— Я как раз собирался тебе звонить, — сказал шериф вместо приветствия. — Тело твоего отца отдадут завтра… для кремации.
— Нет, не отдадут.
— Что, прости?
Лейн сосредоточился на бледном куске плоти, который виднелся в кентуккском черноземе.
— Мы нашли кое-что захороненное. Прямо под окном моей матери. Ты и твои ребята из отдела убийств не хотят вернуться сюда?
— О чем мы говорим.
— Это принадлежит моему отцу, насколько я могу судить.
На одно сердцебиение установилась тишина.
— Ничего не трогай. Я выезжаю. Ты вызвал уже полицию?
— Нет.
— Позвони им…
— … чтобы было зарегистрировано в отчете.
— … чтобы было зарегистрировано в отчете, — произнес Ремси.
Лейн жестко засмеялся.
— Теперь я уже знаю.
Они оба одновременно повесили трубки, Лейн позволил себе вернуться на лужайку, где Лиззи, он и Грета сидели полукругом вокруг ямку, которая напоминала ямку для костра, но зефира не было.
Спустя мгновение из открытой парадной двери особняка послышались звуки ссоры, голос Джин становился громче, Семюэль Ти вторил ей в точно такой же тональности.
Голос Семюэля Ти. отдавался эхом в голове Лейна, который пожалел, что выплеснул свой бурбон в изгородь из самшита у входной двери.
— Эдвард, — прошептал Лейн. — Эдвард, что ты…
В округе Огден, Эдвард сидел, откинувшись на спинку стула Арчи Банкер и отказывался приветствовать своего посетителя.
— Вам не стоило приезжать сюда, совершенно нет никаких оснований.
Доктор Майкл Калби вежливо улыбнулся. Парню было тридцать пять, но выглядел он на двенадцать, по крайней мере, внешне, его красивое лицо и воронова крыла волосы давали неверное представление о его наполовину иракском происхождении, его зоркие, ничего не упускающие карие глаза видели все, их невозможно было ввести в заблуждение, думая, что можно воспользоваться его добротой. Его ум был настолько четкий, что он был живым Дуги Хаузером в медицинской школе и в ординатуре, а затем окончив, пошел помогать отцу с практикой в городе.
Эдвард был их пациентом долгие годы, но он не платил членские взносы, поскольку он относился к Чарлмонту. Вежлив ли он был к нему или нет, казалось Калби не волновало.
— Я на самом деле не нуждаюсь в твоих услугах, — выпалил Эдвард. — И что за галстук на тебе, галстук «Эрудита»?
Доктор Калби посмотрел вниз на разноцветные шелковые ленты, которые свешивались у него с шеи.
— Да. Если я вам не нужен, почему бы вам не встать и не проводить меня до двери, как подобает джентльмену?
— Мы живем во времена персональных компьютеров. Мне не хотелось бы тебя оскорблять, но это может повлечь за собой нежелательную реакцию в интернете.
Доктор Калби кивнул Шелби, которая стояла позади него, скрестив руки на груди, как боец смешанных единоборств, ожидающий взвешивания.
— Она сказала, что вы все время спотыкались в конюшне.
— Можешь это сказать в пять раз быстрее, — Эдвард указал на старомодный черный саквояж в руке доктора. — Это на самом деле то, что я думаю, или бутафория?
— Он достался мне от моего деда. И наполнен вкусняшками.
— Я не люблю леденцы.
— Вам не нравится ничего из того, что я слышал.
Доктор прошел вперед и опустился на колени перед Эдвардом, ноги которого были обуты в тапочки с монограммой, единственные, которые подходили ему, учитывая жуткую боль и отек.
— Эти тапочки просто фантастические.
— Они моего деда. Я слышал, что мужчины из Кентукки никогда не покупают себе ничего нового, кроме жены. Послушать, так наши гардеробные наполнены хлебом и рыбой.
— Больно?
Изувеченное тело Эдварда дернулась в кресле, и он схватился за подлокотники, он прохрипел:
— Не очень.
— А сейчас?
Доктор переместил его щиколотку в противоположном направлении, Эдвард прошипел:
— Это расплата за мои женоненавистнические комментарии?
— Вы признаете, что вам больно?
— Только если ты коп, играющий в демократию.
— Я гордился бы этим.
Эдвард хотел бы продолжить с ним словесную перепалку, но его нейроны слишком перенасытились сенсорной перегрузкой, и в этом не было ничего хорошего. Он крякнул и выругался, он был осведомлен по поводу Шелби, которая стояла в сторонке и с негодованием наблюдала за этим шоу.
— Вы можете попытаться согнуть ногу? — спросил Калби.
— Думаю, да.
После более двух часов пыток… ладно на самом деле двух минут, доктор Калби присел опять на корточки.
— Не думаю, что щиколотка сломана.
Эдвард посмотрел на Шелби.
— Вот видишь, представь себе это.
— Вывихнута.
Брови Шелби я-же-вам-говорила поднялись до ее волос, Эдвард неожиданно сказал доктору.
— Так поставьте ее на место.
— Вы сказали, что вывихнули ее в конюшне? Как вы попали сюда?
— Я пришел.
— Невозможно.
— Я был пьян.
— Ну, опять вы за свое. Мы должны доставить вас в ортопед…
— Я не поеду ни в какую больницу. Так что, либо вправьте ее, либо оставьте меня в покое.
— Я бы не рекомендовал вам. Вы должны…
— Доктор Калби, вы прекрасно знаете, что я пережил. Я провел в больнице такое количество дней, что хватит на всю мою оставшуюся жизнь. Довольно эффективно, правда. Так что нет, я не поеду в больницу.
— Лучше бы вам…
—
— Вот почему я хочу отвезти вас в город.
— И пост-скриптум — клиент всегда прав.
— Вы мой пациент, а не клиент. Ваше удовлетворение — не моя цель. Соответствующий уход и лечение.
Но Калби замолчал, и внимательно вперил свой взгляд в щиколотку, хотя было непонятно, то ли он раздумывал о дальнейшем обследовании или же ожидал, что пациента одумается.
— Я не могу сделать это в одиночку, — заключил он.
Эдвард кивнул на Шелби.
— Она сильнее, чем вы. И я уверен, что она хотела бы, чтобы я помучился, не так ли, дорогая?
— Что нужно сделать, доктор? — спросила она, подходя.
Калби уставился в лицо Эдварда.
— Если не будет dorsalis pedis или tibialis posterior pulse после того, как я вправлю, вы едете в больницу.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы единственный, кто легко бросается фразами на латыни. И это мои условия. Если вы отклоняете их, я ухожу, но я также обращусь в социальные сети, представив вас, как недееспособного и отстающего в развитии, саркастического человека, потом вы сможете повеселиться с вашими домочадцами над бурей, которая там поднимется.
— Ты не посмеешь.
— Попробуйте меня остановить, — последовал спокойный ответ.
— Ты жестко ведешь переговоры, доктор.
— Только потому, что вы ведете себя смехотворно.
И спустя несколько минут Эдвард завернул на тощих ногах свои джинсы, открыв искореженную ногу, согнутую в колене, и Шелби захватила руками с двух сторон его убогие колени. Из-за травмы бедра в прямом положение ноги не будут работать, как бы не хотел доктор.
— На счет три.
Эдвард собрался с силами и посмотрел прямо перед собой… на весьма впечатляющий зад Шелби. Да именно такой зад можно получить, когда всю жизнь занимаешься физическим трудом и вам всего лишь двадцать с небольшим.
Напротив на стене в кухне, начал звонить его старомодный телефон.
— Три.
Эдвард вскрикнул и раздался громкий щелчок. Но боль отступила и тупая боль тоже, причем быстро. И пока он дышал через нос, доктор Калби померил пульс на ножных артериях.
— Импульсы сильные. Похоже вам повезло, — он поднялся на свои нормально функционирующие ноги. — Но этот инцидент поднимает вопрос о том, где вы находитесь на пути вашего выздоровления.
— В этом кресле, — застонал Эдвард. — Я в этом кресле, это же очевидно.
— Вам следует вести более подвижный образ. И вы не должны заниматься самолечением прибегая к алкоголю. И вы должны…
— А слово «должен» разве не современная анафема? Я думал, что более подходит «на тот случай, если».
— Современная психология меня не интересует. Факт есть факт — вы не так слабы, как хотите показаться.
— Я так понимаю, что это означает, о рецепте на болеутоляющие не может быть и речи. Беспокоитесь, как бы второй член семьи не подсел на наркотики?
— Я не лечащий врач вашей матери. И уверяю вас, что я лечил бы ее не так, как они, если бы был ее лечащим врачом, — доктор Калби наклонился и взял свой саквояж. — Я призываю вас рассмотреть вопрос о коротком лечении в реабилитационном центре…
— Даже не думайте об этом…
— …чтобы увеличить свою силу. Я также рекомендую лечение алкогольной…
— …потому что я не верю в врачей…