Ребенок, способный рассматривать мельчайшие детали предметов, должен считать нас неспособными правильно видеть, потому что в иллюстрациях мы видим только практически значимые взаимосвязи, которые остаются для ребенка недоступными. По сравнению с его личным умением видеть взрослый просто не замечает все тонкости, и каждый раз ребенок снова убеждается, с каким равнодушием мы обходим в высшей степени интересные подробности. Если бы он мог правильно выразиться, он хорошо объяснил бы нам, что в глубине души у него нет к нашим умениям никакого доверия или его так же мало, как у нас к нему, потому что наш способ мышления ему непонятен. Так и получается, что взрослый и ребенок не понимают друг друга.
Глава 10
Борьба на пути роста. Сон
Конфликт между взрослым и ребенком начинается с того момента, как ребенок становится способным к действиям. До этого никто не препятствовал ему видеть и слышать, а, значит, завоевывать мир с помощью своих органов чувств.
Как только ребенок начинает действовать – ходить, брать предметы, – картина меняется. Взрослый чувствует любовь к ребенку, но тем не менее в нем просыпается непреодолимый инстинкт, который заставляет его обороняться от ребенка. Душевные состояния ребенка и взрослого так отличаются друг от друга, что их совместная жизнь стала бы невозможной без взаимного приспосабливания. Нетрудно заметить, как часто это приспосабливание причиняет ребенку вред, ведь его социальное положение полностью зависит от взрослого. Подавление действий ребенка в среде, где властвует взрослый, неизбежно, если взрослый, убежденный в своей любви и готовности жертвовать, не осознает своего оборонительного поведения. Бессознательный оборонительный инстинкт скрыт под маской. Так, скупость маскируется под защиту от ребенка дорогих вещей, под разговоры о «долге так воспитывать ребенка, чтобы научить его прилично себя вести». Из страха перед малейшим нарушением мира собственного удобства возникает «необходимость заставить ребенка успокоиться в интересах его здоровья».
Матери из простонародья защищаются от своих детей пощечинами, криком, ругательствами, выгоняя детей из дома. Время от времени они осыпают их поцелуями и ласками, удовлетворяя свою потребность в нежности. Напротив, в высших слоях общества такие инстинкты прикрывают маской формальности. Конкретные чувства скрываются за отвлеченными понятиями: любовью, жертвою, долгом, самообладанием. Матери из высших слоев поступают со своими неудобными детьми так же, как и женщины из простонародья: отделываются от них и перекладывают ответственность на няню, отправляя гулять с ребенком или заставляя надолго укладывать ребенка спать.
Терпение, любезность, покорность матери из привилегированных слоев (по сравнению с нянями) является выражением молчаливого согласия проявлять терпение и смирение только тогда, когда ребенок – нарушитель мира – находится достаточно далеко от родителей и их собственности.
Как только ребенок выходит из оков беспомощности и начинает наслаждаться победой собственного «я», которое подчиняет себе органы движения, эти замечательные инструменты его стремления к деятельности, так тут же ему навстречу выступает множество великанов, которые хотят закрыть ему вход в мир. Эта ситуация со всей ее драматичностью напоминает переселение первобытных людей, которые хотели избежать рабства и устремлялись в неприветливые, неизвестные края, словно иудейский народ под предводительством Моисея. Если в конце концов после страданий и скитаний по пустыне возникал благодатный оазис, в котором мирно обитали другие народы, то эти блуждающие встречались не гостеприимно, а с обнаженными мечами.
Такова человеческая природа, которая пытается защитить свой мир от вторжения. Когда эта природа проявляется в отношениях между народами, то возникают войны. Движущая причина таких феноменов всегда конкретна и скрыта в неизвестных глубинах. Но первой целью такой борьбы является защита своего порядка, спокойствия и своих владений от вторгающегося народа. Вторгающийся народ не останавливается. Он борется с отчаянным мужеством, так как от этого зависит его существование.
Под маской неосознанности совершается эта борьба между любящими родителями и невинными детьми. Взрослым легче всего сказать: «Нельзя бегать, нельзя трогать, нельзя разговаривать и кричать, лежи спокойно, ешь, спи». Или он должен уйти из дома в сопровождении лиц, не относящихся к семье и не любящих его в действительности. По инерции взрослый выбирает самый простой путь, чтобы отделаться от надоедливого ребенка, заставляя его спать тогда, когда этого хотят «большие».
Кто же сомневается в том, что ребенку необходим сон? Но ребенок – невероятно живое, любознательное существо и по своей природе оно какое угодно, но только не сонливое. Конечно, ему необходим нормальный сон, и мы должны помочь ему в этом. Но нормальный сон – нечто совершенно иное, чем искусственно вызванный. Известно, что люди с сильной волей могут оказывать влияние на более слабых и что внушением можно вызвать сон испытуемого объекта. Так и взрослый приводит ребенка ко сну через внушение, даже если он делает это неосознанно.
Взрослый, будь то незнающая или образованная мать либо обученная няня, осуждает это насквозь живое существо на долгий сон. Не только младенец нескольких месяцев, нет, но также и уже подросший ребенок двух, трех, четырех и более лет обречен спать много больше, чем ему необходимо. К детям из простонародья это, естественно, не относится, потому что они целый день проводят на улице, не надоедая своим матерям и тем самым избегая этой опасности. Ведь хорошо известно, что дети из простонародья не такие нервные, как из «лучших домов». Несмотря на это детская гигиена и по сей день рекомендует чрезмерно продолжительный сон как единственное средство для сохранения здоровья. Я вспоминаю одного семилетнего мальчика, который рассказывал мне, что никогда не видел звезды, потому что его всегда укладывали в постель задолго до начала ночи. Он говорил мне: «Я так хотел бы однажды ночью забраться на гору и лежа смотреть на звезды!»
Многие родители хвалятся тем, что они приучили своих детей рано засыпать, и таким образом они постоянно могут по своему желанию уходить из дома. Современная детская кроватка, в которую кладут малышей, есть знаменательное изобретение. Она отличается от колыбели, красивой по своей форме и мягкой, и отличается от кровати взрослых, в которой можно удобно растянуться и спать. То, что называется детской кроваткой, в действительности есть не что иное, как первая страшная тюрьма, которую семья предлагает борющемуся за свое духовность существу. Дети – пленные в высокой железной клетке, куда их упрятали родители. Эта принудительная постель – реальность и символ одновременно. Они пленники цивилизации, которая была создана взрослыми и для взрослых, которая все более и более обступает ребенка и оставляет все меньше пространства для развития. Детская кроватка – это клетка, такая высокая, что взрослому не нужно склоняться над ребенком, устроенная так, что он может быть брошен в ней на произвол судьбы. Пусть плачет! Он не причинит себе боли!
А вокруг ребенка все затемняется, чтобы свет нового дня не мог проникнуть к нему и разбудить его. Если мы хотим прийти на помощь духовной жизни малыша, то нам следует прежде всего убрать детскую кроватку и отказаться от обычая принудительного, неестественно долгого сна. У ребенка должно быть право спать, когда он сонный, просыпаться, когда он выспится, и вставать, когда захочет. Исходя из этого, мы рекомендуем – и многие семьи уже последовали этому совету – упразднение детской кроватки; она должна быть заменена очень низкой постелью высотой чуть выше уровня пола, на которую ребенок может по желанию ложиться и вставать.
Такая маленькая низкая кровать недорога и проста, как все реформы, которые приносят пользу для духовной жизни ребенка, так как ему нужны простые вещи. Но те немногие вещи, которые принадлежат ребенку, часто так сложны, что вызывают тяжелую задержку в его развитии. В многочисленных семьях эта реформа была воплощена таким образом: на пол клали маленький матрас с одеялом. Вечером дети шли с удовольствием спать совершенно самостоятельно и вставали утром тоже с удовольствием, никому не мешая. Это показывает, насколько в корне неправильно мы понимаем уход за ребенком, и как взрослый, в попытке сделать хорошее, в сущности, действует против детских потребностей. При этом взрослый неосознанно следует своим оборонительным инстинктам, вместо того чтобы преодолевать их, прикладывая определенные усилия.
Взрослый обязан попытаться понять потребности ребенка и быть ему помощником, приняв соответствующие меры организации действительно подходящей среды. Только так мы можем прийти к новому воспитанию, которое должно помогать ребенку в его жизни. Это было бы равнозначно концу эпохи, когда взрослый видел в ребенке предмет, который, покуда он еще очень маленький, берут и несут по желанию то туда, то сюда и который имеет право лишь подчиняться и приспосабливаться ко взрослому. Взрослый должен, наконец, увидеть, что обязан занять второе место и научиться понимать ребенка, став его помощником. Эта воспитательная ориентация действительна как для матерей, так и для всех других воспитателей. Детская личность, которая должна развиваться, более слабая; следовательно, мыслящая личность взрослого должна отступить и считать делом чести понимать ребенка и следовать ему.
Глава 11
Ходьба
Идя навстречу потребности незрелого существа к приспосабливанию, взрослым следует отказаться от некоторых своих желаний и определить свое поведение в отношении ребенка.
Нечто вроде этого инстинктивно делают высшие животные: они приспосабливают условия жизни для своих питомцев. Чрезвычайно интересно выглядит, как слониха-мать подводит своего детеныша к стаду. Огромная масса гигантских толстяков сразу замедляет скорость своего продвижения с тем, чтобы малыш мог, не уставая, следовать за стадом. И если детеныш устал и остановился, то и все стадо приостанавливается.
Есть некоторые человеческие культуры, в которых присутствует жертвенная готовность ради блага ребенка. Я имела случай наблюдать одного японского папу, который вел на прогулку своего ребенка полутора или двух лет. Вдруг малыш обнял отца за ногу. Тот остановился и стал спокойно наблюдать, как ребенок начал переступать вокруг его ноги. Когда малыш прекратил движение, оба продолжили медленно прогуливаться дальше. Через какое-то время мальчик опустился на бордюр тротуара. С серьезным и спокойным лицом отец остановился рядом с ним. В его поведении не было ничего особенного. Он был просто отцом, который гулял со своим ребенком.
Как важно себя вести таким образом, чтобы ребенок мог упражнять в высшей степени важные для себя виды ходьбы в том отрезке возрастного развития, в котором организм координирует движение множества мускулов, управляющих равновесием при прямохождении. Ходить прямо лишь на двух ногах есть в высшей степени сложная задача, которую природа подарила человеку.
Строение человеческого тела соответствует строению млекопитающих, но человек передвигается на двух, а не на четырех конечностях. У обезьян есть длинные передние конечности, с помощью которых они по желанию могут сделать стойку на земле, но лишь человек имеет возможность доверять все функции при «ходьбе с равновесием» исключительно двум конечностям. Кроме того, млекопитающие при ходьбе поднимают две ноги по диагонали поочередно, так что их тело четко опирается на две опоры. Идущий же человек опирается попеременно всегда на одну ногу. Природа может решить эту проблему с помощью двух вспомогательных средств: одно из них – инстинкт, другое – индивидуальные волевые затраты. Новорожденный не развивает способность к прямохождению, однако предполагается, что он будет ходить. Знаменитый «первый шаг», который приветствует с такой радостью семья, представляет собой некий триумф и означает переход от первого года жизни ко второму. Он означает, так сказать, рождение активного человека, который занимает место человека бездеятельного. Вместе с ним для ребенка начинается новая жизнь. Психология относит начало этой двигательной функции к одному из важнейших признаков нормального развития. С этого момента в свои права вступает упражнение. Только благодаря длительным упражнениям можно добиться уверенной ходьбы и поддержания равновесия, и ребенок предпринимает для этого серьезные усилия. Известно, какое воодушевление и мужество проявляет он в своих попытках ходить. Отважный малыш хочет ходить любой ценой, он похож при этом на солдата, который идет к победе, несмотря на опасности. Взрослый пытается защитить ребенка от этих опасностей и окружает его защитными приспособлениями. Ребенка запирают в бегунки или пристегивают к детской коляске, даже если у него уже давно окрепли ноги.
Это происходит от того, что шаг ребенка короче, чем у взрослого, и еще от того, что у него меньше выдержки для длительных прогулок. Взрослый не в состоянии отказаться от своего собственного ритма ходьбы. Если сказать о взрослом, специально приставленном к ребенку, то есть о лице, посвятившем себя уходу за ребенком, то в этом случае ребенок должен приспособиться к его ходьбе, а не наоборот. Нянька стремится прямо к цели своим привычным шагом. Ее цель – прогулка, и при этом она толкает детскую коляску, словно сумку на колесиках с овощами. Добравшись до своего конечного пункта, например, до красивого парка, она садится и, вытащив ребенка из коляски, повелевает ему бегать по лугу. Этот вид воспитания сориентирован на физическое развитие ребенка, на его вегетативное существование. Он имеет целью, прежде всего, предостережение от возможной опасности и пренебрегает самыми жизненно важными потребностями психофизического развития ребенка.
В возрасте от полутора до трех лет ребенок может пройти своими ногами километр и при этом преодолеть сложные отрезки с подъемами и лестницами. Цели ходьбы ребенка и взрослого отличны. Взрослый идет, чтобы достичь какой-то внешней цели, и избирает для этого определенный путь. Он идет в своем собственном отработанном ритме, с которым автоматически движется вперед. Ребенок же, напротив, идет, чтобы развивать свою функцию ходьбы, и в этом его цель. Он медлителен, он еще не выработал ритма своего шага, не планирует цели. Иногда отвлекается на какие-то предметы, но возвращается к своему труду, продолжая идти дальше. Помощь, которую ему оказывает взрослый, состоит в том, чтобы раз и навсегда отказаться от своего собственного ритма при ходьбе, от своих привычных целей.
В Неаполе я знала одну семью, в которой самому младшему ребенку было полтора года. Чтобы дойти до берега моря, нужно было везти коляску по обрывистой труднодоступной дороге полтора километра. Молодые родители несли ребенка на руках, но устали. Тогда малыш сам пришел им на помощь, прошагав длинный отрезок пути пешком своими ногами. Мальчик останавливался у разных цветочков, присаживался на бордюр газона или углублялся в рассматривание какого-нибудь животного. Более четверти часа он наблюдал жующего траву осла. Ребенок проходил трудный путь к морю и обратно ежедневно, не уставая.
В Испании я знала двух детей от двух до трех лет, которые проделывали на прогулке путь длиной около двух километров. Мне были знакомы и многие другие дети, которые в течение более чем получаса преодолевали путь по крутым лестницам, спускаясь и поднимаясь по узким ступенькам.
Однажды одна дама попросила у меня совета по поводу «капризов» своей дочурки. Малышка научилась ходить без посторонней помощи всего за несколько дней. Каждый раз, когда ее брали на руки и несли вверх или вниз по лестнице, с ней случались приступы истинного бешенства. Мать боялась, что не уследит за ребенком, ей казалось, что ребенок бежит, волнуясь, и должен заплакать, когда ему нужно будет подняться по лестнице. Она была склонна считать это случайным совпадением. Но было ясно, что малышка хотела «одна» подняться и спуститься по лестнице. Этот интересный путь был полон возможностей держаться и садиться, он был привлекательней лужайки парка, на которой ножки утопают в высокой траве и руки не находят опоры. Но лужайка была единственным местом, где она могла ходить, выпрямившись, не держась за взрослого или не находясь в детской коляске.
Легко заметить, что дети ищут любые возможности вскарабкаться, спрыгнуть, усесться на ступеньку, снова встать, соскользнуть вниз. Искусная ловкость какого-нибудь уличного мальчишки во время самостоятельного передвижения между препятствиями, желание избежать опасности, бег, цепляние за мчащуюся повозку – все это выдает заключенный в каждом ребенке огромный потенциал. Как влияют такие дети на пугливых и ставших ленивыми детей зажиточных классов! На долю и тех, и других не выпало действительной помощи в развитии. Одни остались в малоподходящем и полном опасностей окружении, в котором живут взрослые, а других охраняют от этого мира, подавляя их.
Ребенок – это основное звено в сохранении и построении человека – похож на Мессию, который не имел, где приклонить голову.
Глава 12
Рука
Примечательно, что из трех больших этапов, которые психология считает радикальными в развитии ребенка, два относятся к движению. Это начало ходьбы и артикуляция. Наука считает эти две двигательные функции неким подобием гороскопа, который предсказывает будущее человека. Одержав свою первую победу в овладении этими двумя умениями, «я» человека приобретает способность самовыражения и деятельности. Речь – исключительный признак человека, ведь она является выражением мыслей в отличие от ходьбы, присущей также и животным.
Животное изменяет места своего обитания, и эти изменения мест обитания производятся с помощью особых органов тела – ног, посредством которых и реализуется двигательная активность. Благодаря своей способности изменять места своего обитания человек стал покорителем всей земли. Но для него, как для существа мыслящего, ходьба не является основным характеризующим признаком.
Человека отличает от других живых существ важнейшая особенность – использование руки как ведущего инструмента своего умственного развития. Как нам известно, раннее вступление человека в доисторическую эпоху произошло благодаря искре, полученной от трения камней, которые служили ему первыми рабочими инструментами. Эти камни определили новое направление в биологической истории земных существ. Вся ранняя история человеческого рода, отраженная в каменных орудиях, связана с совершенствующейся рукой. Уже в морфологии человеческого тела, в его способности прямо ходить заложена тенденция высвобождения руки с целью ее использования для различных видов деятельности. Рука была исполнительным органом разума. Таким образом, человек занял новое место в ряду живых существ и показал функциональное единство между психикой и движением.
Рука – это тонкий сложный орган, который позволяет разуму не только заявить о себе, но и вступить в совершенно определенные отношения с окружающим миром. Можно сказать, человек «держит» в руках этот мир. Руки человека, руководствуясь разумом, преобразуют мир. Тем самым человек осуществляет свою миссию в большом мировом плане.
При обсуждении духовного развития ребенка логично изучить развитие начальных выразительных движений, которые можно было бы назвать «интеллектуальными» – начало артикуляции и осмысленные движения руки. С древних времен люди подсознательно ощущали тесную связь речи и движений рук и придавали исключительное значение некоторым символическим действиям. Когда мужчина и женщина обручаются, они протягивают друг другу руки и произносят определенные слова. Когда невесте делают предложение, то говорят, что «просят ее руки». Принося присягу, произносят слово, совершая соответствующий жест рукой. В тех образах, где «я» сильно выражено, рука является незаменимой. Пилат снял с себя ответственность за распятие Христа, произнеся при этом ритуальное выражение: «Я умываю руки», и проделал это перед собравшимся народом. Прежде чем католический священник проведет мессу, он объявляет о своей невиновности, «умывая руки». Он делает это на людях, хотя он уже вымыл руки, прежде чем приблизиться к алтарю.
Все это показывает, насколько сильно подсознание считает руку демонстрацией своего «я». Следовательно, нет ничего более святого и чудесного, чем «человеческие движения» в ребенке! Взрослые должны следить за развитием руки и считать ее успехи праздником.
Первый раз маленькая рука тянется к предмету, и это движение показывает силу детского «я», вторгающегося в мир. Вместо того, чтобы восхититься и оценить это в ребенке, взрослый боится этих ручонок, которые хватаются за окружающие малоценные и незначимые для него предметы. Вскоре он становится защитником вещей от ребенка. Он спешит одернуть ребенка: «Не трогай это!» – словно приказывает ему не двигаться и не говорить.
Эта оборона в подсознании взрослого приводит к тому, что он должен искать помощи у других людей, будто речь идет о том, чтобы вести тайную войну против силы, угрожающей его благополучию и владениям.
Ребенок ищет в своем окружении какие-либо вещи, чтобы использовать их для своего духовного строительства. Если ребенок ведет себя конструктивно, манипулируя при этом руками, он должен находить вокруг предметы, которые побуждали бы его к этой деятельности. Но в домашнем окружении никто не обращает внимания на эту его потребность. Все вещи, которые окружают ребенка, принадлежат взрослому. Ребенку запрещается брать их, они являются для него неким табу. Так взрослые пытаются решить жизненно важные проблемы посредством запрета. Если ребенку удается схватить предмет, попавшийся ему на глаза, то он ведет себя подобно изголодавшейся собаке, которая нашла кость и гложет ее в углу со старанием, полным страха от того, что кто-то снова отнимет ее.
Активность, которую проявляет ребенок, отнюдь не случайна, она совершается под руководством «я» ребенка и служит совершенствованию движений, мускульной координации. Это «я» – великий координатор, который с помощью непрерывных упражнений создает внутреннее единство между духовным источником воли и частями тела. Чрезвычайно важно предоставлять малышу возможность спонтанно выбирать и производить какие-либо действия. Для этих действий характерным является то, что они исходят не от случайных, а упорядоченных импульсов. При этом мы сталкиваемся с произвольными движениями – прыжками и действиями с предметами. Это не приводит к беспорядку и поломке предметов. Ребенок совершает конструктивные движения под влиянием увиденной в своем окружении деятельности. Он все время ищет действия, которым можно подражать и которые связывают предмет с его назначением. Малыш пытается сделать с этими предметами то же, что делают с ними взрослые. Поэтому действия его зависят от привычек взрослых из его окружения. Дитя хочет подмести в комнате, вымыть посуду и выстирать белье, налить воду, умыться, подстричься, одеться и т. д. Эти факты общеизвестны, их называют «стремлением к подражанию» и объясняют так: ребенок делает то, что наблюдает. Но все же это значение далеко не точно. Подражание крохи существенно отличается от того непосредственного подражания, которое наблюдается у обезьян. Формирующиеся движения малыша исходят из той психической картины, которая со своей стороны основывается на конкретных знаниях. Духовная жизнь, которой отводится руководящая функция, всегда опережает связанные с ней движения-выражения. Итак, если ребенок производит какие-либо движения, он знает наперед, чего хочет; и хочет делать то, что знает, т. е. то, что видел в чьем-то исполнении. То же самое можно сказать и о речи. Малыш воспринимает речь, которую он слышит вокруг себя, и произносит слова, потому что он изучил их на слух и уже имеет в своей памяти. Но он употребляет эти слова согласно своим сиюминутным потребностям.
Вместе с тем усвоение и применение услышанных слов ни в коем случае не подражание говорящего попугая, тараторящего слова. Речь идет не просто о непосредственной имитации, а об использовании знаний, приобретенных посредством наблюдений. Акт речи полностью отделен от акта слушания. Это разграничение очень важно, т. к. оно улучшает понимание деятельности ребенка, в которой высвечиваются существенные стороны его отношений со взрослым.
Еще одно «элементарное» действие, завораживающее детей, – это открывание закупоренных бутылочек. Особенно любят дети игру с гладкими стеклянными крышечками, которые светятся всеми цветами радуги. Эти действия с крышками флакончиков дети предпочитают другим занятиям. Почти так же магнетически действуют на детей крышечки чернильниц или коробочек, которые можно открыть и снова закрыть, или открывание дверки шкафа. Часто из-за предметов, которые привлекают ребенка и до которых ему не разрешается дотрагиваться, потому что они принадлежат маме или стоят на папином столе в его кабинете, начинается война между ребенком и взрослыми, и в большинстве случаев это ведет к так называемым «капризам». Это происходит не из-за бутылочек и чернильниц. Он был бы бесконечно счастлив, если бы ему в руки дали другие предметы, с которыми он мог бы делать такие же упражнения. Эти и им подобные элементарные упражнения без особых логических решений относят к первым видимым успехам работающего человека. Некоторые разработанные нами материалы для самых маленьких детей задуманы для этой подготовительной стадии. Например, наши блоки с цилиндрами, которые нацелены на формирование тех же навыков.
Теоретически несложно понять, что ребенок должен чем-либо заниматься; но на практике мы сталкиваемся со сложными препятствиями, которые укоренились в душах взрослых. Часто взрослые (имеющие сильную волю) разрешают ребенку брать их любимые вещи и носить их. Они не подавляют просыпающийся в нем импульс.
Одна молодая дама из Нью-Йорка, проникнувшись моими идеями, решила попробовать их на практике со своим сыном двух с половиной лет. Однажды она увидела, как ребенок нес совсем без особой надобности из спальни в гостиную наполненный водой кувшин. Она увидела, с каким напряженным усилием и усердием малыш двигался вперед и говорил сам себе, не отвлекаясь: «Be careful, be careful!» (Будь осторожен!) Кувшин был тяжелый и мать не смогла продержаться долго. Она поспешила ребенку на помощь, забрала у него кувшин и отнесла туда, куда хотел отнести его малыш. Мальчик был, без сомнения, расстроен и начал хныкать. Мама пожалела, что обидела ребенка, но ее можно оправдать, так как она не понимала, что ребенок действовал из внутренней потребности и представила себе утомление ребенка, волнуясь за малыша. «Я понимаю, что поступаю неправильно», – сказала мне дама и попросила у меня совета. Я подумала о другой стороне дела, о том типичном чувстве взрослых, которое можно назвать «скупостью по отношению к ребенку». Я сказала ей так: «Есть ли у вас фарфоровый сервиз, дорогостоящие чашки? Велите вашему ребенку поносить некоторые из этих изящных легких предметов и посмотрите, что из этого получится». Дама последовала этому совету и рассказала мне потом, как с величайшей бережностью и любовью мальчик нес на свое определенное место одну за другой эти тонкого фарфора чашки, не разбив при этом ни одной. Мать раздирало при этом двоякое чувство: радость за ловкость ребенка и боязнь за свои чашки. Несмотря на свой страх, она позволила ему носить посуду, и с тех пор она разрешала ему проделывать эту работу, вдохновляющую ребенка. Это обстоятельство влияет на духовное здоровье ребенка.
В другом случае я дала в руки одной маленькой девочке четырнадцати месяцев тряпочку для вытирания пыли. Ребенок с огромной радостью начал протирать различные блестящие предметы. Но тут у матери малышки проснулся один из инстинктов – оборонительный. Она не могла преодолеть себя, чтобы позволить своей дочурке держать в руках вещь, которая, по ее мнению, не несет в себе отражение потребностей ребенка.
Для взрослого, который правильно понимает значение процесса развития, первая демонстрация детского стремления к работе не является удивительным открытием. Он начинает чувствовать, что нужно научиться отказываться от чего-либо. Это выглядит так, словно он должен умертвить в себе свою личность, отказаться от своего образа жизни. Но это нельзя совместить с социальной жизнью. Без сомнения, ребенок находится за рамками общества взрослых. Случилось так, что сегодня он изолирован от общества взрослых, а это означает подавление его развития и ситуацию, когда вдруг ребенку вынесли бы приговор – навсегда оставаться немым.
Решение этого конфликта состоит в подготовке подходящего для ребенка окружения, в котором отражаются все главные жизненные процессы. Чтобы произнести первое слово, ребенку не нужна подготовленная среда. Дом наполняется желанными звуками – лепетом малыша. Напротив, для детской деятельности руки, которую можно назвать лепетом человека работающего, нужны приспособленные предметы, побуждающие ребенка к деятельности. Если таковые имеются, тогда можно увидеть достижения детей, которые часто выше их возможностей. У меня есть фотография одной английской девочки, которая несет привычный для этой страны каравай хлеба – такой большой, что обеих детских ручонок просто не хватило, и поэтому малышка напрягла все свое тело. При этом она отклонилась назад, не видя, куда поставить ногу. На снимке рядом была видна и собака, взгляд которой был в ожидании (это было заметно по напряженным мускулам) направлен на девочку – не прийти ли на помощь своей маленькой хозяйке? На большом отдалении от девочки мы видим глаза взрослого, который сдерживается, чтобы не забрать у ребенка хлеб. Так, находясь в правильно подготовленной среде, маленькие дети часто совершают действия, которые своей ловкостью и точностью приводят нас в светлое изумление.
Глава 13
Ритм
Взрослый, который еще не понял, что деятельность руки является главной потребностью ребенка и представляет собой демонстрацию его стремления к работе, препятствует ему. Для такого поведения есть основания. Одна из причин этого состоит в том, что у взрослого перед глазами есть внешняя цель его действий. Свое собственное занятие он приспосабливает к своей личной духовной конституции. Это обстоятельство ведет его к достижению цели прямым путем, в самые короткие сроки и является одним из природных законов. Он формулируется как «закон наименьшей затраты сил». Когда взрослый видит, какие усилия предпринимает ребенок, чтобы выполнить бесполезное действие, которое, как ему кажется, он выполнил бы совершеннее, то он приходит на помощь и тем самым подготавливает конец «спектаклю», который он с трудом терпит.
Если ребенок восхищается какими-то вещами, то взрослые считают это непонятными причудами. Когда ребенок видит, что скатерть на столе лежит по-другому, не так, как обычно, то у него появляется желание расстелить ее, как он видел это ранее, и он будет делать это, между прочим, медленно, но всегда с затратой своей энергии, с вдохновением, на которое только способен. Единственная причина этого в том, что он «помнит» основные достижения своего разума. Переставить предмет в прежнее положение – это триумф его деятельности на стадии его развития. Причем ребенок будет для этого искать случая, когда рядом нет взрослого или когда тот не обращает на него внимания.
Если ребенок причесывается, то взрослый не видит его чудесных усилий по приобретению навыков, но чувствует покушение ребенка на сферу его законных интересов. А ведь ребенок выполняет важное для него дело, выстраивающее его личность, как взрослый. Взрослый же видит, что ребенок не может быстро, хорошо и аккуратно причесаться, в то время как он может сделать это лучше и быстрее. Как сильный великан, достающий почти до потолка, сопротивляться которому бесполезно, он выхватывает у ребенка расческу и объясняет, как нужно причесываться. Стоит только ребенку начать пробовать самостоятельно одеваться или шнуровать ботинки, как его инициатива прерывается раньше времени. Взрослых нервирует не только бесполезность детских действий, но и отличный от их собственного ритм, в котором совершаются движения ребенка.
Свой собственный ритм не так просто сменить, как отложить в сторону, например, старомодную одежду и заменить ее новой. Ритм движений составляет часть личности, черту характера, некоторым образом, часть тела. Заставляя ребенка приспособиться к чужому ритму, взрослый подрывает психику ребенка. Если мы будем идти рядом с парализованным человеком, то почувствуем некое угнетение. Увидев, как парализованный человек подносит ко рту стакан с водой, который грозит вот-вот разлиться, мы чувствуем трудно переносимое, неудобное для нас столкновение ритмов движения. Мы стараемся подключить свой собственный ритм, и это называют «помогать». Нисколько не отличается и поведение взрослого по отношению к ребенку. Он неосознанно препятствует медленным движениям ребенка, словно отгоняет безобидное, надоедливое насекомое.
Быстрые движения ребенка взрослый тоже не может выносить и готов в этом случае даже смириться с беспорядком и неаккуратностью, которые резвый ребенок вносит в его жизнь. Это случаи, в которых взрослый «вооружается терпением», потому что здесь речь идет о видимых внешних нарушениях. Он осознает, что должен обладать волей. Но если ребенок слишком медлителен, то взрослый проявляет не что иное как вторжение. И тогда он становится на место ребенка. Вместо того, чтобы прийти на помощь его важнейшим духовным потребностям, взрослый заменяет детские попытки изучить какие-либо действия. Тем самым он блокирует своими собственными умениями пути самоутверждения ребенка, превращаясь в тяжелое препятствие его внутреннему развитию. Отчаянный плач «капризного» ребенка, которому не разрешают самому ни умываться, ни причесываться, ни одеваться, свидетельствует о первых драматических столкновениях человека во время его становления. Кто бы мог подумать, что каждая глупая «помощь», связанная с первыми притеснениями ребенка взрослым, является началом опасных отклонений?
У японского народа существует впечатляющий пример, свидетельствующий о проекции бессознательного в потустороннюю жизнь. Японский ритуал связан с тем, что в могилы детей кладут камушки или мелкие предметы, чтобы отвратить мучения, которые могут принести с собой злые духи покойным. Каждый раз, когда ребенок строит что-нибудь из этих камушков, снова и снова приходит демон и все ломает. Камушки, которые приносят родственники, предназначаются для новых построек.
Глава 14
Субституция личности
Взрослый может замещать ребенка не только тем, что он делает что-то за ребенка, но и тем, что прямо навязывает ему свою волю. Действует уже не ребенок – посредством него действует взрослый. Ж.-М. Шарко в своем знаменитом Институте психиатрии продемонстрировал, как можно внушением произвести субституцию (от лат. substituo – ставлю вместо, назначаю взамен) личности. Своими впечатляющими экспериментами он поколебал основополагающие представления о том, что человек всегда господин своих поступков. В противоположность этому он доказал, что можно подавить личность испытуемого, внушить, что у него другая личность, например, гипнотизера.
Хотя условия клиники узки и сами опыты ограниченны, они открывают путь к новым исследованиям и открытиям. Они положили начало учению о двойственности личности, о подсознании, о высших психических состояниях.
Итак, существует отрезок жизни, особенно чувствительный к внушению, – детство, в котором формируется сознание, но восприимчивость ребенка творчески преломляет поступающие извне впечатления. В этот период взрослый может вкрасться в доверие к ребенку и своей волей воздействовать на окончательное формирование воли ребенка.
Часто в школах можно встретить слишком темпераментное объяснение задания: учитель либо сопровождает слова энергичными движениями, либо разжевывает задание. Затем мы видим, как в ребенке теряется способность самостоятельно рассуждать и поступать. Ребенок воспроизводит жесты, которые отделяют его от своего «я». Его «я» уже не играет главную роль, а вытесняется личностью учителя, манеры которого имеют такую силу внушения, что беззащитная индивидуальность лишается органов самовыражения. Взрослый навязывает ребенку свою волю не столько осознанно, сколько непроизвольно, по невежеству, вообще не видя в этом никакой проблемы.
Вот что я наблюдала сама: я увидела, как почти двухлетний ребенок положил пару поношенных ботинок на белое покрывало заправленной кровати. Спонтанным, я бы сказала, случайным и ненамеренным движением я схватила ботинки, поставила их в угол и сказала: «Они грязные». Затем я рукой отряхнула покрывало, на которое он поставил ботинки. После этого инцидента маленький мальчик, заметив пару ботинок, подбегал к ним, убирал их и говорил: «Они грязные». Затем он проводил рукой по кровати, хотя ботинки ее не касались.
Другой пример. Одна дама получила коробку. В ней оказались лоскут шелка, который она протянула своей дочурке, и игрушечная труба, которую она сама поднесла ко рту и заиграла на ней. Ребенок радостно воскликнул: «Музыка!» И еще долгое время, как только выпадал случай прикоснуться к ткани, ребенок излучал радость и кричал: «Музыка!»
Запреты представляют собой благоприятную почву для вторжения чужой воли в действия ребенка, если поведение взрослого не настолько резкое, чтобы вызвать явное сопротивление. Подобное часто можно встретить в интеллигентных семьях, в которых поощряется сдержанность, или в семьях, пользующихся помощью няни. Характерен случай с девочкой около четырех лет, которая осталась на вилле родителей вместе со своей бабушкой. По-видимому, малышка хотела открыть кран в саду, но вместо него включила фонтан, который она тут же выключила. Бабушка сказала, что девочка может открыть кран, но малышка ответила: «Нет, няня это запрещает». Бабушка пыталась переубедить ребенка, говорила, что она не против, объясняла, что она находится на своей собственной вилле. Маленькая девочка смеялась, радовалась, выражала свое удовлетворение. Несомненно, у нее было желание посмотреть на фонтан, но, протянув руку, она снова отвела ее. Ее послушание в отношении запрета отсутствующей няни было настолько велико, что уговоры бабушки не помогли.
Следующий случай произошел с ребенком более старшего возраста, примерно семи лет. Сидящему мальчику захотелось вскочить и подбежать к тому, что привлекло его внимание. Однако нечто непреодолимое поколебало его волю, он должен был отвернуться и снова сесть. Какой «господин» приказал ему остановиться, мы не узнаем, так как его образ стерся из воспоминаний ребенка.
Чтобы причислить себя к этой роли, взрослый должен быть совершенно спокоен и совершать свои действия медленно, чтобы наблюдающему ребенку стало ясно каждое движение во всех подробностях. Если взрослый дает все в своем собственном и навязанном ребенку ритме, тогда это легко приведет к последствиям, когда он встанет на путь внушения своей собственной воли вместо формирования воли детской.
Предметы сами по себе тоже могут добиваться суггестивной власти над ребенком благодаря имеющимся в них чувственным стимулам и притягивать магнетически через действия с ними.
Я хотела бы в этой связи привести один интересный эксперимент, который проводил профессор Левин. Он записан на пленку. Целью этого эксперимента было показать различное поведение нормальных и умственно отсталых детей в наших школах (при одинаковых возрастах и одинаковых условиях) с одними и теми же предметами.
На длинном столе находились самые разнообразные предметы, среди которых были и наши учебные материалы. Сначала вошла одна группа детей. Было видно, что предметы привлекали, притягивали и интересовали их. Они были оживленными, улыбались и выглядели счастливыми от изобилия разложенных перед ними предметов. Каждый из них выискивал предмет, что-то делал с ним, затем хватался за другой и так далее. На этом первая часть фильма закончилась. Затем на экране появилась вторая группа детей. На этот раз дети двигались медленно, останавливались, смотрели на предметы, некоторые брали по одному и с кажущейся ленью застывали в одной позе. Вторая часть заканчивается.
Какая из двух групп состояла из умственно отсталых и какая из нормальных детей? Умственно отсталые дети – это те живые, радостные дети, которые много двигались и ходили от предмета к предмету. Они хотели все испробовать. На публику, которая смотрела этот фильм, они произвели впечатление очень умных, потому что каждый из нас привык считать живых радостных детей, спешащих от одного предмета к другому, умными.
В действительности же нормальные дети двигаются спокойно, им нравится стоять на одном месте и рассматривать объект. Кажется, что дети словно рассуждают о нем. Спокойные, экономные, размеренные движения, склонность к раздумьям – это истинные признаки нормального ребенка.
Только что представленный эксперимент противостоит всем господствующим взглядам, так как в обычном мире умные дети ведут себя так, как в том фильме слабоумные. Нормальный ребенок – медлительный и задумчивый, представляет собой новый тип. Его можно узнать сразу, потому что в этом ребенке медленные, контролируемые им движения разрабатываются его собственным «я». Он – господин над суггестивностью, которая исходит от предметов. Он действует с этими предметами по своему усмотрению. И это зависит не от оживленности движений, а от самообладания. Неважно, как и в каком направлении движется индивид, важно то, что ему удалось овладеть своими моторными органами. Способность двигаться под руководством своего «я», а не под властью исходящей от предметов притягательной силы, ведет его к тому, что он концентрируется на отдельном предмете, и эта концентрация имеет свое происхождение в его внутренней жизни.
Истинно нормальными являются осторожные, обдуманные движения. В них выражается порядок, который мы имеем право назвать внутренней дисциплиной. Дисциплинированность при совершении внешних действий – это выражение внутренней дисциплины, которая образовалась благодаря чувству порядка. Если эта внутренняя дисциплина отсутствует, то тогда производимые личностью движения суетливы и становятся игральным мячом любого чужого волеизъявления. Все внешние впечатления сходны с движением никем не управляемой лодкой.
Исходящие извне волевые воздействия не ведут к дисциплинированности, так как они не создают внутренней организации. В данном случае можно говорить о расколе индивидуальности. Ребенок в таких случаях упускает момент развития в согласии со своей природой. Его можно было бы сравнить с человеком, который приземлился на воздушном шаре посреди пустыни. Он видит, как ветер движет шар вперед, и остается один. Он не может ничего сделать, чтобы вновь подчинить воздушный шар своей силе, и он не видит ничего вокруг, что могло бы его заменить. Так выглядит человек, который выходит на борьбу с ребенком.
Разум ребенка затуманен, недостаточно развит и отделен от своих средств выражения, которые блуждают бесцельно и оставлены на произвол судьбы.
Глава 15
Движение
Снова должно указать на значение, которое имеет движение для построения духовности ребенка. Ученые совершают большую ошибку, причисляя движение к одной из многочисленных функций, недооценивая ее особенное значение в сравнении с другими – пищеварением, дыханием и т. д. На практике под движением понимают не что иное как деятельность, способствующую развитию обычных функций тела – таких, как дыхание, пищеварение и кровообращение.
Движение является важным и характерным свойством существования жизни. Посредством движения осуществляются все другие функции, и в этом его превосходство. Неверно судить о движении только как о функции тела. Например, спорт не только благоприятно воздействует на физическое состояние, но и воспитывает мужество и достоинство, воздействует на мораль и пробуждает воодушевление людей. А это означает, что духовное воздействие движения не менее значительно, чем физическое.
Развитие ребенка, обусловленное устремлениями его личности, – результат не только возрастных законов природы, но и духовных проявлений. Очень важно, чтобы ребенок был в состоянии собирать впечатления и сохранять их ясными и упорядоченными, так как «я» ребенка выстраивает собственный интеллект посредством сензитивных сил, которые руководят его энергиями. Это длительное внутреннее и скрытое усилие ведет к образованию разума, а значит, состояния, которое отличает и характеризует человека как существо подвижное, наделенное умом, мышлением, умением что-либо оценивать согласно своей воле.
Взрослый просто ждет, пока с возрастом разум ребенка разовьется сам собою. Он замечает устремления ребенка, возрастание его усилий, но ничего не предпринимает, чтобы прийти к нему на помощь. Как только в ребенке начнет проявляться наделенное разумом существо, ему противопоставляется разум взрослого, препятствующий воздействием своей воли, если малыш пытается выразить себя через движение. Чтобы вникнуть в смысл движения ребенка, мы должны представить его олицетворением творческой силы, возводящей человека на высоту его вида. Лишь обладающий духом двигательный аппарат представляет собой инструмент, с помощью которого человек воздействует на внешний мир, выражая свою личность.
Движение – это не только выражение своего «я», но необходимый фактор для построения сознания; однако оно является единственным механизмом для хватания и касания при составлении определенных четких связей между «я» и внешней реальностью. Движение есть существенный фактор при формировании интеллекта, для которого необходимы питание и получение впечатлений извне.
Абстрактные представления вызревают из контактов с действительностью, которая может восприниматься только посредством движения. Такие абстрактные понятия, как пространство и время, произрастают из движения, которое связывает дух с внешним миром. Но духовный орган совершает свою деятельность двояко: с одной стороны, как внутреннее восприятие, с другой – как внешнее воспроизведение.
Нет ничего более сложного, чем построение человеческих органов движения. Количество предназначенных для этого мышц столь велико, что мы не можем использовать их все одновременно. Так что, можно сказать, что человек всегда располагает резервом энергии незадействованных органов. Тот, кто по роду своей профессии выполняет сложную ручную работу, включает в действие и использует мышцы, которые у какого-нибудь танцора никогда не участвуют, и наоборот. Можно утверждать, что в своем развитии личность не полностью использует свои резервы.
Чтобы человек сохранил свое нормальное состояние, необходима определенная деятельность мускулов. Она представляет собой у каждого человека основу, на которой выстраиваются затем бесчисленные индивидуальные возможности. Если какое-то количество мускулов не работает регулярно, то это приводит к падению энергии человека.
Если мускулы, которые должны действовать согласно своим обычным функциям, остаются неиспользованными, то это влияет не только на физическое, но и на моральное состояние. Так деятельность мускулов и духовные энергии взаимодействуют друг с другом посредством некой игры.
Мы лучше научимся понимать значение движения, если понаблюдаем, в какие отношения вступают между собой двигательные функции и воля. Все вегетативные функции корпуса взаимодействуют с нервной системой, но не подчиняются воздействию воли. Каждый орган имеет свою собственную установленную для него функцию, которую он продолжительно выполняет. Ткани тех или иных структур работают, как специалисты, которые совершенно не могут делать ничего из того, что не входит в круг их обязанностей. Основополагающее отличие тканей и мышечных волокон в том, что мышечные клетки лучше подходят для сугубо специфической работы, однако самостоятельно они работают непродолжительное время. Им нужен приказ, чтобы проявить активность. Без такового они не совершают ничего. Их можно сравнить с солдатами, которые ожидают приказа своего командования и все вместе готовятся со всей присущей им усердной дисциплиной к предстоящим военным действиям.
Вегетативные клетки тела имеют четко очерченные функции, такие, как, например, производство молока или слюны, выделение вредных веществ или борьба с микроорганизмами. В своей совокупности они посредством постоянной работы поддерживают экономику тела, ненамного отличаясь от структуры человеческого общества. Их объединение для совместной работы существенно влияет на функционирование всего организма.
Большая масса мышечных клеток должна быть свободной и очень подвижной, чтобы в любое время суметь подчиниться отданному приказу. Вместе с тем это требует определенного обучения, и так как это приобретается посредством долгой деятельности, необходимо, чтобы ее можно было бы осуществлять. Только так можно добиться координации между различными группами клеток, которые вместе вступают в действие и должны точно выполнить принимаемые приказания.
Эта совершенная организация опирается на дисциплину, которая делает возможным, чтобы исходящее из центpa указание попало к каждой точке периферии индивида. Только тогда организм в целом в состоянии достичь чудесных результатов.