Только ты

— Не надо, Галина Юрьевна. Стас, правда, меня не обидел. Я просто испугалась музыки и… и того, что вас нет, потому и звонила папе. Можно я пойду?

— Конечно, иди, Настя, — мачеха тепло улыбнулась, мыслями уйдя в себя. — Я тут еще посижу немного, хоть покурю по-человечески. А то, когда при вас со Стаськой, Гриша ругается.

— Спокойной ночи.

— Господи, что за день? И на работе бардак, и дома. Ты, когда завтра с отцом в больницу к бабушке поедешь, не расстраивай Нину Ивановну, хорошо? Ни к чему ей знать, чем мы здесь живем.

Об этом мачехе можно было не беспокоиться, но я все же ответила, что, конечно, не стану ни о чем говорить. Вышла из кухни и поднялась в свою комнату (теперь я чаще думала о спальне сводного брата, как о своей). Присев на краешек смятой кем-то постели, долго сидела в тишине, зажав горячие ладони коленями, глядя перед собой в окно и размышляя, где же сейчас Стас. Куда убежал из дому от гнева матери, громко хлопнув дверью.

Он появился неожиданно. Просто возник на пороге спальни, войдя без стука, такой же взъерошенный, как в дверях магазина, в расстегнутый нараспашку куртке, простоволосый, с бледным от холода лицом. Вот только взгляд его теперь не искал меня. Сейчас сводный брат смотрел на мои руки и молчал. Я тоже опустила взгляд. Это был прежний Стас, я поняла это по твердо сжатым губам и напряженным плечам, нам обоим было чего стыдиться.

Наконец он вошел и рывком за локоть поднял меня с постели. Тут же, скривившись, отдернул руку, словно коснулся чего-то гадкого. Схватив подушку за угол, сдернул с нее наволочку и бросил на пол, следом стащил простынь.

— Поменяй белье, скелетина, воняет. И помни, что это моя постель, как все в этой комнате, — только сказал и вышел, а мне показалось, что со стуком двери что-то оборвалось в душе. Едва забрезжив светом, разбилось больно о привычно-грубое "скелетина" на мелкие осколки.

Когда я засыпала, я снова плакала. На этот раз не от страха или обиды, а от того, как больно щемило сердце, и какой одинокой себя чувствовала.

В выходные я учила уроки, рисовала, стараясь меньше выходить из комнаты, разве что навестила с отцом бабушку. Папа вел себя как обычно и в дороге большей частью молчал, — я знала, что ему со мной не очень интересно. Сводного брата не было видно в доме, и когда отец за ужином задал мачехе вопрос о Стасе, она ответила, что сын в городе у друзей. Хорошо. Я могла выдохнуть. Ужин с мыслью, что сводный брат вот-вот появится и сядет рядом — был сравним с пыткой. Сейчас я бы никому не призналась, насколько боялась встретиться со Стасом лицом к лицу. Особенно после того, как утром в двери нашла записку: "Расскажешь кому-нибудь — пожалеешь!"

— Настя, привет! — Дашка, как всегда румяная и бодрая, встретила меня у раздевалки и повела к классу. — Представляешь, у нас снова внутришкольное ЧП! — весело сообщила, закинув за ухо синюю прядь. — С ума сойти, еще первый урок не начался, а Воропаева уже ревет! Смотри, утешается у окна с подружками.

Видеть блондинку в слезах было непривычно, и я спросила:

— Почему? Что случилось?

— Да в том-то и дело, что ничего особенного, — Дашка, фыркнув, пожала плечами. — Ничего такого, чего нельзя было предсказать! Ленка Полозова из 11-"В", рассказала по секрету Динке Губенко, лучшей подруге Маринки, что встречается с павлином. У нее с Воропаевой свои счеты, еще с зимнего бала, вот и отыгралась с утра пораньше, чтобы Маринке день испортить. Все знают, по ком она сохнет с первого класса.

— По ком? — я сегодня проспала, торопилась в школу, поэтому не сразу была готова усвоить информацию. Поставив школьный рюкзак на стол, принялась доставать учебники.

— Да по Фролову же, бабнику! Губенко сообщила, что в пятницу Ленка была у Фрола дома на вечеринке, и они целовались, а эта разревелась. Ну не дура? Можно подумать, такой как павлин способен на чувства! Подумаешь, спортзал!

Учебник выскользнул из рук и громко упал на пол. Наклонившись за ним, я никак не могла поднять его внезапно ослабевшей рукой.

— Вот посмотришь, не будет он с Полозовой встречаться. И с Маринкой не будет. Мне Петька говорил, что они с Воропаевым с какими-то ребятами из универа трутся, а у тех девчонки поинтереснее наших будут. И, знаешь что, Насть, я бы ей даже посочувствовала, Маринке, честное слово, если бы она к другим относилась добрее. А так, вот ничуть не жаль. Когда ей Брагин в девятом классе подарил на восьмое марта коробку конфет, Мариночке они показались червивой фигней за три копейки, и она высыпала их в мусорное ведро. А то, что Борька, в отличие от всех нас в этой школе самый умный, живет с одной мамой, и всю жизнь дает Воропаевой списывать, она, почему-то, забыла.

Я все-таки подняла учебник и села за парту. Непослушными руками достала из сумки тетрадь и ручку. Раскрыла книгу на нужной странице, собираясь, пока в класс не вошел учитель, еще раз пробежаться взглядом по пройденному параграфу.

'Он бабник', - сказала Дашка, но это слово мало что значило для меня. Не со мной Стас при всех целовался в спортзале и не меня приглашал на вечеринки. В отличие от той девчонки из 11-'В', в отличие от Маринки, сводный брат никогда и не был моим. Вот только почему я сейчас изо всех сил сдерживала волнение и готова была разреветься? Не потому ли, что даже по прошествии нескольких дней место на шее, которого Стас касался губами, все еще горело, а в сердце поселилась непонятная тоска?

'Я ненавижу тебя, скелетина. Ненавижу! Всегда помни об этом'

Ему не стоило предупреждать меня запиской. Я бы и так никому не доверилась рассказать о том, что случилось. Что касалось лишь нас двоих и чего мы оба, думаю, не могли объяснить.

— Мне кажется, Борька очень хороший человек, — ответила подруге, чувствуя, как костенеют пальцы, а буквы сливаются в неразборчивую строку. — Ему, наверно, было больно так же, как сейчас Маринке. Я бы никогда не смогла с ним так поступить.

— Вот и я о том же! — Дашка устроилась рядом и завозилась с рюкзаком, поглядывая на входную дверь в ожидании Петьки Збруева, с ссоры с которым начинала каждый учебный день. — Торжество справедливости налицо! Так к чему реветь?

— Погоди, Матвеева, вот увидишь: война только начинается, — продолжила разговор позже, по пути в столовую. — Впереди голосование и 'Зимний бал', прошлогодняя королева так просто не отдаст корону Воропаевой, и борьба за павлина — толстый намек бледной немощи держаться подальше. Вот то, что королем снова выберут Фролова, я даже не сомневаюсь! Хотя, вспоминая прошлый год, с какой быстротой Фрол с друзьями смылся с мероприятия, — ему наши школьные игры до лампочки! Уж лучше бы Борьку Брагина королем избрали, честное слово! Он хоть на городских олимпиадах за честь школы мозги надрывает, а не просто пустоголовый красавчик, как некоторые!

Из разговора с Галиной Юрьевной я знала, что с учебой у Стаса все в порядке, насчет этого между сыном и матерью существовал негласный договор, касающийся личного пространства, денег, и прочего, потому осторожно возразила подруге:

— Я думала, Фролов хорошо учится. Слышала, как тренер по баскетболу говорил, — нашлась с ответом, краснея под заинтересованным взглядом подруги.

— Ну не знаю, — повела плечом Дашка. — Может быть, и хорошо. А только все равно олень! — со вздохом резюмировала и устремилась к нашему столику.

В столовой было шумно и пахло едой. Петька Збруев сегодня проспал, пришел в школу к началу второго урока, и ему здорово досталось от преподавателя. За опоздание парню предстояло убрать в столовой столики за одноклассниками, и Петька откровенно грустил, выслушивая от друзей смешки и подколки. Сегодня он не обзывал Кузнецову Белкой, не просил дать орешки, а только молча переглядывался с подругой, жуя отбивную и запивая ее компотом.

— Ну и подумаешь: вытереть стол тряпкой. Что здесь такого? — возмутилась своим мыслям Дашка. — А Терещенко сам дурак, если не понимает.

Действительно, ничего. В моей старой школе мы так и делали, дежурили классами по очереди, но это была новая школа, платная, со своими правилами, здесь хватало работников обслуживания детей богатых родителей. Я только хотела предложить Дашке остаться и помочь Петьке с уборкой, как почувствовала на себе тяжелый взгляд. Даже не поднимая головы, знала, чьи глаза остановились на мне.

Секунда оглушительной тишины, в которую я успела вернуться в тот вечер, когда сводный брат нашел меня, и сердце забилось снова.

Стас вошел в столовую не один. Прошел с друзьями за столик, своим появлением заставив обеденный зал заметно притихнуть. Одна из старшеклассниц, красивая темноволосая девчонка — та самая Ленка с вечеринки, поняла я, — поставив свой поднос на стол, опустилась со Стасом рядом, и он тут же уверенным, ленивым жестом обнял ее, хихикающую и довольную, за плечи. Продолжая смотреть мне в глаза, склонил голову и поцеловал в шею…

Вот видишь, ты такая же, как все. Глупая сводная сестра.

Сознание ослепила вспышка боли и стыд. Я узнала чувство, уколовшее сердце, и испугалась. Я не должна была чувствовать ревность, я не имела никакого права на это взрослое чувство, и все же сейчас в этой столовой не только Маринке стоило труда не показать волнения и не дать волю слезам. Уткнувшись в тарелку, я отчаянно старалась справиться с собой, мечтая ослепнуть и оглохнуть, чтобы не видеть сводного брата и не слышать звонкий девичий голос, снова и снова повторяющий его имя.

— Так ты не обидишься, Насть, если я сама?

— Что? — кажется, я не расслышала слова Дашки. Подруга выглядела немного смущенной, и я рассеянно подняла голову. — Что сама, Даш?

— Ну, останусь помочь Петьке с уборкой? — сказала как-то неловко. — Не обидишься?

Нет, я не обиделась. Сейчас я была только рада сбежать из столовой, да и совсем из школы, если бы могла. Возможно, я бы так и сделала, торопливо идя по длинному коридору, спускаясь следом по лестнице, если бы чья-то рука неожиданно не остановила меня.

— Настя? Привет!

Это был Сергей Воропаев, друг Стаса и брат Маринки, и я удивленно уставилась на блондина.

— П-привет.

Он широко улыбнулся, обнажив ряд белых зубов. Прислонился плечом к стене, стоя на ступеньку ниже, преграждая мне путь.

— Куда бежишь? Или от кого? — спросил, словно в воду глядя. — Случайно, не меня ищешь?

— Нет, не тебя, — я ответила и вдруг поняла, что он шутит. Смутившись, постаралась улыбнуться в ответ. — Просто хотела спуститься в холл, кое-что забыла в раздевалке. Извини…

Уже собиралась его обойти, когда рука Сергея снова обхватила запястье.

— Послушай, Настя…

— Да.

Парень прогнал с лица улыбку и теперь смотрел на меня серьезно.

— Ты когда-нибудь бываешь одна? В том смысле, что… погулять по городу, сходить в кино? Тебе ведь отец не запрещает?

Последняя моя прогулка по городу закончилась не очень хорошо, и я даже нахмурилась, вспоминая поздний зимний вечер, холод и панику, охватившую меня, когда поняла, что потерялась.

— Нет. Но мне не очень нравится. Я еще плохо знаю город.

— Жаль, — грустно ответил блондин. — Жаль, что не нравится. Если хочешь, я бы мог показать тебе парочку интересных мест. Здесь поблизости есть каток и кинотеатр. Я подожду тебя после школы, можно? Мы могли бы сходить в кино.

Симпатичный парень и с настроением все в порядке, вот только он вряд ли сможет помочь мне. И пальцы, не отпустившие руку, мягко поглаживающие запястье странно напрягали, как и прямой взгляд голубых глаз. Таких же смелых и недобрых, как у сводного брата.

На секунду показалось, что я смотрю в серые, холодные глаза Стаса. Темные, как омуты, и такие же опасно-манящие.

— Н-нет, не уверена, что хочу, Сергей. Извини.

— Плохо, — парень невесело дернул уголком губ. Оглянувшись, запустил пальцы в светлые волосы, отбрасывая пряди со лба. Это простое движение — чуть дерганное и нерешительное, снова напомнило о сводном брате, и я невольно отступила. Последнее время я слишком много о нем думала.

Это из-за Стаса, да? Из-за него ты не хочешь пойти со мной гулять? — озвучил догадку Воропаев. — Мы можем не говорить Фролу, и он ни о чем не узнает, — блондин снова смотрел на меня прямо, продолжая изучать лицо и смущать пристальным взглядом. — Настя, я ведь не так много прошу. Всего лишь прогулка друзей в кино и ничего больше.

Он снова улыбался, уверенный, что не откажу. Держал запястье в ладони, не собираясь отпускать, зная, что этим непрошеным прикосновением тревожит меня. Я уже успела понять, что в этой школе девчонкам не принято отказывать таким, как он. Мой друг Егор сказал бы, что Сергей мажор, напыщенный, самодовольный индюк, и я бы с ним согласилась. Хотя значение этого слова до конца смогла понять только сейчас.

Я не хотела с ним идти по многим причинам. Я плохо знала его, он был лучшим другом сводного брата и мог просто смеяться надо мной. Я часто видела его в обнимку с другими девчонками и не чувствовала себя уверенно рядом. Нет, мне определенно стоило держаться от Сергея Воропаева подальше.

Прозвенел звонок, и я оглянулась. Хотела убежать, обрадовавшись причине, по которой могу оборвать разговор, но парень снова не отпустил меня. Неожиданно я поняла, что на пустой лестнице мы остались вдвоем.

— Настя? Я все еще жду?

Сердце колотилось испуганной птицей: было страшно опоздать на урок, и страшно остаться. Я постаралась взять себя в руки и ответить как можно спокойнее.

— Я не знаю, есть ли Стасу дело до меня. Думаю, что нет. Но я точно знаю, что ему не понравится, если я стану общаться с его лучшим другом. И… я совсем не знаю тебя, Сергей.

— А что, я такой страшный? Несимпатичный? Не нравлюсь тебе? — блондин игриво поднял темную бровь.

— Н-не уверена, — качнула я головой.

— Совсем-совсем?

Мне не хотелось шутить с ним, и очень не нравилось находиться наедине.

— Пожалуйста, отпусти, мне нужно на урок.

— Ничего. Скажешь, что ходила к медсестре. У вас, у девчонок, бывают же эти, как их, — трудные дни, — нашелся Сергей. — Никто тебе и слова не скажет, можешь поверить, проверено.

Это было слишком и щеки стали пунцовыми. Никогда еще ни с одним мальчишкой так запросто я не касалась подобной темы в разговоре.

Кажется, Воропаев понял, что перегнул. Снова согнал с лица улыбку, растерянно поджав губы.

— Ну, извини, Настя, неудачная вышла шутка. Я тоже волнуюсь, можешь поверить. Не каждый день стою тут, как дурак, назначая свидания. Да отпущу я тебя, не бойся, просто понять хочу.

— Что именно? — это было непросто, но я старалась смотреть ему в глаза. — Ты же меня почти не знаешь!

— Не знаю, ну и что? Ты мне нравишься и этого достаточно. Странно другое: почему нравишься? Что в тебе такого особенного, Настя? Я ведь видел тебя в первый день, ну, тогда, когда вы с отцом приехали в дом мачехи. Я помню, какой запуганной и жалкой ты была в своем смешном наряде… Догадался, насколько Стасу твой приезд поперек горла, а ведь он мой лучший друг…

Я больше не могла на него смотреть и опустила глаза, чувствуя, как к губам подбирается дрожь. Боясь расплакаться, закусила их сильно-сильно.

Сергей какое-то время молчал, я тоже, но по-прежнему отпускать меня не спешил.

— Я тебе совсем не нравлюсь, да, провинциальная девочка? — спросил с появившейся на лице недоброй ухмылкой. — А ведь я мог пригласить любую другую, не тебя? Неужели мой выбор ни о чем не говорит?

Не говорил. И не мог сказать. Я просто не понимала этого парня.

— Пожалуйста, у меня урок…

— Я буду ждать тебя после уроков за школой, у перекрестка. Пообещай, что придешь.

— Я не знаю… не смогу. Мне надо домой.

— Тогда и я не знаю, буду ли молчать о том, какая ты. Кто ты и откуда взялась!

Я вскинула на Сергея взгляд, и он замолчал. Сглотнув в горле комок, закончил, словно нехотя:

— Маринка не скажет, пока так хочет Фрол, она помешана на нем, а вот я… Упс, могу и проговориться. Поверь, твоя спокойная жизнь в школе тут же закончится. Девчонки не простят бедности и того, что ты спишь в комнате Стаса. Особенно, когда узнают, как он тебя ненавидит. Да, я знаю, что это так, он говорил мне.

Сначала сводный брат, теперь его лучший друг. Мир, в котором жил мой отец, в котором жили оба этих парня, продолжал удивлять жестокостью. Какие игры для себя они придумают завтра? И насколько больнее в этом завтра они ранят меня?

Конечно, я не надеялась, что Стас скроет от друга свое отношение к сводной сестре. Он не скрывал его с первой встречи. Но теперь я и на грамм не собиралась верить Сергею. Не знаю, кто ему нравился на самом деле, но точно не я. А еще… У меня была Дашка, а вместе с ней и Петька Збруев. Мне хотелось верить, что мои новые друзья не отвернуться от меня, даже узнав в каком смешном пальто и шапке я приехала в их красивый и большой город.

Мне все-таки удалось освободить руку. Опустив взгляд на грудь парня, я прижала ее к себе. Больше не хотелось на него смотреть.

— Делай, как хочешь, Сергей.

— Настя…

Но я уже попятилась, поднявшись на одну ступеньку.

— Мне все равно. Да, Стас ненавидит меня, твоя сестра ненавидит меня, видимо, ты тоже ненавидишь, раз уж тебе нравится со мной играть. Я не пойду с тобой в кино, потому что мы не друзья, и никогда не будем: друзей не высмеивают и не унижают. Можешь рассказать, какой жалкой я была, хоть целому миру. Я не знаю этот город и не хочу знать! Я очень надеюсь, что когда-нибудь уеду отсюда!

Я повернулась, чтобы убежать, но он легко вспрыгнул на площадку и загородил путь, но за руку не взял.

— Настя, не убегай! — сказал как-то хрипло, и эта остановка стала последней каплей. Ревность, боль, обида — всего этого сегодня оказалось слишком много для пятнадцатилетней провинциальной девчонки. Закрыв лицо ладонями, я крепко зажмурилась, тщетно пытаясь сдержать слезы. Вот теперь я на самом деле была жалкой.

— Пожалуйста, пожалуйста, Сергей, уйди.

Не знаю, сколько я так простояла, но когда решилась открыть глаза — Воропаев уже ушел. На лестнице было тихо, урок давно начался… Я не могла в слезах вернуться в класс.

— Извините, можно я у вас посижу? — спросила, спустившись в холл, у немолодой женщины-гардеробщицы, остановившись рядом с ее диванчиком, и та понятливо кивнула:

— Что, деточка, с урока выгнали, да? За поведение? Ну, посиди. Все лучше, чем на улице по курилкам шастать.