Помоги проекту - поделись книгой:
Евгений Рудашевский
Эрхегорд
Сумеречный город
Глава 1
Багульдин
Наш мир безграничен. Невозможно классифицировать и тем более посчитать дикие и разумные существа, его населяющие. Нравов и легенд в нем не меньше. Каждое новое предание уводит вдаль, к прежде неведомым краям. Посвятив всю жизнь путешествиям, вы так и не достигнете предела обитаемых просторов, даже не услышите о нем, а все встречные земли будут особенными, не похожими ни на одну из пройденных вами земель.
Прошло три года с тех пор, как я покинул родной дом. Цель моих странствий была близка. Сейчас, когда восточная граница Земель Эрхегорда осталась позади, можно было ненадолго забыть об опасностях, с которыми я столкнулся на пути в этот край. Однако воодушевления я не испытывал. Отчего-то сейчас, сидя на циновной козетке в приемном зале, я думал лишь о теплых подушках на вааличьем пуху (они ждали меня в «Нагорном плесе»). Впрочем, настоящих причин для воодушевления пока что не было. Приблизившись к цели, я теперь должен был идти вслепую, не зная, в каком направлении сделать следующий шаг. Это не могло не удручать.
– Комендант лично возьмет у вас письма, – предупредил меня стражник.
Привстав, я коротко кивнул и вновь тяжело опустился на козетку. Стражник остался в дверях и больше не проявлял ко мне интереса.
Кроме нас двоих, в приемном зале никого не было. В центре на возвышении стоял трон наместника. Вдоль стен тянулись пустые лавки для гостей. С высоты крестового свода опускалась громоздкая, вырезанная из монолитной глыбы карнальского камня сферическая люстра. От нее в разные стороны тянулись крепежные цепи, каждую из которых держали потолочные изваяния воинов – они потонули в нервюрах, застыли в напряжении всех сил.
Запрокинув голову на твердый подголовник, я старался побороть сонливость. Вспоминал, как еще этим утром ехал через горные поля, не зная, когда доберусь до стен Багульдина, да и смогу ли вообще до них добраться.
Кажется, я проникся всеобщим унынием. По телу растекалась слабость. Окруженные туманом, всеми позабытые, жители Багульдина – от простых булочников на Ярмарочной площади до гвардейцев в парадной форме на входе в ратушу – погрузились в липкое оцепенение. Их не тревожили ни события последних недель, ни слух о гибели очередных гонцов в Целиндел.
Еще в Харгое, приграничном городе, меня предупредили, что путь к Багульдину опасен. Год назад подходы к нему стало затягивать туманом. Поначалу сообщение продолжалось без помех, а в прошлом месяце, когда туман окончательно сгустился, пропало сразу два посыльных разъезда. Узнав, что я тороплюсь и не намерен задерживаться на границе, местный распорядитель посоветовал не съезжать с брусчатки, ориентироваться на сигнальный огонь Багульдина и вручил мне связку служебных писем, которую должен был забрать ближайший разъезд.
– Зачем рисковать своими людьми? – пояснил распорядитель, заметив мое удивление.
– А если я потеряюсь в пути?
– Это будет прискорбно.
– Прискорбно… – тихо повторил я, когда Харгой остался далеко позади, а вокруг меня, несмотря на ранний час, повисли бледные сумерки – так началась мгла.
До Багульдина я добирался больше трех суток. В прежние дни, по словам распорядителя, этот путь даже у груженых подвод занимал около восьми часов. Причиной моей медлительности были туман и путаные изгибы дороги.
Въехав на косогор, я был вынужден остановиться. Спустился с козел, зажег масляный светильник на гартолле[1] и дальше вел лошадей за повод. Когда излучина дороги становилась слишком крутой, приходилось со всей силы тянуть их в поворот.
Туман позволял без страха смотреть в обрыв, начинавшийся сразу за обочиной, но я поднялся высоко и понимал, что там – гибельная пропасть.
Это был странный сухой туман. Словно клубы дыма, только ничем не пахнущие, не тревожащие глаза. В нем было тепло и по-своему уютно. К тому же он поглощал звуки – в нем пропадали и цокот копыт, и скрип рессор. Я погонял лошадей криком, но едва слышал самого себя. Чувствовал, как под ногами перекатываются камешки, но не различал ни скрежета, ни даже простого шороха.
Свет фонаря не мог пробиться через мглу. Гартолла катилась в тесном, мутном куполе света, и я не сразу заметил, что подъем закончился. Косогор сменился прямой дорогой. Ехать стало проще, но о том, чтобы вернуться на козлы, не могло быть и речи. Я теперь едва различал дорогу под ногами и должен был изредка склоняться – руками ощупывать брусчатку и так проверять, не сошел ли на обочину. За ней меня могло ожидать что угодно: скалы, болота, каменные разломы, наконец – заросли гибалокуса или другой ядовитой растительности. Торопиться и рисковать своей жизнью я не хотел.
Иногда в тумане угадывалось слабое движение. Я думал, что это дикие звери, и готовился встретить их обнаженным мечом, но вскоре разглядел, что во мгле таятся серые сгустки, будто небольшие, опустившиеся к земле облака. В них не было ничего угрожающего, и все же я предпочитал пропустить их, если они проплывали перед моей гартоллой. Прикасаться к ним не было никакого желания.
К концу первого дня я оказался возле укрепленной стены и обрадовался, уверенный, что достиг Багульдина значительно раньше, чем рассчитывал, но вскоре понял, что это лишь приграничный редут – укрепление за Харгоем, построенное для вторичной обороны. Редут был давно заброшен. Судя по всему, многие десятилетия. Раззявленные ворота глубоко осели в каменистый грунт, сторожки на входе заросли́ аргенскими колючками, а патрульные переходы и вовсе обвалились. Я был уверен, что редут стоит в скальной узине, но убедиться в этом не позволял туман.
Если б не мгла, я бы прогулялся по руинам, а так ограничился поиском дров для костра, при этом обвязал себя веревкой, чтобы не потерять гартоллу, – на ощупь бродил по округе, словно зверь на привязи.
Погоня за мной давно прекратилась. Уже два месяца меня никто не тревожил. Меч не покидал ножны, а последнюю стрелу из гартоллы я выломал еще весной. Харконы никогда бы не сунулись в Западные княжества, я и сам их едва прошел. На границах Земель Эрхегорда у них совсем не было власти. И все же ночевать я предпочел в стороне от дороги, под осыпавшимися стенами редута.
… За дверью, возле которой стоял стражник, послышались гулкие шаги. Я вздрогнул – понял, что задремал. Выпрямился, наскоро растер ладонями лицо, чтобы прогнать сонливость и приготовиться к встрече с комендантом, но, когда дверь открылась, увидел, что это второй стражник, не более того.
Как и первый, он был облачен в легкие кожаные доспехи, украшенные незамысловатыми узорами из серебряных нитей. Под откинутым правым наплечником виднелся окантованный вырез в рубахе, а в нем – оголенное плечо с черными знаками сигвы, по которым определялись звание стражника и город его приписки[2]. Закрывать правый наплечник разрешалось только в холод и перед сражением, для таких случаев сигва была продублирована на нем желтыми нитями.
– Нашли в погребе… Опять.
– Ты уверен, что… Сообщили?
– Нет еще.
Стражники переговаривались тихо. Я прислушивался, но едва разбирал отдельные слова.
– Уверен!.. Так же было…
– …самим надо.
– Согласен.
Стражники поглядывали в мою сторону.
– Значит, опять сбежала.
– …поймаем.
– …сказать?
– Сначала поймаем! Нельзя…
Беззвучно открылась и закрылась дверь. Стражники ушли. Несколько минут я сидел в приемном зале один. Вслушивался в его тяжелую, пыльную тишину. Наконец пришел третий стражник. Молча встал на то самое место, где стоял первый. Ожидание продолжилось.
Заскучав, я встал. Прошелся вдоль стены за троном.
Рассматривал полосные барельефы, статуи, вазы. Их было немного, но они стояли так, что зал не казался пустым. В этом чувствовалась просторная красота.
По стенам, отчасти прикрытым тяжелой синей драпировкой, тянулись пилястры. С потолка свисали каменные многоярусные люстры. Но главным украшением зала была резьба по камню. Она покрывала не только трон, но даже каннелюры и простенки между узких стрельчатых окон.
На одной из стен была вырезана узорчатая, на удивление подробная карта города и крестьянских предместий. Я сразу отыскал на ней восточные ворота, через которые проезжал этим утром. Вспомнил, как зачарованно остановился перед темной глыбой в тумане, – дорога привела меня к Багульдину в тот самый момент, когда я уже начал сомневаться в правильности выбранного направления.
Каменные ворота были украшены резьбой, детали которой не удавалось разглядеть из-за мглы. Тогда я ужаснулся, заподозрив, что и весь город утонул в тумане, – стоит, словно Наэльский острог на дне горного озера Арнак, затянут илом и населен лишь иглоклювыми рыбами.
Нащупав массивное кольцо, я несколько раз ударил им по стальной пластине. Удары получились приглушенными, едва различимыми. Туман по-прежнему скрадывал звуки.
Открылась проходная дверь. На пороге стоял привратник – высокий, тучный мужчина в синих доспехах и с откинутым правым наплечником. Я поздоровался с ним и не услышал своих слов, будто говорил в воду. Привратник ленивым движением руки пригласил меня в сторожку.
Войдя внутрь, я опять выкрикнул приветствие и едва не оглушил себя после трех суток кромешной тишины. Привратник и двое других, сидевших за столом стражников, только поморщились в ответ. Должно быть, привыкли к столь громким приветствиям от тех, кто вышел из мглы.
На голой земле тут стояли деревянные ящики, кадушки, лежали мешки. В углу, отгороженные занавесью, виднелись кровати и стулья. Справа, в простенке между дверьми, висели два продолговатых щита. На одном красовался герб Багульдина: синий каменотес, поднявший молот над раскаленной сферой Малой луны. На другом – герб престольного города Вер-Гориндора: обвитая желтой дорогой гора Эридиус, на вершине которой стояло серебряное дерево.
Стражники молча перебирали разноцветные стеклянные треугольники – я отвлек их от игры. Понуро осматривали меня. Должно быть, по цвету и покрою одежд пытались угадать, из каких земель я приехал, спрашивать об этом напрямую ленились.
Привратник был им под стать: бледное, осунувшееся лицо, погасшие глаза. Даже усы у него висели как-то вяло, безжизненно.
Я показал путевое дозволение, выписанное в приграничном Харгое, и оголил левое плечо – на нем значилась свежая сигва, полученная там же. У меня не было возможности разобраться в ее точном значении, но я догадывался, что точки, кружки и полоски на ней означали дату моего приезда в Земли Эрхегорда и название заставы, через которую я прошел.
Привратник бегло осмотрел и сигву, и дозволение, а потом вдруг оживился. В его взгляде затеплилась искорка жизни. Он посмотрел на сидевших за столом стражников, перевел на меня взор и спросил:
– Ты же через поля ехал?
– Не знаю, – признался я. – Я и дорогу толком не видел, а…
– Ну да, через поля. – Привратник будто не слышал моих слов. – Скажи…
Он опять посмотрел на стражников, затем подошел ко мне поближе – так, что я уловил кислый запах его тела, перемешанный с ароматом дешевой турцанской мази, – и шепотом спросил:
– Скажи, а там, в тумане, ты меня не видел?
– Вас? – удивился я.
– Ну да, меня, кого же еще!
– Нет… – Я пожал плечами, не совсем понимая заданный вопрос.
– Я ведь только хотел проведать отца. Ну да… – продолжал шептать привратник. Теперь его мутный, лихорадочный взгляд показался мне взглядом безумца. – Он остался на Закрайных полях. Это недалеко. Пара верст… Я давно хотел к нему сходить. Хотел, но боялся. А тут… Ты точно не видел меня? Ведь я по этой дороге пошел. Может, мы с тобой по пути пересеклись?
– Нет, – твердо ответил я, думая лишь о том, чтобы скорее выйти из сторожки.
– Странно, – вздохнул привратник. Искорка в его глазах погасла. Их вновь затянуло непроглядным унынием, взгляд стал потерянным. – Да, странно. Куда же я подевался?.. Но, может, ты видел мои доспехи?
Я опять пожал плечами.
Молчание затягивалось. Стражники все так же молча перебирали цветные треугольники.
– Убирать? – спросил я, показав на дозволение.
Привратник вздрогнул, будто успел позабыть о моем присутствии.
– Да-да, конечно…
Вскоре он открыл левую створку ворот, и моя гартолла наконец въехала в город.
Стоя перед картой Багульдина, я потер левое плечо. Сигвар[3] из Харгоя предупредил, что первую неделю сигва будет саднить, советовал смазывать ее настойкой цейтуса и ни в коем случае не расчесывать.
Я вспоминал обезумевшего привратника, его пустой взгляд и бессмысленные вопросы, когда двери в приемный зал распахнулись. В сопровождении двух стражников и вестового вошел комендант. Он не сразу увидел меня, стоявшего за троном, а увидев, направился ко мне – кожаные гронды звонко выстукивали по каменному полу, выдавая стальные набойки на тяжелых подошвах.
– Зельгард. – Комендант сжал ладони в приветственном жесте.
Это был высокий, худощавый мужчина с чуть покатой спиной и большим шрамом, наискось разрезавшим правую щеку – ото лба, через бровь, к самой шее.
Представившись, я сказал, что в Харгое местный распорядитель попросил меня передать в Багульдин служебные письма.
– Вот.
– Почему именно вас? – Зельгард взял конверты, но даже не посмотрел на них, сразу протянул всю пачку вестовому.
– Распорядитель сказал, что не хочет рисковать своими людьми.
– Разумно, – кивнул комендант, при этом даже не улыбнулся.
Помимо сигв на оголенном правом плече, я заметил у него узорчатую сигву на правой кисти – там красовалась рассеченная клинком Большая луна.
Личная встреча со мной Зельгарду потребовалась только для того, чтобы расспросить меня о дороге, о том, что я видел или чувствовал в тумане. Его беспокоило состояние дорог на косогоре и видимость на подъезде к Багульдину. Его вопросы в основном были понятными и логичными, однако некоторые из них прозвучали странно.
– Значит, вы ехали в тумане трое суток?
– Да.
– Трое суток… И много вас там было?
– Я… ехал один. Только я и лошади.
– Это понятно. – Зельгард нахмурился. – Я говорю, часто ли вы уходили?
– Ну… – Я растерянно пожал плечами. – Там не было съездов и…
– Неужели непонятно, что я про фаитов! – Комендант отчего-то разозлился. Помедлив, усмехнулся без улыбки и уже спокойнее спросил: – Или вы себя отпустили? Что, рука не поднялась?
Я опять пожал плечами. Вспомнил безумного привратника с его не менее странными вопросами. Хотел искренне признать, что ничего не понимаю, но тут послышались торопливые шаги. Несколько человек явно бежали по коридору к приемному залу, о чем-то перекрикиваясь между собой. Комендант обернулся к открытым дверям, возле которых сейчас стояло три стражника.
Шаги приближались.
– Что там? – Зельгард посмотрел на вестового.
Тот лишь качнул головой.
– Саир![4] – В зал вбежали двое стражников, которых я уже видел ранее. Чуть запыхавшись, они облизывали сухие губы. – Саир!
– Что там? – сухо бросил Зельгард.
– Саир! Ваша жена.
– Что?
– Опять пыталась бежать.
– Проклятье… – Комендант сжал кулаки. – Где она?
– Мы ее поймали в винном погребе. Там и сумка лежала с вещами, – торопливо отчитался первый стражник.
– Как и в прошлый раз, – кивнул второй. – Вы тогда хорошо придумали…
– Жива?
– Саир, вы сами просили…
Поделиться книгой: