Помоги проекту - поделись книгой:
Андрей Мартьянов
Тень Императора
Глава первая.
Змееловы
По утрам император Кешо любил работать в Зале Алых Цапель. По утрам он бывал особенно раздражителен, и вид похожих на черное зеркало вод занимавшего половину зала бассейна, в котором цвели белые лилии и плавали ленивые золотисто-красные рыбки, действовал на него успокаивающе и умиротворяюще. Время от времени он прерывал доклад секретаря, ударяя длинной палочкой в серебряный гонг, и, подождав, пока рыбешки, размером с ладонь, словно выкованные из червонного золота, подплывут к краю бассейна, кидал им несколько щепоток сушеного мотыля из стоящей перед ним маронговой шкатулки, декорированной накладными решеточками из пожелтевшей слоновой кости.
Говорят, предшественник Кешо - император Димдиго, содержал трех алых цапель и получал удовольствие, наблюдая за тем, как те охотились за золотисто-красными рыбками. Стены зала до сих пор украшали искусные изображения алых цапель, бродящих по заросшему тростником болоту, но у Бибихнора Кешо никогда не возникало желания иметь во дворце этих непревзойденных охотниц за рыбами и лягушками. Что бы ни болтали о нем злые языки, он вовсе не был жестоким. Во всяком случае, не был жесток без необходимости и, слушая доклад Чхолата о том, что в Пиете закончено формирование двух очередных дромад копейщиков, был далек от того, чтобы потирать руки от удовольствия. Разумеется, грядущая война с Саккаремом была неизбежна и его не могло не радовать, что подготовка к ней идет полным ходом, однако из этого ещё не следовало, что ему не давали спать лавры завоевателя. Нет-нет, будь на то его воля, он предпочел бы наслаждаться прелестями мирной жизни, но проклятая казна оскудевала с прямо-таки катастрофической быстротой, и все попытки наполнить её, не прибегая к грабежу соседей, оканчивались неудачами и лишь усугубляли бедственное положение дел...
- О, несравненный, Амаша просит тебя принять его, - доложил Хранитель императорских покоев, с низким поклоном возникая на пороге зала.
Секретарь поморщился, Кешо, вздохнув, сделал ему знак подождать в приемной и потянулся за покрытыми воском памятными дощечками, на которых записывал то, что не желал доверять бумаге.
Начальник тайного имперского сыска был невысоким, чрезвычайно толстым мужчиной с плоским одутловатым лицом и резким пронзительным голосом, от которого у Кешо начинало порой отчаянно свербеть в ушах. Подобно большинству своих подданных, он не любил Амашу, за коим прочно укрепилось прозвище Душегуб, но, будучи человеком здравомыслящим, не мог не признавать его выдающихся способностей и потому скрепя сердце терпел подле себя. Более того, осыпал милостями и всевозможными знаками внимания, стремясь тем самым скрасить неприязнь, которую не мог ни перебороть, ни даже скрыть. Пытаться скрыть её от такого проницательного человека было бы, впрочем, пустой тратой сил, награды же Душегуб получал заслуженно и, зная, что к числу любимцев императора не принадлежит, без особых причин на глаза ему старался не попадаться.
Кешо поджал губы и нахмурился: коли уж Амаша решил прервать доклад Чхолата и предстать перед ним с утра пораньше, стало быть, новости у него отменно скверные. А этого добра - видит Тахмаанг! - у них и без того хоть отбавляй, так что проявлять в данном случае прыть было совершенно ни к чему. Ежели, конечно, Амаша не получает извращенное удовольствие от возможности лишний раз досадить своему повелителю...
- Я осмелился побеспокоить тебя в неурочный час, дабы сообщить, что лекарь-аррант, коего ты велел доставить во дворец, выехал из города вместе с Газахларом в Терентеги, - приступил к цели своего визита Амаша после произнесения положенных при обращении к императору приветствий и славословий. - Газахлар не внял моим намекам и не пожелал оставить своего домашнего лекаря в "Мраморном логове", и теперь, дабы залучить его во дворец, необходим указ, скрепленный твоей подписью и печатью.
Толстяк приблизился к столику, стоящему на краю бассейна, и протянул сидящему в кресле императору свиток, намотанный на специальную круглую палочку.
- И ради такой малости ты прервал доклад Чхолата? - Кешо насупился ещё больше, делая вид, будто не замечает протянутый ему начальником тайного сыска свиток. - Я ведь давно уже просил тебя пригласить, - он голосом выделил последнее слово, - исцелившего Газахлара лекаря ко мне. Но ты по каким-то причинам не торопился выполнить мое пожелание. Чем же теперь вызвана такая спешка?
- Мои люди должны были понаблюдать за Эврихом, прежде чем приглашать никому не известного врачевателя для излечения твоего... недуга. - Амаша опустил глаза, ибо знал, как болезненно реагирует император на все, что напоминает ему о неспособности иметь детей. - Ты сам согласился с тем, что убийце легче легкого проникнуть во дворец под видом лекаря, и ныне я хочу заполучить Газахларова исцелителя не для того, чтобы он оказал тебе помощь, а дабы задать ему несколько весьма щекотливых вопросов.
- Ага, - безучастно промолвил Кешо. - Удовлетворить твое любопытство, понятное дело, важнее, чем излечить мой... недуг. Но почему же ты не задал свои вопросы раньше, пока этот... как его... Эврих находился ещё в столице?
- Собственно говоря, Газахлар уехал из Города Тысячи Храмов дней пять или шесть назад. Я склонен был позволить событиям развиваться своим чередом и дождаться его возвращения в Мванааке, однако этой ночью мне сообщили некоторые весьма любопытные подробности пребывания врачевателя-арранта в нашем городе...
Император прикрыл глаза, с трудом преодолевая желание рявкнуть на Душегуба, а то и запустить в его жирную, самодовольную рожу шкатулку с сухим мотылем. Омерзительная манера начальника имперского сыска говорить недомолвками и прежде бесила Кешо, теперь же ему показалось, что Амаша над ним попросту издевается. Зная, что его повелителю необходим толковый лекарь, он, словно нарочно, делает все возможное, дабы этот чудо-аррант не попал во дворец. А может, и правда - нарочно?
- Быть может, ты поделишься со мной столь сильно взволновавшими тебя подробностями жизни этого чужеземца? - проскрежетал он, стискивая подлокотники кресла и утешая себя тем, что когда-нибудь велит зашить Душегуба в мешок и, привязав к нему камень поувесистее, бросить в море.
- Охотно поделюсь, - ответствовал начальник тайного сыска, складывая пухлые короткопалые ручки на животе. - Исцеливший Газахлара аррант и сопровождавшие его телохранители напали на моих людей неподалеку от улицы Оракулов в тот самый миг, когда те схватили наконец Аль-Чориль, которую я, согласно твоему распоряжению, вот уже много лет тщетно разыскиваю по всей империи.
- Аль-Чориль... - эхом повторил Кешо. - Так, значит, Ильяс все же вернулась в столицу...
- Мои люди были убиты. Их пленница бежала, а Эврих завладел чингаком, который использовал, дабы обвести вокруг пальца настоятеля храма Мбо Мбелек.
- Аканума вздумал принести Неизъяснимому очередную человеческую жертву и был несказанно удивлен, обнаружив, что попавший в его лапы чужеземец является имперским подсылом? - предположил успевший справиться с первым потрясением Кешо и желчно рассмеялся. - Нет, этот аррант мне определенно нравится! Жалею, что я не встретился с ним до сих пор. Похоже, Белгони крепко о нем печется, и, быть может, он не отказался бы уступить мне малую толику своей удачливости.
- Не могу разделить твоего веселия, о несравненный. - Амаша приторно улыбнулся, и крохотные глазки его утонули в разливе щек. - Боюсь, мы имеем дело с заговором и аррант является хитроумным подсылом, способным доставить нам - да что я говорю, уже доставившим! - массу неприятностей. Посуди сам: он исцеляет Газахлара и лишь моими неусыпными заботами тотчас же не проник во дворец, где бы ему ничего не стоило напичкать тебя самыми смертоносными снадобьями. Он спасает Ильяс, прибывшую в столицу после длительного отсутствия, дабы разыскать оставшегося в живых сына, спрятанного невесть где её служанкой и имеющего, безусловно, больше прав на императорский престол, чем кто-либо. Дважды он пытается попасть в храм Мбо Мбелек, надеясь, вероятно, именно там найти след этой самой Мутамак и её воспитанника Ульчи. Якобы случайно он встречается с Эпиаром Рабием Даором, а тот, как мне доподлинно ведомо, связан был с Тразием Пэтом, поговорить с коим я намерен, едва только его доставят в Мванааке.
- Вай-ваг! Тебя послушать, так против меня весь мир в заговоре, - с сомнением пробормотал Кешо. - Но зачем, спрашивается, этакие хитросплетения, если рано или поздно я все равно буду вынужден доверить свое драгоценное здоровье этому чудо-целителю? Ведь ежели я не намерен умереть бездетным, мне, хочешь не хочешь, придется рискнуть...
- Чушь! Он не поможет тебе точно так же, как не помогли многие другие врачеватели, доставленные для тебя, втайне ото всех, моими людьми из Аррантиады, Саккарема и Халисуна. Позволь сказать тебе правду, о несравненный! Тебе не следует тешить себя несбыточными надеждами, - неожиданно жестко произнес Амаша. - В погоне за призрачным ты рискуешь потерять трон Мавуно. Вместе с жизнью, - чуть помолчав, добавил начальник тайного сыска. - Что же касается лекаря-арранта, то, кем бы подослан он ни был, ему скорее всего поручено не только умертвить тебя, но и позаботиться о том, чтобы трон твой занял девятилетний мальчишка, управлять которым умным советникам не составит особого труда.
- Хм... Слова твои не лишены смысла, - поднявшись из кресла, Кешо на мгновение завис над коротышкой Амашей подобно гигантскому изваянию из черного мрамора, а затем медленно двинулся вдоль бассейна, закинув руки за спину и чуть горбясь, то ли от невеселых мыслей, то ли из желания получше разглядеть медленно плавающих между замшелыми камнями красно-золотых рыбок.
Разговор с Амашей, как это ни странно, вернул его к тем самым вопросам, о которых он размышлял, слушая доклад секретаря. Девять лет его правления не пошли на пользу империи, и потому нет ничего странного в том, что жители её все чаще ропщут, вспоминая о законном наследнике престола. Провинции так и норовят отделиться и объявить о своей независимости, заговоры, сколько ни раскрывает их Амаша, зреют подобно нарывам на грязном, неухоженном теле, и конца этому не видать. А теперь ещё заговорщиков начали подкармливать и науськивать на него заморские правители, испуганные намерением Кешо поправить благосостояние Мавуно за счет их подданных. Но главное - Боги не поддерживают его начинания, не позволяя ему завести наследника. И это, право же, горшая из бед. Наверно, Душегуб прав, напрасно он уповал на исцелившего Газахлара чудо-врачевателя. Надеждам его и тут не суждено сбыться. Но если кто-то, прознав о его слабости, решил воспользоваться ею и с этой целью послал в Мванааке лекаря-арранта, то это была ошибка. Да-да, это был серьезный просчет, за который чудо-целителю придется заплатить очень и очень дорого...
- Где твой свиток? - сдавленным, свистящим от ярости голосом обратился император к начальнику тайного сыска. - Я желаю, чтобы подсыл из Аррантиады был доставлен во дворец немедленно. Я лично буду присутствовать на его допросах и, клянусь Черным посохом Белирона, на них он расскажет мне все, что знает, и даже то, о чем знать не может. А ты... ты получишь назад свой любимый перстень, потеря коего, судя по всему, немало способствовала раскрытию окутывающих арранта тайн.
- Этому сыну плешивой обезьяны не было нужды подстегивать мое рвение. В том, что он совершил подобную глупость, я вижу добрый знак. Белгони, как видно, отступилась от него, и скоро аррантский подсыл попадет к твоим заплечных дел мастерам. - Душегуб осклабился, собственноручно затепливая толстую свечу, дабы император мог скрепить подготовленный им указ печатью, приложив перстень с ониксовой инталией к красной восковой кляксе.
Путь, избранный Газахларом к Грозовой горе, у подножия которой ему надлежало встретить караван слонов, никто бы не назвал кратчайшей дорогой к цели. Более того, сверившись с картой, Эврих с удивлением обнаружил, что отряд их движется к месту назначения по длиннющей дуге, то ли как подкрадывающийся к жертве с подветренной стороны хищник, то ли как преступник, старательно огибающий место совершенного некогда злодеяния. Вместо того чтобы отправиться из Мванааке прямо на юго-запад, они ехали по левому берегу Гвадиары до слияния её с Уллой и лишь оттуда, двигаясь вдоль притока великой реки, свернули в сторону Слоновьих гор, подернутые дымкой вершины которых и в самом деле напоминали, по словам Тартунга, серо-голубые спины толстокожих великанов.
Причины, побудившие Газахлара избрать столь непростой путь к Грозовой горе, стали очевидны Эвриху в первые же дни путешествия. Из разговоров императорского советника "по снабжению армии" со старостами деревень и старейшинами родов он понял, что тот надумал совместить выполнение полученного им от Кешо задания с устройством собственных дел. Очень может статься, что и поручение доставить специально обученных боевых слонов в столицу империи он выхлопотал себе, чтобы иметь возможность беспрепятственно проехать по землям других оксаров и заключить ряд не слишком законных, но весьма выгодных сделок с теми, кто призван был оберегать их добро.
Лучшая часть земель Мавуно принадлежала Небожителям, и обитатели их должны были платить владельцам определенный налог; кто мог - деньгами, а все прочие - чем богаты: козами, коровами, овцами, рисом, просом, шкурами, глиняной посудой или калебасами, древесиной или же вяленой рыбой. Обычно у рачительных хозяев после уплаты налога оставался какой-то излишек продуктов для продажи, и Газахлар готов был приобрести его по цене несколько большей, чем предлагали другие землевладельцы. Кроме того, испокон веку с юга Мономатаны на другие материки поставлялись всевозможные пряности, и их-то предприимчивый оксар желал скупить по дешевке у местных жителей, которые рады были избавиться от залежалого товара, упавшего в цене с тех самых пор, как Кешо запретил иноземным кораблям входить в береговые воды Мавуно.
Судя по развитой им бурной деятельности, Газахлар твердо решил восстановить свои доходы, изрядно сократившиеся за время его долгой болезни. Однако какое применение он может найти корневищам имбиря, корице, рыльцам цветков шафрана, мускатному ореху, соцветиям и листьям шалфея, горошинам и стручкам всевозможного вида перцев, ежели даже торговцы ими едва сводят ныне концы с концами? Вряд ли Газахлар собирался получить у Кешо разрешение на торговлю с иноземцами - куплей-продажей Небожители отродясь не занимались, во всяком случае открыто. Разве что пронюхал при дворе о грядущих переменах, но что кроме смерти императора могло предотвратить близящуюся войну с Саккаремом, во время коей всем, ясное дело, будет не до пряностей?
Хитроумные планы Газахлара не слишком, впрочем, занимали арранта, донельзя довольного тем, что ему, несмотря ни на что, удалось уговорить хозяина "Мраморного логова" взять его с собой в это удивительное путешествие. Сколь ни великолепен, сколь ни величественен был Город Тысячи Храмов, он являлся всего лишь частичкой империи, объединявшей сотни племен с интереснейшими и разнообразнейшими обычаями и верованиями. Не мог он, например, оставаясь в столице, познакомиться с рисоводами и охотниками на обезьян, лесорубами, добывавшими маронговое дерево, высоко ценившееся во всех уголках как Нижнего, так и Верхнего миров. Не узнал бы ничего и о племени ландоями, выращивавшем вместо проса или риса водоросли, которые он вместе с забиравшимися по горло в воду детьми драл со дна реки. Сорванную темно-зеленого ядовитого оттенка речную траву они сваливали в кучи, из которых женщины выбирали побеги подлиннее, растягивали космами на деревянных рамах и сушили. После чего толкли и пекли из зеленоватой, пахнущей илом муки солоноватые лепешки, считавшиеся причиной сказочного долголетия ландоями...
Вряд ли увидел бы Эврих и древние деньги меорэ, секрет изготовления которых, как это ни странно, сохранился в крохотной, забытой всеми Богами деревеньке. В ней доживал свои дни старый Эньям, который специально для любознательного лекаря-арранта расплавил кусок серебра, бросил в раскаленный металл несколько муравьев и, указав на вздувшийся на его поверхности пузырь, показал два старых овальных слитка, помеченных точно такими же пузырями. Оказывается, пузыри эти как раз и удостоверяли то, что называемые когда-то меорэ "лодками", фаллического, на взгляд Эвриха, вида, слитки являются целиком серебряными, а не покрытыми тонким слоем драгоценного металла медяшками...
Чем дальше уходили путники от столицы, тем удивительнее казались Эвриху жизнь и обычаи встреченных им людей. Они не знали гончарного круга, но готовили изумительное сортовое пиво; пользовались для шитья иглами из рыбьих костей и изготовляли из волокон тарговой пальмы ткани невероятной прочности и красоты. Большинству обитателей прибрежных деревень Город Тысячи Храмов, находившийся от них в каких-нибудь пяти-шести днях пути, представлялся местом далеким, непонятным и недобрым, и, если бы не Гжемп, общаться с ними Эвриху было бы непросто. Не раз бывавший в этом краю змеелов легко находил с ними общий язык и хотя поначалу сам сторонился арранта, узнав его получше, проникся к нему симпатией и оказал немало услуг, а теперь вот даже согласился взять на охоту за ндаггами.
Еще дня три-четыре назад из этой затеи ничего бы не вышло: Хамдан и Аджам ни за что не позволили бы домашнему лекарю и секретарю Газахлара принять участие в столь опасном развлечении. Но упрямый аррант успел с начала путешествия так досадить владельцу "Мраморного логова" своими возмущенными воплями о "несносной опеке", что тот, махнув рукой, велел телохранителям оставить Эвриха в покое, позволив ему самостоятельно заботиться о собственной безопасности.
- Вот ведь чудак! В Мванааке глаз им велел с тебя не спускать, а тут раздобрился: делай что пожелаешь, гуляй где хочешь! - возмутился Газахларовой непоследовательности Тартунг. - Как будто здешние леса безопаснее императорских садов!
Пожав плечами, Эврих сообщил юноше, что два умелых и глубоко преданных Газахлару телохранителя приставлены были к нему не столько с тем, чтобы охранять, сколько для того, чтобы не позволить сбежать. Здесь же следить за ним, в общем-то, незачем - добраться отсюда в одиночку до столицы будет потруднее, чем улизнуть из-под надзора Хамдана с Аджамом, бродя по Городу Тысячи Храмов, что, кстати сказать, он не раз и проделывал.
- А ты что, хочешь сбежать? - спросил Тартунг, проявляя чудеса проницательности, и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Только почему же "в одиночку"? Вместе, вдвоем в Мванааке пробираться будем, ежели надумаешь. Не так уж это и трудно. Я вот когда от пепонго бежал...
Эврих изумленно поднял бровь. Злокозненный и скрытный парнишка ни разу не заговаривал с ним о том, что ему пришлось пережить после того, как он попал в плен к захватившим земли его племени карликам, но тот уже прикусил язык и заканчивать начатую фразу явно не собирался.
- Ну что ж, вдвоем так вдвоем, - покладисто согласился аррант.
На том состоявшийся давеча у вечернего костра разговор и завершился. Эврих не спросил Тартунга, каким ветром его занесло в Город Тысячи Храмов, а парень не приставал к нему с расспросами, чего ради и как скоро тот намерен пуститься в бега.
И правильно поступил, поскольку о том, когда разумнее всего будет покинуть Газахларову компанию, аррант ещё и сам не решил. В том, что рано или поздно это надобно будет сделать, у него не возникало ни малейших сомнений, но время для этого ещё не приспело. Ведь только благодаря хозяину "Мраморного логова" ему удалось проникнуть в глубь Южного континента, и было бы совершенно непростительно упустить открывшуюся перед ним возможность узнать как можно больше об этом диковинном крае. В бесчисленных рукописях блистательного Силиона встречалось множество его описаний, однако доверия они не вызывали, ибо, являясь пересказами историй, случившихся якобы с побывавшими там некогда людьми, слишком уж смахивали на небылицы...
- Эй, не зевай! - окликнул Эвриха Гжемп. Выдолбленная из древесного ствола лодка ткнулась в низкий берег безымянного островка, и змеелов первым выскочил на землю. Аррант последовал за ним, прихватив переметную суму, запасной мешок из плотной ткани и длинную палку с рогаткой на конце.
Наслушавшись рассказов Гжемпа об охоте на ндагг - едва ли не самых страшных и распространенных в Мономатане змей, Эврих желал во что бы то ни стало собственными глазами увидеть змеелова за работой. Сам он, разумеется, не собирался ловить ядовитых гадин, но Гжемп настоял, чтобы его спутник должным образом подготовился к предстоящей охоте - раздобыл штаны и сапоги, после чего вручил ему собственноручно вырезанную рогульку - на случай, как он выразился, непредвиденных обстоятельств. И сейчас, шагая вслед за змееловом по высокой росистой траве, Эврих испытывал к нему чувство глубокой признательности. У него не было оснований сомневаться в утверждении Гжемпа, что ндагги никогда не нападают первыми, и все же непривычное одеяние добавляло ему бодрости и уверенности в благополучном исходе затеянного предприятия.
Что же касается самого змеелова, то он, присмотрев небольшую, окруженную невысоким кустарником полянку, начал выдирать и вытаптывать на ней траву с самым будничным видом. Уроженец Мванааке, он, как это ни странно, не разделял ни почтения, которое жители столицы питали к кобрам, гадюкам, мамбам и ндаггам, ни ненависти и страха, с которыми относились к змеям саккаремцы, халисунцы и другие живущие севернее Мономатаны народы. Большая часть обитателей империи, с коими доводилось встречаться арранту, твердо верили, что все без исключения ядовитые змеи созданы были Тахмаангом на заре времен, дабы карать людей за дурные поступки. Они считали, что появление змеи в доме приносит удачу, и Эврих не раз видел мисочки с молоком, оставленные на ночь у крылечек хижин и особняков. Убийство змеи являлось в их глазах серьезным проступком, и потому Гжемпу приходилось работать тайно. Пусть даже он не убивал змей, а всего лишь держал в неволе ради получения яда - для глубоко верующих и этого оказалось бы достаточным, чтобы разнести его жилище, а самого змеелова предать лютой смерти.
Расчистив от травы круг диаметром локтей семь-восемь, Гжемп вытер руки о штаны и, поглядев на проглянувшее из-за облаков солнце, удовлетворенно промолвил:
- Ждать придется недолго. Ндагги скоро полезут из кустов. Они любят погреться на солнышке. Главное - не шевелись, иначе спугнешь моих кормилиц.
Змеи глухи, и Гжемп, застыв с палкой в руках и мешком у пояса, говорил не понижая голоса. Он явно не верил, что его "кормилицы" выполняют на земле очистительную миссию, и в первый же день знакомства объяснил Эвриху, что научился своему ремеслу от отца, который, происходя из племени урару, был свободен от бытующих в столице предрассудков. Всю жизнь он поставлял змеиный яд лекарям и магам и, считая занятие это достаточно доходным и безопасным, завещал сыну продолжать свое дело. Семейство змееловов процветало до происшедшего в империи лет десять назад избиения колдунов и врачевателей, после чего заказчиков у Гжемпа и его отца сильно поубавилось. Тогда-то им и пришлось искать покупателей для своего необычного товара за пределами империи. Сделать это было непросто, и тут им помог бывший Газахларов домашний лекарь - Уруб, ведший переписку со своими коллегами из Аскула, Аланиола и Халы - столицы Кидоты. Со времени захвата Аскула имперскими войсками отношения Мавуно с Аррантиадой испортились точно так же, как перед этим с Кидотой и Афираэну, престарелый змеелов умер, но Гжемпу все же удавалось каким-то образом сбывать высушенный и специальным образом обработанный змеиный яд чужеземным покупателям. С возвращением же Уруба в "Мраморное логово" он посчитал нужным увеличить число годных для "дойки" яда "кормилиц", живущих в его доме, и с помощью старого знакомца заручился позволением Газахлара примкнуть к его отряду.
Исцеленный Эврихом оксар безусловно знал, чем зарабатывает себе на пропитание Гжемп, но по каким-то причинам обещал ему свое покровительство, так что сопровождавшие его воины хотя и косились в сторону змеелова неодобрительно, чувствам своим воли не давали. Не совсем понятным оставалось Эвриху, зачем владельцу "Мраморного логова" терпеть подле себя Гжемпа. Бескорыстием он не отличался и определенно рассчитывал с этого что-то получить. И аррант, пожалуй, догадывался даже, что именно. Коль скоро Газахлар закупал специи, которые не мог продать с барышом в самой империи, значит, были у него замыслы начать торговать с чужеземными купцами, связаться с коими он надеялся через Гжемпа. Стало быть, хитроумному оксару придется иметь дело с контрабандистами, которые, вероятно, за известное вознаграждение взялись бы переправить Эвриха за границы империи. Пока, впрочем, это были лишь предположения, ибо заговаривать на эту тему со змееловом и тем паче с Газахларом аррант считал преждевременным.
Выглянувшее из-за облаков солнце начало ощутимо пригревать, и внимательно оглядывавшийся по сторонам Гжемп внезапно двинулся к ближайшим кустам, покрытым мелкими белыми ягодами. Не спускавший с него глаз Эврих не заметил решительно ничего подозрительного, не услышал ни единого шороха в том месте, куда бросился змеелов. Гжемп ударил длинной палкой по траве, и в то же мгновение в вытоптанный им круг выметнулась пестрая, металлически взблескивающая ндагга длиной два с половиной, а то и три локтя. Ожидавший чего-то подобного аррант невольно попятился, но опаснейшая змея, яд которой, по мнению Гжемпа, был раз в пять сильней, чем у кобры, вовсе не собиралась нападать. Напротив, она тотчас попробовала скрыться в высокой густой траве. Змеелов ловко подцепил её палкой, заставляя вернуться в круг, и тут Эврих стал свидетелем удивительного парного танца человека со змеей, показавшегося бы ему презабавнейшим, когда бы он не знал, что яда, содержащегося в иглообразных зубах ндагги, хватит, чтобы умертвить двести овец, а погибает укушенный ею почти мгновенно.
