Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Кошмарный парнишка
I
Когда Фифи впервые наведалась к двум своим тетушкам на Лонг-Айленде, ей было всего десять лет, но даже тогда, стоило ей уехать домой, в Нью-Йорк, работник их заявил, что дюны теперь не те, что прежде. А все из-за их племянницы. Без нее в тех местах, у мыса Монток, все стало казаться каким-то унылым и никчемным, обшарпанным и дряхлым. Даже чайки выписывали над морем круги с меньшим задором, будто им не хватало этой загорелой, крепкой девчонки, босоногой, с огромными глазами, которая без устали что-то сооружала на песчаном пляже.
Со временем загар побледнел, и кожа Фифи снова стала нежно-розовой, однако эта девчонка по-прежнему умела разрушать очарование самых замечательных уголков природы, а заодно и жизненные планы множества перспективных молодых людей. Поэтому когда в респектабельных газетах было, наконец, объявлено, что Фифи удостоила своим выбором джентльмена по имени Вэн-Тайн, все прочие джентльмены даже обрадовались, ибо отныне безмерная тоска и неодолимые желания, обуревавшие их после знакомства с нею, станут донимать одну-единственную самоотверженную личность; в общем, новость эта, если не для самой этой личности, то хотя бы для тесного круга знакомых Фифи, воистину была благословенной.
О помолвке объявили, разумеется, не на спортивной странице и даже не в колонке «Требуется помощник» – нет, подымай выше: ведь родственники Фифи были членами «Общества охраны крупных состояний»; а мистер Вэн-Тайн как раз приходился отпрыском тому, кто еще до Гражданской войны, собственно, это общество и организовал. Так что объявление угодило на страницу, предназначенную для сильных мира сего, причем украшала его фотография, на которой косоглазая юная особа держала под руку брутального джентльмена с четырьмя рядами зубов. Такой фотография стала в напечатанном виде, и читателям приятно было убедиться, что, при всем своем богатстве, жених и невеста страшны как смертный грех, – таким образом все остались довольны. Редактор раздела светской хроники тут же тиснул заметку про то, как будущая миссис Вэн-Тайн отбывала в круиз на борту «Аквитании»[1], причем на ней был синий дорожный костюм из плотной шерсти и подобранная в тон шляпка с круглыми полями; в общем, Фифи, если не брать в расчет того обстоятельства, что повороты судьбы предугадать невозможно, к счастью, фактически обрела статус замужней дамы; впрочем, немало молодых людей упорно думали, что это несчастье.
– Невероятно блистательная партия, – заметила тетушка Кэл в канун свадьбы (та самая, у которой дом близ мыса Монток) и вырезала из газеты извещение о предстоящем событии – для кузин, живущих в Шотландии. И вдруг добавила: – И все простится...
– Что такое, Кэл?! – воскликнула вторая тетушка, Джозефина. – О чем ты? Что значит «все простится»?! Фифи тебе ни разу слова дурного не сказала.
– Вот-вот: ей за последние девять лет ни разу –
– А я на нее не обижаюсь, – сказала тетушка Джозефина, которой был лишь тридцать один год. – Ну что, по-твоему, молоденькой, красивой девушке делать тут, среди куч песка?!
–
– Да, но мы-то с тобой – старые девы, Кэл, курим да играем в ма-джонг, и то с воображаемыми партнерами, вот и все наши грехи. Ну, а Фифи, естественно, обожает разные восхитительно-порочные развлечения. И веселиться допоздна, и в кости играть, и вообще все то, о чем мы с тобой только в книжках читаем... Она же молодая совсем.
И она выразительно помахала рукой.
– Я нисколько не в обиде за то, что она сюда не выбралась. Ах, я бы на ее месте...
Однако какие именно дерзкие мечты бродили в голове у тетушки Джозефины, осталось неизвестным, поскольку на середине фразы входная дверь, неожиданно дрогнув, резко распахнулась, и в гостиную впорхнула юная дама в платье, на котором словно бы было написано: «Paris, France».
– Добрый вечер, милые дамы! – воскликнула она, лучезарно улыбаясь. – Я к вам в гости, сама не знаю на сколько... Хочу поиграть на пляже в песочек.
– Фифи?!
– Фифи!!
– Ах, тетушки!
– Но, дитя мое! – всполошилась тетушка Джо, – по-моему, у тебя сегодня вечером свадебный банкет...
– Верно, – Фифи бодро кивнула. – Но я решила на него не идти. И на свадьбу тоже. И уже разослала свои извинения.
Тетушки были изрядно озадачены; ведь, насколько они смогли уразуметь, молодой Вэн-Тайн не угодил их племяннице тем, что был слишком безупречен, – что это означало, они так и не поняли. И наконец после настойчивых расспросов Фифи объяснила: он напоминает ей рекламный плакат с новым автомобилем...
– Автомобилем? – переспросила тетушка Кэл, выпучивая глаза. – Каким автомобилем?
– Каким угодно.
– А-а, ты хочешь сказать... – и тетушка Кэл густо покраснела. – Я ваш этот новый жаргон не понимаю, у этого автомобиля плохое... м-м... сцепление?
– Да нет, в этом смысле он вполне меня устраивает, – невозмутимо отвечала Фифи.
Тетушки, как по команде, вздрогнули.
– Просто... Ну, чересчур он идеальный, такой весь свеженький, чистенький, будто его на заводе долго отлаживали, а потом даже шторки особенные на окна повесили...
Тут тетушке Джо почему-то представился неотразимый красавец в костюме из черной кожи.
– ...и шины самые лучшие, и всегда чисто выбрит, – не унималась Фифи. – По мне, тетушка Кэл, слишком уж он лощеный. – Она вздохнула. – Вот мне светского лоска до сих пор не хватает.
Это ей-то! Их юная племянница была воплощением изящества, портрет юной истинной леди, такой не грех и на стенку повесить. Однако тетушки видели, что за этой веселой бравадой Фифи пытается скрыть свое состояние – на грани истерии, а потому продолжали думать, что на самом деле случилось что-то куда более конкретное и, вероятно, скандальное.
– Ничего подобного! – упорствовала Фифи. – О нашей помолвке объявили три месяца назад, и за это время ни одна девица из кордебалета не подала на Джорджа в суд... за то, что он нарушил обещание на ней жениться... Ни одна! Алкоголь он вообще не употребляет – только в виде тоника для укрепления волос. Да что там: за все это время мы даже ни разу не поссорились.
– Ты совершила серьезную ошибку, – констатировала тетушка Кэл.
Фифи кивнула.
– Боюсь, я разбила сердце самого чудесного мужчины в моей жизни, но я больше так не могла... Он абсолютное совершенство! Но тогда зачем стараться самой, если все равно тебе за ним не угнаться – за своим идеальным мужем? А тактичный какой! Джордж мог бы так представить мистера Троцкого мистеру Рокфеллеру, что не возникло бы никаких трений... Правда, я боялась, что наступит такой момент, когда мне понадобится вся тактичность, присущая моей семье, я так ему и заявила. Мне еще никогда не приходилось бросать мужчину почти на пороге церкви, перед венчанием, а потому останусь-ка я у вас, пока не подзабудется эта история.
Она и вправду осталась – к немалому удивлению тетушек, которые были уверены, что утром Фифи опрометью бросится назад, в Нью-Йорк, полная раскаяния. К завтраку она вышла спокойная, свежая и невозмутимая, словно всю ночь крепко спала, а день Фифи провела, нежась под красным пляжным зонтиком у прогретых солнцем дюн, глядя, как с востока накатывают волны Атлантического океана. Тетушки успели перехватить вечернюю газету и тайком сожгли ее на костре: они почему-то решили, что о бегстве племянницы будут оповещать красные заголовки на первой странице. Обе были довольны, что она теперь с ними, и жизнь стала почти такой, как прежде, – правда, тетушка Джо иногда во время партии в ма-джонг теперь делала ход только за себя, а за воображаемого партнера забывала: все пыталась понять, что же это за существо – слишком идеальный мужчина. И все-таки кое-что изменилось, стало другим.
– Что там у вашей племянницы? – мрачно спросил садовник у тетушки Джозефины. – Зачем молодой красивой девушке прятаться в нашей глуши?
– Моей племяннице требуется отдохнуть, – холодно промолвила та.
– Если кто шибко устал, им наши дюны ни к чему, – возразил садовник, почесав затылок. – Больно они унылые, никакого разнообразия. Я вчера видал, как она схватила свой зонт и давай колотить им по песку, как сумасшедшая. Неровён час, еще заметит, сколько его тут у нас, и вправду умом тронется.
Он фыркнул.
– И что тогда, что будем делать?
– Так, хватит болтать, Перси, – оборвала его тетушка Джо. – Займись-ка лучше своим делом. Мне нужно, чтоб ты затрамбовал в дорожку перед домом десять фунтов толченых ракушек.
– А как с зонтом-то быть? – спросил он. – Я подобрал, что от него осталось.
– Зонт не мой, – сердито ответила тетушка Джо. – Можешь и его закатать в дорожку.
Но вот уж пролетел июнь, который должен был стать для Фифи медовым месяцем, а мокрые отпечатки ее резиновых тапочек по-прежнему каждое утро появлялись на пустынном пляже, в этой глуши на краю света. Какое-то время одиночество было ей вроде бы на пользу, и морской бриз окрасил ее щеки здоровым багрянцем; однако уже через неделю тетушки заметили, что ей не по себе, а притворяться веселой еще труднее, чем в день приезда.
– По-моему, у тебя сдают нервы, дорогая, – сказала ей тетушка Кэл, когда задул крепкий ветер и заштормило. – Мы рады, что ты тут с нами, но у тебя такой грустный вид! Может, попросишь маму съездить с тобой на лето в Европу?
– Там у них в Европе чересчур все нарядное, – устало возразила Фифи. – Мне у вас нравится: все такое суровое, дикое, натуральное, будто на краю света. Если вы не против, я побуду еще.
Они, разумеется, были не против, а племянница становилась все печальнее, дни уносились прочь под сиплые, пронзительные крики чаек и прерывистый рокот мерцающих бликами волн. Но вот однажды, после самой дальней из своих дальних прогулок, когда уже начало темнеть, Фифи привела какого-то оборванца. Тетушкам достаточно было только раз взглянуть на него, чтобы понять: пророчество садовника сбылось, затворничество в конце концов свело Фифи с ума.
II
Оборванец, не мужчина, а уже не пойми что, возник в дверях их гостиной летним вечером и все щурился, глядя в глаза тетушке Кэл, – ни дать ни взять бродяга с побережья, который случайно прибрел к ним из какого-нибудь кино про жителей островов на юге Тихого океана. В руках у него была суковатая палка, огромная, увесистая. Такой и убить ничего не стоит, один ее вид заставил тетушку Кэл в ужасе попятиться назад.
Фифи, плотно затворив дверь гостиной, посмотрела на тетушек безмятежным взглядом.
– Это мистер Хопкинс, – сообщила она, но тут же обернулась к своему спутнику и спросила: – А может, Хопвуд?
– Хопкинс, – прохрипел тот. – Хопкинс.
Фифи довольно кивнула.
– Я пригласила мистера Хопкинса на ужин, – сказала она.
И тетушка Кэл, и тетушка Джозефина, живя рядом с гордыми морскими просторами, тоже обрели обостренное чувство собственного достоинства, и оно не позволило им выдать свое изумление. Этот человек их гость, остальное не так уж важно. Однако обе были в полном смятении. Если бы Фифи приволокла домой многоглавое чудовище, выловленное из морской пучины, они были бы потрясены гораздо меньше...
– Может... мм... вы присядете, мистер Хопкинс, – с опаской предложила тетушка Кэл.
Мистер Хопкинс тупо на нее поглядел и издал свирепое бульканье. Потом шагнул к стулу и рухнул на его позолоченную хрупкость, будто собирался тут же обратить его в прах. Обе тетушки, разом обессилев, опустились на диван.
– Мы познакомились на берегу, – объяснила Фифи. – Мистер Хопкинс решил провести тут лето, поправить здоровье.
Мистер Хопкинс уставился на тетушек тусклыми глазами.
– Да, решил поправить здоровье, – подтвердил он.
Тетушка Кэл пискнула от ужаса, однако тут же взяла себя в руки и, посмотрев на тетушку Джо, тоже энергично закивала, как будто глубоко сочувствовала незваному гостю.
– Вот такая картина, – бодро произнес он.
– Он решил, что морской воздух его подлечит и поможет восстановить силы, – уточнила Фифи. – Потому и выбрался сюда из города. Так ведь, мистер Хопкинс?
– В точку, сестренка, – кивнул мистер Хопкинс.
– Вот видишь, тетя Кэл, – улыбнулась Фифи, – не только вы с тетей Джо верите в целебные свойства здешней природы.
– Не только, – еле слышно пролепетала тетушка Кэл. – Теперь... теперь нас трое.
Тут слуга объявил, что ужин подан.
– Вы... вы... – собравшись с духом, тетушка Кэл посмотрела мистеру Хопкинсу прямо в глаза. – Вы бы не хотели помыть руки перед едой?
– Ничего, и так чистые, – мистер Хопкинс помахал пальцами у нее перед носом.
В столовой тетушки тайком то подталкивали, то отталкивали друг дружку, желая оказаться как можно дальше от мистера Хопкинса, но все наконец расселись по местам.
– Мистер Хопкинс живет в лесу, – сообщила Фифи. – В хижине, совсем один, в глуши, сам себе готовит и стирает, уже несколько недель.
– Какая прелесть! – отозвалась тетушка Джо, пытливо высматривая в облике гостя черты чудаковатого ученого затворника. – И давно вы у нас тут обосновались?
– Не-а, не шибко давно, – он свирепо на нее посмотрел. – Я счас того, на мели совсем. Глядишь, так тут и застряну, пока не подохну.
– А вы... эта ваша... хижина далеко отсюда? – Это уже тетушка Кэл спросила, одновременно прикидывая, за сколько бы удалось продать их дом, в срочном порядке, и смогут ли они с сестрой вообще пережить переезд в другое место?
– Всего в миле отсюда, если по берегу... А девка у вас – загляденье! – ни с того ни с сего добавил он, махнув ложкой в сторону Фифи.
– Ну да... а что?
И тетушки с тревогой взглянули на Фифи.
– А я ее как-нибудь поймаю да увезу с собой, поминай как звали, – любезно пояснил бродяга.
Тетушка Кэл с неимоверным, героическим усилием исхитрилась сменить тему разговора. Оставив в покое племянницу, все принялись обсуждать лесную хижину мистера Хопкинса. Выяснилось, что живется ему там неплохо, и если б не всякие кусачие мелкие твари, было бы совсем замечательно.
После обеда Фифи и мистер Хопкинс вышли на крыльцо, а тетушки остались на диване: сидели бок о бок, медленно листая журналы, и время от времени скорбно переглядывались. Надо же: какой-то мужлан всего несколько минут назад сидел с ними за одним столом, а сейчас затворился с их племянницей на темной веранде – нет, таких скандальных приключений в их чинной, размеренной жизни никогда не было.
Тетушка Кэл решила, что ровно в девять – будь что будет! – она позовет Фифи в дом; однако все обошлось, всего через полчаса эта проказница с невозмутимым видом вернулась в гостиную и сообщила, что мистер Хопкинс отправился к себе домой. Тетки с ужасом на нее посмотрели, ни слова не сказав в ответ.
– Фифи! – наконец простонала тетушка Кэл. – Бедняжка! Горе и одиночество довели тебя до безумия.
– Все понятно, душенька, – сказала тетушка Джо, прижимая носовой платок к глазам. – Это наша вина... напрасно мы позволили тебе остаться. Но ничего: месяц в санатории, где лечат покоем, а еще можно сходить в хорошее кабаре, и тогда...
– Вы о чем? – Фифи недоуменно смотрела то на одну, то на другую. – Вас не устраивает, что я пригласила мистера Хопкинса?
Щеки тетушки Кэл слегка покраснели, а губы плотно сомкнулись.
– Не устраивает – слишком мягко сказано: такого отвратительного мужлана не найти на всем побережье... И где только ты его выискала...
Тут она запнулась и вскрикнула. Дверь распахнулась, и в проеме возникла косматая физиономия.
– Я, это, палочку забыл.
Мистер Хопкинс, в конце концов, нашел свою кошмарную клюку в углу и удалился столь же бесцеремонно, как появился, с грохотом захлопнув дверь. Тетки Фифи не шевелясь сидели на диване, но как только его шаги затихли, тетушка Кэл метнулась к двери и задвинула щеколду.
– Надеюсь, он ночью не явится грабить нас, – мрачно сказала она. – Он же понимает, что мы будем начеку. Надо все же сказать Перси, пусть обойдет вокруг дома несколько раз.
– Грабить? Вас? – воскликнула Фифи, не веря собственным ушам.
– Тише, Фифи, не кипятись, – повелела тетушка Кэл. – Посиди вот в этом кресле, а я пока позвоню твоей матери.
– Я не хочу, чтобы вы ей звонили!
– Не стоит так нервничать, закрой глаза и попытайся... попытайся сосчитать овечек, которые прыгают через изгородь.
– Мне, что же, нельзя встречаться с мужчиной, если он не носит визитку? – вскричала Фифи, сверкая глазами. – У нас тут что: эпоха темного Средневековья или век... ну этого... Просвещения? Мистер Хопкинс, может, самый классный парнишка среди моих знакомых.
– Мистер Хопкинс – варвар и хам! – отрезала тетушка Кэл.
– Мистер Хопкинс – смачный парнишка!
– Сма... что-что?
– Смачный парнишка.
– Твой мистер Хопкинс абсолютно... м-м-м... кошмарный парнишка, – заявила тетушка Кэл, взяв на вооружение новое словечко.