Помоги проекту - поделись книгой:
Виктор Иванович Перерва
Возвращение зубра
Питомник в Подмосковье
(вместо предисловия)
В память о друге
Владимире Андриановиче Полетаеве
Моя первая встреча с зубром состоялась в 1975 году в Приокско-Террасном заповеднике, где я знакомился с местом будущей работы. Сентябрьским погожим днем натоптанная лесная тропа, петляющая между деревьями, вела меня вдоль сетчатой изгороди зубрового питомника. Вокруг обычная палитра красок подмосковного леса этой поры. Едва слышны отдельные посвисты суетящихся птичек и шелест опадающих листьев. Вдруг мое внимание привлек внезапно возникший на фоне зеленой полянки силуэт крупного темно-бурого зверя. Зубр! Разделяющая нас металлическая сеть изгороди внушала доверие, и я решился подойти ближе. Мне хотелось увидеть этих зверей, но что встреча произойдет так скоро, я не ожидал.
До приезда в Приокско-Террасный заповедник я имел представления о них лишь по рисункам и фотографиям. Но именно с этого момента зубры в моей судьбе заняли значительное место, а в первые несколько лет интерес к ним оттеснил все другие на второй план. Постоянное пребывание в течение многих лет рядом с зубрами — мой дом находился возле питомника — давало возможность лучше понять их образ жизни.
Обязанности заведующего Центральным зубровым питомником (ЦЗП) требуют особого подхода и к научной, и к практической работе. Чувство ответственности заставляет постоянно думать о том, какие именно меры необходимы для обеспечения нормальной жизнедеятельности зубров, или они могут жить и размножаться даже в тех условиях, в которых мы их вынудили существовать.
Разведение этих животных в питомниках предполагает необходимость приспособления к специфическим условиям: если в вольерах выросло не одно поколение зубров, то изменения биологии вида неизбежны. В таком случае уместен вопрос: тот ли это зверь, который еще в конце прошлого — начале нынешнего столетий населял леса Беловежа и северо-западного Кавказа? Сохранили ли до наших дней потомки одного из самых примечательных животных Европы повадки дикого предка или мы в утешение себе называем звучным именем «зубр» полудомашнее существо? Ведь время, в течение которого зубр жил исключительно в неволе, насчитывает несколько десятилетий.
Трансформация поведения, отклонение от естественных видоспецифических реакций служат тем индикатором, ориентируясь на который мы должны корректировать свое отношение к животным. Но именно о поведении мы знаем неизмеримо меньше, чем о других особенностях его биологии: внешнем и внутреннем строении, размножении, питании, болезнях и пр. Где можно провести достаточно полное и глубокое изучение поведения зубров? Конечно же, в питомнике.
Местом исследований стал Центральный зубровый питомник. Его возникновение относится к первым послевоенным годам. В то трудное время страна нашла силы начать работу по сохранению редчайших объектов родной природы. В 1947 году Совет Всесоюзного общества охраны природы по инициативе и при поддержке научных обществ, а также выдающихся советских академиков Л. С. Берга, И. И. Шмальгаузена, Н. Д. Зелинского, профессора С. И. Огнева обратился в Совет Министров СССР с ходатайством об организации Центрального зубрового парка на одном из участков Московского государственного заповедника. Такое ходатайство было удовлетворено, и с 1948 года в двенадцати километрах от Серпухова, в Приокско-Террасном заповеднике, к тому времени основанном на базе упомянутого Московского, начались интенсивные подготовительные работы к приему зубров.
Для строительства питомника был выделен участок смешанного леса с обширными луговинами и опушками вдоль пологого берега ручья, названного впоследствии Павловым ручьем. Четыре загона площадью от четырех до восемнадцати гектаров смогли принять первых питомцев уже в конце 1948 года. Ими стали два быка Пуслав и Пущанин, прибывшие в Приокско-Террасный заповедник 21 ноября из польского резервата Беловеж. Правда, Пущанин задержался здесь ненадолго, ибо местом его постоянной прописки был определен Кавказский заповедник. Во второй партии животных, поступивших из того же польского питомника, находились две зубрицы Плессе и Пустулечка в компании с быком по кличке Плецух II. В начале 1949 года это небольшое стадо чистокровных зубров, названных так потому, что они являлись прямыми потомками истребленных кавказских и беловежских зверей, пополнилось бизонкой с запоминающимся именем Роза-Мари и гибридной зубробизонокоровой Розиной, которых привезли из Алма-Атинского зоопарка.
Уже с середины 1949 года Центральный зубровый питомник приступил к выполнению своей основной задачи — разведению животных. Результаты ожидались в 1950 году, и действительно, 11 мая появился на свет первый зубренок, получивший кличку Москвитянин, которого по праву считают первенцем питомника.
Именно с этих событий начал свою деятельность новый резерват. Поначалу он занимал территорию площадью тридцать гектаров, но постепенно расширялся и к концу 1960-х годов увеличился до ста девяносто восьми гектаров, эту площадь он сохранил и до сегодняшнего дня. Число живущих в нем животных с 1949 по 1960 год увеличилось с семи до пятидесяти особей. Именно на уровне пятидесяти пяти зубров и предполагалось поддерживать племенное стадо, а остальных нужно было вывозить в другие пункты разведения и места вольного обитания. Питомник, используя современную терминологию, представлял собой генетический банк, где сохранялся генофонд вида как для создания новых мест обитаний зубра, так и на случай неудач их вселения в новую, зачастую чуждую природную среду.
Питомник рос, однако лишь количественно: увеличивалась его площадь, но еще быстрее ухудшались пастбища, росло количество рождающихся зубрят, но возрастало и число павших животных. Под прессом нерегламентированного выпаса исчезал подрост и подлесок, ухудшался травянистый покров. Сегодня, проходя по центральному коридору питомника, по обе стороны от которого расположены загоны, не только специалист, но и случайный посетитель понимает, насколько трудно зубрам добывать полноценный естественный корм в захламленном лесу, где подрост деревьев и кустарников порой начисто уничтожен, а трава вытоптана животными.
Росла численность зубрового стада — накапливались проблемы, многие из которых не решались десятилетиями. В деятельности Центрального зубрового питомника, взвалившего на себя, кроме конкретной работы по разведению, еще и координацию аналогичных мероприятий в СССР, как в фокусе сконцентрировались прошлые и современные достижения и ошибки в решении всей проблемы сохранения и восстановления зубра. Если не решался какой-то отдельный, казалось бы, частный вопрос, то как снежный ком нарастали новые, отражаясь на состоянии дел не только в питомнике, но и далеко за его пределами.
Начало работы Центрального зубрового питомника совпало с разгулом в биологической науке лысенковщины. К большому сожалению, этот ложный подход активно насаждался в племенной работе с зубрами, став определяющим на многие годы. «Для придания работе по восстановлению зубра производственного масштаба, — писал в 1949 году М. А. Заблоцкий, один из первых заведующих Центральным зубровым питомником, — необходимо параллельно и одновременно с разведением зубров расширять масштабы работы по формированию породы нового зубра — путем поглотительного скрещивания зубра с бизоном». Основанием для проведения подобного мероприятия служили следующие аргументы того же автора: «Всестороннее изучение каждого из животных, полученных в результате поглотительного скрещивания зубра с бизоном (I, II, III поколений) и в результате спаривания животных различных поколений между собой, убедительно показывают, что зубр не укладывается в рамки «гороховых законов» Менделя, «расщепления» признаков зубра и бизона не наступает». Вот почему более тридцати лет в Центральном зубровом питомнике существовала многочисленная группа гибридов (зубробизонов, зубробизонокоров), дававшая ежегодно по несколько телят. В 1950-1960-х годах они были выпущены в природную среду, создав ряд проблем, не разрешимых и до сегодняшнего дня. В последующем всех гибридных зверей просто отстреливали.
Непроизводительная трата материальных ресурсов на разведение не нужных для восстановления вида животных ограничивало темпы воспроизводства чистокровных зубров. Не будь гибридов, число животных, вывезенных из Центрального зубрового заповедника для расселения, увеличилось бы на четверть. Но самое главное — это потенциальная угроза смешения чистокровных зубров с гибридными, что могло уничтожить труд нескольких поколений зуброводов, сохранявших чистоту генофонда вида в невероятно трудных исторических условиях.
Иногда можно слышать, что в послевоенное время оставалось слишком мало чистокровных животных и для страховки разводили гибридов. Это оправдание несостоятельно, так как еще в 1947 году в первом послевоенном издании Международной родословной книги зубров «Pedigree book of the European bison» ее редактор — профессор Ян Жабински писал: «… сейчас, когда мы имеем в нашем распоряжении на 1 января 1947 года 93 чистокровных зубра (из них 50 коров), совершенно нет никакой необходимости рассматривать гибридов как потенциальный резерв для размножения». Лишь в 1982 году Центральный зубровый питомник удалось освободить от гибридов.
И все же, преодолевая объективные и субъективные трудности, встречавшиеся на более чем сорокалетием пути, коллектив ЦЗП, да и всего Приокско-Террасного заповедника, внес весомый вклад в дело восстановления зубра. Достаточно привести некоторые показатели его деятельности. За эти годы родилось около четырехсот чистокровных животных, из которых сохранено и выращено 80 % особей; во многие пункты вольного обитания, зоопарки и другие питомники отправлено двести животных. На базе ЦЗП проводилась и продолжает вестись большая научная работа как по совершенствованию технологии содержания и разведения, так и по изучению особенностей поведения. Особый интерес этим исследованиям придают сложившиеся в зуброводстве традиции. В те далекие годы, когда в Европе по крупицам собирали чудом сохранившихся в зоосадах и частных парках зубров, была продумана оригинальная система учета и заведена Международная родословная книга. Все животные получали соответствующие клички, в основе которых были первые буквы наименования резервата, где они появились на свет. Так, в польском питомнике, расположенном в Беловежской Пуще, имена зубров начинались на «По» и «Пу», а в Пшинском питомнике — на «Пл». Первый советский зубровый питомник, организованный в 1946 году в Белоруссии, именовал своих питомцев кличками, начинавшимися со слогов «Ба» и «Бе». Получили свои метки «Мо» и «Му» и звери Центрального зубрового питомника, расположенного в Московской области.
Наличие кличек не только упорядочивало ведение племенного дела с зубрами. Я считаю, что благодаря имени каждый зверь навсегда оставлял свой след в истории борьбы за сохранение вида. Имя позволяло нам, людям, вместо безликого «зубр», «самец», «корова» видеть конкретных зверей с их особыми чертами характера, поведения. По именам при желании читатель сам сможет проследить судьбу каждого героя моего повествования, для чего достаточно обратиться к Родословным книгам, издаваемым каждые два года в Польше. Конечно, трудно представить все перипетии их жизни по скупым фактам, изложенным в реестрах: пол, номер, кличка, дата рождения, отец и мать, их номера, места рождения и пребывания, даты перемещения с одного места жительства на другое, те же данные о его потомстве и, наконец, дата смерти. Но для меня эти животные — часть жизни: со многими я долгие годы работал в питомнике, кто-то появился на свет на моей памяти, кого-то уже нет. Судьба зубра, по-моему, как и судьба человека: в ней, конечно, много обыденного, на первый взгляд неприметного, однако и немало удивительного, яркого. При общении с зубрами я получил необычайно много впечатлений, которыми и хочу поделиться с читателями.
Каков он, зубр?
Сложная задача — обрисовать облик животного, существующего как бы в двух временных измерениях: в настоящем и прошлом. Первое решается легко: для этого достаточно познакомиться со справочником по зоологии. Например, в трехтомнике «Систематика млекопитающих» академика В. Е. Соколова, в очерке о зубре, написано: «…Размеры средние и большие. Телосложение тяжелое. Длина тела зубра достигает 220–300 см, длина хвоста 50— 110 см, высота в холке 140–200 см, масса 430—1000 кг. Самки значительно меньше самцов. Передняя часть тела мощно развита, а задняя несколько ослаблена. Холка высокая горбовидная, спина сильно поката вниз, к хвосту. Сравнительно короткая, массивная голова с широким лбом посажена низко. Уши короткие и широкие, глаза небольшие. Рога имеют самцы и самки (меньших размеров). Рога относительно небольшие, толстые у основания, с загнутыми внутрь вершинами, в поперечном сечении круглые… Волосяной покров густой, в передней части тела высокий, в задней низкий. Окраска его варьирует от серо-бурой до рыже-бурой и темно-
бурой: летом она более светлая. На подбородке и по низу шеи растут удлиненные волосы». Для большей выразительности это сугубо научное описание можно снабдить цветным фотоснимком либо профессионально выполненным рисунком с натуры. Если же дотошному читателю и этого окажется недостаточно, то он всегда сможет проверить свои впечатления, посетив ближайший зоопарк или же совершив экскурсию в Центральный зубровый питомник, находящийся в ста километрах к югу от Москвы.
А вот для того чтобы получить полное представление о зубровых предках, мы имеем весьма скромные возможности. Чем обычно руководствуются при восстановлении внешнего вида зубров далекого прошлого? В первую очередь, конечно же, костными останками. Обычно это фрагменты черепов или части скелета. По ним представить, как выглядел древний предок зубра, сможет разве что специалист-палеонтолог. Но как быть тем, кто не обладает подобным даром воображения? В этом им помогут замечательные по выразительности и информативности барельефы и рисунки, обнаруженные в пещерах Ляско, Фон-де-Гом, Нио, Ла-Мут, Ле-Тюк-д’Одубег во Франции, Альтамира в Испании, рисунки на кости из пещеры Раймонден и даже на глиняном полу пещеры Ляско. Эти изображения отражают наиболее характерные черты плейстоценового животного, позволяющие уверенно констатировать, что все они относятся именно к зубру. Присмотритесь внимательно к рисунку на стенах пещеры Альтамира. Рука охотника неолита охрой тщательно выводит жировой горб, нависающий над, казалось бы, непропорционально маленькой головой зверя. Тонкие, относительно короткие рога, концы которых загнуты внутрь, недлинная челка в междурожье ясно указывают на то, что перед нами самка. Древний художник с предельным изяществом и, думается, точностью прописал контуры тела зубрицы. Линия спины имеет четкий прогиб сразу же за холкой. Клинообразная, а не колоколообразная «бизонья» борода так же, как подгрудок и оброслость передних конечностей, свидетельствуют о видовой принадлежности животного, заинтересовавшего художника. К сожалению, время «поработало» над изображением, слегка исказив рельеф горба зубрицы.
Примечательно изображение головы палеолитического зубра, исполненное на костяной пластинке из пещеры Раймонден: четкий рельеф морды, обрамленной достаточно короткой шерстью, хорошо выраженная челка — все, что и сегодня присуще этому зверю.
Внимательно рассматривая рисунки прошлого, как высокохудожественные и достаточно точные из пещеры Альтамира или Ле-Тюк-д’Одубег, так и стилизованные из французских пещер Ляско и Нио, можно заметить немало схожих черт, объединяющих объекты, служившие моделью древним художникам. Однако в литературе изображенных животных обычно называют бизонами, что вызывает у читателя ассоциации либо с ныне живущим северо-американским родственником зубра, либо с вымершим плейстоценовым длиннорогим предком. Я считаю, что если не все, то большинство рисунков плейстоценовой эпохи изображают именно зубра, внешне очень схожего с ныне живущим зверем. Присвоение ему имени «бизон» обусловлено вольной трактовкой этого названия применительно к довольно разнообразной группе родственных видов, объединенных систематиками в один род.
Этимология видового названия зубра довольно сложна и имеет глубокую историю. Приоритет же в этом по праву принадлежит Аристотелю. В «Истории животных», написанной в IV веке до нашей эры, он называет его «боназос». В сделанном Аристотелем описании боназос, жившего две с половиной тысячи лет назад, можно узнать животного, внешне очень близкого беловежскому зубру: «Вообще видом своим похож на быка, только имеет гриву до холки, как лошадь; волос его мягче, чем лошадиный, и более прилегает. Шерсть бледно-бурая, желтоватая; длинная, до глаз доходящая грива густа. Цвет ее занимает середину между пепельно-серым и красноватым и не такой, как у кобылы, которых зовут булаными, а волос его грязнее и с подпушью; черных или очень красных боназос вовсе нет. Голос похож на бычачий; рога кривые, загнутые друг к другу, для защиты негодные… Волосы лба достигают глаз, так что они видят лучше сбоку, чем вперед…ноги его покрыты шерстью; он двукопытен; хвост его менее, нежели какого можно ожидать по величине боназос, и похож на бычачий, с длинной волосяной кистью на конце».
По прошествии пяти веков появилось новое название зубра — «бизон», которое предложил Плиний Старший. В Германии, занимавшей в I веке нашей эры земли от Рейна до Вислы и от верховий Дуная до Балтийского моря, как пишет Плиний в своей «Естественной истории», — «…Замечательны два вида диких быков: именно, украшенный гривою бизон и отличающийся силою и быстротой ур (тур. —
В различных странах, где с давних времен жил зубр, ему давались и другие, обычно используемые лишь в данной местности названия: в Англии — аурокс, в Германии — ур, затем визент, в Польше — зубр, в Литве — стумбарс, в Италии и Франции, которые в далеком прошлом являлись областями Римской империи, — бизон, в Абхазии — домбей и т. д.
Новые подробные описания зубра мы находим лишь в XVI столетии. Примерно в одно время между 1510 и 1520 годами в Великом Княжестве Литовском его наблюдали германский посол в России и Польше барон Сигизмунд Герберштейн и белорусский поэт Микола Гусовский. Первый дал краткую характеристику внешнего вида зубра, снабдив ее рисунком (рис. 1), а второй оставил прекрасную поэму об образе жизни, повадках, а также способах средневековой охоты на этого зверя. Каким же видели зубра в начале XVI века? В «Записках о Московских делах», изданных в 1556 году, Герберштейн описывает его так: «Бизона литовцы на отечественном языке называют зубром… Бизоны имеют гриву и лохматы по шее и плечам, с бородою, висящею на подбородке. Волосы пахнут мускусом, голова короткая, глаза большие свирепые, как бы пылающие, лоб широкий, рога большей частью так широки и направлены, что в их промежутке могут сидеть три тучных человека… Спина поднимается горбом, и передняя, и задняя части тела понижаются». На стилизованном рисунке Герберштейн показал наиболее характерные формы этого зверя, отразил, в частности, наличие челки, гривы, соответствующую оброслость передних конечностей, хвоста, что не оставляет сомнений в видовой принадлежности описываемого животного.
Рис. 1. Бизон (рисунок из книги барона Сигизмунда Герберштейна)
Очень важны для нас впечатления поэта Миколы Гусовского, который сам был охотником и многие годы прожил рядом с зубрами. В поэме «Песня про зубра», написанной в 1523 году, его он описывает следующими словами:
Научное исследование зубра начинается с 1758 года, когда Карл Линней включил его в свою «Систему природы». К тому времени зверь сохранился лишь в Беловежской Пуще и на Кавказе. Однако кавказские животные еще не были известны научной общественности, потому, как и в прошлые века, описания вида сделаны К. Линнеем по последним экземплярам, еще существовавшим в Западной Европе.
С введением в биологическую науку основ зоологической систематики для характеристики видов и их отличий друг от друга стали привлекать новые параметры. Наиболее показательными из них считались морфологические особенности строения черепа и пропорции различных частей скелета. Однако читателю подобная сугубо научная информация мало что даст для формирования собственного представления об интересующем объекте. Поэтому, давая описания различных внутривидовых форм зубра, как и прежде, наше внимание будет направлено на сравнение таких признаков, как форма, масса, размеры тела, характер оброслости, цвет шерсти животного и т. п. Для нас они важны еще и тем, что помогут обнаружить аналогию или вскрыть различия современных зубров и их предков.
Так как зоологическая наука развивалась в тесной связи с эволюционной теорией, в XIX столетии было обращено внимание и на разнообразие форм зубра. Вплоть до 21 декабря 1836 года, когда на заседании Российской Академии наук академик К. М. Бэр сделал сообщение о существовании и облике новой породы зубров на Кавказе, науке был известен лишь беловежский зубр. И хотя аборигену с Кавказа статус подвида был дан известным териологом конца прошлого — начала нынешнего столетия К. А. Сатуниным лишь в 1904 году, за те шестьдесят семь лет, которые отделяли дату описания данной формы и дату присвоения ей соответствующего таксономического статуса, зоологи накопили много интересного и важного о биологии кавказского зубра. Эти сведения легли в основу выделения двух подвидов: беловежского и кавказского. Однако такую таксономию вида, принятую большинством ученых-биологов, несколько усложнило выделение в 1946 году третьего подвида — трансильванско-карпатского горного зубра.
В чем же различия этих трех подвидов? Ответ можно найти в монографии «Зубр. Морфология, систематика, эволюция, экология» (1979), в соответствующих главах, написанных профессором К. К. Флеровым. В них дан и детальный анализ основных событий доисторического периода жизни этого вида.
У зубра очень хорошо развит половой диморфизм, т. е. различия в размерах между самцами и самками: первые на одну треть крупнее вторых, да и горб у них более выражен. Поэтому впечатление, которое возникает у человека, впервые увидевшего зубрицу, такое, будто ему в насмешку вместо зубра показали обыкновенную корову. У самок нет той «набыченности», которая характеризует облик зубра-самца.
Из существовавших в историческое время, т. е. на памяти человечества, форм наиболее крупным считался беловежский зубр. Быки этого подвида в холке имели высоту 1 метр 85 сантиметров, иногда более двух метров, а длину тела — более трех метров. А. Брем (1897) пишет, что в 1555 году в Восточной Пруссии у одного из добытых зубров длина тела была более четырех метров, а высота в холке два метра шестнадцать сантиметров. Многие исследователи пришли к выводу, что беловежские зубры за последние несколько веков очень измельчали. Уже в конце XIX века редко находились звери, имевшие в холке высоту более одного метра семидесяти сантиметров.
Кавказский зубр был еще мельче и имел в плечах высоту около одного метра 60 сантиметров, а длину тела не более трех метров. Если масса беловежских быков, отстреливаемых в конце XIX века, превышала восемьсот пятьдесят килограммов, то кавказских — всего семьсот килограммов. А вот зубр, убитый в середине XVI столетия и упомянутый А. Бремом, весил более тонны. У зверей кавказского подвида были меньше абсолютные размеры разных частей тела: конечностей, хвоста, головы. К другим отличиям внешнего облика кавказского подвида специалисты относят умеренно выраженный горб и более покатую спину, по форме напоминающую рельеф спины американского бизона; зубры же беловежского подвида имели резкий прогиб сразу же за холкой. В целом, как справедливо замечает профессор К. К. Флеров: «…признаки животных кавказского подвида в основном те же, что у беловежского зубра, но экстерьер более легкий».
Существенны подвидовые различия структуры и оттенка волосяного покрова. Полагают, что беловежский зубр имел на всем теле прямые или слабо завитые на боках тазовой области волосы, шерсть же кавказцев сильно курчавилась, как у домашнего барана. Некоторым диссонансом с этой точкой зрения, принятой, правда, уже после исчезновения зубра в дикой природе, являются замечания профессора С. А. Усова и известного натуралиста А. Брема о том, что тело беловежского зубра покрывала «жесткая, длинная, курчавая шерсть». Это, конечно, не те «густые, сплошные, мелкие и красивые завитки», которые так запомнились Н. Я. Диннику (1910), исследовавшему последних кавказских зубров в конце XIX — начале XX столетий, но курчавость волоса, покрывавшего головы некоторых из ныне живущих беловежских быков указывает, что С. А. Усов и А. Брем говорили о курчавости шерсти исчезнувших аборигенных зубров неспроста.
Цвет шерсти зверей беловежского подвида в общем был светлее, чем кавказского. Конечно, оценка такого признака, как цвет, весьма субъективна. Вот почему описания, сделанные натуралистами в разное время, демонстрируют широкий диапазон вариаций окраса представителей выделенных подвидов. Например, среди беловежских животных были особи и светлые и темные с разными вариантами окраса тех или иных частей тела. Это позволило некоторым натуралистам предположить, что в Беловежской Пуще жили зубры двух пород. Об этом свидетельствовали лесничий Пущи 40-х годов прошлого столетия — полковник Далматов и заведовавший там охотой в 60-е годы XIX века поручик Штральборн. Однако первый считал, что светлые зубры были крупнее темных, тогда как второй полагал обратное. Анализируя литературные материалы, где говорится о цвете шерсти кавказских зубров, мы опять встречаем широкий спектр мнений: одни натуралисты говорили, что кавказец был темнее, другие — что светлее беловежского зубра. Любопытно замечание академика К. М. Бэра о наличии у обследованной им кавказской зубрицы темной полосы на спине. Другие исследователи, за исключением К. К. Флерова, этого не отмечали.
О внешних признаках третьего подвида, т. е. трансильванско-карпатского горного зубра, очень мало данных. И поэтому многие зоологи и систематики ставят под сомнение правомерность его выделения. Действительно, что о нем известно? Зверь описан по фрагменту черепа, который к тому же не сохранился. В музеях мира имеются единичные целые скелеты и черепа зубров из Трансильвании и Семиградской области — древних районов Карпат, где обитал этот зверь. Сохранившихся шкур нет. К. К. Флеров дает описание животного, ссылаясь на рисунки с натуры. Но каково качество рисунков! Ведь известно, что последние экземпляры зубров данного подвида были уничтожены в конце XVIII века. Сторонники выделения трансильванского подвида полагают, что внешне он был схож с кавказским зубром, но обладал меньшими размерами и имел курчавый волосяной покров более светлого цвета.
Основываясь на вышеприведенных сведениях о внешнем облике зубров различных подвидов, можно попытаться определить, к какому из них принадлежали звери, описанные Аристотелем и Гусовским. Судя по окраске, Аристотелев боназос из древних областей нынешней Болгарии (Пеонии и Медики) был типичным представителем беловежского подвида: имел бледно-бурый с желтоватым оттенком цвет шерсти, длинную челку, доходящую до глаз, а также длинную волосяную кисть хвоста. Более темный цветовой вариетет был характерен для старолитовских, а если говорить точнее, белорусских зубров, которых наблюдал Микола Гусовский: масть бурая с черным, грива черная, челка с белесой проседью, то есть достаточно светлая.
Завершая описание внешнего облика зубров, живших последние несколько тысячелетий, нужно отметить, что во все времена этот зверь будил в человеке не только пытливость исследователя, но и талант художника. Даже древний наш предок из неолита не смог сдержать своего восхищения — ведь на стенах пещеры Альтамира запечатлен не столько объект охоты или желанная пища, сколько образ, тревожащий воображение художника.
Истоки восхищения и поклонения зубру восходят к доисторическому прошлому человечества. Одной из древнейших форм такого отношения, дошедшей до средних веков, был тотемизм, то есть вера в то, что каждый род имел родоначальника из числа животных или растений, который одновременно являлся и покровителем этой группы людей. Судя по произведениям искусства палеолита и неолита, в ряде регионов Европы зубр был очень распространенным тотемным животным. Это можно объяснить тем, что в трудные периоды жизни рода или племени убитый на охоте зверь спасал людей от голодной смерти. На костяной подвеске-талисмане, найденной в пещере Раймонден во Франции, изображена сцена поедания зубра: вокруг обглоданного скелета склонились фигуры семи человек; сохранившаяся нетронутой голова зверя напоминает зубриную, внешне очень близкую современному животному.
Значение зубра и как объекта охоты, и как воплощения силы, смелости, красоты не могло не вызывать эмоций у древнего человека. Палеолитические изображения зверя на настенных рисунках и лепнине пещер несут некую религиозную нагрузку — ведь хорошо известно широкое использование в религиях самых разных народов символики быка и в качестве идола (золотой телец), и в качестве образа лунного божества.
Древний человек поклонялся явлениям природы так же, как его более цивилизованный потомок святым. И неспроста на заре становления на Руси христианской религии в храмах наряду с иконописью имелись росписи, отражавшие бытовые сцены, эпизоды охоты, различных птиц и зверей. Ярчайший пример тому — старейшее культовое сооружение Киева Софийский собор. Пройдитесь по лестнице северной башни Софии Киевской: темный, то расширяющийся, то сужающийся проход с нависающими сводами, плавно переходящими в стены; на их поверхности образы узнаваемых и сегодня животных (льва, медведя, лошади, верблюда, орла, дрофы). Русские и византийские мастера X–XI веков не видели греха в том, что святые угодники вовлекались ими в бытовые эпизоды. Схожесть интерьера «мастерских» палеолитических художников (стены и потолок пещер) и древнерусских иконописцев (сводчатые лестницы каменных храмов) обусловливали единство избираемых сюжетов.
Аналогии прослеживаются и в использовании образа зубра в геральдике. В древности настоящие черепа этих зверей украшали стены ратуш многих городов Германии (Майнца, Вормса), увековечивая связанные с этим животным исторические события. В частности, близ Вормса осуществил свою удачную охоту на зубров и туров известный герой старогерманского эпоса Зигфрид. Впоследствии вместо черепов настоящих зубров на гербах некоторых вельмож, а затем городов и даже губерний стало появляться лишь художественное их воплощение. Герб того или иного знатного семейства представлял собой некий рудимент тотемизма, и изображение зверя на нем встречалось в тех регионах, где это животное обитало. В частности зубр, а точнее его голова, слева направо пронзенная мечом, была гербом рода жемайтийского епископа Юргиса Петкявичуса (XVI век). Жемайтия, как известно, — это древняя область, центром которой был нынешний Каунас (Ковно). Здесь, а также в ряде районов Германии зубр жил дольше, чем в других местах, потому именно зубр запечатлен ныне на гербе нескольких городов, например Каунаса в Литве, Шлейца в Тюрингии и Висмара на севере ФРГ. В июле 1802 года указом Александра I для вновь организованной в составе России Гродненской губернии, куда вошла и Беловежская Пуща, был утвержден герб, в нижней части которого изображен зубр, а в верхней — скачущий рыцарь.
У славянских, германских, кавказских народов восхищение зубром сочеталось с приношением его в жертву, что также является отголоском палеолитических традиций тотемизма. По этим причинам в Предкавказье у осетин в святи-лищах-дзуарах XVI–XIX веков скапливалось множество черепов животных. Так, только в одном ущелье под названием Урух в четырех дзуарах было найдено 79 черепов кавказского зубра.
Мистические свойства приписывались и отдельным частям тела этого зверя. Еще 20 тысяч лет назад рога зубров имели какое-то обрядовое значение: на реке Дордонь во Франции в 1911 году была найдена вырезанная в известковой глыбе пещеры фигура женщины, которая в правой руке держала рог, судя по форме, явно принадлежащий зубру. Литовцы-язычники полагали, что зубровый рог предохраняет питье от колдовства и чар, а на Руси в честь некоторых языческих богов пили меды только из рогов. Даже в последующие века, когда прочно утвердилось христианство, многие обряды и празднества сопровождались питьем из рогов, а металлические сосуды еще долго изготовлялись в форме рога. У славян и германцев турий или зубриный рог нес ту же функцию, что и неприятельский череп у североамериканских индейцев. Это материальное доказательство победы передавалось из поколения в поколение как драгоценная реликвия. С целью предохранения в бою средневековые рыцари укрепляли рогами зубров свои шлемы. Однако римляне использовали их по-иному. Плиний Старший отмечал, что в богатых домах модными считались изготовленные из них фонарики, излучавшие приятный свет и служившие украшением интерьеров. Имеются литературные свидетельства об особой чудотворной силе зубровой шкуры, снимавшейся со лба добытых зверей. Сделанные из них пояса, как полагали наши предки, облегчали роды.
Палеолитические наскальные росписи отделяет от рисунка Герберштейна огромный промежуток времени, когда зубр почти не фигурировал в изобразительном искусстве. Конечно же, этому виной исчезновение вида на территориях тех государств Европы, в которых наряду с развитием хозяйственной сферы жизни народов интенсивно развивалось и искусство. В частности, это хорошо прослеживается на изделиях из золота, которыми славились скифы и меоты — древние народы, населявшие юг Европейской части СССР. Среди изображенных млекопитающих — оленей, козлов, львов, различных домашних животных — лишь однажды я увидел зубра (рис. 2).
Рис. 2. Золотые бляшки в виде головы зубра в Эрмитаже
Золотыми бляшками в виде головы зверя со всеми присущими виду признаками: челкой, ушами, обросшими шерстью, толстыми, но короткими и загнутыми внутрь рогами, был обшит погребальный полог знатного человека из древней Синдики — государства, существовавшего в VI–IV веках до нашей эры в низовьях Кубани. Среди прочих коллекций золотых изделий, хотя они довольно разнообразны как по количеству, так и по видовому составу изображенных животных, я не обнаружил зубра. Нет его и на картинах вплоть до начала XVI века, когда по всей Европе разошелся рисунок барона Сигизмунда Герберштейна. Правда, на карте мира, изданной Эбшторфом в 1284 г., среди прочих зверей можно узнать и боназос, то есть зубра, однако это изображение представляет лишь научную ценность, тогда как рисунок Герберштейна, видимо, формировал представление художников об облике этого уже исчезающего животного европейского континента. На такую мысль наводит, например, офорт XVIII века, опубликованный Я. Штольцманом в 1964 году. Зубр, изображенный на нем, почти полностью повторяет все внешние признаки Герберштейнова бизона. Редкость зубра в XVI–XVIII веках, думается, повлияла и на то, что художественные произведения тех времен отличаются некоторой стилизованностью.
Но что можно говорить о достоверности изображений зверя в то время, если сугубо научные труды о нем сопровождались порой рисунками, либо не соответствовавшими действительности, либо сильно искаженными. Так, в монографии Е. А. Бихнера «Млекопитающие» изображено животное, сильно смахивающее на североамериканского бизона. На рисунке к заметке А. Тихомирова о кавказском зубре, жившем в Московском зоопарке в 1864 г., совершенно не отражена курчавость шерсти, обязательная для данного подвида.
Однако есть примеры и очень точного изображения зубра, сочетающегося к тому же с прекрасным художественным оформлением. К ним в первую очередь относятся произведения известного советского художника-анималиста, народного художника РСФСР В. А. Ватагина. Зубр для Василия Алексеевича был одним из любимых объектов. Он создавал его образ в различных жанрах: и в графике, и в декоративном искусстве, и в резьбе по дереву. Но особенно впечатляющи картины В. А. Ватагина. И сегодня в фойе зоомузея Московского университета, что на улице Герцена, искренний интерес посетителей вызывает огромное живописное панно «Стадо зубров на водопое». Им же написано огромное полотно с зубром-быком в натуральную величину для музея природы Приокско-Террасного заповедника. К зубру как источнику вдохновения часто обращались В. В. Трофимов, В. А. Белышев и другие наши художники-анималисты.
Зубр — благодатный объект и для скульптора. Известна, например, древнейшая статуэтка времен Римской империи. Но наиболее значительным монументальным произведением, мне думается, был памятник, воздвигнутый в 1862 г. на месте печально знаменитой охоты Русского императора Александра II: чугунный зверь-гигант в натуральную величину, грозно опустив голову, застыл в выжидательной позе. По четырем сторонам постамента были высечены краткие сведения об этой охоте: дата ее проведения, число убитых зубров, список основных участников событий. К сожалению, во время боевых действий первой мировой войны этот монумент исчез, но несколько его серебряных и бронзовых копий, изготовленных для знатных охотников, сохранилось. В частности, одна из них украшает музей природы заповедника «Беловежская Пуща», а другая — коллекцию известного зоолога-зубровода А. С. Немцева.
В настоящее время мне известна лишь одна скульптурная композиция — два сражающихся зубра, которая была установлена в начале нынешнего столетия в зоопарке Калининграда (прежде Кенигсберг). Автор изобразил зверей в натуральную величину с документальной точностью, передав естественные пропорции тела и динамику конфликта, возникшего между лесными великанами Превосходно исполненные скульптуры зубров имеются в Приокско-Террасном заповеднике. Довольно многочисленны глиняные копии зубров в окрестностях и на территории Беловежской Пущи, но они скорее являются объектами рекламы и не претендуют на художественное своеобразие и оригинальность.
Кроме перечисленных произведений, мне не удалось найти заслуживающих внимания высокохудожественных изображений зверя в современной скульптуре. Обычно это были изделия ширпотреба — статуэтки животного с гипертрофированно мощной передней частью тела, часто служащие емкостями для «зелья». Такие «шедевры» не могли вызывать ни интереса, ни тем более восхищения. Искусство палеолита выгодно отличается от этих современных поделок ремесленников. Создается впечатление, что различный эмоциональный уровень восприятия древнего, средневекового и современного человека и в отношении к зубру, и к природе в целом определил и конкретные практические действия людей в эти эпохи: восхищение человека времен палеолита вело к поклонению, обожествлению объектов природы, жестокость в средние века — к их истреблению, а равнодушие современных людей — к потере живых форм и опустошению Земли. Неутешительная эволюция!
Превратности судьбы
Древняя столица Литвы Троки (ныне Тракай) начала 1429 года. Великий князь Витовт восседает на троне во главе небывалого по своему представительству съезда императоров, королей, князей, магистров. Единственная мысль беспокоит этого одряхлевшего восьмидесятилетнего старца, пока еще грозного правителя одной из величайших держав средневековой Европы: его славе не достает лишь королевского титула. Витовт с нетерпением ждет прибытия римского посла, который должен возложить освященный папой римским венец на седую голову первого Литовского короля. А пока Великий князь стремится поразить воображение гостей своим могуществом: к их искреннему изумлению, ежедневно к столу подается по сотне зубров, лосей и кабанов. Но напрасным оказалось двухмесячное ожидание, напрасно истрачено время на неистовые пиры, напрасно в окрестных лесах убиты сотни зубров-великанов — не суждено было Литве стать королевством.
Прошло два года, и опять съезд венценосных особ, съехавшихся под хоругви нового Великого князя Литовского Свидригайла, будоражит другой город государства — Луцк. В момент усиливающейся экспансии Польши Великий князь собирал свои войска. Как и прежде, по древним обычаям предков оружие проверялось на охотах Для прибывающих отрядов ежедневно убивали шестьдесят зубров и столько же других зверей Сотни повозок, грохоча по дубовому мосту, через Въездную башню старого замка, надежно закрепившегося на берегу некогда русской реки Стыри, подвозили множество туш домашних и диких животных. Их доставляли либо сразу к княжескому столу, либо к Стырской башне, где мясо в виде солонины спускали в обширные кладовые и погреба рядом с не менее вместительными склепищами.
Вот только два исторических эпизода, в которых судьба зубра удивительным образом переплетена с судьбами целых народов. Крупнейший зверь Европы вызывал у людей смешанное чувство восхищения и поклонения одновременно с нескрываемым наслаждением от победы, одержанной над ним в единоборстве. И далеко не всегда зубра убивали лишь для утоления голода. Интерес к нему исключительно как к куску мяса был у человека в далекие доисторические времена. Известен факт массового уничтожения степных зубров в палеолите на юге нынешней Украины. У села Амвросиевка в глубоком овраге, в прошлом представляющем собой промоину в плейстоценовой лёссовой степи, было вскрыто захоронение около 1000 первобытных представителей рода Бизон. Здесь же в большом количестве встречались кремниевые и костяные наконечники копий и стрел. Естественно, что лишь малая часть «добытых» зверей могла быть употреблена в пищу. Видимо, столь удачные охоты у наших предков были редкими, но и они существенно влияли на состояние популяций зубров, населявших открытые степные, лесостепные и припойменные пространства многочисленных рек и речушек южных областей Восточной Европы.
В северных лесных регионах зубр не обитал такими большими скоплениями, однако и там его добывалось немало. Свидетельство тому те два эпизода, которые приведены в начале главы К ним можно добавить и другие, характеризующие, с одной стороны, отношение средневекового человека к зубру, а с другой — то, насколько многочисленными были эти звери в некоторых местах Европы всего лишь несколько сот лет назад.
В 1409 году Литва и Польша готовились к войне с Тевтонским орденом. Перед лицом угрозы с севера польский король Ягайло и Литовский великий князь Витовт заключили союз и начали собирать войска для решающей битвы под Грюнвальдом и Танненбергом. Для стопятидесятитысячного войска, собиравшегося в Плоцке, Ягайло, страстный охотник, всю осень и зиму 1409–1410 годов с многочисленным отрядом вел заготовки дичины в Беловежской, Перестунской, Любомльской, Ратновской и других пущах (ныне Брестская и Гродненская области Беларуси и Волынская область Украины). Мясо зубров, лосей, кабанов солили, коптили и складывали в огромные бочки. Весной, когда реки освободились ото льда, эти запасы (ежедневно по двести тонн) на плотах переправили по Бугу и Висле к месту концентрации войск. 15 июня 1410 года на правом берегу Вислы объединенные войска Польши и Литвы, усиленные союзными смоленскими полками и татарской конницей, разбили тевтонских рыцарей и предотвратили экспансию Ордена в славянские земли.
В рационе средневекового европейца зубр среди копытных животных занимал ведущее место. Особенно славилось его мясо в Литве, где предпочиталось любому другому. В связи с этим в подвластных княжеству землях, а в XIV–XVI веках это была вся Белоруссия и право-бережная Украина, велись заготовки мяса зубров, переправлявшиеся затем в исконно литовские области.
Постепенно, в результате уменьшения общей численности зубров, вначале в Западной Европе, а затем и в самой Литве этот вид стал рассматриваться как объект охоты исключительно для высшей знати. Правители государств, на территории которых обитал зубр, часто организовывали на него охоту в честь своих венценосных гостей. Возможно, по этой причине до нас дошли многочисленные письменные сведения об этом звере, что и позволило шаг за шагом проследить процесс трагического исчезновения этого интереснейшего млекопитающего Европы.
В те далекие времена охота на зубра была хотя и самым опасным, но одновременно и престижным занятием. Неспроста зубр упомянут в старогерманских «Песнях о Нибелунгах», описывавших наполовину реальные, наполовину сказочные события, развивавшиеся на территории нынешней Франции и ФРГ вокруг неких сокровищ мифического рода карликов-нибелунгов (детей тумана).
Как у древних германцев, так и у литовцев, поляков победа в единоборстве с зубром считалась вершиной доблести и отваги. В Великом княжестве Литовском во времена правления Гедимина, Ягайла и Витовта такая охота поддерживала в дружинах постоянный дух готовности к борьбе. Именно на охоте проявлялось мужество воина. Когда нет войны, где, как не на охоте, можно проверить, не ослабла ли рука, не потеряло ли тело прежней легкости. Если воин, не дрогнув, вонзил двухметровое копье в грудь нападающего зубра, то же самое он сделает и в бою с закованным в железо врагом.
В периоды решающих испытаний литовского народа в борьбе за независимость против Тевтонского ордена, да и против Польши, в XIV–XV веках, князья закаляли свой народ именно на таких охотах. Вот как описывает эти события Микола Гусовский в «Песне про зубра»:
Однако с изобретением огнестрельного оружия охота на зубров из мужественного и опасного занятия постепенно превратилась в утеху. Особенно преуспел в организации таких увеселительных уничтожений животных польский король Август III Фридрих. Являясь кавалером ордена Святого Губерта — покровителя охоты, 27 сентября 1752 года он устроил необычайно пышную и удачливую охоту в Беловежской Пуще, которая уже в то время оставалась последним прибежищем зубров в Центральной Европе. Задолго до назначенного дня Пущу наводнили немцы-охотники, которые провели необходимую подготовку: был выстроен большой загон, так называемый «Августовский сад», куда поместили животных, отловленных из леса. В этом участвовало около тысячи крестьян. Перед самой охотой всех пойманных зверей сосредоточили на огороженном щитами небольшом пространстве, в сто гектаров. Оттуда узкий коридор вел на поляну, где воздвигли беседку для коронованных охотников. В день охоты ее заняли король Август III Фридрих, его жена королева Леймошция и их сыновья. Пространство вокруг заполнило множество высокопоставленных вельмож, которым посчастливилось присутствовать на этом празднестве. В ожидании королева читала книгу, которую она даже не отложила на время охоты. Она сама стреляла в выбегающих зверей и убила двадцать зубров, при этом, как свидетельствовали очевидцы, не сделала ни одного промаха. Король стрелял не менее удачно. Охотникам подавали заряженные ружья и после каждого точного попадания в зубра трубили фанфары. По окончании охоты была осмотрена штрека — уложенная в ряд добыча. В ней оказалось пятьдесят семь крупных зверей, среди которых сорок два зубра. Добычу взвесили, составили акт, дичину распределили среди крестьян окрестных деревень. В память об охоте здесь же был воздвигнут обелиск, сохранившийся до настоящего времени.
По тому же сценарию была устроена охота в Пуще для русского императора Александра II 6–7 октября 1860 года. Перед ее началом большая группа офицеров и работников Беловежской Пущи, а также две тысячи крестьян согнали зубров и прочую дичь на площадку в пятьсот пятьдесят гектаров. Туда же в клетках доставляли животных, отловленных в удаленных частях леса. Внутри загона огородили участок площадью двести гектаров. Всего удалось собрать сто семнадцать зубров и большое количество другого зверья помельче. В процессе отлова и доставки животных в зверинец много из них погибло.
На сей раз в такой охоте участвовало большее количество стрелков, выстроенных в линию вдоль просеки, прорубленной от ворот загона, где содержалась пойманная дичь. Профессор Г. Карцов в монументальной книге о Беловежской Пуще приводит описание этих событий, сделанное кем-.то из очевидцев: «… Послышался треск ломаемых сучьев, и выбежало несколько зубров. Раздался первый выстрел — и один из самых величавых обитателей Пущи пал замертво раненный в грудь. Этот меткий выстрел был сделан Государем Императором в 275 шагах. Вслед за тем убит был наповал Его Величеством другой зубр на расстоянии 75 шагов пулею в лоб. Принц Карл Прусский тоже положил зубра направленным выстрелом. Остальные зубры, испуганные, ошеломленные непривычным для них шумом, бросились бежать дальше… Если показывался зубр на одном из концов охотничьей линии, выстрелы замолкали… Когда же зубр, преследуемый собаками, устремлялся по линии, тогда открывался беглый огонь. Однако зубр нелегко дается охотнику: его сильная натура не изнеможет от десятка пуль, если ни одна из них не нанесет тяжелой раны; случалось, что небольшое стадо из 5 или 6 зубров пробегало по 2–3 раза через всю линию охотников под самыми меткими выстрелами, из которых лишь весьма редкие были промахами; только удар пули около головы или в грудь заставлял пасть замертво это сильное и красивое животное.
В два часа был дан сигнал убрать убитую дичь. Через полчаса охота снова возобновилась… Снова… выбежали несколько зубров и между ними зубрица с теленком. По предварительному условию, положено было не стрелять маток и молодых зубров, но чей-то нечаянный выстрел нарушил это условие, матка была убита наповал и теленок, понуря голову и размахивая хвостом, бегал и оставался между штандами до самого конца охоты».
За два дня было убито двадцать восемь зубров, из них восемнадцать самцов и десять самок. Семь из них застрелил сам Император. Шкуры животных, добытых иностранными принцами, были отданы им в дар, а некоторые экземпляры попали в коллекции университетских музеев. На месте охоты, которая обошлась, как считают, недорого, всего в восемнадцать тысяч золотых рублей, был установлен памятник: чугунный зубр на каменном постаменте.
Последующие охоты августейших особ Российской империи и их гостей не отличались подобной пышностью и удачливостью. В 1881 году отстреляны четыре старых особи; в марте 1885 года еще восемь зубров. Мероприятия происходили скромно, при небольшом стечении участников, что несомненно было обусловлено отсутствием государя на этих охотах.
Несмотря на то что на королевских и царских охотах убивали много зубров, влияние этого фактора на исчезновение вида было несоизмеримо меньше других причин. Браконьерство — вот настоящий бич для зубров во все времена. Оно носило масштабы поголовного уничтожения многих сотен животных. Рука браконьера не щадила ни крупных популяций, ни последних уцелевших зверей. И неспроста издавались различные королевские, княжеские, царские указы, запрещавшие убивать зубров без высочайшего на то соизволения. Сколь губительным было браконьерство, прослеживается хотя бы по событиям последних столетий дикого существования вида в Беловежской Пуще.
Массовое истребление зубров обычно совпадало с войнами, восстаниями и прочими смутными периодами истории. Известно дело, возбужденное против Энгельгарда — командующего польским отрядом в армии Наполеона. Его отряд размещался на территории Беловежской Пущи, и солдаты, как и сам командующий, охотились на этих зверей во время боевых действий 1812 года. В последующие несколько лет, когда установился порядок, стали обнаруживаться факты самовольных охот в военное время со стороны местных крестьян и служащих Пущи.
В 1831 году после подавления Польского восстания в Пуще скрывалось множество избежавших наказания его участников, которые и находили себе пищу в лесу. В результате и для крестьян, которые в былые времена боялись убивать «царскую скотинку», охота на зубров стала обычным делом. По учетам 1830 года в Пуще было семьсот зубров, а в 1831 году, несмотря на приплод, их осталось около шестисот пятидесяти. На следующий год, когда браконьерство несколько утихло, численность зубровой популяции превысила уровень семисот голов. В 1863 году в Польше вновь вспыхнуло восстание. В тот год, как пишет Г. Карцов, в Пуще не досчитались трехсот семидесяти семи зубров.
Но окончательный удар по популяции был нанесен в первую мировую войну. Эти события детально описывает Конрад Вроблевски, несколько лет живший в Пуще и посвятивший зубру большую, обстоятельную монографию. Немецкая армия заняла Беловежскую Пущу в первой половине 1915 года. Этот момент так был представлен в одной из газет: «Большое стадо зубров, видя наступающий отряд, стояло неподвижно, выражая недовольство обычным для себя способом. Видя, однако, что люди продолжают наступать на них, целая масса зубров бросилась на солдат, подминая их под себя. Тогда был применен расстрел зубров при помощи пулеметов». Нападение животных на людей, мне думается, выдумано лишь для того, чтобы как-то оправдать истребление зверей. На такое предположение наводят и впечатления дивизионного адъютанта немецкой армии Грубера: «… Чем глубже отряды вступали в лес, тем более зверь привыкал к виду проходящей массы людей. Наполнить пустую походную кухню свежедобытой дичью не представляло никакой трудности. Зубры, которые, очевидно, при постоянном уходе за ними привыкли к людям, шли неоднократно рядом с походной колонной, быть может думая, что это повозки с кормом, предназначенным для них».
По причине недостатка мяса главнокомандующий немецкой армией князь Леопольд Баварский издал приказ довольствоваться тем, что попадется под руку, что и вызвало массовое истребление самой редкой дичи, и в первую очередь зубров.
Опустошительным было и появление вслед за войсками немецких крестьян, начавших освоение захваченных территорий. По словам прусского советника Эшериха, крестьяне отстреляли много десятков зубров. Новая администрация Пущи знала о таком варварстве, но не смогла обуздать разросшееся до небывалых размеров браконьерство. Истребление зубров продолжалось и позже уже дезертирами как немецкой, так и русской армий, скрывавшихся в беловежских лесах. Результаты были удручающими: если к началу боевых действий в августе 1915 года в Беловежской Пуще обитало около семисот сорока зубров, то в 1917 году стадо уменьшилось до ста двадцати особей. В первой половине 1918 года численность популяции поднялась до двухсот голов. Однако все эти зубры были уничтожены в период полного разложения немецкой армии под влиянием революции в Германии. Неустроенность хозяйства Пущи после отступления немецких войск и возвращения польской администрации предопределило полное уничтожение браконьерами последних диких зверей.
На сокращение численности зубров в последние десятилетия их вольного существования сильное воздействие оказали туристы и научная общественность, активизировавшиеся в предчувствии скорого исчезновения вида. Для показа высокородным посетителям, желавшим увидеть редчайшего зверя, администрация Пущи устраивала облавы, для чего привлекала сотни, а иногда и тысячи крестьян. В 1825 году принцу Виртембергскому, специально заехавшему в Беловеж увидеть зубра, показали стадо из двенадцати особей, для чего тысяча крестьян выгоняли их, с тем чтобы удовлетворить любопытство германского королевича. Только в 1840 году таким образом устраивали «смотр» зубров четырнадцать раз. Аналогичным образом отлавливали живых зверей для вывоза в другие страны как в качестве подарка Императора, так и для зоосадов. Последнее стало весьма модным в конце прошлого века. За тринадцать лет с 1860 по 1873 год из Пущи отправили тридцать живых зубров в Россию и в другие европейские страны. Облавы проходили при больших скоплениях людей, в гоне обязательно участвовали собаки, применялись трещотки и барабаны. Для отлова приходилось загонять в вольер целое стадо. При этом многие звери ломали себе ноги, хребты. Как считает Н. В. Холщевников, интересовавшийся данной проблемой, при ловле одного животного погибало еще пять — восемь зубров.
Научные организации, в первую очередь университетские музеи, также стремились пополнить свои зоологические коллекции чучелами, шкурами и скелетами зубров. Для этих целей в Пуще с 1860 по 1888 годы было убито тридцать четыре зверя, не считая тех экземпляров, которые передавались туда после царских и великокняжеских охот.
Это привело в конечном итоге к полному исчезновению зубра в дикой природе. Вот свидетельства человеческой жестокости:
X–XIV века — зубр перестал существовать в Англии, Швеции, Франции, Бельгии, а еще раньше — в Испании, Болгарии, Австрии, Югославии;
1364 год — убит последний зубр в Западной Померании (низовья реки Одер);
1755 год — последние два зубра уничтожены браконьерами в Восточной Пруссии (Калининградская обл.) между Либау (Полесск) и Тильзитом (Советск);
Поделиться книгой: