Свободный

– Удильщик, – шёпотом ответил я. – Поджидал меня.

– Стаканом то в него зачем? Мог бы подушкой бросить. Эффект был бы тот же.

– Я не… растерялся…

– Понятно. Побудь с женой, но потом спать не ложись. Надо поговорить.

– Хорошо – я коротко кивнул в ответ. Семён отступил в коридор, и почти сразу же в комнату вошла жена.

Следующий минут двадцать мы с Юлей занимались приборкой. И если осколки стакана собрали довольно быстро (хоть для этого и пришлось поползать на коряках), то с пятном на стене всё оказалось сложнее.

– Ладно, забей, – махнул я рукой, когда понял, что битва за чистые обои грозит затянуться до утра и обнажить бетонные стены.

– Блин, некрасиво – сокрушённо покачала головой жена.

– Постер сюда повесим. Станет даже лучше. А то стена пустая совсем…

– Ну так то да. Что-нибудь стильное и крутое.

– Ага. Давай уже фильм смотреть.

– Давай. Я тряпки унесу, а ты вино открой.

Седьмой сезон, десятая серия, бутылка красного сухого, нарезка сыра и плед один на двоих. Мы любили так посидеть. Тихо, спокойно, вместе. Правда, с рождением дочери времени на это стало гораздо меньше, но всё равно, разок на недели нам удавалось так отдохнуть. А когда Сашка подросла, то и не один. Всё-таки бессонные ночи, и ранние побудки (даже в выходные) остались позади.

– Посидишь ещё? – спросила жена, когда по экрану поползли титры.

– Да. Пожалуй.

– Ну сиди. Только недолго. А я спать.

– Давай. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Она поцеловала меня и ушла, и я остался один. Некоторое время молча сидел на диване пялясь в дверной проём в ожидании Семёна. Но он почему-то не шёл, хотя сам просил меня его дождаться. Подождав минут десять, я поднялся и направился к бару. Повторил нехитрые манипуляции, повернулся, и чуть не разгрохал второй стакан с виски за вечер. В кресле у журнального столика сидел мужчина. Белая майка, допотопное трико, щетина, короткостриженые волосы сильно тронутые сединой. Смотрел он в мою сторону но не на меня, а как будто рядом.

– Вы кто? – хрипло от удивления и испуга спросил я.

– Привет Тоша! – вместо ответа проговорил незнакомец, и услышав его голос я вздрогнул. Этого не могло быть! Это было просто невозможно! Я тряхнул головой, потёр свободной рукой лицо, глаза. Гость не исчез, не растаял в воздухе…

– Как дела? – не дождавшись от меня приветствия, и всё также продолжая смотреть мимо меня, спросил он.

– Деда, – я запнулся, подбирая слова, – это ты?

– Школы у нас в деревне не было. В село приходилось ходить. А до него несколько километров, и идти через лес.

– Ты – выдохнул я. Голова закружилась, я поспешно шагнул к столу, оперся о него, поставил стакан. Дед! Мой дед, в моём доме! Здесь! Сейчас! Эту историю он рассказывал мне наверное раз сто. В детстве, вместо сказки на ночь. Про то, как один раз зимой шёл утром в школу, а за ним увязался волк. Я знаю её наизусть. Слово в слово.

Но! Мой дед умер десять лет назад! Растаял за два месяца от болезни. Исхудавший, обессиленный, бесконечно уставший, дряхлый старик, таким он ушёл. А сейчас, передо мной сидел пожилой, но ещё довольно крепкий мужчина. Такой, каким я запомнил его в детстве: весёлый, сильный, здоровый, жизнерадостный!

Как же это…

Я скривился. Здравомыслие обожгло. Стало горько и обидно.

Это просто галлюцинация, новый приступ! Он не реален.

– Он шёл за мной наверное с километр, – продолжал рассказывать Дед не обращая внимание на калейдоскоп мыслей и эмоций промелькнувших у меня на лице. – Метрах в сорока-пятидесяти позади. Я остановлюсь, он тоже. Я пойду, он следом. Я сперва даже подумал, что это просто собака. Попробовал позвать – никакой реакции. Близко не подходит, хвостом не машет, не лает. Да и у нас в деревне таких точно не было. Я их там всех знал. Деревня-то – десять домиков. Понял что волк. Страшно стало, жуть. Но я не побежал. Потому как если зверь на тебя смотрит и не кидается, бежать нельзя ни в коем случае. Палку подобрал, но много ли от неё проку?! Я ж совсем сопливый был – лет восемь. Так и шли. Я впереди, он следом. Только когда из леса вышел, только тогда он отстал.

Дед умолк. Сунул руку в карман трико и вытащил портсигар. Я закусил губу, с одного взгляда узнав вещицу. Увесистая плоская коробочка из белого металла. Скруглённые углы. Маленькая защёлка. На крышке выгравированы охотничьи собаки идущие по следу, на обратной стороне – полосами крохотные пупырышки-рифления.

В детстве я постоянно брал его, иногда даже без спроса. И не для того чтоб украсть папиросу. Нет. Просто уж очень он мне нравился. Хотелось подержать в руках, потрогать, покрутить. Поиграть, воображая, что он мой собственный, а я уже взрослый… И как-то раз, дед мне его подарил. Просто так. Вытащил папиросы, протянул, и сказал “на, не потеряй”. И потрепал по голове. Я был счастлив. Хранил в нём вкладыши из жвачек, наклейки, другие детские богатства, а когда подрос и появились первые свои деньги то и их.

Чёрт знает когда и куда я его задевал. Может валяется до сих пор где-нибудь в шкафу, а может потерялся. Не известно.

– Так что Тоша, – подвёл итог своему рассказу дед, закуривая папиросу и убирая портсигар обратно в карман, – не беги от зверя, если не дай Бог когда-нибудь с ним повстречаешься.

Он умолк, в комнате воцарилось молчание.

– Дед, – осторожно начал я, тщательно подбирая слова, – а ты ведь мне кажешься?! Тебя ведь здесь нет на самом деле? И портсигар твой, он же где-то у меня в шкафу должен лежать…

Он не ответил. Даже не пошевелился. Словно не услышал моих слов.

– Дед, – снова позвал я. И опять никакой реакции. Я растерянно умолк.

И что теперь делать? Игнорировать или наоборот, подойти ближе, попытаться разговорить, а может прикоснуться.

Помощь пришла с неожиданной стороны. На пороге появился Семён.

– У тебя гости?! – удивился он, заметив Деда. Как ни странно, тот на него отреагировал. Покосился в его сторону и неодобрительно кивнул в знак приветствия.

– Ух ты, – вырвалось у Семёна. – Ну ка, ну ка, ну ка…

Он прищурился, даже пригнулся, и медленно, не делая резких движений, пошёл вокруг сидящего в кресле деда, не сводя с него глаз.

– Интерееесно.

– Что?

– Давно он здесь?

– Минут десять.

– Что говорил?

– Это мой дед – Леонид Иванович. Он э…

– Умер, – пришёл мне на выручку Семён.

– Эм… да, – подтвердил я.

Боже, как же всё нелепо.

– Так что Леонид Иванович говорил? – не унимался Семён.

– Ничего, спросил как дела, рассказал мне историю, которую в детстве перед сном рассказывал. Всё. Не смотрит на меня. На вопросы не отвечает. Он словно и здесь и нет.

– Ага. Ага.

– Тошка, – вдруг подал голос Дед, и сразу замолчал.

– Что?

Дед обстоятельно затянулся своей папиросой, и как любил, выпустил дым уголком рта. Глядя на это, в груди у меня всё сжалось. Дед, мой дед! Родной. Сидит, курит свой любимый Беломорканал. Как тогда – когда я был ребёнком… Захотелось подбежать к нему, обнять, почувствовать его тепло, вдохнуть едкий запах табака и ядрёного одеколона.

– Ты с ним поосторожней, – вдруг произнёс дед, и тем самым прервал мои сентиментальные мысли. – Шельмец он.

– С ним? – я кивнул на Семёна.

– Разумеется со мной, – влез в разговор тот. – Дело в том, что Леонид Иванович сейчас является духом. А им не очень понятна форма существования Свободных. Не понятна и оттого подозрительна.

– Свободных?

– Таких как я. И не живой (в привычном понимании) и не мёртвый. Свободное сознание вне тела.

– Шельмец он, – повторил дед.

– Леонид Иванович, а зачем вы пришли к Антону? – проигнорировав нелицеприятный эпитет в свой адрес, задал вопрос Семён. – Только предупредить обо мне? Или…?

– Может видеть… Неправильно…

Семён удовлетворительно кивнул.

– Ну вот.

– Что вот? – не понял я.

– Обычные люди умерших видеть не могут. Леонид Иванович понял, что с тобой что-то происходит, и пришёл повидаться. Проверить как ты, возможно постараться уберечь, предупредить.

Дед затянулся, выпустил клуб дыма, который при всей своей густоте и кажущийся реальности, абсолютно никак не пах, и снова уставился куда-то рядом со мной.

– Так что, он меня обманывает? – задал я ему вопрос. – История про сознание враньё?

Спрашивать такое в присутствии Семёна было конечно невежливо по отношению к нему, но я наплевал на приличия. Главное – разобраться. Про оскорбленные чувства, тонкую душевную организацию и мою невоспитанность поговорим позже.

Но Семён лишь улыбнулся, показывая, что ничуть не задет моим недоверием. Дед же с ответом не торопился. Сделав ещё одну затяжку, обслюнявил кончики указательного и большого пальцев и затушил ими папиросу. Окурок зажал в кулаке.

– Не знаю, – глухо проговорил он, наконец, – У тебя другой путь. Теперь вижу.

– Но…

– Пора. Будь здоров Тоша!

– Подожди! – вскрикнул я, но было поздно. Дед исчез. Я даже моргнуть не успел, вот он сидел в кресле, а в следующее мгновение его не стало. При этом никаких спецэффектов: ни искр, ни свечения, ни дыма, ни хлопка. Ничего. Был и нет.

Я потерянно огляделся! Да что же это такое…

– Знаешь, он тебя сильно любит, – проговорил Семён нарушая повисшую тишину. – Это очень редкое явление, когда мертвые приходят к живым.

– Ты только что говорил, что обычные люди не могут видеть духов, – вяло ответил я.

– Так как ты нет. Но могут чувствовать. Ощущать их присутствие. Вообще, духи приходят к живым всего по двум причинам – ненависть и любовь. Из-за ненависти чаще. Но это конечно же не твой случай. Вот я и говорю – он тебя сильно любит.

Мы помолчали. Хаотичное метание мыслей в моей голове постепенно сходило на нет. Из успокаивающейся кучи удалось выхватить самую важную.

– То есть, смерть это не конец? – буднично задал я вопрос, которым на протяжении всей своей истории задавалось всё человечество.

– По-разному, – Семён пожал плечами. – Не буду врать, даже Свободным доподлинно не известно, что происходит с личностью человека после смерти. Мы иногда сталкиваемся с духами (например как сейчас), но на контакт они не идут. Может не хотят, а может не могут. Кто знает?! Потому, никакой конкретики нет. Мы даже не знаем – все ли возрождаются. Непонятно и по формам – является ли состояние духа конечным или обязательным, или это просто один из вариантов воплощения. С десяток моих… кхм коллег, плотно занимаются изучением смерти и всего, что с ней связано, но, на сколько я знаю, результатов у них нет. Пока нет.

Я хмыкнул. Мда, всё как всегда – “Истина где-то рядом”. Хотя, глупо было рассчитывать на чудесные откровения от собственной галлюцинации. Ведь всё это, почти наверняка, нереально.

– Кстати, я ведь тебе ещё не рассказывал о нас, о Свободных?

– Нет, – я мотнул головой.

– Рассказать?

– Валяй, – я уселся за стол, вновь взял свой стакан с виски, который сегодня никак не мог донести до рта, и пока не появились никакие новые гости моей поехавшей крыши, быстро отпил.

– И так Свободные, – Семён замолчал, выдержал паузу, и видимо собравшись с мыслями, начал рассказывать. – Тут всё просто и сложно одновременно, Свободные – это самоназвание группы людей сумевших высвободить свои сознания из оков тел.

– Организация?

– И да и нет. Большую часть времени каждый занимается чем хочет. В основном – это изучение Вселенной. Путешествия, открытия, наблюдения. Саморазвитие и самосовершенствование. Обретение новых способностей и знаний. Иерархии или структуры как таковой у нас не существует. Есть Совет Старейшин и Общее Собрание.

В первом, состоят двенадцать самых достойных мужчин и женщин. Половина – на постоянной основе, а другая половина выбирается раз в несколько лет на Общем Собрании.

Совет собирается время от времени для решения насущных вопросов. Например, назначением проводников-наставников (таких как я, для таких как ты). Судьбоносных, фундаментальных решений влияющих на всех Свободных Совет не принимает. За то он имеет право созывать Общее Собрание. А вот уже на нём, через голосование, принимаются решение по всем важным вопросам.

– Демократия в чистом виде.

– Да. Есть такое. Но поскольку нас всего около трёх сотен, проблем не возникает. Да и отсутствие тел освобождает от необходимости тратить время на разговоры. Обмен мнениями происходит мгновенно.

– Вас всего три сотни? – поразился я, пропустив мимо ушей всё остальное.

– Да, этим кстати и обусловлена наша помощь людям оказавшемся на пороге. Сделать последний шаг, помочь разоравать оставшиеся связи сознания с телом. Большинству, к сожалению, это не под силу. Страх, непонимания происходящего, неизвестность – всё это заставляет изо всех сил цепляться за старое, то есть за тело, за привычную картину мира, за объективную реальность. Ничем хорошим это не заканчивается.