим звездной бездны, теряем ощущение вечности.

Как ненавистен солнечный день для Тютчева:

«Днем, сокрытые как дымом Палящих солнечных лучей, Звезды не видны, Звездная вечность скрыта»

Он – поэт «двойного» бытия, на пороге между днем и ночью, а, точнее, на ступеньках лестницы, ведущей от сумерек дня к тайне звезд, притягательной и мятежной тайне вечности. Его душа – это «жилица двух миров»: внутреннего мира поэта и мира природы, вселенной.

«Как жадно мир души ночной Внимает повести любимой…»

Центральная идея тютчевской лирики – это отношения человека и природы. Поэт и природа связаны между собой глубокими, внутренними нитями. Цельность, синтез мира природного, с одной стороны, и «Я», человеческое – с другой стороны.

«Все во мне, – и я во всем» – восклицает поэт. Ему было ненавистно представлять мир как скопление абстракций, лишенных души, чувств.

Он враждебно относился к французскому плоскому позитивизму, который превращает весь живой, одухотворенный мир в пустоту. Избегал он и немецкий идеализм, представляющий мир в умственных, отвлеченных категориях («Абсолютный дух»).

Он один из первых в русской национальной мысли поднял штандарт борьбы за цельное ощущение мира. Ощущение родстав между человеком и стихийными силами, чтобы человек6

«… одной с природой жизнью дышал, Листка понимал трепетанье»

Рационализм свел природу к безжизненному началу, из природы извергли загадку. Вот что писал Макс Вунд в книге «Греческое мировоззрение»:

«Научное понимание внесло глубокий раскол в отношение к природе. Чарующая интимность, связывающая до сих пор человека с жизнью природы, любовное одухотворение природы, все это безжалостной рукой было превращено было в царство мертвой природы».

И дальше: « Прежде человеку была дорога каждая песчинка, в нем жило дыхание божеств, принимающее непосредственное участие в его жизни. Древнему греку природа казалась прекрасной, ибо божественный дух проникал ее, он считал ее добродетельной, заимствовал у нее нормы поведения, согласуя свою жизнь с ее силами, сознавая себя во власти их».

Тютчев – носитель древнегреческого, дофалевского мышления (Фалес Милетский – один из семи мудрецов), мифологического. Везде он видел Жизнь. Тайну. Чудо.

«Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик — В ей есть душа, к ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык».