Помоги проекту - поделись книгой:
КРАСНОАРМЕЕЦ КРАСНОФЛОТЕЦ
Двухнедельный литературно-художественный журнал
№ 21-22
В НАШЕЙ АРМИИ
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
Двадцать лет над шестой частью земли гордо, победно реет знамя социализма. Через годы бури и натиска — годы гражданской войны, через все препятствия, связанные с созданием социалистического общества, высоко несла это знамя выпестованная Лениным и Сталиным партия большевиков. Она собрала вокруг себя миллионные массы рабочих и крестьян, и вместе с ними очистила нашу землю от скверны царско-помещичье-буржуазного строя, отстояла свободу и независимость народов СССР, уничтожила эксплоатацию человека человеком.
Разбиты вдребезги все силы старого мира, которые пытались вернуть свободный народ в рабство и кабалу. В пух и прах развеяны враги нашей партии. Мобилизуя бдительность советского народа, партия и правительство беспощадно уничтожают осиные бандитские гнезда заклятых врагов народа — троцкистско-бухаринских агентов фашизма, шпионов, диверсантов. Навсегда рухнули надежды эксплоататоров на возможность задержать победное движение многомиллионного народа к вершинам коммунизма. Создан новый мир, где нет эксплоатации. На советской земле полностью победил социализм.
Советский Союз — могучая крепость мировой революции — растет, крепнет, умножает свои победы, своим примером показывая неизбежность гибели эксплоататорского строя и победы мировой пролетарской революции. Завоевания СССР записаны в великой хартии свобод и прав советского народа — в великой Сталинской Конституции. Кровь героических бордов за дело Ленина — Сталина, лучших представителей рабочего класса и крестьянства пролита недаром.
Сталинская Конституция развернутого социалистического демократизма, — Конституция самого демократического в мире государственного строя — выражает огромное укрепление, прочность пролетарской диктатуры и расширение ее массовой базы. Нет в мире власти, облеченной таким доверием народа, как советская власть, правительство Советской странны. Нет в мире партии, такой близкой и любимой народом, выражающей подлинно народные интересы, как коммунистическая партия, руководимая Сталинским ЦК. Готовясь к выборам в Верховный Совет Союза ССР, рабочие, колхозники, советская интеллигенция, бойцы и командиры Рабоче-Крестьянской Красной армии новым могучим подъемом своей творческой работы демонстрируют глубочайшую преданность организатору побед Социализма — Коммунистической партии и ее вождю тов. Сталину, свое доверие Правительству Советов, свою готовность в любую минуту встать, как один, на защиту социалистической родины.
Героические усилия освобожденного труда преобразили советскую страну, и она из нищей, отсталой выросла в силу грозную для врагов, в страну первоклассной индустрии и технически развитого социалистического сельского хозяйства.
Крепнет основа социализма — общественная социалистическая собственность. Социалистический труд творит чудеса. Еще десять лет тому назад страна стояла на пятом месте в Европе по производству промышленной продукции. Партия твердой рукой направила страну на путь индустриализации. И лозунг «догнать и перегнать в технико-экономическом отношении передовые капиталистические страны» — воплощается в жизнь. Страна Советов вышла на первое место в Европе. Развитие индустрии покоится на прочной базе мощного советского машиностроения. По сути дела, только за две пятилетки в 30 раз выросла продукция машиностроения. Советский Союз стал страной передовой технической культуры, производящей самостоятельно сложнейшие первоклассные механизмы.
Воля партии направила распыленное, нищенское сельское хозяйство на путь социалистического индустриального хозяйства. Вместе с социалистическим преобразованием произведен величайший технический переворот в земледелии. На место примитивной сохи, косы, серпа — на социалистические поля пришли миллионы механических сил, облегчающих труд крестьянина, преобразующих этот труд в разновидность индустриального. В совхозах и колхозах, занимающих 99,2 процента советских полей работает стотысячная колонна советских комбайнов. Только за вторую пятилетку втрое вы-рос тракторный парк. Великое техническое преобразование по-новому поставило и вопрос о темпах роста сельского хозяйства. Капитализму не под силу преодолеть его отставание. Социалистический строй и в темпах развития выводит сельское хозяйство на уровень индустрии. Двадцатый год Пролетарской революции доказывает это огромным, обильным урожаем всех культур во всех краях и областях. Задача, поставленная товарищем Сталиным в 1935 г., — дать в течение ближайших трех-четырех лет 7–8 миллиардов пудов хлеба — выполняется уже в этом году, до срока. Сельское хозяйство по всем подсчетам дает в этом году около 7 миллиардов пудов хлеба. Только один прирост но ржи и пшенице составит фонд, равный почти годовому потреблению.
Страна идет к изобилию. Особенность социалистического строя состоит в том, что здесь блага политической свободы дополняются благами материальными, возможностью зажиточной и культурной жизни. А это поднимает, воодушевляет людей на героический стахановский труд.
Канула в прошлое нищета и безработица. Ни над кем не висит смертельный бич голода, ибо каждому гражданину Советского Союза обеспечена возможность труда. Уничтожение безработицы, рост фонда заработной платы до 78 миллиардов рублей; снижение цен за последние три года почти на 12 миллиардов рублей, быстрый рост богатства колхозов и доходов честных колхозных работников — это открытый, широкий путь к зажиточности и довольству. Разве это может быть хоть в какой-либо степени сравнимо с миром капитализма, где в поисках работы, под угрозой голодной смерти, бродит 20 миллионов человек?
Право на отдых! Только за 9 месяцев в 1937 году 1/2 миллиона членов профсоюза пользовались домами отдыха за счет средств социального обеспечения, около 400 тысяч лечились в санаториях, свыше миллиона— находились в однодневных домах отдыха.
Право на образование! Тридцать миллионов молодежи учатся в городских и сельских школах. Прекрасное будущее открыто для советского юношества, богаты его перспективы, огромно поле для творческой деятельности.
Капитализм мял, душил творческие силы народа, держал их в путах темноты и религиозного дурмана. Социализм вызвал к жизни творческие силы, дремавшие в недрах народа. Творчество народов всех национальностей распускается полным, прекрасным, пышным цветом, звенит радостными песнями о счастье жить и трудиться на земле, согретой солнцем Сталинской Конституции.
Трудись честно, и тебе открыта широкая дорога к счастью — таков закон социализма.
Величайшее достижение социалистической революции — это коренное изменение самого облика людей и, прежде всего, их отношения к труду. При старом эксплоататорском строе труд подневольный не мог быть источником радостей. Десятки миллионов трудились для того только, чтобы как-нибудь прожить. Их потом и кровью обогащались паразиты-богачи. В стране социализма труд из тяжкого, подчас зазорного бремени стал делом чести, славы, доблести и геройства.
Стахановское движение, родившееся на пороге двадцатилетия Великой Пролетарской революции, — самое жизненное движение, потому что в нем участвуют миллионы, оно становится всенародным. Оно открывает окно в будущее — в коммунизм, подготовляет условия для перевода от социализма к коммунизму, создает условия для уничтожения противоположности между трудом умственным и физическим. Прошло всего два года, и уже не сотни и тысячи, а миллионы стахановцев фабрик, заводов и полей штурмуют высоты производительности труда, героически прокладывают новые дороги к богатству всего народа, к полному изобилию продуктов и невиданному развитию культуры.
Ежедневно телеграф приносит нам вести о чудесных победах рядовых рабочих и колхозников. И нормы, в свое время считавшиеся рекордными, отходят в прошлое. На Горьковском автозаводе бригадир кузнецов Повеликин кует 2080 коленчатых валов вместо 1300. А ведь еще два года назад рекордом считалось достижение Бусыгина, который давал 1000–1100 валов при норме 675. В дизельном цехе Челябинского тракторного завода более ста новых рабочих выполняют по две нормы, показывая, что и новые нормы для них не предел. Десятки стахановцев на шахтах треста «Дзержинуголь» Донбасса дают по 7–8 норм в смену. Забойщик Капшай вырубил 25 норм угля. Бурильщик Приходько (Криворожский бассейн) дал 562,5 тонны руды вместо 40. Колхозница Христя Боцион в этом году борется за урожай в 1700 центнеров сахарной свеклы с гектара, втрое превышая нормы славной пятисотницы Демченко и других.
В движении стахановцев растут новые люди, существенная черта которых заключается в стремлении отдать на пользу народа все лучшее, что есть в человеке, все свои способности и силы.
Родина социализма стала родиной героев труда и науки. Героизм стал чертой характера многомиллионного народа. Его доблестные сыны побивают авиационные рекорды, прокладывают новые пути по неизведанным воздушным пространствам, завоевывают и подчиняют воле человека силы природы, осваивают Арктику, обживают Северный полюс. Они пред всем миром демонстрируют мужество, упорство и настойчивость, большевистскую организованность и бесстрашие в достижении поставленной цели.
Труд упорный, беззаветный, героические усилия вкладывают миллионы социалистических работников для счастья любимой Родины, ибо это счастье — не призрачная и обманчивая надежда на далекое будущее, а наше сегодня, волнующая реальность новой социалистической жизни.
Гений Сталина, выражающий лучшие стремления многомиллионного народа, вдохновляет советских людей на подвиги и героические дела. Имя Сталина стало символом счастья и уверенности в победе. Оно звучит в песнях народа. С именем Сталина идут к новым победам стахановцы фабрик, заводов и социалистических полей, его имя — боевой лозунг для бесстрашных пограничников и бойцов Красной армии, охраняющих неприкосновенность священных границ страны социализма.
Огромная любовь и преданность советских патриотов коммунистической партии и великому Сталину, героизм трудовых будней миллионов советских патриотов таит в себе грозную силу. Сокрушающим ударом она обрушится на головы врагов социализма, если они посягнут на мирный труд, свободу и независимость советских народов.
Великая вооруженная сила советского народа — Красная армия— плоть от плоти и кровь от крови рабочих и колхозников Советской страны, — в миллионах своих сердец огненными буквами записала всенародный Сталинский закон: «Защита отечества — священный долг каждого гражданина СССР». Сила политической сознательности Красной армии— единственной в мире армии, созданной для защиты народа, — сила сознания величия дела обороны завоеваний социализма подкрепляется и умножается первоклассной военной техникой, которую армии дала страна на вооружение. Под руководством непоколебимого сталинца Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова эту силу ежедневно наращивают в буднях мирной учебы бойцы и командиры Красной армии.
Пусть фашистские разбойники с больших международных дорог, насильники и мракобесы мечтают о покорении советской земли. Сокрушительный удар они получат от советских народов при первой попытке поживиться за чужой счет!
«Мы войны не хотим, но к войне каждый миг готовы. Мы войны ненавидим, но если нам войну навяжут, то мы покажем как Красная армия умеет воевать и как может поражать врага» (Ворошилов).
Пусть беснуются темные силы мира эксплоататоров. Страна социализма уверенно идет к коммунизму. Знамя Советов победно реет над миром. Под этим знаменем в каждой стране, во главе с братскими коммунистическими отрядами, собираются миллионные колонны эксплоатируемых, угнетенных, нищих и обездоленных. В Советском Союзе они видят образ своего будущего. В героических усилиях советских народов они черпают силу, мужество и уверенность в победе над насильниками, фашистскими каннибалами и эксплоататорами.
Двадцать лет ведет партия Ленина — Сталина Страну советов от по — беды к победе. Большевики есть и будут непобедимыми, ибо их нельзя оторвать от масс. Выборы в Верховный Совет Союза ССР продемонстрируют непоколебимую сплоченность трудящихся Советской страны вокруг героической партии большевиков, великого вождя народов товарища Сталина и явятся новым, сокрушительным ударом по всем врагам социализма.
«МЫ, РУССКИЙ НАРОД…»
Был сумрачен северо-западный фронт. Урчала артиллерия. Куда-то по снегам шли беженцы, ковыляли согбенные старики с узлами, брели дети. Тощие кони тянули из последних сил бедные повозки.
Леса стояли обгорелые и покалеченные. Тянулись сирые солдатские могилки. Выгоревшие селения были черны и безлюдны. Иногда пробегали через дорогу бездомные псы. Подбитая лошадь прыгала на трех ногах неведомо куда…
Солдаты шли в полк. Их вел молодой чужой офицер, впервые видевший войну. Временами он опять взглядывал на Орла. Навстречу потянулись раненые. Одного поручик окрикнул: «Ну, как, земляк?» — «Сходишь, узнаешь». Сыскным взглядом оглядели пополнение унтера комендантского батальона.
Полк встретил пополнение. Огромный, с бородой, расчесанной надвое, знаменщик держал старое, закрытое чехлом, знамя. Двуглавый орел расправлял крылья над древком знамени. Навстречу прибывшим вышел бритый высокий здоровый старик с солдатским лицом. Это был полковник Бутурлин. Его сопровождали офицеры. Он оглядел прибывших солдат, не обращая внимания на близкие разрывы снарядов, и сказал несколько слов: «Добро пожаловать, братцы старые солдаты, в Петровский наш полк. — Не моргать: это немцы постреливают… — Два века служили в этом полку наши отцы, деды и прадеды, служили России. Послужим и мы и в наступившем новом тысяча девятьсот семнадцатом году. Живем мы здесь на позиции дружно, одной семьей. Вот у меня богатыри…» Полковник показал на знаменщика и усатого фельдфебеля. «Прошу любить… — Немец наваживается, но то ли было… Наполеон шел, двенадцать народов, удалец, на Россию повел, а ушел едва с батальоном простуженных гренадеров… Песню об этом знаете?» Алешка бодро ответил: «Так точно, вашсокродь: „Во Францию два гренадера… — Из русского плена брели…“» «Так, молодец!..» Полковник шагнул к молодому вятскому солдату: «Что такое Россия, знаешь?» Солдат испугался: «Не… мы дальние, вятские». Полковник усмехнулся: «Вятские — ребята хватские. Семеро одного не боятся, а?» Вятский ответил: «Воля ваша…» — «А что на знамени написано, знаешь?» Солдат виновато опустил глаза: «Мы малограмотные…» — «Обучим!.. первую заповедь солдата знаешь?» Вятский молчал. Полковник властно и ясно сказал: «Не отступать. Умри, не отступай. Понял?» — «Так точно, вашсокродь, умри — не отступай». — «Ну, вот, мы тебя тут и образуем…». Полковник подошел к Орлу. Поручик сказал полковнику негромко: «Есть подозрение, господин полковник, что этот из политических, участник пятого года». Полковник громко ответил: «А вы не шепчите, поручик. Открыто люблю. Политический?» Полковник подошел ближе к Орлу, посмотрел на него пристально и сказал: «Славный дядя… послужит— исправится…» и прошел дальше. Поручик сказал: «Может быть, пока его в тылу придержать?» Полковник обернулся: «Зачем в тылу, поручик? В огонь, в огонь… в огне люди виднее, понятнее». Полковник еще раз поглядел на пришедших: «Пришли вовремя, спасибо. Заставлять ждать не будем… Сегодня и в дело. А в деле поближе и познакомимся, хотя уж вижу, тут орлы… А?» Орел чуть усмехнулся. Полковник бросил: «Ну, попробуем немцев… Я иду за первой цепью. А вы, братцы, догоняйте. Поручик, займитесь». И крупным шагом полковник двинулся на передовую линию. Он обернулся на ходу и весело кинул вятскому: «Так заповедь помнишь?» — Тот обрадованно вытянулся: «Так точно, вашсокродь».
Подносчики патронов стали раздавать пачки и обоймы. Орел спросил: «А винтовку?» Подносчик — Иван Чортомлык, из породы правофланговых, ответил: «Шо? От — берегли тут для вас… Самым нэ хватает… В атаку сходыте, там и визьмете…» Ермолай посмотрел: «Э-эх». Алешка встряхнулся: «Смеешься, отец благочинный?» Второй раздатчик, еврей, заметил: «Вы что у кассы спорите? Люди идут, и вы пойдете». Вятский парень спросил: «Чего велят? Куды сходить?» Орел бросил: «Лаптем немца бить…» Донеслась частая стрельба… «Начали што-ль?» Поручик закричал: «Рота, за мной!» Кто-то суетился: «Рубаху бы переодеть, господи милостивый»… и трясся жидким голым телом на холоду. Безоружные люди пополнения пробежали резервные линии и стали выкарабкиваться из переднего окопа. Несколько человек с молчаливым отчаянием швырнули наземь мешавшие лопаты. Орел крикнул: «Я те кину! Подыми. Чем проволоку рубить будешь? Иди боком, пригибайся, вот так держи». И старый опытный солдат шел в наступление пригнувшись, закрывая голову лопаткой и примеряясь к каждой складке местности.
Полк атаковал на пространстве в несколько верст. Пехотные цепи шли по снегу. Пули подымали серую пыль.
Некоторые из солдат шли, закрыв глаза руками. Назад брели первые раненые. «Проволока там — руками что ли, брать?» Лежали убитые. Орел попробовал взять у одного из них винтовку. Замерзшие руки убитого не разжимались. Орел дернул сильнее: «Пусти, земляк, ну?..» В цепи шел полковник: «Ну, привыкаете? Ура пока не кричать, сил не тратить: на высоту идем. Начать перед проволокой… А где вятский? А, тут… Так заповедь, заповедь помни..» — «Так точно»…
Пехота шла навстречу снегу, ветру огню и врагу.
Иные крестились. Падали убитые… Полковник упрямо шел вперед. Лишь у немногих были винтовки, взятые у убитых первой цепи, которая легла почти целиком. Перед проволокой полковник крикнул: «Ну, петровы внуки, дети суворовские, с богом, ура!» И пехота ринулась на проволоку. Ее рвали штыками, руками, рубили лопатками и саперными топорами.
Стоял железный скрежет и немолчное, печальное и страшное «ура!» Немецкие пулеметы пылали. Орел сорвал с себя папаху, он действовал ею как рукавицей, чтоб не ранить себе руки о железные ржавые колючки… Веер пулеметных пуль срезал над его головой несколько кольев и проволоку. Рядом лежал Алешка. Он прошептал: «Во, парикмахер, бреет… Дай-ка, я его достану… Поберегись!..» И он метнул гранату. Пулемет затих. «Так, и лапки кверху». По двое, по трое солдаты лезли все дальше и дальше. Рядом с ними полз командир 1-го батальона, богатырского вида усатый штабс-капитан. Он кинул солдатам: «Ну-ка, братцы, ковырнем!» И люди вырывали со снегом и землей колья проволочного заграждения, отбрасывали рогатки. Люди, тяжело дыша, пролезали под огнем сквозь плотную ржавую колючую железную сеть. «Ура» примолкло. Полковник, возбужденный, потный, работая рядом с солдатами, закричал: «Голоса русского почему не слышу? Какого чорта! А ну, подайте, покажите!» И опять полк загремел раскатисто, лихо, с предсмертным бесстрашием.
Заграждения были пройдены, и полк с маху ворвался в немецкие окопы. Люди прыгали на неприятеля с высоты в сажень или полторы сажени. Алешка летел и орал немцам: «Чего смотришь? Ставь самовар, гости приехали!» Орел обрушил на кого-то приклад. От него пятился голубоглазый ясный немец в стальном шлеме. Дрались уже молча, как попало.
Первая линия окопов была взята. Люди сидели среди трупов, как после большой тяжелой работы — потные, дрожащие от возбуждения, усталые.
Переводя дух, обливаясь, пили воду. «Работнули!» Полковник шел по окопу и бросал: «Спасибо, братцы!» Алешке кинул: «Тебя к боевой награде!» Орел улыбнулся и сказал Алешке: «Поздравить надо — три целковых пенсии». — «Пропью…» И тут начала свою работу тяжелая немецкая артиллерия. В черном дыму, в гуле и в скрежете, на воздух взлетел снег, из под него глыбы земли, щепки, исковерканное железо. Солдаты прижались к краю окопа, вздрагивая от страшных сотрясений. «Вот заговорил…» Спрашивали друг друга: «Ну, чего дальше?…» Над головами проносился гром, потоки воздуха от разрывов останавливали дыхание. Орел подполз к поручику и спросил: «Что же дальше? Командуйте..» Поручик настороженно посмотрел на него. Орел спросил ещё раз: «Какой же смысл в этом сиденьи? Что-то надо делать…» Подполз еще один солдат, рослый раздатчик патронов Иван Чортомлык: «Ваше благородие, куды подаваться прикажете? Якы будут распоряжения?» Солдаты напряженно и пытливо смотрели на офицера. Грохнул еще один разрыв и офицер, впервые попавший в бои великой войны, растерянный и подавленный, смог только ответить: «Будем ждать… распоряжений». И от одного к другому по окопу передавали: «Велено ждать…»— «Велено ждать». Усмехнувшись в усы, передал это и Орел.
Черный вихрь шел по окопам. Начались оползни. Земля содрогалась и колебалась. Подламывались и трещали тяжелые бревна блиндажей. Гнулись рельсовые перекрытия. Обвалы накрывали целые отделения и взводы. Вятский парень, весь ободранный и почерневший, сидел, сжав добытую где-то винтовку, и твердил: «Не отступлю». Новый удар выворотил целый пласт. Алешка, моргнув и отряхнувшись, невольно произнес: «Во, сила, а мы с лопатками…» Ермолай бессознательно крестился, а когда чуть, на несколько секунд притихло, сказал: «Попросим заступника…» И жидкий солдатский хор запел: «Отче наш». Немецкие залпы падали после каждой просьбы к богу. Орел посмотрел на этих людей, посмотрел на беспомощного офицера, приподнялся и крикнул поручику: «Ведь так всех тут подавят… Слушайте, вы, ведите дальше, вперед…» Алешка подхватил: «Мы прорвемся, еще у них одну линию заберем, высоту заберем, вот вам крест, заберем! Мы такие, мы все сделаем… Пойдем, ваш-благородие. Только не гибнуть тут занапрасно». Орел, Алешка и еще несколько солдат готовы были кинуться в новую атаку. Поручик сидел, скрючившись под стенкой окопа, моргая и вздрагивая от разрывов: «Нет распоряжений… и…» и умолк. Орел сплюнул и кинул товарищам: «И дела нельзя сделать?..» и отойдя, закинув винтовку на ремень, процедил сквозь зубы: «Армия царя идиотского»… Фельдфебель испуганно поглядел на него. По остаткам цепи передавали: «Отходить назад»… Поручик засуетился… Вятский его останавливал: «Эй, куды? Не велено… нельзя отступать!» Поручик отбросил его руку: «Прочь, болван!..» Грохнул разрыв. Вятский упрямо твердил: «Не отступай, ваше благородие…» Поручик убегал, торопясь. В окопах была серая каша из снега, земли, разможженного железа, дерева, шинельных обрывков.
Полк отступал, отступал и полковник. Он печально разводил руками: «Ну что ж, братцы… Мы сделали все, что могли… Дрались бы камнями, да нет их… Дрались бы?» Солдаты брели рядом. «Так точно, дрались бы, вашсокродь»… «Было б чем, мы бы взяли, вашсокродь, вина не наша». — «А я и не виню, братцы». Вдогонку отступающим полетел жалобный-жалобный человеческий крик: «Братцы-ы! Помогите…» Люди чуть остановились. Орел прислушался: «Это вятский парень кричит. Один он на весь полк там остался, — сказал, что не велено отступать». Полковник обернулся к Орлу: «Не может быть!..» Орел поглядел и сказал: «Может». Донесся снова стон: «Братцы-ы…» Полковник нахмуренно прислушался. Немецкая артиллерия продолжала калечить брошенные окопы, в которых остался лишь один человек. Полковник сказал: «Где ж тут выручить»… Снова донесся стон. Орел поглядел в глаза полковнику: «Первая заповедь: не отступать… Пойду…» И Орел пошел один к оставленным окопам, откуда звал раненый товарищ.
Орел двигался бросками, прятался. Немцы по нему стреляли. Пули срезали ветки, травинки. Он дополз до окопа. Вятский парень протянул к нему руки. Одна его нога была темна от крови. Орел подхватил парня и потащил.
Немцы стреляли еще ожесточеннее. Потом затихли… Полк вернулся, истерзанный, окровавленный, в свои старые окопы. Бой иссяк…
Орел тихо опустил на землю раненого парня. Рядом толпились солдаты, смотрели, помогали. «Эх, сердяга». Подошел полковник. Он спросил раненого: «Ну, как, братец?» Раненый был бледен, он превозмогал боль и стоны, и, стараясь улыбаться, ответил: «Ничего… вашсокродь…» — «Значит, не отступал и один?» — «Так точно, вашсокродь». — «Ну, молодчина, чудо-молодчина…» — «Рады стараться…» — раненый застонал. Полковник обратился к Орлу: «Ну, и тебе спасибо». Рядом стоял поручик. Он неприязненно, пристально посмотрел на Орла и сказал: «Виноват… В бою этот нижний чин возбуждал недовольство…» Полковник обрезал его: «А чем же быть довольным, поручик?» — «Виноват, я не кончил. Нижний чин нанес оскорбление государю императору».
Полковник насторожился: «Как, как?» Поручик продолжал. «Есть свидетель. Варварин!» Фельдфебель докладывал: «Так что он сперва людей подбивал к худому… потому таков зашептал про их императорское величество…» Солдаты зашептались и зароптали. Алешка крикнул: «Какое зашептал?.. Ушастый ты…» Полковник посмотрел на Орла: «В чем виновен»? Солдаты жадно слушали, смотрели во все глаза. Полковник кинул им: «Прочие свободны, разойтись!»… Люди, оборачиваясь, уходили. Полковник снова к Орлу: «Ну?» Рядом ждал поручик. Орел ответил: «Виновным себя не считаю. Ни в чем»… Полковник посмотрел на Орла, потом на поручика. Полковник произнес: «Обязан принять заявление господина поручика. Делу будет дан законный ход». Орел сказал: «Есть же другие свидетели…» Поручик оборвал: «Достаточно того, что сказал я…» Орел стиснул зубы и замолк. Полковник подозвал фельдфебеля: «Варварин, посадить пока этого нижнего чина».
Орла вели под конвоем. Иные встречные солдаты негромко спрашивали: «Куда, земляк»? Конвоир-еврей казенным голосом покрикивал: «Не полагается разговаривать!» Один из солдат бросил: «А, Иуда…»
Орел сидел в землянке и ждал военно-полевого суда. К землянке подошел, с трудом ступая на грубых костылях, вятский парень. Он обратился к еврею: «Пусти к товарищу». «Что за вопрос?» — «Пусти…» — «Я не вижу и не слышу». — «Пусти…» — «А, идиот!.. Я-ж сказал: я не вижу и не слышу. Иди…» Вятский вошел в землянку. Орел повернул голову. Парень сказал: «Беги, земляк, выдь вместо меня» — и он протянул Орлу костыли, побелел и со стоном опустился на землю. Он посмотрел на Орла и еще раз сказал: «Я вместо тебя останусь» Орел покачал головой: «Нет, друг, — что ж я на тебя, безвинного, свою смерть сброшу…» Оба помолчали. Раненый еще раз сказал: «Беги, земляк». Орел взял его руку: «Великое тебе спасибо за добро…» Раненый поглядел на Орла: «Чего-ж… Должник я перед тобой — по самую кончину». Орел улыбнулся: «Ладно, на том свете сосчитаемся». Помолчали оба. И, отвечая себе на какие-то мысли, Орел задумчиво, негромко сказал: «Мало, мало живет русский человек». Раненый привстал и спросил: «Имя твое как?» — «Яков». — «Будем побратимами…» Раненый расстегнул ворот, снял с себя нательный крест. «Материнское благословение тебе отдаю». Орел взял в руки крест. Раненый сказал: «А ты мне дай свой». Орел чуть улыбнулся, тут же согнал улыбку и ответил: «А у меня нету». Раненый поглядел, пораженный и испуганный: «В бога не веришь?» Орел негромко сказал: «Я в людей верю. Выполни одну мою просьбу». Раненый кивнул головой, готовый на все. «Поди, ранец мой возьми, там два листика, — вынь и спрячь или порви… Повтори». Вятский послушно повторил: «Ранец вынь и листики вынь и спрячь, а то порви». Орел сказал: «Почти так. А если засудят, — тут обо мне может спросят, — могут наведаться, — скажи: „Орел погиб, выполняя поручение“». Раненый повторил: «Орел погиб, выполняя поручение». Перекрестился и сказал: «Выполню». Орел протянул ему руку: «Ну, иди, и ни одной живой душе ни слова». Поцеловались оба и расстались. Вятский вышел, сказал часовому: «Спасибо, не забуду» — и заковылял. Он торопился в роту. Там были винтовки, ранцы, сумки. Вятский уже приближался к месту, когда увидел, что поручик брал ранец. «Этот?» Фельдфебель ответил: «Так точно, новоприбывшего, Орла. Фамилия у него такая…» Поручик увидел Вятского: «Тебе чего?» Вятский растерянно ответил: «Виноват, вашблагородь».
Орла повели на суд. Выходя, он сказал часовому: «Тяжелая работа своих на тот свет водить?» Часовой вздрогнул. В помещении за простым столом сидели в шинелях, без шапок, три офицера. Спрашивали коротко. «Фамилия?» — «Орел, ваше высокоблагородие». — «Имя?» — «Яков, ваше высокоблагородие». — «Беглый политический?» — «Никак нет, ваше высокоблагородие. Спутали с кем-то.» Тогда поручик положил на стол ранец и бумаги. «А это имущество твое?» Орел посмотрел на бумаги секунду-другую, помедлил и сказал: «Мое». — «Значит ты — политический?» — «Вы мне не тыкайте, а извольте говорить „вы“… Да, значит, я — политический». Один из членов суда читал: «Вот печатное изделие: „РСДРП“… А это в скобочках что?» — «В скобках буква „б“: большевиков». — «Что за странное слово?» — «От слова большинство…» Офицеры настороженно, пристально смотрели на стоявшего перед ними человека. Он был спокоен. Живые темные глаза его смотрели прямо и ясно. Иногда он чуть поглаживал ус. Один из судей показал на бумажку: «Почему с собой таскал?» — «Было нужно». — «Что о государе говорил?» — «Там написано». — «Зачем шел в ряды армии?» — «Не шел, а шли. Повторяю: извольте говорить „вы“». Все немного помолчали. «Так зачем в армию?» — «Чтобы вести работу в войсках и двинуть солдат против позорной монархии и войны». — «Бессмыслица… Как это солдат двинуть против войны? Солдат существует для войны». — «И революции…»— «Кто посылал? Откуда?» — «А это останется вам неизвестным». — «Знал, что можешь быть повешен?» — «Знал…» Офицеры обменялись негромко двумя-тремя словами: «Повешение?» — «Возни много: сапер беспокоить, веревки доставать…» — «Тогда просто — пли! — и исчерпано». Офицеры кивнули утвердительно председательствующему. Он громко сказал: «Встать», прочел короткий приговор. «Приговор военно-полевого суда Петровского полка. За оскорбление его величества, попытку возбуждения нижних чинов к ниспровержению существующего строя, — нижнего чина означенного полка первой роты Якова Орла исключить из военной службы, лишить воинского звания и всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через расстреляние. 28 сего февраля 1917 года».
Орла выводили под конвоем. Полковник смотрел мрачно: «Скандал, скандал…» Верховой ординарец подал ему депешу. Полковник отстранил: «После»… Тревожно и щемяще забил барабан. Фельдфебель сорвал с Орла кокарду и погоны. Он шел с обнаженной головой. Тревога и беспокойство распространялись по лесу, где стоял полк. Раздался крик: «Прощай, Орел!» Это кричал Алешка Медведев. Орла подвели к столбу. Офицер приказал: «Завязать глаза». Орел упрямо мотнул головой и отшвырнул чужую руку с платком: «Не надо. Не боюсь». Его привязали к столбу. Он оглядел мир. Вновь, еще страшнее забил барабан. Солдаты обнажили головы. Орел поглядел на взвод, стоявший на изготовку: «Братья… Доколе же будет так?.. Вас губят, а вы своих бьете?.. Мало за войну положено?» Офицер закричал: «Молчать!» Орел ответил ему: «Вы бы в бою покричали… Там вы тихие… — Ну, последнее слово… Я политик, с каторги… Оттуда бежал — бороться за вас, за вывод из войны… А вы за это бейте… Ну!.. Цельтесь хорошенько… Эх, несчастные вы люди…»
В тишине прозвучала последняя команда: «По осужденному пальба взводом!..» Вскинулись винтовки. «Взво-о-од!..» Текли слезы по лицам старых солдат.
На костылях шел раненый вятский и кричал расстрельному взводу: «Не стреляйте, братцы! В деревню вернетесь, вас не примут. Руки у вас будут в христианской крови». Еще страшнее ударил барабан. «Взво-о-д!» Рослый солдат, раздатчик патронов Иван Чортомлык кинул винтовку: «Та шо-ж воно робится: своих стрелять? Не можу!» Бросили винтовки Ермолай и еврей. «Не будем стрелять!..» — «Он человек правильный!» Кто-то кричал: «Там немцы нас казнят! А тут свои казнят!» Раненый телом своим закрыл Орла. Слезы лились по его лицу и он кричал: «Вот — бейте, если есть совесть…» Офицер снова закричал: «Взво-од!..» Винтовки ходуном ходили в трясущихся руках солдат. Орел стоял бледный и молчаливый, глаза его были раскрыты широко, и холодный ветер шевелил его волосы. Один из солдат, могучий и рослый красавец, ударил винтовкой об камень и она разбилась. Орел крикнул: «Долго мучить-то будете?..» Полный отчаянности, какого-то безмерного святого порыва, подбежал к двоим стоявшим у столба удалец Алешка, рванул на себе шинель и рубаху, крикнул: «Бей, благородье, сволочь!» — раскрыл тело свое солдатское и запел: «Вы жертвою пали…» Смута, смятение прокатились по солдатским рядам. Кто-то крикнул: «Господи благослови!..» — «Не выдавай! Земляки!» Люди кинулись вперед. Опрокидывали кипящие походные кухни, ломали первое, что попадалось на пути, и стихийное «ура!» загремело из сотен глоток. Люди не знали, что и как сказать, и всегда, когда армия российская начинала мятеж, она гремела «ура», ободряя себя и устрашая врага. Офицеры попятились. Раненый плакал и смеялся, целовал Орла и срывал с него веревки и говорил: «Со светлым праздником, Христос воскресе!.. Орел воскресе!»
«Пятый год, Ор-ел!..» — кричал удалой и расхристанный песенник. Орел глубоко вдохнул воздух, расправил освобожденные от пут руки, поднял чью-то брошенную винтовку, быстро и сильно дослал патрон в патронник и сказал товарищам: «А отступать не будете? Пятый год? А на попятную не пойдете?» Алешка кинул весело: «Н-ну, брось!» Орел кричал, кидаясь вперед: «Э, не с кухнями воюй, вы! Бери штаб за глотку!»…
Офицеры в тревоге сбегались к штабу полка. Был слышен людской гул. Полковник Бутурлин был спокоен, он лишь бросил подбежавшему бледному поручику: «Что, дорогой, вас этому в корпусе не обучали?» Поручик молчал. Ординарец вновь откозырял полковнику: «Депеш, вашсокродь!» Полковник взял: «Какого еще там, чорта?!..» Он вскрыл депешу. «…Чего и следовало ждать. В Петрограде стрельба, гарнизон братается с толпами…» Поручик: «Не верю! Народ с государем…» Полковник кивнул в сторону шумевшего полка: «А в это вы верите? На осине болтаться хотите? Судья…» Поручик испуганно: «Батарею вызвать, картечь…» Полковник оборвал его: «Картечь? Голову на плечах надо иметь, вы! Вот с чем надо идти!» — и он поднял депешу. Командир 1-го батальона, богатырский штабс-капитан сказал: «Рискнем. Иду к людям»… Полковник решил: «Уместнее верхом… Коня!» И старик махом взлетел на коня, дал шпоры, конь захрапел и взвился. Старик поскакал к солдатам, высоко подняв бумагу. Какой-то прапорщик крикнул: «Бежим и мы, а то переколют!» Поручик останавливал: «Кто за государя? Кто же за государя?..» Офицеры растерянно озирались.
Седой всадник въехал в солдатскую лавину. Она бурлила и гудела. Полковник закричал: «Шапки долой, товарищи! В столице революция…» Передние зашумели «ура». Ермолай, глядя на высоко поднятую бумагу закричал: «Манифест? А?» Полковник продолжал: «Беззаветно доблестный полк наш и здесь первым. Несправедливые деяния да не найдут себе больше места в рядах наших. Российской государственной думе, ставшей во главе народа, ура!» Полковник закричал: «Ура!» Алешка яростно крикнул: «Стой! За что солдата мучили?» К полковнику пробивались раненый вятский и товарищи, которые защищали Орла: «Судьи где?» Их приволокли… С них было сорвано оружие. Алешка искал: «Орел, где Орел?» Один из офицеров упал на колени и крестился. Алешка Медведев с раскрытым воротом, с душой, которая была вся перебудоражена, подступал к Орлу и требовал: «Что с ними делать, сказывай! Поднять?..» В руке его уже была веревка. Она захлестнула горло поручика. Все притихли. Полковник ждал. Второй офицер рухнул на колени и взмолился: «Полковник, спасите!» Поручик хотел остановить его: «Как вам не стыдно?!» В толпе загудели: «А, куражишься! — Решай их!» Офицер взвыл: «Братцы… Полковник!..» Полковник произнес: «Я предупреждал… А теперь как люди решат… Народ наш милостивый…» Стоял гул: «Поизмывались, и хватит! Решай их!» Орел шагнул вперед и за ворот поднял с колен дрожащего офицера: «Стоять не можете? В ногах слабость?.. Руки об вас марать не хочется. Пусти, Алексей. Теперь они побегают…» Один из судей, поручик, который начал дело против Орла, вскинул голову: «Побегают? Я — Долгоруков. Я присягал государю императору и моего слова ни вы, никакой народ, и ни вышняя сила не изменят. Это слово дворянина». Полк зароптал и зарычал. Орел остановил людей. Орел сказал поручику: «Не побегаете… А ну, бегом — арш!» Поручика подбодрили его же наганом. «Руки согнуть в локтях… Так. На месте!.. Ать-два-три-четыре…» Поручик повиновался… «Реже… Так… Быстрее!» Солдаты заулыбались, засмеялись… Орел посмотрел и сказал: «И вон из полка — ко всем чертям!.. Уговор: второй раз не попадайтесь!» Офицер, потный и бледный, пошел. Вслед ему орали — «ать-два!» и свистели. Он двигался по снежной дороге, упрямый, и шептал: «Mon dieux, mon roi — господь и царь, и верен буду до конца, благослови, господи, на подвиг». В полку оркестр грянул Марсельезу. Изгнанный обернулся как от удара. Лицо его исказилось и он прошептал: «Канальи, грязные канальи». И он продолжал идти, упрямый и злой.
Поделиться книгой: