– Не-а, но я не уверена, что это вообще когда-нибудь произойдет, так почему бы не сейчас?
«Только хардкор, Карандаш Хан. Я тобою горжусь».
Асфальтово-серые глаза встретились с Кариными.
Не отводя взгляда, Бет набрала вслепую:
«Ты ведь знаешь, что я пойду с тобой, если захочешь? Черт с ними. Я все еще числюсь там. Просто скажи, и мы будем сидеть вместе на французском».
Кара с любопытством поглядела на подругу.
– Когда я в прошлый раз это предложила, ты не горела энтузиазмом.
Бет немного смущенно пожала плечами.
«Мне этого не нужно. Но я бы встала рядом с тобой перед расстрельной командой, если бы ты захотела».
Кара поступила бы так же.
Она коснулась щеки.
– Нет, спасибо, Би. Мне бы не помешало уйти с авансцены, но боюсь, ты отберешь у меня последние крохи славы.
«Без паники! У меня есть копье».
Она шутила. Возможно.
И все равно Кара поморщилась при мысли о том, что Бет воткнет свой прут в любого, кто не так на нее посмотрит. Теперь в ее подруге чувствовалось что-то дикое, и она не могла ничего с этим сделать.
– Однако, – сказала она, – думаю, это могло бы немного поколебать Нормальное Функционирование.
Уловив виноватую вспышку в глазах подруги, Кара одновременно услышала эхо собственного голоса:
«С меня довольно путешествия вниз по кроличьей норе, Би».
Она так решила, и должна была этого держаться, не позволяя себе оглядываться. Бет протянула руку, Кара прижала свою ладонь к ее, и они переплелись пальцами. Странная кожа Бет царапнула подругу: теплая и шершавая, словно летний асфальт.
Бет набрала одной рукой:
«Найду тебя в конце дня».
Девушка с кожей цвета улиц с силой оттолкнулась от ворот, засунула прут под мышку и вплыла в медленно сгущающуюся утреннюю толпу.
Кара поймала несколько неодобрительных взглядов напыщенных «пенсов».
Опустив голову в капюшоне пониже, словно прячась от ветра, Бет могла сойти за обычного подростка, который, поглядев утром понедельника на школу, решил сегодня не заморачиваться.
«Ты – по-прежнему ты, – убеждала себя Кара, поворачивая обратно к воротам. – А школа – по-прежнему просто школа».
Как будто в этом-то и не состояла вся проблема.
Вцепившись в лямки рюкзака, как в стропы парашюта, она протолкнула себя в ворота.
В коридорах Фростфилда царила обычная какофония смеха, выкриков, подтекающих из телефонных динамиков басов, учителей, скрипучего линолеума и хлопанья шкафчиков. За всем этим Кара слышала отрывочное бормотание и прерывистые вздохи. Видела поспешно отводимые взгляды.
– …смотрите, кто вернулся…
– …что с ней
– …где ее припанкованная подружка?
– …ее выгнали за ту фигню с граффити, помните?
– Не-а, Солт не стал это раздувать… кстати, а где Солт?
Кара точно знала, где доктор Джулиан Солт: под чертовой подпиской о невыезде.
Следователь, ведущий ее дело, звонила ей накануне, чтобы об этом сообщить. Та же темноволосая женщина с усталым взглядом неделю назад четыре часа ласковым голосом задавала Каре до боли тупые вопросы.
– Нет, – отвечала Кара, чувствуя себя маленькой и обиженной, сжимая мамину руку. – Мы никогда не делали… этого. Но он прикасался ко мне. Нет, силой не принуждал. Нет, это был… это был шантаж. Он угрожал засадить Бет в детский дом. Она моя лучшая подруга. Нет, она не знает. Нет, я не знаю, почему вы не можете с нею связаться.
И:
– Нет, шрамы не от этого. Несчастный случай.
И она громоздила все ту же нелепую ложь о витринном стекле, которую скормила приятелям, потому что как – как, во имя всего святого! – им было поверить в правдивую историю?
Каре потребовалось немало времени, чтобы распознать в черном удушающем чувстве, заклокотавшем в горле, ярость. Даже хотя ее уверили, что «дело движется» и «приняты меры», то, что Кара набралась храбрости и позвонила, а Солт по-прежнему спокойно угощался воскресным обедом дома в компании жены, привело ее в бешенство.
– Эй, Парва.
Кара удивленно подняла глаза. Улыбка Гвен Харди трещала электрическим напряжением вест-эндской вывески. Моргнув, Кара, запинаясь и заикаясь, произнесла:
– Г-Гвен.
Гвен одобрительно кивнула, словно Кара заслужила приз за то, что запомнила ее имя. Теперь коридор притих – все смотрели на них. Пристальное внимание показалось Каре ледяным ветром. Она приготовилась отвечать на неизбежный вопрос: «Что, блин, случилось с твоим…»
– Бет не с тобой? – спросила Гвен.
Кара покачала головой, скорее удивляясь, чем отрицая. Возможно, это имя впервые слетело с глянцевых губ Гвен, но она произнесла его с непринужденной интимностью, словно Бет была ее лучшей подругой, а не Кариной.
– Жаль! В любом случае, здорово, что ты вернулась. Если захочешь потусить за обедом, ты помнишь, где мы обычно сидим.
Кара медленно наклонила голову, стараясь не показать, насколько озадачена. Супер-пупер-правильные черты лица Гвен смялись, когда улыбка стала еще шире, хотя до глаз она так и не доехала. Лишь когда Кара посмотрела мимо нее на потрясенных других учеников и услышала возмущенный шепот, она поняла, что́ сейчас произошло.
Она была меченой, неприкасаемой уродиной. Кара уже подготовила себя к этому, настроилась на битву. А Гвен Харди нарочно все это перечеркнула. Вышла и предложила бедной и несчастной приют, потому что
Кару вдруг забила дрожь.
Все смотрели на нее.
Пальцы забарабанили по бедрам; она попыталась остановить их, но не смогла.
По коже пробежали горячий и холодный озноб.
Кара быстро моргнула, и в памяти всплыли образы: лицо, высеченное в разодранной кладке на стройке; краны – металлические когти; стальные колючки впиваются в кожу. Грудь напряглась, словно связанная проволочным жгутом. Кара вспомнила подсыхающую на щеках кровь, попыталась было утихомирить мышцы, и горячий стыд окатил ее с головы до ног, когда она потерпела неудачу.
Кара бросилась вон из коридора.
Закрытый корпус для младшеклассников был единственным местом, где она могла побыть в одиночестве.
Девушка нечаянно обнаружила себя в туалете, сидящей на холодном полу, обнимая колени, пока дрожь не унялась.
– Вот, значит, – отдышавшись, пробормотала она себе под нос, – каково возвращаться. Ну, ладно, мы ведь справились? В следующий раз справимся получше.
Она отвернулась от зеркала на стене и со щелчком открыла пудреницу. Это был ритуал, важный, как все ритуалы.
– Это все та же ты, – прошептала она. – Тебя просто немного переделали.
Она посмотрела на себя, пойманную между маленьким круглым зеркальцем и внушительными безрамными панелями, прикрученными к кафелю: покрытые бессчетными шрамами девушки в платках со смазанным макияжем вытянулись в ряд отражений, словно их было ровно по одной на каждую причину, что привела ее сюда.
А потом все ее отражения вдруг сплющились в одно. Мгновением позже карманное зеркальце разбилось, боль пронзила череп, и девушка закричала. Казалось, дрожащая линия разлома прошла прямо через ее голову.
Мир вокруг затрясся и расплылся. Под ладонями оказались холодные плитки, болели ушибленные колени. Кара не помнила, как упала. К горлу подступила тошнота, но она подавила ее.
Ее быстрое прерывистое дыхание было единственным звуком в тишине. Она поднялась, пошатываясь, и потянулась уцепиться за раковину, чтобы восстановить равновесие.
– Кара.
Ее собственный голос. Немного странный, словно записанный на автоответчике, но ошибки быть не могло.
Кроме того, что она ничего не говорила.
– Кара… – голос донесся у нее из-за спины, где были только кафель и зеркало. Он звучал обескураженно и очень, очень напуганно. – Кара,
Девушка втянула восстановленную губу между зубов и прикусила ее.
А потом оглянулась.
Глава 3
– Гвен не так уж и плоха, – заявила Кара, растягиваясь на холодном бетонном полу. – По крайней мере, не так, как толпа, с которой она хороводится. Они… – она стала нащупывать нужное слово.
– Ядовитые? – вставила девушка за зеркалом. Ради взаимного удобства они договорились, что она Парва, а не Кара.
– Я на полном серьезе считаю, что если Иран накопит стратегические запасы друзей Гвен Харди, туда вторгнутся американцы… А против Труди Шталь, наверное, есть персональная конвенция ООН.
Смех Парвы отозвался через стекло.
– Ну что, в честь твоей новой шайки?.. – отражение девушки пошарило в статусной кожаной сумке и к Кариному удивлению вытащило бутылку вина. – Надеюсь, они сделают тебя немного счастливее.
– Ты еще и
– Кара, – терпеливо проговорила Парва. – За последние четыре месяца я была похищена чудовищем из колючей проволоки, скакала во главе армии трубчатых волков и вернулась в школу посреди семестра. Есть лишь одна девушка, настолько же, как и я, заслуживающая выпивки, и я с радостью поделюсь с нею.
Она отвинтила крышку и сделала несколько глотков прямо из бутылки, прежде чем приложить ее к губам Кариного омертвевшего отражения.
Кара отпрянула:
– Но я никогда… – начала она.
Оскалившись на нее через зеркало, копия сказала:
– А я больше не ты.
Кара это знала. Она засыпала Бет осторожными вопросами, изображая праздный интерес, и выудила, сколько смогла, о зеркальной знати и их зазеркальном городе. Девушка по ту сторону стекла образовалась из нее – сложилась из ее бесконечных отражений, пойманных между двумя зеркалами, – но на этом их сосуществование закончилось.
С этого момента Кара и Парва разошлись, словно лучи преломленного света; теперь у Парвы были собственные чувства,
Она пила вино, ела мясо и ругалась, как рядовой с геморроем. К зависти Кары, ей даже удалось устроиться на работу, хотя она и не признавалась, чем занимается.
И все же она по-прежнему
– …Хочу тебе кое-что показать, – Парва тихонечко дунула в горлышко бутылки, и текучий трубный звук отозвался в обоих туалетах. – Дай мне руку. – В зазеркальной комнате она протянула руку к отражению Кары. Кара потянулась к пустому пространству перед собой и почувствовала, как на ее коже сомкнулись теплые невидимые пальцы.
– Что ты?..
– Ц-с-с, – Парва снова полезла в сумочку.
Вытащив телефон с наушниками, она вставила один себе, а второй – в ухо Кариного отражения.
Кара услышала треск старомодного вальса и почувствовала призрачную руку на пояснице.
– Давай, – подбодрила Парва, – раз-два-три, раз-два-три!
И они растворились в скрипучей музыке.
Кара неуверенно поддерживала ритм, немного спотыкаясь, обнимая пустоту. В зеркале она видела, как ее ведет с иголочки одетая копия.
– Раз-два-три, раз-два-три – вот так.