Помоги проекту - поделись книгой:
Снежный ком
СНЕЖНЫЙ КОМ
…Каждый знает, что будет, если слепить в оттепель снежок и покатить его с горы. Под гору прикатится уже не снежок, а огромный снежный ком, и навернутся на него такие пласты с прилипшими прошлогодними листьями, землей и сучьями, что не вдруг эти самые пласты и развернешь…
Вступление
Все у нас началось с того, что мы с папой не прибили планку под мойкой в кухне. Сначала эту планку, когда я еще не родился, никак не прибивал папа: он у нас прораб-строитель, ему не до планок. Ну а когда родился я, мальчик, папа обрадовался и решил подождать, пока подрасту, чтобы поручить это дело мне.
Я подрос, папа поручил, а у меня руки тоже никак не доходили до этой планки. То молоток куда-то запропастился, то гвозди не найду.
И вот теперь из-за нее папу и маму вызывают в суд разводиться, папа не закончит свою диссертацию «Как без единого гвоздя построить дом», и в довершение всего «бабушкиной ноги у нас больше не будет».
Мама сказала, что из-за этой планки наши ученые раздумают поворачивать сибирские реки в Среднюю Азию, а в Соединенных Штатах Америки будет избран совсем не тот президент.
Я спросил: «Почему не тот?» Она разъяснила: «Не болтай глупости. Сказала, не тот, значит, не тот!»
Честно признаться, все это получилось не только из-за планки, а еще и потому…
Но лучше я вам расскажу все по порядку, как у нас произошла эта, просто ужасная история.
Папа, Генка и дядя Коля
Ура! Наконец-то мы приехали! Никогда я так не спешил домой в Москву после летних каникул! А все из-за Васьки!.. Никак нельзя было взять его в деревню, потому что у дедушки — кошка Мурка. Она и землероек, и мышей, и даже птиц запросто ловит, а уж такого толстого хомячка, как Васька, тут же схватит и съест и даже косточек не оставит… Поэтому Васька всю последнюю неделю скучал по мне в Москве, а я скучал по нему у дедушки.
Когда мы с мамой собирались в деревню, пана был в командировке, и мне пришлось написать ему записку:
«Дорогой папа! Оставляем тебе Ваську на кухне в клетке. Там у него кулек перловой крупы и вода в блюдце. Клетку мне подарил Павлик Бояринцев. Он продал своего кенаря, а попугайчиков-неразлучников купил вместе с новой клеткой. Пожалуйста, поухаживай за Васькой, угости его морковкой или яблоком и никуда не выпускай. Крепко тебя целую. Слава».
Я оставил папе записку, а сам все думал: «А вдруг он задержится? Или ему будет просто некогда?» Хоть он и подарил мне Ваську и сам был не прочь с ним повозиться, но у папы всегда так много работы, а тут еще его рацпредложение, которое мы все дома называем диссертацией…
С такими тревожными мыслями ехали домой я и мама, с этими же тревожными мыслями вошли в соседний двор, весь заросший деревьями и кустами.
Я знал, почему мама решила идти этим проходным двором: ей очень хотелось «заглянуть» к тете Кларе Бояринцевой: не купил ли ее муж Георгий Иванович что-то там такое в Швейцарии? А мне хотелось скорей к Ваське. Поэтому я сказал:
— Ма… Ты пойдешь к тете Кларе, а я сразу домой, ладно?..
— Ишь, какой догадливый! — только и ответила мама. — Ладно, иди. Только домой отправляйся не сразу, чтобы вы с папой не слишком долго меня ждали…
Поправив на плечах лямки рюкзака, я поудобнее перехватил удочки и напрямик зашагал через этот заросший кустами двор, который у нас назывался «Собачьим царством». Я уже собирался, как всегда, пересечь переулок, чтобы нормально попасть в квартиру через подъезд, но тут увидел лестницу, приставленную к нашему окну в большой комнате на втором этаже.
Окно было приоткрыто, значит, папа дома… Уж не ремонт ли он затеял? На него это не похоже, тем более что после командировки он собирался специально взять отпуск, чтобы хорошенько поработать над диссертацией…
Не успел я так подумать, как оказался уже на лестнице и в один миг поднялся до подоконника, осторожно толкнул створки. Окно открылось…
В большой комнате, где у нас стоит телевизор, все было как всегда… Конечно, мама нашла бы здесь и «пыль на горке» и «цветы неполитые»… Она всегда к чему-нибудь придерется. Но признаков ремонта как будто не было, и я вздохнул с облегчением: терпеть не могу всякие ремонты, да еще «генеральные уборки».
Осторожно спустившись с подоконника на пол, я так же прикрыл створку окна и выглянул во двор из-за занавески: не заметила ли мама, как я взбирался по лестнице. И тут увидел, что прямо к нашему окну направляется какой-то парень в пилотке из газеты с малярной кистью и ведерком в руках. Шел он от кладовки нашего дворника Лукьяныча. Наверняка он был там как раз тогда, когда я лез в окно.
Сначала я не узнал этого парня, а когда узнал, так испугался, что, не снимая рюкзак, на цыпочках влетел в ванную и заперся изнутри. К лестнице, стоявшей под нашим окном, подходил известный на весь микрорайон Генка Купи-продай, который, как говорили ребята, и с настоящими хулиганами дружит…
Первое, что я подумал: «Дома ли папа?» И: «Кричать или не кричать?» И еще подумал: «Крикнешь, а вдруг Генка с дядей Колей-маляром подручным у нас работает? Выйдет папа и вместо: «Здравствуй, сын», — скажет: «Ты что это труса празднуешь?» Получится конфуз. И вдруг я вспомнил!.. Ведь дядя Коля… Но тут я приоткрыл дверь и прислушался. Мне показалось, что кто-то у нас разговаривает… Точно. Это — папа… «Как и был тот терем красоты несказанныя…» Ага! Значит, папа дома!.. Пишет свою диссертацию, сам с собой разговаривает…
Теперь я уже ни о чем не беспокоился, потому что действительно вспомнил: дядя Коля и Генка…
В это время послышался шорох в большой комнате, осторожные шаги. В коридорчике прямо против меня остановился Генка и поставил в угол ведерко с краской, малярную кисть… Скрипнула дверь одного из шкафов, зашуршала одежда, и тут я понял, кто Генка — жулик и сейчас, при мне, всего в двух шагах от меня ворует папины костюмы и мамины платья.
Вдруг снова раздался громкий папин голос:
— Как и входит в тот ли терем изукрашенный ненаглядное ясно солнышко…
Папа-то, папа!.. Оказывается, он и не подозревает, что тут происходит! Но ни крикнуть, ни слова сказать я просто не мог.
Генка быстрее зашелестел одеждой в коридоре, что-то там стал запихивать обратно в шкаф, донесся его испуганный голос:
— Откуда он взялся? Неделю никто из квартиры не выходил!..
«Ага!.. Это он про папу»…
Послышались легкие кошачьи шаги, восклицание: «Черт! Только этого не хватало!» Неизвестно, по какой причине испугавшийся Генка заметался по большой комнате и кухне. Потом мне показалось, что он как-то умудрился проскочить по коридору мимо кабинета к входной двери.
Снова донесся папин голос:
— А на тереме том двери дубовые, замки кованые…
И вдруг я совершенно отчетливо услышал тихий, вкрадчивый голос Генки:
— Простите, а как на вашей двери замок открыть?
Еще больше я удивился, когда услышал, как ответил папа. Он даже хохотнул самодовольно:
— Этот замок ни один жулик, кроме хозяина, не откроет! Там такой маленький рычажок справа, сам делал!..
— Мерси!..
Я чуть-чуть приоткрыл дверь ванной и в конце коридора увидел только спину Генки, бесшумно нажавшего рычажок и выскользнувшего из квартиры.
От всего увиденного у меня будто ноги отнялись.
С минуту стояла тишина. Потом папа отодвинул стул и вышел в коридор, озабоченно посмотрел в одну сторону, потом в другую, с хмурым выражением лица закурил, вполголоса пробормотал:
— Так и до зеленых чертей недолго…
Я только хотел выскочить из ванной и с криком «Ура!» броситься в атаку на своего папу, как открылась входная дверь и вошел известный всему нашему микрорайону почетный дружинник и общественный воспитатель, общественный инспектор ГАИ, правая рука депутатской группы, но сам еще не депутат, маляр, штукатур и водопроводчик, мастер на все руки — дядя Коля.
Теперь, когда Генка убежал, мне было нисколечко нестрашно сидеть в ванной. Наоборот, даже интересно: всех вижу и слышу, а меня — никто.
Дядя Коля закашлялся и проговорил:
— А начадил-то, надымил!.. Чего хоть звал-то?..
Был он в шляпе и белой рубашке, в выходном костюме с повязкой дружинника на рукаве.
— А, это ты, Николай Иванович! — обрадованно сказал папа. — Здравствуй, дорогой! А я уж думал… Понимаешь, мойку разобрал, а собирать некогда: всего неделю отпуска дали за свой счет…
Нетрудно было догадаться, почему он сказал: «А я уже думал»… Ясно, что он подумал.
— Слушай, Яковлич… (Папу моего зовут Петр Яковлевич.) Я ведь на дежурстве…
— Да это-то я понимаю, — сказал папа. — Прошу тебя в виде исключения… Сам знаешь, приедет моя Людмила, за мойку с меня десять шкур сдерет.
«Ха-ха! — мысленно рассмеялся я. — А мы уже приехали!..»
Папа налил стопку водки из специально припасенной бутылки и протянул дяде Коле.
— Ну, разве что в виде исключения, — сказал дядя Коля и, запрокинув голову так, что мне стала видна его жилистая кадыкастая шея, плеснул водку под усы.
— Закусывай, Николай Иванович! — вежливо предложил папа и протянул дяде Коле бутерброд с сыром. — Как там на дежурстве, тяжело?..
— И не говори, Яковлич! — дожевывая бутерброд, ответил дядя Коля. — Собашники кобелей своих, почитай, со всей Москвы в наш двор водят. Пять актов уже на них сочинил!.. Сереня-алкоголик опять же к нам со своими дружками «на троих» норовит. Потому — кусты… От магазина им кругом топать невтерпеж, так они напрямки сквозь железную ограду дуют: во какие прутья, в руку толщиной, в узлы завязывают, напрочь отрывают!.. Утром автогеном приварю, к вечеру обязательно отдерут!..
— А я, веришь, — сказал бедный папа, — до того заработался, мерещиться стало: голоса всякие…
— Замерещится тут, — ответил дядя Коля. — Я вон ничего не изобретаю, а тоже тово… Точно помню: лестницу на землю положил, чтобы ребятишки не лазали. А она у стены стоит… Вдругоряд убрал…
«Так вот почему Генка заметался, — подумал я. — У него из-под носа лестницу увели, а со второго этажа прыгать побоялся… И как только папа выпустил его, еще и объяснил, какой рычажок нажимать?» Дядя Коля будто подслушал мои мысли:
— А что это у тебя дверь не закрыта? — спросил он вдруг. — И замок на защелке: входи-выходи?..
— Нашел! — радостно закричал папа. — Вот же она!.. Защелка! И как все просто!..
— Да чего нашел-то? — удивился дядя Коля.
— Замок!.. Понимаешь? Этот принцип можно использовать в бетоне: от горизонтальных смещений гарантирует давление сверху. Арматура при монтаже скрепляется простейшей защелкой: бери электросварку и вари!..
— Ну так и раньше варили…
— Так, да не так, — живо возразил папа. — При моем способе такая экономия набегает — раза в полтора дешевле строить будем! И в два раза быстрее!
— Я говорю, у тебя дверь на защелке, — остановил папу дядя Коля. — Кому не лень, входи-выходи.
— Да погоди ты! — отмахнулся от него папа. — Интересно, какие тут будут нагрузки и сечения?..
— Тьфу! — в сердцах сплюнул дядя Коля. — Совсем рехнулся! — Он пошел по коридору прямо на меня, направляясь к кухне, наверное, посмотреть, что там случилось с мойкой, и едва не наткнулся на малярную кисть и ведерко из-под краски, стоявшие в углу.
Бедный дядя Коля даже попятился со страха и вытер тыльной стороной руки вспотевший лоб.
— Мать честная! А это ж откуда здесь? — пробормотал он. — Точно помню, все поставил Лукьянычу в кладовку, где у него метлы. Неужели с одной чекушки так повело?
За то время, пока дядя Коля разговаривал с папой, я успел снять рюкзак и поставить прямо в ванну удочки, — теперь ничто не мешало мне наблюдать в щель между дверью и косяком, что происходит в квартире. Мне хорошо было видно, как дядя Коля, наклонившись, достал из нашей клеенчатой черной сумки папин пиджак, затем брюки и в недоумении некоторое время их рассматривал.
— Погоди-ка, а вот это уж наверняка не моя работа…
Он повесил пиджак в шкаф, прошел на кухню.
— Слышь, Яковлич, — сказал дядя Коля, — а у тебя тут гости были.
— Не мешай ты, ради бога! — откликнулся папа. — Мне до приезда Людмилы два дня осталось, а потом тут пойдет черт знает что!..
— Не мешай ему, — проворчал «почетный дружинник» и зачем-то достал из кармана складную лупу. — Нет уж, товарищ дорогой! Не я буду Николай Иванович Король, ежели этого жулика не поймаю!
— Да уж фамилия у тебя царская, — не отрываясь от своих расчетов, сказал папа.
— Зато душа пролетарская, — ползая с лупой по полу, ответил дядя Коля. — Никак Генка тут побывал?.. Точно он… Его кеды с трещиной на пятке. Значит, опять, стервец, за свое?..
Поднявшись, подумал секунду и принялся снимать халат.
— Слышь, Яковлич, Людмила твоя когда приезжает?
— Я сказал: через два дня. Двадцать третьего…
Тут я чуть было не расхохотался, и этим едва не выдал себя. Я хотел было выйти из своего убежища и громко объявить: «А мы уже в Москве!..» Но дядя Коля опередил меня:
— Так сегодня же двадцать третье!
Папа даже в коридор выскочил:
— Ты что, шутки шутишь?
Дядя Коля достал из кармана сложенную узкой полосой газету и поднес ее к папиным глазам:
— Во, погляди!..
Я и отсюда, из ванной, видел, что газета сегодняшняя, за двадцать третье августа.
Папа метнулся к кухне, остановился в передней у зеркала, провел по небритой щетине рукой, обеспокоенно глянул на часы.
— Поезд уже пришел, — пробормотал он. — А мойка?.. А кухня?.. А весь этот бедлам?.. Ты почему халат снял? Я ж тебя как человека прошу!..
Мне так хотелось выйти, пожалеть папу, но я тут же сообразил, что выходить не надо. Пусть, пока мама зашла к тете Кларе (а она наверняка смотрит сейчас новые тряпки и на полчаса задержится) — папа думает, что у него еще есть время побриться.
— Не обижайся, Яковлич, не могу, — твердо сказал дядя Коля.
— Как не могу? Ты что, смерти моей хочешь?
— Рад бы, Яковлич, помочь, но тут у тебя вроде Генка Купи-продай побывал. А я ж за него, негодяя, как общественный воспитатель поручился.
Поделиться книгой: