Осознанная необходимость

— Георгий, вы к нам в город по делам, или приехали справиться о моём самочувствии?

— И то и другое Нина Михайловна. Вы знаете, мы с Юрой, в институте долго работали над получением материала, представляющего большой интерес для нашей науки. Понимаете, вы должны меня понять, ведь я слышал, что и вы в некотором роде тоже физик. Так вот этот материал представляет собой особую форму углерода с кристаллической решеткой, толщиной всего в один атом. Такая кристаллическая структура вполне распространенного материала, которым является углерод, придает ему ряд уникальных физических, химических и электрических свойств. Это прорыв в науке!

Это, в конце концов, Нобелевская премия!

— Георгий, я не понимаю, зачем вы мне всё это объясняете? Причём здесь премия Нобиле? Что вы от меня хотите?

— Нина Михайловна, умоляю, вас … нам тогда с Юрой осталось всего ничего, самая малость в работе. Но прекратилось финансирование. Мы договорились, что Юра будет вести записи всех испытаний. И он вёл их. Перед закрытием лаборатории, он спрятал папку с нашими записями. Понимаете, с нашими записями. Я вам очень сочувствую в смерти сына. Это большая трагедия. Но и вы поймите меня. В конце концов, это не честно, лишать меня кровью заработанного результата. Пожалуйста, верните мне наши записи. Очень вас прошу.

— Георгий, я уже как-то раз вам сказала, что я не знаю ни о какой папке и не о каких записях. Не надо рвать мне сердце. Уходите, мне очень тяжело вас слушать.

Георгий стоял с поникшей головой и сжатыми кулаками, готовый задушить вредную старуху.

— Прошу вас, — она показала рукой на выход со двора, — и впредь, прошу не беспокоить меня своими визитами с непонятными мне требованиями.

Георгий не помнил, как возвращался назад в Москву, как дошёл до своего подъезда. Очнулся он от окрика.

— Сосед, стой, не спеши, — обернувшись, увидел соседку, дочь Вити Штыря Ольку. Девчонка лет девятнадцати уже знала толк в жизни. Живя с отцом, который время от времени пропадал в тюрьмах, давно потеряв мать, она была боевой и шустрой. С самого начала перестройки не побежала на «панель» за красивой жизнью. Влилась в стройные ряды перекупщиков и «челночила», привозя товар по заказу торговок с рынка.

— Помоги, слышишь? Возьми, донеси до лифта пару сумок.

Георгий еле оторвал от земли неподъёмные полосатые тюки. Загрузив кабинку лифта почти доверху, они втиснулись меж сумок, почти вплотную друг к другу.

— А ты, ничего, парниша, — заигрывающее сказала Олька, — хочешь, я к тебе сегодня зайду, обмоем мой приезд? Я так удачно съездила. Идёт? — лукаво спросила она его.

— Олька, когда ты вырасти успела? Ну, заходи, — ответил он без энтузиазма, — я только что приехал, дома в моём холодильнике, наверное, мышь повесилась от голода.

— Да, ладно, мы её быстро реанимируем. Как-никак я с Польши вернулась. Разной вкуснятины навезла. Давай, жди. Стукну. Стаканы-то есть? Или с горла пить будем?

Не успел Георгий выйти из душа, как в дверь позвонили. Открыв двери, Георгий увидел обвешанную пакетами Ольку.

— Чего стоишь, давай, принимай. Я картошку уже успела сварить, давай сковородку, сейчас быстро колбаски нажарю. Они такие вкусные!

Она вела себя так, словно никогда не покидала его квартиру. Открывала шкафчик за шкафчиком, будто знала, где лежат ножи, вилки, тарелки и бокалы. Через минут пятнадцать стол был накрыт и по квартире разнёсся вкусный аромат еды, которой он не пробовал с того момента, когда они расстались с Жанной.

Ночь после выпитого бренди показалась ему сказочной. Олька, конечно не Жанка. Георгий даже подумал, что влюбился, но потом быстро отогнал эту мысль.

— Послушай, а давай я тебя Юрой буду называть? — сонно спросила Оля.

— А я тебя мышью, — закуривая сигарету, ответил он ей.

— О! А чего это мышью? — обижено спросила она, игриво надувая губки.

— А чего это Юрой? — раздражённо ответил он ей. Его покоробило от этого имени.

— Ну, тогда Егором? Или нет, тебя как называли друзья?

— Друзья? — он усмехнулся, — а они вообще, в принципе, бывают? Всё! Как называли, так уже не назовут. Нет у меня друзей, поняла?

— А чего ты психуешь? Нет и не надо. Слушай Герыч, а где ты работаешь? Раньше ты вроде как учёным работал?

Гера усмехнулся, — учёным работал? Вспомнила, что было раньше. Нигде сейчас я не работаю. Не нужны нашей стране учёные, — ответил он ей всё так же раздражённо, уже желая, чтобы эта совершенно необразованная девица быстрее покинула его квартиру.

— И Америке не нужны учёные? Кажется, ты там был? Слушай, так ты ценный кадр! Мне помощник нужен, хочешь, поехали со мной.

— Что носильщик нужен?

— Ну почему носильщик? Я же из Москвы тоже товар везу, там, на рынке продаю. Кому утюги наши, ерунду всякую, часы например, зубную пасту, даже зубные щётки, представь? А кому валюту. Чего ты? Прибыльное дело. Тебе что деньги не нужны?

— Деньги всем нужны. Как ты видишь, меня кандидата наук на рынке?

— Обыкновенно, не ты первый, не ты последний. Ты знаешь, сейчас на рынках кого только нет. Профессора стоят, не то, что кандидаты. Жить-то надо, детей растить. Смотри, подумай, я через две недели поеду опять. У тебя же паспорт есть заграничный?

— У меня всё есть, но забудь, никуда я не поеду.

— Ладно, время есть, надумаешь, скажешь.

Через две недели, Георгий стоял на центральном рынке Варшавы и, смущаясь, предлагал купить у него утюг и водонагреватель.

Вернувшись назад в Москву, тюки с вещами Ольга сразу стала заносить в квартиру Георгия.

— Знаешь, от греха подальше. Папаша, такой тип, сопрёт и не подавится. И вообще, давай, пока он опять не загремит в тюрягу, я поживу у тебя? Давай, соглашайся, — Оля играючи толкнула его плечом, — не бойся, обогрею, обласкаю, обкормлю. А то мне от попоек отца тошнит что-то. Да не переживай ты так, он скоро всё равно сядет. Не может он долго на воле, привык уже.

Пришлось согласиться.

Геру разбудил настойчивый стук в дверь, на пороге его квартиры стояла испуганная Оля. На лестничной площадке собрались любопытные соседи и шепотом переговаривались, делясь случившимся.

— Что, что случилась? — спрашивал заспанный Георгий с удивлением на лице.

— Отца, папу, папочку убили, — заголосила Ольга.

— Как? Когда, он же утром приходил ко мне… правда пьяный… — растерянно говорил Георгий.

— Так, с этого места, пожалуйста, подробней, — на пороге показался мужчина средних лет, он вытащил из кармана милицейское удостоверение и показал его Георгию.

— Проходите, проходите, — держа в объятиях Ольгу, и успокаивая её поцелуями в волосы, указал он мужчине на кухню. Следом за оперативником вошел человек в милицейской форме с папкой в руках.

Они сели за стол и один из них стал задавать вопросы Георгию, а другой, записывать опрос в протоколе.

— Так вы говорите, он к вам сегодня приходил? Зачем?

— Затем, что и всегда. Взять денег и выпивку. Он знал, что мы с его дочерью недавно приехали из Польши. Да он всегда приходил ко мне за деньгами.

— Правильно, я не даю, а ты у нас добренький, — хныча, проговорила Оля.

— Вы видели, кто-то был у него сегодня в квартире?

— Нет, к нему такой контингент ходит, что даже Оля не смогла его вынести, переехала ко мне. Так безопасней.

— Понятно, — произнёс мужчина в штатском.

— Как вы думаете, убийцу вы найдёте? — грустно спросил Георгий.

— А его и искать нечего, он спал в соседей комнате. Когда нас вызвала дочь, и мы приехали, он сидел и ругал себя. Говорит, не помнит, как завалил друга. Ему было известно, о том, что тот хотел взять у вас деньги и продолжить банкет. Так, что я думаю дело закрыто. Всего доброго.

Так Ольга и осталась у Георгия, после похорон отца, потому что физически не могла находиться в собственной квартире. Решила сделать в ней ремонт, а там решить, что да как.

Через некоторое время, через своих знакомых, она устроила Георгия преподавателем в престижный закрытый колледж, сделала ремонт в собственной квартире и родила ему сына, которого недоносила целых два месяца, наверное, из-за тяжести привозимых баулов, и назвала его Мареком. Жизнь Геры потекла другим руслом. Вскоре у него появилась предпринимательская жилка. Пока Оля занималась воспитанием сына, Гера незаметно нашёл свою нишу в сложном, криминальном автомобильном бизнесе, взяв в помощники «на подхвате» всё того же корявого лицом от перенесённой оспы в детстве, молодого, но ушлого парнишку. Через несколько лет Гера стал владельцем нескольких магазинов, автосалона, да Ольгу пристроил, купив ей парикмахерский салон.

Но в душе Геры остался сидеть маленький червь недоделанного дела.

— Теперь с моими возможностями, связями, с моим умом я бы мог так развернуться! Прошло столько лет, одинокой старухи, наверняка уже и в живых давно нет.

Гера решил привлечь Корявого. С ним у него время от времени возникали совместные «дела — делишки». Осторожный Гера старался редко прибегать к его помощи. Но сегодня, он решил встретиться с ним в последний раз.

— У меня законный бизнес, а ты Корявый, чистый криминал. Всё ищешь приключений в стиле девяностых. Время меняется, а ты застрял в прошлом веке. Смотри, уже не мальчик. Байки, это игрушки для моего Марека. Не вздумай его в свои делишки втянуть. Знаю я вас: девочки, наркота, — предупредил он его при встрече, — лучше послужи на благо отечества.

— Приеду, у меня один вояж намечается в южные края. Приеду, нет проблем, помогу.

— Не секрет, куда собрался? Я тоже тебя на Юг хотел отправить. Дело одно незаконченное у меня там есть.

— Какой секрет? Южный портовый, но тихий курортный городок. Южногорск называется.

— Так не бывает, — удивился Гера, — неужели сама удача пошла мне навстречу, — туда я и хотел тебя направить.

Глава 3

Тяжёлая жизнь сложилась у Нины Михайловны Колосовой. Как говорится, каждому дан крест по силам его. Может и так. Так и несла свой крест Ниночка без нытья и женских слёз. Офицерская жена. Она привыкла ждать. Даже когда муж погиб и не вернулся с очередного похода, всё равно ждала любимого. Она не видела мужа мёртвым, лежащим в гробу, поэтому дала своему сердцу установку: мой Ваня жив. Она всегда сервировала стол с одним лишним прибором. В мыслях постоянно разговаривала со своим любимым. А в день его рождения и на каждую годовщину свадьбы она ходила к морю и долго стояла на берегу откоса, всматриваясь вдаль. Многие считали, немногословную, строгую, но добрую учительницу немного не в себе. Но это было не так. Просто её сердце работало по другому режиму, чем любое другое. И жизнь учительницы шла своим, ею выбранным маршрутом.

Привычная для всех фраза: всю жизнь после гибели мужа она посвятила сыну, была не совсем применима к Ниночке. Она всю оставшуюся жизнь, жила вместе с сыном. Они вместе размышляли, мечтали, радовались, возились на огороде, ходили в походы, поднимаясь на сопки, любуясь рассветом. Она для сына была другом, и Юра знал это всегда, поэтому часто говорил ей.

— У меня на всём свете был и будет только один друг, это ты мамочка. Был бы жив папа, у меня было бы два друга.

Нина Михайловна была мудрой женщиной, поэтому свою установку: мой муж жив, она не навязывала сыну. А когда перед поездкой в Штаты, он приехал попрощаться, привёз весь свой архив и отдельно вручил ей картонную папку, для прочности перевязанную бечёвками, она не удивилась, но и не обрадовалась этому обстоятельству. Конечно, иметь родителей и друзей в одном лице это хорошо. Но Нину Михайловну расстроило, то обстоятельство, что кроме неё, найти настоящего друга сыну так и не удалось.

— Это моё упущение. У человека должен быть, пусть один, но такой человек, которому захотелось бы хотя бы иногда открыть свою душу. Поделиться планами. Человек, который сможет тебя понять, даже на расстоянии. Сможет почувствовать твоё состояние души даже за тысячу километров от тебя. Сможет вовремя прийти на помощь, пусть не делом, но дельным советом, пожеланием. Для меня был таким человеком муж. Есть Ниночка, моя двоюродная сестра. А Юру я, незаметно даже для себя, научила доверять только мне — матери. Ему даже жена не смогла стать искренним другом, поэтому самое дорогое, сокровенное он оставляет здесь, в своём родном доме.

— Мама, всё в жизни может случиться, ни при каких обстоятельствах эти бумаги не должны попасть в чужие руки. Кто бы, чтобы не говорил — я тебе ничего не оставлял. Подрастёт Валерка, если пойдёт по моим стопам, сам разберётся. Нет, значит не судьба, ты сама решишь, как с ними поступить.

Юра уехал, а у Нины Михайловны долго ныло сердце. Так оно ныло, только перед гибелью её Ванечки.

— Первый раз Юрочка скрыл от меня свои опасения. Что-то недоговорил. Не поделился своей бедой.

Она сразу поняла, надо ждать известий. Они себя долго ждать не заставили. На следующий день пришла телеграмма о гибели сына.

У гроба своего единственного сына, Нина Михайловна не проронила ни слезы.

— Что теперь? Как теперь дальше жить? Как приказать, доказать себе, что мой сыночка живой, когда вот он лежит в цветах. Слышит ли он льстивые речи руководства института, его слащавого друга Геры? Что их связывало? Почему он из тысячи женщин выбрал именно её — Жанну, которой до него, Юрочки нет никакого дела. Она плачет не о потере мужа, а том, что пролетела мимо неё красивая жизнь в Америке. Господи, о чём я? Причём здесь Жанна. Мой сын мог жениться только по любви. Только от большой любви рождаются такие чудные дети, как Валерочка.

Валеру, внука, в последний раз она увидела перед самым миллениумом. В девяносто восьмом ему исполнилось двадцать один год. Он поступил в престижный Гарвардский университет, где должен был так же, как и его отец изучать физику. Летом приехал к ней. Не просто в Россию, а именно к ней, к своей бабушке. Десять счастливых дней Нина Михайловна летала вокруг внука. Было видно, что он не забыл её и любит, как и прежде.

Нина Михайловна не знала, как и чем угодить ему. В магазинах, хотя и появились продукты, так копеечную пенсию задерживали по полгода. Порадовать ребёнка было совсем нечем. Да ещё страшно было на улицу выйти. То в одном районе перестрелка, то в другом. Всё что-то делили криминальные группировки. Откуда только всё взялось в их, всегда тихом городке.

Криминальные авторитеты, группировки… Бандиты обыкновенные. Бывшие её ученики надели, на себя бардовые пиджаки, накупили оружия из Чечни и палят друг в друга. Кладбища с мраморными памятниками разрослись до невероятных размеров. С одной стороны кладбища могилки братков с добротными памятниками, а с другой «груз-200», с мальчишками, привезёнными в свинцовых гробах из Чечни. Только сиротливо смотрятся на их могилках простые деревянные кресты. Нина Михайловна, бывая на кладбище, проведывая могилки своих родителей, проходя мимо памятников, и читая фамилии на них, постоянно плакала, узнавая своих учеников. Удивлялась она и тому, что скромные на вид мальчишки, с хорошими отметками в аттестатах вдруг становились откровенными бандитами. А некоторые ребята сорвиголова, у которых дневники горели от красных записей учителей по поведению, геройски гибли в Чечне.

Когда вечером Валерий возвращался после встреч с друзьями детства Линой и греком Андроникосом, они до утра разговаривали, вспоминали о годах проведённых вместе. Она не могла нарадоваться на взрослого уверенного в себе внука. Но счастье белой птицей всего на мгновение село на плечи Нины Михайловны, обняв её мягкими тёплыми крылами, обогрев ненадолго её сердце измученное тоской по любимым людям.

Через десять дней уехал Валерка в такую далёкую чужую, незнакомую Америку. Одно утешение, к ней часто стала забегать Лина, соседская девчонка, подружка внука. То спросит о родных, намекая на то, знает ли бабушка, когда он опять вернётся. Помогала, чем могла, то в магазин сбегает за покупками, а когда и полы вымоет.

Закрутила жизнь, забрала чужая далёкая страна единственное, что осталось у Нины Михайловны. Только после отъезда внука вспомнила она о сыновней просьбе передать архив сыну, если он станет физиком и главное, отдать ему синюю папку. Всё время хотела передать её внуку, а как приехал, на радости и забыла.

Нина Михайловна сразу заметила перемену в отношениях Валеры и соседской девочки. Опытный глаз матери сразу подметил, что детская дружба расцвела красивым бутоном первой любви. Прошло некоторое время после отъезда внука, и Нина Михайловна заметила изменения, произошедшие с Линой. Она уже получила аттестат зрелости, но о дальнейшей учёбе больше не напоминала. Замкнулась девочка в себе. Стала малоразговорчивой, какой-то чересчур серьёзной.

— Ой, девонька моя, мать-то в курсе, — как-то спросила её Нина Михайловна.

— Да. Теперь уже да, — сказала Лина, и заплакала.

— Ты не плачь, деточка. От Валеры?

— Да, — тихо ответила она.

— Ты любишь Валеру?

— Очень.

— Тогда не плачь. Вернётся он. Как узнает, что у него сынок или дочка будет, обязательно вернётся. Я вот ему сегодня же письмо напишу. Не переживай, у меня адрес Жанны имеется, завтра и отправлю, она передаст письмо Валере.

На удивление от Жанны скоро пришёл ответ. Прочитав его, Нина Михайловна всё поняла. Очень обидно ей стало, что Жанна решила всё сама за внука. Схватилась за сердце, достала коробочку с лекарствами, да по ошибке письмо в неё и положила. С этого дня больное сердце стало её тревожить всё чаще и чаще.

— Линочка, ты не переживай так, напишет нам Валерка. Это всё почта, ты же знаешь, как она сейчас работает. Ты перебирайся ко мне. Мама у тебя молодая ещё, пусть свою жизнь строит, раз так она хочет. А мы с тобой вырастим моего правнучка или правнучку. А я и к матери твоей ходила, она согласна. А там, и Валера наш вернётся. Мы ему всё напишем, кто, когда родился.

— Хорошо, Нина Михайловна. Как мама переедет к своему мужу, дом наш они продают, тогда я к вам и приду жить.

На том и решили. Но как-то забежала Лина, к больной женщине и как раз вовремя. Уложила старушку в постель, вызвала скорую, дала лекарства и увидела в коробке с таблетками письмо в красивом конверте. Поняла, что пришёл ответ от матери Валерия. Проводив Нину Михайловну в больницу, помешкав, она всё-таки прочла письмо.

Поняла одно, Валерий назад в Россию не вернётся. У него в Америке есть девушка, которую он очень любит и скоро женится на ней.

Прибежала домой вся в слезах. А тут мать с криком набросилась.

— Опозорила, как жить теперь будешь? — кричала она на дочь, — на меня не рассчитывай. Дом наш уже продаётся, а я к Славику перебираюсь. У тебя один выход. Не строить из себя Ассоль, а выходить замуж за Лёньку Полякова. Ничего! Стерпится, слюбится, знаешь такое? Деньги за дом получим, напополам с матерью Лёнчика вам однушку купим в Приморском. Надоело мне в этой дыре заживо гнить. Я все годы молодые тебе отдала не для того, чтобы ты мою судьбу — матери одиночки продолжала. Выкручивайся теперь сама.

Вскоре, очень быстро мать сосватала Лину за сына своей знакомой. Той было всё равно: с ребёнком будущая невестка, без, лишь бы подальше жить от своего шебутного сына. Так Лина и стала женой Леонида Полякова. Бездельника и пьяницы. Всё произошло как во сне. Быстрая свадьба, быстрый переезд на новую квартиру. Муж удочерил новорождённую и в дальнейшем Валерии, так Лина назвала свою дочь, не стали раскрывать тайну её рождения.

Скоро Лина поняла, что уж лучше бы осталась одна с дочерью, чем жить с нелюбимым и мерзким человеком. Как скульптор долгие годы она, из некой чёрной сущности, пыталась вылепить образ настоящего мужчины. А сущность, как гидра долго сопротивлялась, вытаскивая на свет, всё новые и новые щупальца, больно впиваясь в её сердце, душу. Но она старалась не замечать эти недостатки, скрывала свою боль, обиды, прощала ошибки и его неблаговидные, а порой и подлые поступки, стараясь найти им объяснения, обеляя его действия перед другими. Пыталась помочь ему в его работе, продвижении по службе, наконец, в общении с другими людьми, прививая культурные манеры поведения, искореняя из его лексикона многие мусорные слова. Она окружала его заботой и вниманием. Старалась понять его душу, жалела, когда его обижали, поддерживала в неудачах, радовалась его победам. Забыв и поставив себя на задний план, она не заметила, как пролетали годы, а сложная, тяжёлая жизнь с ним не становилась краше и легче.