Но испытания для моряков никак не заканчивались. К концу похода был расстрелян весь имевшийся боезапас. Однако корабль отбивался. Пришлось вести огонь по воздушному врагу учебными снарядами. Самолеты заходили все новыми и новыми партиями и становились на боевой курс. Чаще всего они шли в атаку со стороны солнца, с левого борта. Потом бомбили с правого. И что-то у них не получалось. Атаки последовали с кормы, с носа, снова с правого, потом с левого бортов, а "Патрон" шел среди разрывов, словно заколдованный.

Убит осколками авиабомбы пулеметчик Иван Мелехов. На капитанском мостике скончался от тяжелых ран сигнальщик Виктор Харламов. Тяжело ранены командир отделения рулевых Николай Бойцов, командир отделения сигнальщиков Николай Большаков, помощник командира БТЩ-203 Александр Спорышев.

Ранены инженер-лейтенант Митрофан Иванович Ванюхин и сам командир корабля Михаил Павлович Ефимов.

Раненые молчали, не просили о помощи, как могли, продолжали нести свою службу. Невредимым оставался на капитанском мостике лишь один дальномерщик Иван Игнатьев.

Аварийная группа матросов во главе с боцманом Шевченко и весь личный состав тральщика самоотверженно боролись за живучесть и непотопляемость корабля с его бесценным грузом.

Не может быть забыт и ратный труд коммуниста Александра Нестерова, командира отделения радистов, и радиста Тимофея Ивановича Кузнецова. Они бесперебойно держали связь с островом Эзель и с другими кораблями.

Израненные, но не побежденные боевые корабли дошли и доставили бомбы по назначению. На каждой бомбе белели надписи, сделанные матросами: "Гитлеру от моряков Балтики!", "Геббельсу - от балтийских матросов!", "Герингу - от летчиков Краснознаменного Балтийского флота! Получай!".

Надо было видеть, с каким нетерпением ждали эти бомбы герои-летчики, находившиеся в глубоком тылу противника!

27 августа Советское информационное бюро сообщило, что в ночь с 26 на 27 августа группа наших самолетов в сложных метеорологических условиях бомбардировала военно-промышленные объекты Берлина, Данцига, Кенигсберга и других городов Восточной, Северо-Восточной и Центральной Германии.

В результате бомбардировки в Берлине возникло 9 очагов пожара, в Данциге - 9, в Кенигсберге - 10.

В других городах Германии также отмечены большие пожары и взрывы. Все наши самолеты вернулись на свои базы.

Мы с гордостью сознаем, что к первым ударам по фашистскому логову имели прямое отношение и моряки-балтййцы с быстроходных тральщиков. И рассказ капитана 1 ранга запаса Михаила Павловича Ефимова привели в надежде, что те, кто не упомянут здесь, откликнется, дополнят картину былых походов на Балтике.

После перелета с Эзеля летчики 1-го минно-торпедного полка базировались в поселке под Ленинградом.

Четыре высоких окна, верандочка, крытая тесом, два слуховых окошка и тонкий, едва приподнявшийся шпиль. Здесь жили летчики и штурманы полка. И все, кто побывал в этом доме, запомнили резные ставни, откинутые настежь, веселые окна, покатые ступеньки и стеклянную синюю ручку на парадном крыльце.

В доме ничего лишнего: посредине комнаты - стол, покрытый голубым сукном, графин с водой, прозрачной, как слеза. Вокруг стола - несколько стульев.

У домика остановилась легковая машина. Из нее вышли командующий флотом вице-адмирал Владимир Филиппович Трибуц и член Военного совета Балтфлота Николай Константинович Смирнов.

В залитой солнцем просторной комнате член Военного совета осторожно открыл чемоданчик. На свет появились пять плотных коробок, обтянутых красным муаром.

Дверь отворилась. На пороге в какой-то нерешительности остановился полковник Преображенский.

- Разрешите, - сказал он, смущенно оглядевшись.

- Преображенский! Входите, - и командующий пошел ему навстречу. - Пусть все войдут.

- Преображенский приблизился к столу. Хохлов остановился слева, Ефремов справа. Несколько поодаль, заметно волнуясь, переминался с ноги на ногу усталый Плоткин.

Член Военного совета Смирнов, выделяя каждое слово, прочел Указ Президиума Верховного Совета. Вот его текст:

"За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда":

1. Капитану Гречишникову Василию Алексеевичу.

2. Капитану Ефремову Андрею Яковлевичу.

3. Капитану Плоткину Михаилу Николаевичу.

4. Полковнику Преображенскому Евгению Николаевичу.

5. Капитану Хохлову Петру Ильичу.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

М. Калинин.

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

А. Горкин.

Москва, Кремль, 13 августа 1941 г."

- За ваш редчайший подвиг, - торжественно сказал командующий Балтийским флотом, - за вашу беспримерную отвагу и мужество Родина награждает вас самой высокой наградой. Так пусть живет наша балтийская слава! Пусть она не меркнет никогда! Трогательная, неповторимая минута...

- Флагманский штурман Петр Ильич Хохлов! - медленно и громко произнес член Военного совета Смирнов.

Штурман Хохлов подошел к столу и улыбнулся, блеснув зубами. Командующий сам приколол к морскому кителю штурмана орден Ленина и Золотую Звезду.

- Капитан Андрей Яковлевич Ефремов!

- Есть Ефремов!

Высокий летчик подошел к столу, молча взял в одну руку коробочку с Золотой Звездой, в другую - орден Ленина.

По-медвежьи подошел к командующему Михаил Плоткин.

- Спасибо, товарищ командующий, - сказал Плоткин - Спасибо Родине! Речей держать не умею. А сказать хочется много. Но скажу только: мы еще не такое устроим гитлеровцам! Непременно устроим! Не сомневайтесь!

Командующий флотом был доволен, что смог познакомиться с прославленными балтийскими летчиками, и только горько сожалел, что не довелось вручить Золотую Звезду № 613 и орден Ленина Василию Алексеевичу Гречишникову. Он был опечален, что не вручил награды летчикам Дашковскому, Кравченко, Мильгунову и их боевым экипажам.

Человеческая жизнь на войне порой измеряется секундами.

Когда правительственные награды были вручены, комиссар Оганезов обратился к собравшимся:

- Давайте-ка подумаем, какому из наших экипажей, участвовавших в полетах на Берлин, можно обратиться с призывным словом к бойцам и командирам Балтийского флота. Кому поручить писать такое призывное слово?

- Экипажу Плоткина! - в одном гуле слились многочисленные голоса.

Всю ночь до полного рассвета накануне годовщины Октября в тесной и крохотной комнатушке трудились Михаил Николаевич Плоткин, порывистый и быстрый штурман Василий Петрович Рысенко, молодой, всегда жизнерадостный стрелок-радист Миша Кудряшов.

А утром 7 ноября 1941 года во всех частях и подразделениях Краснознаменного Балтийского флота читали листовку, на которой были изображены портреты прославленного экипажа:

"Товарищи бойцы и командиры, товарищи летчики! Приближается XXIV годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.

Гитлер и его свора бросили на нас свои полчища, чтобы железом и броней растоптать свободную Советскую Республику.

Не бывать этому!

В героических сражениях, отстаивая каждую пядь нашей земли, Красная Армия нанесла уже не один удар зарвавшейся гадине. С Красной Армией и Военно-Морским Флотом, со всем советским народом сражаются балтийские соколы.

Бомбовыми ударами по вражеским промышленным центрам, по его военным базам, морским транспортам и танковым колоннам, мы нанесли фашистам немалый урон.

Товарищи летчики! К Победе путь не легок. Впереди еще более тяжелые испытания. Но мы непременно выполним свой долг перед Родиной.

Исторический день 7 ноября 1941 года балтийские летчики ознаменуют новыми победами, умножат и приумножат героические подвиги.

Мы призываем вас, летчики, штурманы, стрелки-радисты, техники, оружейники и мотористы! Бойцы и командиры! Не щадя своей жизни уничтожайте врага!

Ни одной бомбы, ни одной пули мимо цели!

Пусть всегда и всюду воодушевляют нас мужество, дерзновенная отвага, бесстрашие и ненависть к врагу. Под гранитными стенами Ленинграда фашистские банды найдут свой бесславный конец..."

В конце листовки значились имена Героя Советского Союза М. Н. Плоткина, дважды орденоносцев штурмана В. П. Рысенко, стрелков-радистов В. В. Петрова и М. М. Кудряшова.

Награждение героев, бомбивших Берлин, их призывное слово воодушевило личный состав полка на новые дела. Вместе с ветеранами рука об руку воевала молодежь, новое поколение бесстрашных балтийских летчиков. И среди них заметно выделялся отвагой, мужеством и умением старший лейтенант Балебин.

Тот полет надолго запомнился однополчанам, а еще больше белофинскому прихвостню Гитлера барону Маннергейму. Барон, конечно, и не подозревал, что в этой истории заметную роль сыграл старший лейтенант морской авиации Василий Алексеевич Балебин.

...Когда Василий Балебин вместе с полковником Преображенским приехал на аэродром, там уже работали техники и мотористы. Штурманы Хохлов и Ермолаев уточняли маршрут полета. Оружейники подвешивали бомбы. Фугаски, которые поменьше, весом в сто килограммов, подвешивали к самолету Преображенского, а самую большую "капельку" - она весила ровно тонну - к машине Балебина.

Полковник напутствовал:

- Когда появитесь в указанном секторе, предъявите этот "мандат", - он указал на "капельку". - Для Маннергейма будет вполне достаточно. Балебин поправил пояс реглана, натянул меховой шлем с большими очками и забрался в кабину.

Перед вылетом полковник предупредил:

- Иду первым. Держитесь слева. А там, над портом, действовать, как условились.

Бомбардировщики, разрывая ночную мглу, побежали по укатанному аэродрому. Тяжело оторвавшись от земли, они скрылись в темном небе.

Погода над Финским заливом не порадовала летчиков. Экипажи с трудом пробивались сквозь густые осенние облака. Временами самолеты опускались над чернеющими лесными массивами, петляли где-то над болотами, оставляя в стороне замысловатые силуэты прибрежных шхер. Потом опять шли с набором высоты.

Штурманы Хохлов и Ермолаев внимательно следили за картами, выдерживая точный куре. Синевато-серая ночная дымка то рассеивалась и становилась светлее, то снова сгущалась,

Над вражеским городом наши бомбардировщики появились неожиданно, и летчикам представилась довольно пестрая картина. Город был затемнев лишь наполовину, в порту кораблей не видно. Только на окраинах мелькали едва приметные сверху крохотные огоньки постовых сигналов да тускло поблескивали рельсы железнодорожных линий. Слабенький дым валил из трубы одинокого паровоза, уходившего от станции.

Полковник Преображенский вел свой самолет на максимальной скорости. Балебин не отставал и, как было приказано, "лежал" на левом крыле.

Внизу рисовались знакомые очертания кварталов, и план крупного города оживал во всех деталях. От окраин во все стороны едва заметно разбегались грунтовые дороги.

Еще на земле командиры экипажей договорились о последовательности действий. Цель Преображенского - усыпить бдительность врага, бомбить пороховые склады, что расположены близ города. Было известно, что склады усиленно охраняются зенитчиками. Значит, огонь зениток Преображенскому надо принять на себя, чтобы на другом конце города Василий Балебин безошибочно решил основную задачу.

Нигде не стреляли, и это еще больше усложняло поиск цели.

Командир знал, что штурман Хохлов до скрупулезности точен. Он хорошо изучил этот маршрут. Сейчас штурман внимательно уточнял цель. Их основную цель. Не станет же он, Петр Хохлов, попусту нажимать на рычаги бомбосбрасывателей. Надо точно найти склады. Голос штурмана:

- Снижайтесь. Доверните влево пять градусов. А теперь еще чуть-чуть вправо.

Преображенский вел самолет с приглушенными моторами. Еще несколько секунд - и самолет ляжет на боевой курс, тогда уж нельзя допускать никаких отклонении.

- Выхожу на боевой курс! - предупредил Хохлов полковника и вскоре нажал на рычаг бомбосбрасывателя.

Столбы огня взметнулись с земли, яркими рассыпающимися искрами осветив темноту ночи. Зенитного огня нет.

Еще заход. Хохлов сбросил еще две бомбы. Пламя на земле разрослось. Бомбы легли точно в цель.

Третий заход... И вдруг с разных концов города вырвался огромный огненный ветер, небо покрылось рваными вспышками. Молчавшие до сих пор зенитчики, поняв, что цель найдена, открыли сильный огонь.

В кабине запахло тротилом. Вот тогда-то и началась игра со смертью, да такая, какую не дай бог пережить никому другому.

Прожекторные лучи заметались по небу. Самолет Преображенского попал в сплошное море зенитных разрывов.

Отвлекая на себя огонь противника, Преображенский одновременно внимательно наблюдал за тем квадратом, где должен был действовать экипаж Балебина.

А Балебин в это время думал только об одном: как точнее уронить "капельку". Уронить только на цель! Почти все зависело от штурмана Ермолаева. Нельзя ошибиться. Иначе зачем же Преображенскому принимать на себя столько огня?

Тем временем Преображенский продолжал заходы на цель.

Это была нелегкая задача - прикрыть Василия Балебина. Задача, равносильная самопожертвованию. И полковник шел на смерть, лишь бы Балебин выполнил свою задачу.

Приглушив моторы, старший лейтенант искал цель.

Приморские кварталы, высокие дома, их внизу много, и в темноте они так похожи один на другой!

"Где же наша главная цель? Главная цель?" - напрягая зрение, Василий всматривался в темень.

Вот и похожий по описанию дом. Широкий парадный подъезд, колонны, полукруглые большие окна. Нигде ни огонька. Этот ли?

Тут же зажглась сигнальная лампочка. Штурман Ермолаев передал:

- Нашли! Вот она - главная цель!

Балебин чуть взмыл вверх и положил ДБ-3 на боевой курс. Пора!

На окраине, там, где находился Преображенский, захлебывались зенитки и всполохи разрывов озаряли все небо.

Пора!

Штурман Ермолаев, еще раз уточнив местонахождение цели, уверенно нажал на рычаги бомбосбрасывателя.

Оглушительный взрыв потряс город. Пламя взметнулось вверх, длинными сверкающими языками рванулось в притихшие затемненные улицы.

Темные, непроницаемые окна зданий вдруг ярко и широко осветились. Одно, второе, третье... Там, за окнами, метались тени.

Балтика дала о себе знать своевременно!