Пантера

Она завелась. Принялась рыться в хакнутой базе данных, которую подогнал ей доктор Джекил. И снова ничего. Хорошо же! Пойдём к самому Магомету, потешим его Эго.

Жека действительно очень плохо скрывал злорадное торжество от её прихода; как же, только накануне сказала, будто видеть его не желает, а тут…Впрочем, радость его быстро сдулась, стоило её объяснить причину прихода. Знаток всех тайн и секретов «зловещего Кремля» ничего не знал о Лисичанске и его тайном институте. Джекил вообще думал, что этот город находится где-то за границей. Вроде бы в Белоруссии. А ну, покажи на карте. Боже, что за дыра!

Взяв с бывшего парня обещание, что он обязательно расковыряет непонятные обстоятельства, Жанна собралась в боевой поход. Взяла даже одноместную палатку: хрен его знает, может по этому Лисичанску бродят медведи, а люди ночуют в шалашах. За МКАДом то оно вона как бывает. Естественно пару камер, оптику, ноутбук, планшет, неплохой микрофон и подумав, кучу предметов личной гигиены. Супермаркеты, кто его знает, что там за супермаркеты. Лавка «Ашот» а-ка «Ашан». Теперь можно и отправляться.

Погрузившись в недавние воспоминания, девушка едва не пропустила нужный поворот и торможение оказалось несколько жёстче, чем нужно. Об этом же крикнул в окно и водитель Ниссана, едва не въехавшего ей в зад, правда выразил эту мысль он несколько иначе.

— Сам козёл! — согласилась с ним Жанна, но попеняла себе и решила впредь не ослаблять внимание иначе вся слава, которая ей достанется, сведётся к съёмкам анонимного регистратора.

К её удивлению, дорога к полумифическому Лисичанску оказалась очень даже ничего. Да что там душой кривить, даже в звуке мотора слышалось одобрение ровной поверхностью, словно её кореец искренне одобрял выбор трассы. Хорошее покрытие и абсолютное отсутствие других машин располагали к комфортной езде, спокойному созерцанию полей, мало-помалу переходящих в лесостепь, а затем и в глухой лес, поднявшийся по обе стороны дороги.

Жанне уже начало казаться, что ей сегодня не встретятся другие автомобили и она сумеет преодолеть оставшиеся полсотни километров в гордом одиночестве. Именно в этот момент в зеркале заднего вида появилась чёрная точка, которая увеличивалась с каждой секундой, пока не превратилась в минивен с эмблемой мерседеса. Микроавтобус оказался тонирован так плотно, что казался единой чёрной массой, несущейся по дороге.

Почему-то это вызывало неясную тревогу, словно ей встретился автомобиль-призрак из мистических рассказов, которые она как-то собирала для одного из своих репортажей. Минивен легко настиг автомобиль Жанны и начал было обгонять, однако притормозил и теперь ехал нос к носу с её Церато. В то же мгновение девушка ощутила на себе чей-то внимательный и недобрый взгляд, напоминающий излучение рентгеновской установки. Под настырным взором невидимого наблюдателя Жанна ощутила себя обнажённой.

И вдруг ситуация резко изменилась; с внезапным ужасом Жанна осознала, что чёрный борт стремительно приближается к её автомобилю. Она попыталась увернуться, но проклятущий минивэн продолжал прижимать её к обочине, чутко отслеживая все её попытки замедлить ход или ускориться. Это преставало походить на шутку: вдоль обочины тянулась глубокая канав и падение туда на полной скорости грозило получением серьёзных травм, а то и смертью. Оставалось сжимать баранку руля мокрыми ладонями, да громко материться.

— Сволочь! — крикнула она в окно, — Что тебе нужно, придурок?

Борт преследователя приблизился так близко, что она могла видеть своё отражение в непроницаемых окнах фургона. Под колёсами затрещал гран шлак, усыпавший обочину. Оставалось совсем чуть-чуть и…Скрипнув зубами, Жанна утопила педаль тормоза в пол и едва не воткнулась лбом в стекло, когда Церато истошно завизжал, разворачиваясь поперёк дороги. Зад машины повис над канавой, а в нос девушки ударил омерзительный запах горелой резины. С ненавистью Жанна уставилась на чёрный силуэт стремительно превращающийся в тёмную точку.

— Чтобы вы все сдохли! — прошипела она и ударила кулаками по рулю.

Никогда прежде никто не пытался убить её, причём так хладнокровно и так беспричинно. Да, в детстве и юности приходилось делать ноги от местной гопоты, желающей денег и близости, но вот такое…

— Мудачьё, — пробормотала девушка, пытаясь дрожащими пальцами включить зажигание, — Ну и где же эта полиция, когда она так нужна? Только и могут, что штрафовать за превышение скорости.

Автомобиль медленно тронулся с места и в ту же секунду тихо протарахтел телефон. Рукой, которую ещё не покинула нервная дрожь, Жанна поднесла трубку к уху, размышляя о совпадениях. Доктор Джекил сейчас не казался таким же уверенным, как обычно и в его голосе звучала плохо скрываемая паника.

— Жанет, радость моя, куда ты меня втравила, черти бы тебя взяли? — потерянно спросил он, — Я даже, мля, не ожидал такого подарка судьбы.

Ещё и это. Что ему нужно? Жанна не успела отойти от дорожного приключения и поэтому слова друга с трудом доходили до её сознания. Втравила? Куда втравила? Пока она пыталась сообразить, о чём идёт речь, одновременно управляя машиной, в динамике мелькнуло название Лисичанск и мысли тотчас стали на место.

— …я задаю ему вопрос, а он просит меня перезвонить и пишет номер, — в голосе ощущалась глубокая жалость к самому себе, — Думаю, вы чего: за дурака меня держите? Может ещё и адресок скинуть? Пишу: да, да и выхожу. Ну ни хрена себе ты залезла, дорогая! Налил себе вискарика и тут звонок, а номер то не определяется! Я сдуру возьми и ответь, а там голос такой противный, как ножом по стеклу. Что же вы, Евгений Леонидович, не звоните, спрашивает. Прикинь, они мой телефон успели пробить и данные снять! Вроде нигде не регистрировался, но к чёрту! Бросил трубку, хлопнул стакашку, а тут мой домашний раритет затарахтел и тот же тип приказал сидеть дома и не рыпаться. Жан, что это за братва? Куда ты влезла? Что мне делать?

— Собирай манатки и вали, куда подальше, — рявкнула Жанна, взбешённая этим нытьём, — Чем быстрее — тем лучше.

— А если они из ФСБ? — продолжал завывать Джекил, — А я же никогда ничего противозаконного…

— Ну и сиди дома, дебил! — девушка отключила телефон и в сердцах бросила его на соседнее сидение, — Придурок! Как я тебе давать то могла?

Выбитая из колеи, она едва не наехала на полицейского, который торчал посреди дороги и с некоторым недоумением взирал на бампер автомобиля, остановившегося в нескольких сантиметрах от его живота. Потом поднял голову и Жанна увидела, как солнце подмигнуло ей из очков стража порядка. Ну вот, здравствуйте!

Полицейский очень медленно обошёл машину и представился. Потом так же размеренно попросил документы и принялся изучать их, не снимая солнцезащитных очков. Угрюмая Жанна могла сколько угодно рассматривать своё отражение, размышляя, всё ли её дальнейшее путешествие будет таким же удачным, как его начало. Попутно девушка решила, что выглядит она всё-таки неплохо: короткие светлые волосы, слегка вздёрнутый носик и пара больших серых глаз под тонкими бровями. Пухлые губы сейчас оказались сжаты в тонкую нитку, а ямочки на щеках совершенно пропали.

Полицейский достал планшет и принялся сверять её данные со своими записями. Потом вернул документы и тяжело вздохнул.

— Вы были очень невнимательны, — заметил он и покачал головой, — А ведь запрет на телефонные разговоры за рулём придуман не просто так. Представьте, что ваша скорость была бы выше?

— Срочный звонок, — смиренно пояснила Жанна, — Очень важный.

— К сожалению я не могу принять это во внимание, — в голосе стража порядка звучало искреннее сожаление, — А если срочный звонок будет в более людном месте?

«Угу, — саркастически подумала Жанна, — на глухой дороге провинциального города!»

— Кроме того, — заметила девушка, — Было ещё одно происшествие. Меня едва не сбросил с дороги чёрный фургон, который проехал мимо вас пару минут назад. К сожалению, я забыла включить регистратор и поэтому не могу показать вам номер этих засранцев.

— Фургон? Чёрный? — полицейский наконец снял очки и удивлённо уставился на Жанну, — Ваш автомобиль — первый, который едет по этой дороге, за всё утро.

3

Неизвестно почему, но пока лифт поднимал его на административный уровень, Роберт Станиславский вспомнил свою последнюю беседу с супругой. Фактически этот разговор можно было признать финалом их долголетних отношений и его полным фиаско в роли отца и мужа. Да, да и отца тоже. После размолвки с Еленой, ни сын ни обе дочери так и не позвонили, а когда он пару раз набрал меньшую, та упорно сбрасывала отца. Всякий раз внутри просыпались горечь и непонимание: как же так? Неужели он мало дарил им подарков, давал денег на исполнение любых желаний и просьб? Да, профессор не мог долго находиться рядом с близкими, но как иначе он мог заработать денег на шикарный дом, машины и дорогие вещи?

Как кричала Елена: «Ты превратился в бездушный агрегат! В банкомат, для выдачи наличных! От тебя исходит не больше тепла, чем от куска льда зимой. Дети забыли, как выглядит их отец, а я не помню, чтобы ты просто обнял и поцеловал меня».

Отлично! А те букеты, которые, по его заказу, доставляли к каждому празднику? А украшения, которые он заказывал из Франции и Италии, не считаясь с расходами? Обнял и поцеловал! Как будто у него оставалось время на эти глупости! Просто Лена зажралась в своём пряничном домике и ему давно следовало найти занятие для скучающей супруги. И детей наверняка подговорила именно она.

Ладно. Как только они закончат эксперимент, Роберт тотчас обратится в лучшую юридическую контору, и они окончательно прояснят этот вопрос. Чёрт с ним с домом, он заработает ещё, особенно если всё получится, но детей Лена у него не заберёт.

Впрочем, надо признать, подсознательно Станиславский даже оказался немного удовлетворён. Никто больше не отвлекал его от работы дурацкими звонками и не слал на почту сообщения, требующие непременного ответа. Можно сосредоточиться исключительно на проекте и спокойно довести его до конца.

В этом отношении Профессору больше всего нравилось поведение Орлова. В силу некоторых причин, парень был туп, как пробка, но всегда старался компенсировать глупость усердием. Главное, никогда не лез с участливыми советами и не обижался на выговоры. Идеальный товарищ. Может взять его пожить в доме, пока Елена съехала с детьми? Хоть какая-то живая душа.

Роберт тихо хмыкнул и его тонкие губы раздвинула сдержанная улыбка. Нет, он никому не озвучит эту мысль вслух и в этом проявится его сила. Профессор всегда мог дать понять оппоненту, какое тот ничтожество, простым молчанием, поднятой бровью или кривой ухмылкой. Именно так он вёл себя на заседании того учёного совета, когда окончательно решилась его судьба, разведя пути с прежними коллегами.

Его назвали живодёром, вивисектором и даже фашистом. И это всё за несколько революционных экспериментов, шедших вразрез с политикой учреждения. А ведь испытуемые сами дали согласие на испытания и никто из них не получил серьёзных травм; так, лёгкие повреждения, которые каждому компенсировали премией. Зато, какой успех! И к чёрту ваш институт!

Тем более, в тот же вечер с ним связались некие люди и начали осторожно зондировать на предмет новой работы. Потом назвали место и спросили, как он относится к учредителю. К учредителю Роберт относился, честно говоря, не очень хорошо, ибо отлично знал, откуда растут уши у фонда, снабжающего финансовой наличкой подобные институты. Но тема…Да и люди терпеливо пояснили, что политика фонда кардинально изменилась и теперь он изменил вектор противодействия, на параллельный. То есть перестал угрожать безопасности России.

С вектором оказалось очень непонятно, тем более, что большинство обещаний оказались лишь обещаниями. Нет, деньги платили и весьма приличные, но работа…Чёрт побери, здесь больше всего ценили выскочек, способных молоть длинным языком и выпрашивать деньги у большого брата. Таких, как этот молокосос Барков!

Долгое время лаборатория Станиславского прозябала на жалких подачках, в то время, как этот бездарь и тупица тратил огромные деньги, проверяя безумные гипотезы, рождённые его накокаиненным мозгом.

Сколько раз и директорском кабинете и в домашних условиях, за стаканом виски, Роберт доказывал Сергею свою правоту, демонстрируя отточенную логику холодного разума и тот полностью соглашался с ним. Но потом вновь упоминал таинственных кураторов, ссылаясь на их особое видение проблемы и разводил руками. Оставалось верить, что рано или поздно времена мракобесия пройдут и светоч истины озарит тёмные уголки.

И вот его время пришло.

Никто особо не распространялся, но каждому, имеющему на плечах голову, а не кочан капусты становилось ясно: в пятой произошли крупные неприятности. Нет, не так. Неприятности — слишком мягко сказано. Катастрофа — то самое слово. Все сотрудники проштрафившейся лаборатории напоминают теней из чистилища и шарахаются, стоит к ним обратиться, а их руководитель и вовсе перестал появляться на рабочем месте. По слухам — беспробудно пьянствует.

Станиславский и не думал завидовать, он вообще считал зависть и мстительность печальными рудиментами. Тем не менее, доктор посчитал провал пятой — закономерностью, предопределённой законами справедливости. Поклонники ложных богов должны освободить место, чтобы не препятствовать распространению истинного учения.

Двери тихо разъехались и доктор оказался в небольшой комнате. Почти всё её пространство занимал мужчина гигантского роста с крохотной головой на широченных плечах. На уродливой физиономии облагороженной обезьяны, расплылась широкая улыбка узнавания: не так уж много постоянных посетителей проходило мимо охранника.

— Доброе утро, — квакнула горилла в тёмном пиджаке, — Нас предупредили о вашем приходе, но, сами понимаете…Работа есть работа.

Охранник поднял детектор и принялся водить им, начиная с ног. Станиславский терпеливо ожидал окончания процедуры, наблюдая, как плоский затылок сменяется уродливым лицом. В очередной раз учёный задал себе вопрос: зачем на свет появляются подобные дегенераты, способные лишь на самые простейшие действия?

— Как супруга? — равнодушно спросил учёный, — Такая же сварливая?

— Как обычно, — охранник тяжело вздохнул, — Пилит каждый день: то ей новый телефон, то — машину. А теперь думает поехать в Новую Зеландию. Кажется, она думает, будто я тут работаю директором.

— Не поддавайся, Фёдор, — Станиславский с некоторым трудом вызвал из памяти имя собеседника, — Или заведи себе любовницу, помоложе.

— Что вы! — тот даже испугался, — Если узнает — убьёт на месте! Пусть себе пилит, я уже привык. Можете проходить.

Охранник посторонился, а дверь щёлкнула и открылась, приглашая в приёмную. Секретарша, крупная грудастая девица с короткими чёрными волосами, приветливо улыбнулась посетителю и кивнула в сторону кабинета директора. Доктор мимоходом оценил длинные красивые ноги, но никаких выводов делать не стал.

Сергей Малов, высохший плешивый мужчина, шестидесяти с небольшим, располагался за огромным столом, размеры которого превращали хозяина кабинета в настоящего карлика. Обычно огромное полированное пространство заполняли разнообразные бумаги — единственный вид информации, который Малов считал достоверным, называя современные девайсы электронными вампирами.

Однако сейчас стол оказался девственно пуст, если не учитывать одинокий смартфон, испуганно отползший на самый край. Хозяин кабинета сидел в глубоком кожаном кресле и внимательно изучал лист бумаги. Физиономия Малова кривилась так, словно ему подсунули вердикт о прекращении финансирования.

— Привет, Робби, — поздоровался он, не отрываясь от чтения, — Посиди немного. Ещё пара минут…

— Здравствуй, Сергей, — Станиславский послушно опустился в жёсткое кресло, предназначенное посетителям и посмотрел в окно: дождь напоминал о себе лишь одинокими каплями.

Малов дочитал бумагу и нервно сунул её в пасть шредера. Тот довольно заурчал, превращая документ в серпантинные ленты и сплюнул в металлический лоток, которые позже отправят в печь. Директор потёр лицо и только сейчас, глядя в покрасневшие глаза, Станиславский понял, насколько его руководитель измучен.

— Робби, — пробормотал Малов, — У нас появилась проблема…К чёртовой матери! Нет, не одна проблема — целая куча долбаных проблем. Самые худшие, из них, это те, что касаются нарушения протокола безопасности. Проклятье, я даже не знаю, с чего начать.

— Начни с самого начала, — посоветовал Станиславский, скрывая улыбку.

Малов недоумевающе уставился на него, а потом принялся кудахтать, словно курица, снёсшая золотое яйцо.

— Всё шутишь, Роберт, — он внезапно оборвал нелепое веселье, — А мне, вот — не до смеха. Какой-то непонятный тип, вроде бы — блоггер, принялся рыть носом, отыскивая информацию по нашему институту. Понятия не имею, сколько мути он поднял на поверхность, прежде чем проснулась наша служба, чёрт бы её, безопасности!

«Давай, давай, выговаривайся. — подумал Станиславский, — Ты же именно для этого меня позвал. Всё, как обычно — Серёжу клюёт жарены петух и он срочно ищет жилетку, куда можно излить слёзы».

— А потом появляется некая журналистка или типа того. Наши люди тормозят её на въезде в город. Ну, проверка документов, то — сё…Эта заливает, дескать пишет репортажи о маленьких городках. Врёт, сучка! — Малов стукнул кулачком по столу и поморщился, — Журналистка — одно название! Да и не писала она сроду ничего подобного — тусовки да наркоманы. А тот блоггер, как выяснилось — её хахаль. Вместе, короче, работают. В общем, имеем мы конкретную утечку и если куратор узнает, как обстоят дела…

«Старый добрый Малов, — насмешливо размышлял Станиславский, — Давненько ты не вызывал приятеля Робби, чтобы излить на него поток испуганного сознания. Видать навалилось, по полной. Ну хорошо, давай, про пятую».

Точно прочитав мысли старого товарища, Малов вздохнул и мешком осел в кресле, почти скрывшись за огромным столом.

— А тут ещё и пятая! — плаксиво хмыкнул он, вызвав ухмылку на лице Станиславского, — Да, да, Роберт, я всё помню. Ты, как всегда, был абсолютно прав. Надо было тебя сразу поддержать, глядишь, сейчас одной проблемой оказалось бы меньше. Дебилы, мля! Дела у них идут всё хуже и хуже, но в рапортах — зашибись! Потом всё летит к чёрту, а Барков мямлит об увеличении финансирования. Ага, сейчас! А после — херак и у них сбегает объект. Просто класс!

До Станиславского сначала не дошло. А потом он сообразил и даже привстал, недоверчиво глядя на Сергея. Вот это да! Это — даже не катастрофа, это…Роберт призвал себя к порядку и спокойствию.

— Первый или второй?

— Слава богу — второй, — Малов вновь приложился кулаком и зашипел, взмахивая ушибленной конечностью, — Извини. Нервы на пределе и я себя совершенно не контролирую. Ладно, хоть ты порадуй; расскажи, как идут дела. Слышал, ты получил необходимое?

— Получил? — усмехнулся Станиславский, — Сам привёз. До сих пор не могу отойти от этой экзотики, а кровать в отеле мне ещё долго будет сниться. В кошмарах, естественно. Однако, я теперь могу начинать полноценный эксперимент. Точнее — его первую фазу.

Он замялся, думая, как продолжать и Малов пришёл ему на помощь:

— Если нужно что-то ещё; проси — не стесняйся. Теперь все ставки — исключительно на тебя.

— У нас есть объект для первой фазы, — пояснил Станиславский, — Если ты ещё помнишь специфику объекта второй фазы, должен сказать — он нужен, как можно быстрее. В идеале — сегодня. Быстро проведём обе фазы — быстрее оценим результаты и сможем корректировать процедуру. Думаю, ты нуждаешься в успехе больше, чем кто бы то ни было.

— Не беспокойся, — Малов отмахнулся, — С этим проблем не будет — можешь приступать к первой стадии. Главное помни: инвестиции требую адекватной отдачи. Не хотелось бы, чтобы пришлось разочароваться в тебе, как в этом ничтожестве Баркове.

Они пожали друг другу руки и Станиславский направился к выходу. Уже взявшись за ручку, доктор услышал неожиданно спокойный и холодный голос Малова:

— И ещё, Робби, запомни сам и передавай всем своим: грядут перемены, так что пусть держат языки за зубами.

Оставшись один, Малов долго сидел и рассматривал противоположную стену, украшенную абстрактной картиной. Директор ощущал себя настоящим стариком, а предстоящее дело выматывало ещё до его начала. Кое как собравшись, Малов открыл один из ящиков стола и приложил большой палец к впадине в серебристой крышке прямоугольной коробки.

Внутри притаился его главный скелет в шкафу — старинный проводной телефон, защищённый от прослушки, лучше всякой спутниковой связи. Малов не знал, куда уходит толстый экранированный провод — на противоположную сторону земли или в соседний кабинет. Да это и не имело ни малейшего значения.

Директор медленно снял трубку со специальной подставки и та сразу же подмигнула красным огоньком. В ухе коротко пискнуло и зашипело. Почти мгновенно трубку сняли на другом конце и холодный голос, каким могла бы общаться сама смерть, произнёс:

— Слушаю.

Проглотив сухой ком, ставший в горле, Малов выдавил:

— Бруно? Это я — Кочет.

4

Комплекс упражнений подошёл к завершению, к той самой вершине, достигнув которой ощущаешь, как усталость исчезает в ослепляющей вспышке. И в этом ярком сполохе сгорают болезни и хвори, терзающие тело. Мало того, на недоступном пике растворяется само Я и человек дрейфует в волнах мирового эфира. Нет бренной оболочки, подверженной влиянию предательского мира, а лишь присутствует сияние божественной неуязвимости — почти всемогущества. В чём-то ощущение напоминает оргазм, но всё же превосходит его, и дарит небывалое единение с мирозданием.

Именно в этот бесконечный миг божественного творения, пронзительное тарахтение разорвало тишину. Проклятый звук казался вездесущим. Да так оно и было: он специально выбрал этот аппарат, чей звон можно было различить в любой комнате.

Чип вернулся в реальный мир и ощутил, как струйки пота медленно стекают по его выпуклым мышцам, постепенно застывая и неприятно стягивают кожу. Смахнув пот со лба и чертыхнувшись, молодой человек встал на ноги и направился к проклятущей машинке, продолжающей разрываться хриплым звоном. Свои ощущения Чип сравнивал с обломом дикого оленя в период случки, которого в последнее мгновение отогнали от желанной самки.

Самое обидное: даже обматерить звонившего он не мог. По этому аппарату звонил один единственный человек и ругаться с ним — себе дороже.

Перепрыгивая через две-три ступени, Чип спустился в прихожую и подошёл к телефонному аппарату — огромному древнему чудовищу, для которого он специально выделил столь же архаичный столик у высокого, в человеческий рост, зеркала. Аппарат Чип нашёл в антикварной лавке, во время одного из своих, бесцельных путешествий по столице и тут же оказался очарован старинным приспособлением. Жаль, но тут не было ручки, которую нужно крутить перед звонком, так было бы совсем идеально.

Игнорируя пояснения крючконосого антиквара, парень тут же выложил нужную сумму и терпеливо дождался, пока рухлядь упакуют. Выйдя из магазина, Чип полчаса очищал нос от залежей старинной пыли и размышлял, как присоединить телефон к той самой линии. Собственно, с этой целью он его и купил.

Чип снял трубку, разом успокоив дребезжащую коробку и поднёс тяжёлую чёрную штуковину к уху. Что-то тихо щёлкнул и прорезался спокойный мужской голос.

— Чип? — спросил голос и не дожидаясь ответа, продолжил, — Это — я, Бруно.

Вновь щёлкнуло и трубка онемела. Не слышалось даже гудков. Впрочем, так и должно было быть. Чип подбросил трубку в руке и осторожно положил на блестящий рычаг. Осторожно, потому как, в каком-то смысле этот телефонный аппарат был опаснее любой, самой ядовитой, змеи. Ну что же, оставалось узнать, где находится жертва.

Всё это происходило далеко не в первый раз, но даже теперь парень ощущал лёгкую дрожь в кончиках пальцев и странное онемение в висках. Пытаясь успокоиться, Чип осмотрел собственное отражение в зеркале: мускулистый молодой человек, двадцати — двадцати пяти лет, коротко стриженый, с татуировкой дракона на груди и языками цветного пламени, опоясывающими левую руку. Голубые глаза холодно смотрели на мир из-под низкого широкого лба, а губы, как всегда, оказались плотно сжаты, из-за чего казалось, будто их обладатель презирает весь этот мир. Ничего нового, в общем.

Мгновение Чип размышлял: принять ли душ или сразу взглянуть, какая работа его ожидает. Любопытство взяло верх, тем более, что он отлично понимал: если его не утолить, то никакого удовольствия от водных процедур не получить. Поэтому, парень прошёл в кабинет и проверив почту, открыл присланный файл.

Ну и кто у нас тут? Ага, некий Евгений Самойлов, позиционирующий себя, как эксперт по информационным технологиям, а на деле — обычный блоггер — дармоед. Если судить по фотографиям и короткому видео — типичный хипстер, каких Чип откровенно недолюбливал, называя инфантильными придурками. Так или иначе, но образ Самойлова, его место проживания и некоторые привычки чётко опечатались в памяти Чипа. Парень ещё раз пробежался по файлу, убедившись в том, что ничего не пропустил и полностью уничтожил сообщение.

Потом он восстановил в памяти всю информацию, подивившись тому, как подобный червь мог обеспокоить его работодателя. Впрочем, случаи бывают разные, да и вообще, всё это — не его дело.

А вот контрастный душ, это — тема! Чип тщательно вымылся под горячей водой, почти кипятком, уничтожая все следы пота и усталости, а потом принялся бичевать тело ледяными струями, представляя себя едва ли не пингвином. Повторить и повторить, пока кожа не начала протестовать. Ф-вух, хорошо! Парень вытерся большим жёстким полотенцем, ощущая себя, как нельзя живым. Ну что же, для доведения до нужной кондиции, оставалось побриться и расчесаться.

Чип чувствовал себя просто великолепно.