Не обращая внимания на недвижимого, как изваяние, арранта, зеленовато-фиолетовая змея некоторое время безуспешно пыталась удрать, а затем, разъярившись, принялась кидаться на Гжемпа. Собираясь петлями, она бросалась на него подобно пущенному из пращи камню, и всякий раз Эврих мысленно содрогался, полагая, что уж теперь-то ядовитая гадина наверняка достанет отважного охотника. Но сухощавый и тщедушный, ничем не примечательный внешне мужчина лет сорока - сорока пяти неизменно, почти неуловимым движением уходил из-под удара, заставляя арранта вспомнить Волкодава. Палка Гжемпа с кожаным ремешком на конце и идущим от него шнурком раз за разом взвивалась и опускалась, однако все старания змеелова пленить ндаггу оканчивались пока неудачей.
Танцуя на цыпочках вокруг извивающейся и изворачивающейся, грозно шипящей змеи, он словно играючи удерживал её в вытоптанном кругу и в конце концов накинул-таки на шею ндагги петлю. Как это у него получилось, Эврих, правда, так и не разглядел - все произошло слишком быстро: очередной бросок змеи, взмах палки, и вот уже голова смертоносной твари прижата к земле, сверкающая в солнечных лучах лента живого металла несколько потускнела и приобрела цвет остывающей стали. Треугольная, похожая на наконечник копья голова её как будто раскололась - неукрощенная гадина распахнула пасть, обнажив ядовитые зубы, узкий раздвоенный язычок затрепетал быстро-быстро, и Эврих почувствовал себя очень и очень неуютно, хотя самое страшное осталось вроде бы позади.
- Попалась, кормилица! - присаживаясь на корточки и чуть задыхаясь, ласково пробормотал Гжемп. Протянув руку, ухватил ндаггу за голову, крепко сдавил затылочную часть указательным и большим пальцами и сдернул ременную петлю. Поднявшись, быстрым движением сунул змею в сорванный с пояса мешок, одновременно встряхнув его так, что ндагга провалилась на самое дно.
- Ну вот, слава Амгуну Щедрому, первая за сегодняшний день добыча! - Гжемп вновь опустился на корточки, затягивая веревкой горловину мешка. - Обычно я дою моих кормилиц по приходе домой, им ведь надобно остыть после пляски. Да и яд заготавливать - та ещё морока. Однако здесь этим придется заняться нынче же, тогда, глядишь, у кормилиц моих к возвращению в Мванааке новая порция яда накопится.
- И часто ты этих тварей доишь? - спросил Эврих, видя, что неразговорчивый обычно змеелов, разогревшись во время схватки с ндаггой, не прочь поболтать и выплеснуть в разговоре накопившееся напряжение.
- Раз в две седмицы, ежели змеи в расцвете сил. Вай-ваг, если бы они плодились в неволе, а Кешо не рассорился со всеми соседями, я бы давно уже стал богачом! Обучил бы своему ремеслу сыновей, и зажили бы мы припеваючи. А так пришлось одного гончару в ученики отдать, другого в мастерскую по изготовлению бумаги пристроить. Отец мой, веришь ли, первый додумался змей дома для дойки держать. И неплохо было зажил. Ведь вот на этих островах, к примеру, их ловить не переловить, и особенного ухода они за собой не требуют. Ну ладно, доставайка склянку, пора нам с пленницы нашей первую мзду получить.
Порывшись в висящей на боку сумке, Эврих вытащил склянку с затянутым пергаментом горлом, в то время как Гжемп нащупывал через ткань мешка голову змеи.
- Как это ты не страшишься, что она тебя ужалит? Хотя бы перчатки какие-нибудь смастерил, - проворчал аррант, с беспокойством наблюдая за действиями змеелова.
- Этого-то как раз бояться нечего. Они кусаются, только когда видят противника, - беззаботно ответствовал Гжемп, вытаскивая ндаггу из мешка.
Держа склянку в левой руке, а голову змеи в правой, он слегка сжал её и, когда ндагга, скользнув по Эвриху холодным взглядом, раскрыла пасть, притиснул ядовитые зубы пленницы к пергаментной крышке. Ндагга издала возмущенное шипение, попробовала вывернуть голову и, не преуспев в этом, пронзила острыми зубами тонкий пергамент. Аррант с любопытством придвинулся поближе, чтобы лучше видеть, как крупные капли белого, как молоко, яда стекают на дно склянки.
- Неужто никогда тебя эти гадины не кусали? Трудно ведь не зазеваться и быть все время начеку, ежели имеешь с ними дело с раннего детства? - Эврих уже задавал этот вопрос змеелову, и тот отвечал отрицательно, но на этот раз, сунув ндаггу обратно в мешок, с усмешкой произнес:
- Конечно, кусали!
- Только не говори мне, что у тебя есть некий волшебный оберег, доставшийся тебе в наследство от отца! - взмолился аррант, заметив, что Гжемп колеблется между тем, сказать ли ему правду или же подшутить над доверчивым чужестранцем.
- Правду? Ну хорошо. В племени урару, как рассказывал мне отец, люди не боятся ни кобр, ни гадюк, ни мамб, ни даже ндагг. Еще до того, как их дети начинают ходить, им делают небольшие ранки и втирают в них сок кальялы, смешанный с высушенным ядом разных змей. Так повторяется через каждое новолуние ровно шесть раз, после чего никакие змеи становятся им уже не страшны. Помнится, однажды кобра, сбежав из ящика, укусила моего спящего отца в лицо. Он три дня ничего не видел, не мог ни говорить, ни двигать шеей, а потом все прошло. Не знаю, отделался бы он так же легко, если бы его ужалила ндагга, но, думаю, зрения бы все же не потерял.
- Так, значит, и ты... - начал пораженный его словами Эврих.
- Естественно, отец позаботился о том, чтобы я мог стать настоящим охотником на змей. - Гжемп поднялся на ноги, привесил мешок с плененной ндаггой к поясу и со вздохом добавил: - Я тоже защитил своих сыновей так, как это делают живущие в Красных песках урару, вот только вряд ли это им пригодится...
Эврих спрятал склянку с ядом в сумку, с которой не расставался во время путешествия ни на миг, потянулся к увенчанной рогаткой палке и услышал негромкое предупреждение:
- Замри! К нам пожаловала ещё одна гостья. Мы верно выбрали день, охота и впрямь будет удачной.
Когда висевший над вершинами Слоновьих гор солнечный диск переместился на запад, туда, где раскинулись земли пепонго, Гжемп заявил, что им пора возвращаться в деревню. Полдюжины упрятанных в большой мешок змей - это очень хороший улов для одного дня охоты.
- Дальше я с вами не пойду, - сообщил он Эвриху, направляя долбленку при помощи длинного шеста в протоку между низкими островами. - Лучшего места для лова мне не найти, да и хватит уже испытывать терпение Газахларовых спутников.
- Жаль. Я надеялся, что ты дойдешь с нами до подножия гор или хотя бы до Жженой долины, - разочарованно протянул аррант.
- Голубое озеро и окружающие его земли принадлежат племени ранталук, и тамошние жители не слишком жалуют чужаков. На большой отряд они напасть не посмеют, а меня, когда я буду возвращаться в Мванааке, вполне способны подстеречь, дабы сделать из моей головы очинаку. Не зря на берегу озера построена крепостица, обитатели которой, к слову сказать, могут оказаться для меня опаснее ранталуков. Достаточно им проведать о том, что я промышляю ловлей змей, и неприятностей ни мне, ни Газахлару будет не обобраться.
- А не боишься в одиночку возвращаться в столицу? Хотя ты тут, кажется, в каждой деревушке желанный гость... - Эврих поднял шест, любуясь россыпью зеленых островов, словно плывущих по течению уподобившейся небольшому озеру Уллы. В засушливые годы здесь образовывалось топкое, непроходимое болото, а в сезон дождей островки исчезали под водой, делая эти места непригодными для жилья.
Обитатели деревни, в которой Газахлар распорядился устроить дневку, ставили дома на сваи и занимались в основном охотой на птиц и рыболовством. Добывали они и крокодилов, чьи покрытые гребнями спины и чуть выступавшие из темной воды морды аррант несколько раз замечал в протоках. Мясо гигантских пресмыкающихся местные жители ели лишь в голодные годы, а шкурами расплачивались со сборщиками налогов и заезжими торговцами не часто забиравшимися сюда, поскольку по-настоящему плодородные и богатые земли лежали значительно восточное. Эврих, впрочем, полагал, что главная причина редкого появления здесь купцов заключалась в обилии мелей и порогов на Улле, делавших её непроходимой даже для мелкосидящих в воде суденышек. В отличие от Гвадиары и множества её правобережных притоков, являвшихся естественной сетью водных дорог, пронизывающей всю центральную часть империи подобно кровеносным сосудам, по Улле даже сплав леса считался делом малоприбыльным, хоть как-то оправдывающим себя лишь в нижнем её течении.
- Я столько раз бывал здесь ещё с отцом, что местные успели привыкнуть ко мне, - ответил после некоторого молчания Гжемп. - Ты верно заметил: я вез немало подарков для своих старых знакомцев, и, соблазнившись ими, какой-нибудь негодяй мог бы напасть на меня, дабы ограбить в начале пути. Но когда я буду возвращаться, единственным моим грузом будут ндагги, а уж на них-то вряд ли кто позарится. Вообще же я чувствую себя здесь в большей безопасности, нежели в Городе Тысячи Храмов. Иное дело - земли ранталуков. После Страшных времен все в их жизни перемешалось, и они, отказавшись от многих обычаев, перестали отличать добро от зла. Ну да что об этом говорить, доберешься до Голубого озера, сам все увидишь.
Истории о так называемых Страшных временах арранту приходилось слышать и прежде, хотя на жизнь обитателей Мванааке разразившийся лет двадцать пять - тридцать назад на юге Мономатаны мор почти не повлиял, и упоминали они о нем не часто. Пострадали от него в основном скотоводы Красной степи, которую после морового поветрия стали называть Красной пустыней или Красными песками.
Бедствие это началось с небывалой засухи, после чего непонятная болезнь принялась косить скот, а затем и людей. Мор уничтожал целые племена, заставляя другие сниматься с насиженных мест и откочевывать на север. Уцелевшие, но лишившиеся скота - основного своего достояния и чуть ли не единственного средства пропитания люди, вторгаясь на земли соседей, вынуждены были вступать с ними в кровопролитные стычки, и чем дальше на юг продвигался отряд Газахлара, тем чаще Эврих слышал о Страшных временах - периоде, длившемся без малого десять лет и весьма способствовавшем тому, что император Бульдонэ почти без боя расширил границы Мавуно до Полуденного моря. Невиданный доселе мор ослабил военную мощь южных народов, так что имперские войска, по существу, не встретили сопротивления на своем пути. Справедливости ради надо отметить, что пользы им от захваченных, обезлюдевших земель было не много. После мора, поразившего буйволов, антилоп, коров, лошадей, ослов, коз, овец и прочих травоядных, катастрофически расплодились шакалы, гиены и грифы, поедавшие трупы людей и животных. Когда мор пошел на спад, огромные стаи пожирателей падали начали нападать на чудом уцелевшие стада и скотоводов, и лишь Великому Духу ведомо, чем бы все это кончилось, если бы болезнь в конце концов не перекинулась на охотников за мертвечиной, в результате чего Красная степь и вовсе опустела.
В начале Страшных времен племя урару бежало на север, а отец Гжемпа добрался аж до Города Тысячи Храмов. Тогда же ранталуки достигли Голубого озера, а жившие раньше на его берегах племена рассеялись по лесам в окрестностях Уллы.
Рассказы о Страшных временах навели Эвриха на воспоминания о моровом поветрии, охватившем Саккарем примерно в то время, когда в Мванааке взялись истреблять колдунов. Мор унес четверть населения цветущей страны и, выйдя за её пределы начал поражать обитателей Халисуна, Арран-тиады и даже Западных островов. Болезнь эта, как было доподлинно известно арранту, вызвана была верховными служителями Богов-Близнецов, желавших во что бы то ни стало приобщить "язычников" к "истинной вере". Обладавшие исключительно действенным лекарством ученики Божественных Близнецов самоотверженно боролись с мором, не подозревая о его причинах, но помимо них надежное средство от страшной болезни было найдено врачевателями Аррантиады и Халисуна, в связи с чем чудовищный план Гистунгура и его приспешников удался лишь отчасти и ожидаемых плодов не принес.
Эврих, однако, долгое время не мог уразуметь, как зародилась у них мысль о подобном злодеянии, и лишь услышав рассказы о Страшных временах, сообразил, что, вероятно, именно сообщения об обрушившемся на южную оконечность Мономатаны бедствии способствовали вызреванию в головах фанатиков с острова Толми столь дикого замысла. Причем скорее всего сведения о свирепствовавшем здесь море Гистунгур и его сообщники почерпнули из путевых заметок такого же, как сам Эврих, путешественника, писавшего их с самыми лучшими намерениями. К несчастью, злокозненные умы не стесняются использовать для достижения своих мерзких целей то, что создавалось для облегчения человеческого труда, исцеления людей и избавления от страданий...
- Смотри-ка, похоже, кто-то тут ещё охотится за твоими кормилицами! - удивленно воскликнул аррант, указывая на лодку-долбленку, приткнувшуюся у одного из самых крупных островков.
- О нет! Если здесь кто и охотится, то только не за ндаггами! - запротестовал Гжемп.
- За кем же тогда? Ты ведь сам говорил, что кроме змей, мышей, ящериц и лягушек на этих островах никто не водится.
- Черепахи, птицы... - неуверенно промолвил змеелов и предложил: - Давай-ка подплывем поближе, высадимся и посмотрим, кто и для чего это местечко облюбовал.
Они дружно опустили шесты в воду, и узкое, верткое суденышко заскользило к островку. Невысокий тростник с шелестом расступился, и одолженная в прибрежной деревушке лодка замерла бок о бок с замеченной Эврихом долбленкой.
Гжемп выскочил на берег, аррант, перешагнув через мешок со змеями, устремился за ним. Будь он один, ему бы и в голову не пришло мешать незнакомому охотнику, но ежели змеелов полагает, что появление их не вызовет ничьего праведного гнева... Любопытно было бы знать, на кого кроме змей здесь можно охотиться, ведь сами-то они за весь день только птичьи гнезда среди травы и видели. Разве что мальчишки яйца собирать отправились? Так не сезон вроде, вылупились уже птенцы...
Змеелов двигался легкой, летящей походкой, не сминая траву, не касаясь веток кустов, не производя ни малейшего шума. Старавшийся, следуя его примеру, передвигаться неслышно, Эврих тотчас же отстал и сумел догнать Гжемпа, только когда тот остановился, наблюдая за происходящим на вытоптанной от травы поляне - точь-в-точь такой, какую сам он подготавливал для ловли змей.
- Тартунг?! - беззвучно прошептал аррант, едва не вскрикнув от удивления при виде чернокожего парня, приплясывающего перед злобно шипящей ндаггой с теми же ужимками, что и Гжемп. - О, безмозглый шалопай! И зачем только я взял его с собой? Знал ведь, что держать его подле себя ещё опаснее, чем приручать скорпиона!
- Тeс! Мальчик-мангуст знает, как обмануть ндаггу! Я взял бы его в помощники - он не только смел, но и ловок, - чуть слышно прошептал Гжемп.
Оба они застыли, опасаясь издать звук, сделать движение, которое, будучи замечено Тартунгом, отвлекло бы его внимание от битвы со змеей.
"Если уцелеет, отправлю его в Мванааке с Гжемпом!" - твердо пообещал себе Эврих, любуясь точными движениями парня, палка которого, подобно волшебному жезлу, раз за разом отбрасывала атакующую ндаггу, а затем пригвоздила её к земле.
- Отлично сработано! - громко воскликнул змеелов, выходя из-за служившего ему укрытием куста на поляну. - Надеюсь, ты не убил эту красавицу?
- А, Гжемп! Не сердишься, что я забрался в твои охотничьи угодья? - спросил парень, с трудом переводя дух и смахивая тыльной стороной ладони катящийся со лба пот.
Поделиться книгой: