— Филиала? — Исии хищно подался вперед, — я думал, в Чите находится Центр.
— Он был там, — кивнула Илта, — когда проект только начинался, еще до войны. Потом его перенесли куда-то вглубь Сибири, а тут оставили филиал.
— А она знает, где находится этот Центр? — спросил Сиро.
— Должна знать, — пожала плечами Илта, — надо будет ее расспросить подробнее. Чувствую, там выяснится много интересного.
— Возможно, вы и правы, — пробормотал глава «отряда 731», — ну у нас найдется достаточно способов разговорить ее.
— С вашего разрешения, сансэй, — произнесла девушка, — я бы хотела сама поработать с Натальей Севастьяновой.
— Поработать? — Сиро Исии подозрительно посмотрел на Ильту, — зачем?
— Хотя бы на случай если она и вправду знает, где этот Центр. Тогда она может понадобиться нам как проводник, а для этого она должна быть живой и более-менее здоровой. В эффективности ваших методов допроса я ни минуту не сомневаюсь — как и в том, что после них Наталья долго не проживет.
— Хм, — Сиро изогнул косматую бровь, — но ведь мы не можем быть уверены и в ее надежности, как проводника. Кто знает, что взбредет ей в голову, когда она окажется поблизости от своих?
— Вот поэтому я и прошу позволить мне поработать с ней, — настойчиво продолжала Илта, — после ваших методов допроса она, даже если выживет, то затаит злобу, а то и покончит с собой. Таким как она большевики основательно загаживают мозги. Я как следует, промою ей их, так что она станет сотрудничать добровольно и с удовольствием.
— Вы и вправду думаете, что сделаете это? — Сиро с интересом посмотрел на девушку, — не много ли на себя берете, Илта-сан?
— Нет, — сказала Илта, отгоняя зароившиеся в голове сомнения, — я думаю, что у меня получится. Только я прошу дать мне возможность, как можно чаще бывать с ней наедине. И пусть она поменьше видит ваших людей — они ее будут только пугать.
— Выходит и мне к ней лучше не подходить? — уточнил Сиро.
Илта молча кивнула, про себя подумав, что «папаша» является последним человеком, способным внушить пленнице спокойствие и уверенность.
— Жаль-жаль, — покачал головой Сиро, — честно говоря, я бы не отказался поучаствовать в перевоспитании большевистской шлюшки в духе верности Императору. Тем более, если она доктор — у нас найдется немало общих тем для разговора.
— Мужчине от женщины обычно нужна не болтовня, Сиро-сан — Илта томно потянулась, как бы случайно распустив пояс, так что приоткрывшееся кимоно показало Исии, что под ним у его гостьи ничего нет. По тому, как блеснули глаза начальника «отряда 731» Илта поняла, что «папаша», известный своим сластолюбием, попался на крючок. Он и раньше делал ей намеки, но Илта пользуясь своей «неприкосновенностью» делала вид, что не понимает их. Однако с Натальей Сиро был в своем праве — в его власти не допустить Илту к ней, сославшись на неудачу ее миссии. Чтобы Ильта могла получить свободу рук с советской пленницей, «папаша» должен получить «отступное».
Девушка встала с кресла, скидывая кимоно. Сиро ощупывал ее похотливым взглядом — стройная, поджарая Ильта, не была плоской, как большинство японок. Стальные мускулы перекатывались под смуглой кожей, но фигура ее оставалась женственной: крепкие груди, округлые ягодицы, длинные ноги. Коротко подстриженные черные волосы обрамляли овальное лицо с высокими скулами и слегка раскосыми ярко-синими глазами, делавшими ее столь непохожей на азиатских девушек и от этого — еще более привлекательной.
Переступив через сброшенное на пол кимоно, Илта шагнула к Исии, усаживаясь к нему на колени. Жадная мужская рука по-хозяйски прошлась по ее прелестям, толстые пальцы больно выкрутили нежный сосок. В ответ девушка впилась в губы японца долгим поцелуем. В голове ее мелькнула мысль, как легко сейчас применить испытанный прием куноити: вырвать корень языка, заставив Исии захлёбнуться в собственной крови. Сиро, не догадываясь о кровожадных мечтаниях своей партнерши, оторвался от ее губ ираздвинул колени, сталкивая Илту на пол. Она раздвинула полы халата и слепая змея с набухшей от крови головой протолкнулась меж девичьих губ — половой орган Исии настолько же превышал средние японские размеры, насколько он сам был крупнее среднего японца. Однако Сиро недолго наслаждался оральными ласками, вынув член изо рта куноити и шлепнув ее пару раз по щекам, японец рывком поставил девушку перед собой. Илта, обхватив ногами бедра Сиро, впустила его в свою истекавшую влагой щелку. Исии встал, опрокидывая стул и, продолжая удерживать девушку на весу, повалил ее на мягкий ковер. Ему не нужны были затянутые прелюдии и предварительные ласки, — Исии привык к грубому, почти насильственному соитию и Ильта старалась не разочаровать «папашу». Острые ногти пропахивали кровавые борозды вдоль невидимых линий нажимая на точки усиливающие мужское возбуждение и мужскую силу. Удовольствие превращалось в сладкую пытку, боль и наслаждение смешивались воедино и Исии Сиро буквально вколачивал в голубоглазую демоницу свое «орудие», стремясь быстрее кончить и одновременно не желая этого.
Наконец он разрядился в нее и без сил опрокинулся на спину. Уставшие, но довольные любовники расслаблено лежали на полу. Рука Сиро Исии лениво гладила грудь девушки.
— Ну что же, Илта-сан, — усмехнулся он, — можете считать, что с завтрашнего дня эта русская в полном вашем распоряжении. Надеюсь, ей будет столь же приятно проводить время с вами, как и мне.
Илта Сато криво усмехнулась и потянулась за валяющимся на полу кимоно.
Прошла неделя с тех пор, как Наталью Севастьянову привезли в это ужасное место и с тех пор она сходила с ума от страха и неопределенности. Нет, ее не били, не насиловали, не морили голодом — наоборот поместили в уютную камеру, явно предназначенную для большего количества людей — она могла выбирать из четырех прикрученных к полу кроватей. Кормили ее три раза в день — рис, вареная рыба, мелко порубленная свинина, даже фрукты и сладкие пирожки. Однако вся это сопровождалось полнейшим равнодушием узкоглазых охранников, сразу пресекавших все попытки вступить с ними в разговор. Они же не спускали с нее глаз — ночью, когда уставшая от беспрестанного тревожного ожидания, Наташа смыкала глаза, ее нередко будил фонарь, которым охранник светил в смотровое окошко в двери камеры. Несколько раз к ней приходил врач — щуплый японец в роговых очках с медсестрой-маньчжуркой. На ломаном русском ей задавались вопросы о здоровье, достаточно профессионально, как она могла заметить. Но попытки прояснить свою судьбу, встречались полнейшим равнодушием.
Она была здесь не одна — из-за стены справа и слева временами слышались какие-то звуки: приглушенные стеной разговоры, крики, плач, проклятия на разных языках. Время от времени до нее доносились звуки отворяемых дверей, команды на японском, звуки ударов и удаляющиеся шаги.
Наташа уже поняла куда попала — в читинском отделении «Плеяды» «Маньчжурский отряд 731» считался главной страшилкой, существованием которого во многом и оправдывалось появление проекта. Она помнила, как японское наступление на Дальнем Востоке предварялось вспышками эпидемий, как она, тогда еще совсем молоденькая студентка медицинского университета сбивалась с ног, ухаживая за больными. Уже позже, попав в «Проект» Наталья узнавала жуткие истории: о бесчеловечных опытах над русскими и китайскими коммунистами, о культивации самых опасных штаммов заболеваний, с помощью которых империалисты стремились поставить на колени Страну Советов. Конечно, она еще многого не знала — например, что приносимые ей сладкие пирожки были избавлены от обязательной для остальных заключенных «начинки» из бактерий чумы или тифа. Однако и того, что Наташе было известно, наполняло ее ужасом и отвращением вперемешку с глубокой тревогой за собственную участь.
Тревога эта усилилась еще больше, когда на восьмом дне ее пребывания в камере, ей не принесли как обычно завтрак. А потом и обед и ужин — было похоже, что ее решили, наконец, морить голодом. Подобная перемена не предвещала ей ничего хорошего, и Наташа еще долго вертелась на кровати, только под утро сомкнув глаза.
Разбудил ее шум открывающейся двери и какое-то дребезжание. Удивленная девушка увидела, как охранник вкатывает в комнату небольшой столик. На нем красовались блюда, накрытые серебряными крышками и небольшой кувшинчик. Тут же лежали столовые приборы, стояли фарфоровые чашечки и блюдца.
— Все в порядке, Такаши, можешь идти, — послышался из-за спины японца женский голос. Японец поклонился и вышел, пропуская в двери очередного гостя. Вернее — гостью.
Глаза Наташи округлились.
— Ты?! — выдохнула она, с удивлением и ненавистью рассматривая виновницу своего появления в этом кошмарном месте. В японской военной форме (идеально подогнанной по ее стройной фигуре), с короткой стрижкой на европейский манер и в элегантных сапожках сейчас она мало напоминала черный призрак, возникший перед испуганной Наташей в дверях разгромленной лаборатории. И только глаза — по-азиатски узкие, по-европейски полные глубокой, насыщенной синевы, оставались пугающе узнаваемыми.
— Это я, — кивнула девушка, улыбаясь Наташе, словно хорошей подруге, — здравствуйте товарищ Севастьянова.
Тон, которым это было сказано, сочился радушием и доброжелательностью, но за ней и особенно за словом «товарищ» даже неискушенная в восточных играх словами Наталья, уловила скрытую насмешку. Что, впрочем, было вполне ожидаемо.
— Извини, что я так поздно, — девушка прошлась по комнате, — да, тесновато у тебя тут. Ну, ничего, это исправимо. Можно присесть? — она остановилась рядом с Наташей, глядя на нее сверху вниз. Русская девушка машинально кивнула, опасливо кутаясь в тонкое покрывало. Ее гостья беззаботно плюхнулась рядом на кровать.
— Поставь сюда, ага — девушка кивнула второму японцу, появившемуся в дверях. В руках он держал небольшой чемоданчик, который он поставил рядом с кроватью.
— А теперь — брысь отсюда! — она добавила несколько фраз на японском. Непрерывно кланяясь, прислужник исчез за дверью.
— Надоели уже, — доверительно произнесла она, оборачиваясь к Наташе, — ну что перекусим? Ты ведь еще не завтракала сегодня?
— Сутки не кормили, — неохотно кивнула та, невольно принюхиваясь к соблазнительным запах исходящим из-под крышек с блюдами.
— Стажеры, — снисходительно поморщилась девушка, — что с них взять. Ну, так что есть будешь? Тут правда японское все: сасими из тунца, мисосиру, суп со свининой, тофу, рис. Но, на голодный желудок сойдет, я думаю?
Говоря все это, девушка снимала с блюд крышки и аппетитные запахи, расходящиеся по комнате, заставили Наташу сглотнуть голодную слюну. Рядом с ней враг, она в логове врагов — но есть, несмотря на это, хотелось все сильнее. Опасливо косясь на гостью, Наташа подсела рядом и робко взяла с тарелки ломтик сасими.
— Ты же понимаешь, тут обслуга вся с деревни, привыкла по чашке риса в день есть.
Забыли только, что не все могут так жить. Хорошо, что я хоть поинтересовалась, заставила их принести тебе поесть.
— Спасибо, — Наташа проглотила кусок рыбы и настороженно покосилась на гостью, уминавшую суп, — не стоило так беспокоится.
— Ну как же, — девушка посмотрела на плененную докторшу широко распахнутыми глазами, — я, что для того, тебя от этого вашего сбрендившего комиссара спасала, чтобы ты тут от голода умерла? Давай ешь.
Формально, конечно, она была права — как не крути, если бы не эта фурия в черном, Борсоев застрелил бы Наташу. Вот только в благородстве помыслов своей спасительницы молодая докторша сильно сомневалась. В памяти всплывали отрывочные, бессвязные воспоминания о пути по КВЖД из Читы в Харбин. Впервые после бункера Наталья очнулась на лежанке в купе, где слышался мерный стук колес, а под потолком мерцала тусклая лампочка. В ее свете Наташа увидела девушку в черном костюме, рассеяно пролистывающую ее офицерскую книжку. Увидев, что пленница проснулась она гибким, упругим движением поднялась на ноги и шагнула вперед, доставая откуда-то шприц с прозрачной зеленоватой жидкостью. Наташа пыталась отбиться, но ее сопротивление было пресечено ударом по болевым точкам. Тут же она почувствовала резкую боль в бедре и ее сознание вновь заволокло тьмой. Такое повторялось три раза — два в поезде и один уже в автомобиле, на заднем сиденье которого, словно куль с мукой, валялась обессиленная Наташа. Последнее, что она увидела — огромный забор с колючей проволокой, окруженный глубоким рвом. Из раскрывшихся ворот навстречу им уже выбегали японские часовые, но далее Наташа не успела рассмотреть — сидевшая рядом стражница увидела, что пленница очнулась и вновь достала шприц. Очнулась Наташа уже в камере. Сейчас же в ее мыслях царила полная невнятица — что может означать такое пристальное внимание к ней? Зачем она понадобилась этой странной женщине?
Та, тем временем, откупорила бутылку, разливая по чашкам прозрачную жидкость.
— Давай за знакомство, — предложила она, — как тебя зовут я уже знаю. А меня зовут Илта, Илта Сато. Ты надеюсь не в обиде, что я была…немного неласкова с тобой, когда доставила сюда? Если в обиде, так и скажи.
— Разве я могу обижаться? — невольно усмехнулась Наташа.
— Да как тебе сказать, — пожала плечами Илта, закусывая креветкой в кляре, — обижаться можно, но не нужно. Я ведь, в конце концов, тебе жизнь спасла, ты забыла?
— Не забыла, — кивнула Наташа.
— Думаешь, зачем я это сделала? — прозорливо предположила девушка, — и не будет ли тебе от этого хуже? Верно?
— Верно.
— Много думаешь, — убежденно произнесла девушка, — это вредно. Что с тобой будет я и так скажу — ты умрешь, — она посмотрела в разом расширившиеся голубые глаза и рассмеялась, — как и я. Мы все умрем, чтобы ты знала, не думай много о том, что будет дальше. Живи сегодняшним днем — он у тебя не самый плохой.